Looks Not With The Eyes

— Это несправедливо, — заявил Полнарефф, с размаху швыряя карты перед собой. — Как ты постоянно выигрываешь? У меня даже лица нет, я наверняка должен блефовать лучше тебя. — Тебя слишком легко прочитать, — ответил Абдул, сидя на краешке стола, откуда он с удовольствием наблюдал за развернувшейся карточной игрой между доспехом и человеком. — Запросто можно понять, когда тебе везет — ты сразу начинаешь ерзать. — О, конечно, — рыкнул Полнарефф и повернулся к Абдулу с максимальным раздражением, которое вообще могла показать куча железа. — Что-то я не вижу, чтобы ты играл со мной, умник. — Я плохо блефую, — немедленно отозвался Абдул, так же, как и в первый раз, когда эта тема только всплыла. Нориаки не совсем уверен в правдивости данного предложения — Абдул казался таким собранным; спокойная отстраненность, присущая профессиональным игрокам в покер, вполне естественно ему бы подошла, особенно в нынешней его форме — но он не стал давить. — Не хочу потакать твоему эго своим проигрышем. Полнарефф на это вздохнул так тяжко, что звук аж отразился эхом внутри его доспех. — Было бы неплохо, знаешь ли, — сказал он и потянулся к разбросанным ранее картам. — Или, может, Какеину стоит сыграть с Джоджо. Отличное будет зрелище. — Джотаро играет в карты? — недоверчиво спросил Нориаки. — Обычно нет, — отозвался Абдул, успевая прервать еще не начавшиеся спутанные объяснения Полнареффа, ради которых он уже делал глубокий вдох, — я видел такое только один раз. — Но это было невероятно, — все-таки вставил Полнарефф, облокотившись о стол, словно собирался рассказать какой-то секрет. Нориаки ничего не мог поделать с улыбкой, расцветшей на губах, хоть он и был без понятия, к чему тот клонит. — Абдул говорит, что это самая впечатляющая вещь, которую он когда-либо видел. — И пугающая, — сказала птица, распушив перья, как будто добавляя веса своим словам. — Это явно не тот опыт, который я хотел бы снова пережить. Полнарефф застонал и откинулся на спинку стула. — В тебе никакого духа приключений, — недовольно вздохнул он. — Наверное, — согласился Абдул таким тоном, будто ему сделали комплемент, а не пытались оскорбить. — Или, возможно, я просто не настолько безрассудный, как некоторые. — Эй! — воскликнул Полнарефф, — Если ты так пытаешься меня задеть… Дверь в комнату внезапно распахнулась, и это заставило всех троих испуганно подпрыгнуть. Игги, который лежал под столом, подскочил на ноги и начал злобно рычать, пока не узнал вошедшего — после этого он уселся обратно с видом вселенски уставшего существа. А Джотаро, казалось, и не заметил, какой шум поднял своим резким приходом. Он осмотрел сидящих за столом: мельком кинул взгляд на Полнареффа с Абдулом и остановился на Нориаки. — Какеин, — сказал Джотаро, не разрывая зрительного контакта, — пойдем со мной. — Эй! — воскликнул Полнарефф и облокотился о стол с намеренным звоном металла. — Мы посреди игры. То, что ты хозяин этого замка, еще не значит, знаешь ли, что у тебя есть право… — Конечно, — ответил Нориаки и моментально встал на ноги, не дожидаясь окончания тирады Полнареффа. Тот раздраженно фыркнул, но Какеин даже не оглянулся, пока шел через всю комнату к тому месту, где стоял Джотаро. — Веди. Джотаро бросил еще один взгляд Нориаки за плечо на стол, но на него уже не обращали внимания, потому что Абдул говорил: «Успокойся, я с тобой сыграю», Игги приглушенно тяфкал так, словно смеялся, а Полнарефф согласно бурчал себе под нос. Видимо, этого хватило, чтобы успокоить возможно возникшие переживания Джотаро — он снова посмотрел Нориаки в лицо. — Сюда, — сказал он и дотянулся своей рукой до руки Какеина, одновременно мягко хватая его за запястье и поворачиваясь к двери. Нориаки едва не споткнулся в попытке поспеть за Джотаро, но тот, кажется, этого даже не заметил. Вместо этого он вышел из комнаты, резко завернул и пошел в направлении лестницы с такой скоростью, что Какеину почти пришлось бежать, чтобы успеть за ним. Нориаки бы обязательно спросил, куда они идут, но Джотаро настолько был сосредоточен на своих шагах, что вопрос наверняка оказался бы неуслышанным. К тому же, на его лице не было ни намека на беспокойство — только яркое, торопливое волнение, как у ребенка, который от восторга не может сдержать свой энтузиазм. Это сравнение заставило Нориаки улыбнуться, пускай он и не знал, отчего у Джотаро появилось такое необычное настроение. Они дошли до подножия лестницы, и Джотаро рванул вперед, когда Какеин еще даже не спустился с последней ступени, из-за чего ему пришлось ухватиться за перила, чтобы не свалиться. — Подожди, — сказал он скорее весело, чем недовольно. Джотаро сразу же остановился и обернулся, чтобы увидеть, как Нориаки преодолевает все неровности и, спотыкаясь, нагоняет его. — Я не такой быстрый, как ты. — Извини, — немедленно отозвался Джотаро, полностью сосредоточив свое внимание на парня. — Ты в порядке? — В полном, — кивнул Нориаки и улыбнулся, чтобы окончательно успокоить забеспокоившегося собеседника. — Просто хотелось бы знать, что ты так сильно хочешь мне показать. На мгновение хватка Джотаро усилилась, а его глаза слегка расширились; но он сразу же отвернулся, поэтому тени спрятали это выражение. Невозможно было разобрать мелкие детали оттуда, где стоял Нориаки, особенно когда темная грива прикрывала любые намеки на черты лица, но ему показалось, что, будь Джотаро обычным человеком, он бы покраснел. — Пойдем, — сказал он, не глядя на Какеина. Он снова зашевелился, но в этот раз куда более размеренно, чтобы Нориаки было легче за ним успевать. Держать его за руку он тоже стал аккуратнее, словно в один момент вспомнил о своих силе и размере. Нориаки мог бы вырваться, если бы захотел, если бы решил идти сам, а не под наставлением Джотаро, который тянул его за собой. Но он не хотел. Он позволил Джотаро держать себя, позволил теплу чужого касания растекаться по венам, и к тому времени, как Джотаро потянулся, чтобы открыть нужную дверь, Нориаки улыбался, даже сам не подозревая об этом — простое счастье заставило уголки его губ приподняться без всякого усилия. Первым делом Нориаки заметил, как на улице тепло. Он все еще был привычен к тому, что нужно себя подготовить к кусающему кожу зимнему холоду, который властвовал во дворике между замком и конюшней, где Иерофант проводил свои дни; все еще был привычен надевать пальто, как только покидал свою уютную комнату. Основные коридоры замка до сих пор хранили в воздухе прохладу — летом это было бы достаточно приятно, но прямо сейчас такого сказать точно было нельзя. Нориаки чувствовал пробирающий до костей мороз, когда они с Джотаро добирались сюда. Он не успел накинуть что-то сверху, так что каждый выдох, казалось, забирал тепло из его тела и заставлял покрываться мурашками. Но сