Looks Not With The Eyes

Нориаки обнаружил, что есть много плюсов в его медленно развивающихся отношениях с Джотаро. Например, свобода. Конечно, он уверен, что мог спокойно гулять по замку и заглядывать хоть в каждую щель, покуда ему позволяли ноги, — его ведь никто никогда не пытался остановить: ни Полнарефф, ни Абдул, ни даже сам хозяин. Но в его душе все равно присутствовал постоянный страх, что за углом его поджидает тучная фигура Джотаро, а в мыслях — неизбежное подозрение, что он нагло вторгается в чужую личную жизнь, несмотря на все вежливые слова Абдула. Так что в конце концов, Нориаки чувствовал себя так, словно он заперт в спальне, в которой впервые проснулся, как будто она стала его личной тюрьмой. После короткого столкновения в конюшне, он начал раздумывать над тем, что Абдул все же говорил больше правды, чем он изначально предполагал, а после ужина от Полнареффа он окончательно убедился в чужом гостеприимстве, и это дало ему смелость более тщательно изучить весь оставшийся замок с его темными комнатами и похожими пустующими коридорами. Больше всего ему нравилась библиотека. Здесь меньше всего было заметно, что ей никто не пользуется, возможно, потому что книги сами по себе придавали комнате жизни и потому что тишина, которая казалась такой оглушительной во всем замке, в библиотеке была правильной и нормальной среди кучи стеллажей с ровно расставленными романами. Нориаки провел там весь день, когда впервые обнаружил, просто ради того, чтобы почувствовать, что он снова попал в обычную комнату. На второй день он распахнул тяжелые шторы на окнах и начал изучать пальцами книжные корешки, как будто вновь знакомился со старыми друзьями. После этого Абдул предложил ему заглянуть в прилегающую комнату, в которой, как подозревает Нориаки, он незаметно прибрался, чтобы подарить ему хоть небольшой комфорт. И когда Какеин все же зашел туда, то увидел невероятно уютное место, с горящим огнем в чересчур большом камине и таким толстым и мягким ковром, что на нем с удовольствием можно было бы лечь спать. Тогда Нориаки вернулся к полкам, чтобы рассмотреть открывшиеся перед ним варианты с более четким вниманием, чтобы найти название, которое завлечет его познакомиться с книгой не только внешне, и снова пошел в комнатку, где полностью растворился в словах перед глазами, пока теплое свечение трещащего огня отгоняло от него висящий в воздухе зимний мороз. Он возвращался туда каждый день почти неделю. Одна книга следовала за другой, вторая — за третьей, и Нориаки чувствовал, что распорядок его дня начинает обретать какую-то рутину, теплый уют, который он и не надеялся найти в месте, где даже стены казались отягощены силой проклятия, которое душило все и всех. Странно было думать о том, какой далекой казалась теперь его деревня, каким далеким даже в его собственной памяти было его прошлое — иногда Нориаки чувствовал, что отдаляется от того человека, которым когда-то был, или снова становится тем, кто не вписывался в простую деревенскую жизнь, к которой он пытался так долго привыкнуть. Каждый новый день заставлял лица его соседей расплываться в непроглядном тумане немного больше, распутывал некоторую связь с домом, пустующем без его присутствия. Однако силуэт его отца наоборот приобретал более четкие очертания, словно его детские воспоминания были запечатаны в книгах, которые он читал с ежедневно растущей скоростью. Он вспомнил вкус конфет, которые один из лавочников за углом родительского дома всегда ему давал, если он хотя бы просто проходил мимо. Он припоминал свечение заката, которое казалось еще прекраснее из-за окружающего городского пейзажа, света в окошках, что всегда горел даже глубокой ночью. Также к нему возвращались языки: отрывистые стихи на немецком, которые иногда рассказывали его знакомые с соседней улицы, или легкое журчание французского, вырывающееся из уст его отца во время деловых разговоров. После недели чтения различных фолиантов на невероятной скорости, Нориаки наконец-то добрался до очередной иностранной книги, в названии которой то и дело встречались гласные буквы, что походило на ритмичную утонченность итальянского. Поэтому он провел остаток дня, запоминая значения каждой стихотворной строчки, распутывая узелки в своей памяти в сопровождении лишь звука огня. Это спокойное времяпрепровождение. Нориаки нравятся дни, протекающие таким образом, когда единственное изменение — это прогресс в книге, которую он оставил на ковре перед камином, чтобы вернуться к ней на следующий день. Похоже, невозможно, чтобы все всегда было так спокойно, но легче думать, что один день может перетекать в другой и при этом никак кардинально не влиять на будущее. Нориаки позволяет часам вырасти в дни, а дням — в недели, пока однажды Джотаро его не находит. Нориаки далеко не сразу осознал, что уже не один. Он был посреди предложения, беззвучно повторяя слова губами, пока его разум напрягался в поисках почти позабытых слов, написанных чернилами на бумаге. А здесь, как и в любом другом месте замка, неестественно бесшумные двери, словно специально созданные для того, чтобы незаметно красться. Нориаки дошел до конца страницы и только тогда понял, что комната стала ярче, чем была, что он видит лучи солнца позади него, которые присоединились к единственному источнику света — камину. Поэтому он обернулся через плечо и увидел, что Джотаро стоит в проходе и наблюдает за ним. — О, — сказал Нориаки. Его плечи напряглись от дискомфорта, неловкости от того, что на него смотрели до того, как он понял, что у него компания; однако Джотаро выглядел куда более напряженно, так что неуверенность Нориаки едва ли не разом отступила, перерастая от смущения до успокоения так же быстро, как он опустил книгу на колени и обернулся полностью, — привет. Джотаро кивнул головой, пускай и не стал озвучивать какой-либо внятный ответ. Нориаки вздохнул, раздумывая, сказать ли ему что-то еще, но потом услышал: — Я не знал, что ты здесь, — сказал Джотаро, его низкий голос полностью лишил предложение эмоций и вообще какого-нибудь намека на то, что он имел в виду. Нориаки ни за что бы не понял значения чужих слов даже две недели назад; но он стал лучше понимать невысказанные подсказки и без обычного человеческого лица. Ему кажется, он понимает, что другой пытается сказать, пусть слова и носят относительно нейтральный тон. — Да, — ответил он, пытаясь звучать как обычно. — Я начал проводить большую часть дня здесь, за чтением, — он положил пальцы на раскрытые страницы книги и захлопнул обложку. — Я тебе для чего-то нужен? Джотаро покачал головой, физическая реакция оказалась быстрее вербальной. — Нет, — сказал он и сделал шаг вперед, словно отвечая на движение Нориаки своим. Он отошел от двери, так что она смогла закрыться за его спиной и оставить их стоять в пляшущих бликах согревающего комнату огня в камине. — Можешь остаться здесь.  — Хорошо, — кивнул Нориаки, но его мысли были сосредоточены далеко не на словах: он смотрел на то, как Джотаро пересекает комнату, склонив голову вниз, отчего Нориаки не видел его глаз, пока он подходил ближе к источнику огня в паре метров от того места, где сидел Какеин. Джотаро устроился на полу, не встречаясь с ним взглядом, ерзая по толстому ковру, словно проверял на качество его мягкость. А потом, пока Нориаки все еще смотрел на него, не поднимая головы, он сказал: — Можешь продолжить читать, — Джотаро смотрел куда-то вбок, на каменную стену рядом с камином. — Я не против. — О, — выдохнул Нориаки и опустил взгляд на книгу в руках. — Спасибо, — он снова раскрыл обложку, вернувшись на страницу, где остановился, но какой-то момент он совсем не мог сосредоточиться на словах, даже на заголовке, написанном большими темными буквами наверху бумаги. Он просто пялился вперед несколько долгих секунд, чувствуя, как сердце громко стучит в груди, пока он пытается себя успокоить, пока пытается начать думать о книге в руках, а не тени, что появилась рядом; и где-то посреди его размышлений Джотаро прочистил горло так, что с легкостью можно было бы перепутать это с рычанием, и прямо спросил: — Что ты читаешь? — это вернуло все внимание Нориаки на объект, который и был его главным отвлечением. — Что? — переспросил он скорее по привычке, нежели от чего-то еще, поэтому сразу же добавил: — Поэзию, — он успел вовремя, потому что Джотаро как раз собирался повторить свой вопрос. Его взгляд поднялся от рук Нориаки на его лицо, голубые глаза столкнулись с другими, и Какеин сделал глубокий вдох, пытаясь вспомнить, как разговаривают хотя бы на его родном языке, потому что его мозг словно выключился от такого напряжения. — Я нашел эту книгу на полке, пока искал, что почитать, — он поднял ее вверх, чтобы Джотаро мог рассмотреть книгу, хотя он точно сидел достаточно далеко, чтобы действительно суметь прочитать позолоченные буквы на обложке. — Надеюсь, ты не против. — Нет, — покачал головой он. Нориаки чувствовал, что даже воздух трясся от тяжести голоса Джотаро, как будто закрытого пространства, в котором они оказались, было достаточно, чтобы звук мог эхом отскочить сам от себя и заполнить всю комнату. Джотаро все еще смотрел на Нориаки, а не на книгу в его руках. Нориаки скорее научился бы летать, чем сумел бы отвернуться. Наступила пауза, и вибрация от чужих слов только улеглась, когда Джотаро добавил: — Не прочитаешь мне ее? — без всякого подвоха под этим вопросом. Нориаки моргнул. У него ушла пара секунд на то, чтобы вернуть себе способность говорить из-за странного неотрывного внимания Джотаро. Но ответ, в конце концов, был прост, по крайней мере это он знал точно. — Конечно, — ответил он, но решил, что будет справедливо предупредить, — Она на итальянском. — Нормально, — сказал другой и снова отвернулся, чтобы уставиться на камин, и со стороны могло показаться, что он совершенно забыл, что Нориаки все еще в одной с ним комнате. Нориаки лишь смотрел на него несколько мгновений, ощущая чересчур быстрый стук собственного сердца, а потом он наконец полностью вернул внимание на книгу. Хотя бы он мог читать достаточно хорошо. Конечно, переводить слова в голове так же быстро, как слова вылетали из горла, было для него невозможно, но он воспроизводил звуки четко, и Джотаро никак не комментировал произношение Нориаки или его акцент, даже если тот остановился в конце поэмы, чтобы услышать что-то. Он молчал пару секунд, позволяя тишине достигнуть до самого края комнаты, потом снова опустил взгляд и перевернул страницу, продолжая читать следующий фрагмент текста. Нориаки не знал, сколько они так сидели. Иностранные слова с легкостью ложились на язык, их ритм будил полузабытую память, которая помогала ему правильно произносить гласные и согласные. После первой поэмы он без сомнений перешел ко второй, даже не оторвал взгляд от страницы, продолжая углубляться в чтение. Джотаро рядом с ним хранил полное молчание. Нориаки мог бы сказать, что забыл о его присутствии, если бы это, конечно, вообще было возможно. Но это напряжение тоже было приятным, настолько, что Нориаки перестал обращать внимание на время и был сосредоточен только на словах перед глазами, пока, наконец, не достиг конца первой части, что заставило его приостановиться. Он замолчал, моргнул на пустую страницу перед ним, которая означала конец раздела. Тут с другой стороны шелохнулся Джотаро, выдыхая так, словно ему было очень комфортно, пока Нориаки не обернулся и не увидел, как он смотрит на огонь. Он выглядел задумчиво, ну или максимально близко к этому. И Нориаки внезапно ощутил, что смотрит на кого-то, кого никогда в жизни не встречал, словно устрашающий рост и телосложение Джотаро уменьшились от пары вздохов. — Ты… — начал Нориаки и остановился, когда звук его голоса перевел внимание Джотаро на него. Они какое-то время молча смотрели друг на друга, пока Нориаки не сглотнул и не закончил свой вопрос. — Ты знаешь итальянский? Взгляд Джотаро упал на все еще раскрытую книгу в руках Какеина, и затем он покачал головой. — Нет, — сказал он. — Это книга деда. По коже Нориаки прошлись мурашки, неловкость и неуверенность сразу наполнили его тело с ног до головы. — О, — сказал он и тоже глянул на тяжесть в его ладони. — Извини. Я не знал. Джотаро снова покачал головой. — Все нормально, — ответил он и отвернулся к огню. Наступила короткая пауза, немного сомнения, а потом: — Можешь продолжить читать, — предложение было чем-то между разрешением и приказом. Нориаки долгое время смотрел на собеседника. Огонь теплым светом окрашивал темную шкуру, словно пытаясь превратить черный мех в золото, словно подчеркивая намеки на фиолетовый и синий, которые в темноте Какеин никогда раньше не замечал. От этого Джотаро выглядел печальнее, будто он перестал слышать тихий шепот ностальгии, но опять-таки — возможно, все дело в воображении Нориаки; возможно, в его восприятии, которое, похоже, изменилось так же сильно, как и он с каждым проведенным в этом замке днем, с каждой ночью, благодаря которой его комната в башне все больше и больше начинала казаться домом. Он опустил голову на книгу, перевернул страницу, открыв новый раздел, и продолжил читать для Джотаро вслух на языке, который был ему незнакомым даже больше, чем самому Нориаки. И все же, Нориаки не мог отделаться от чувства, что это был лучший разговор за все время их знакомства.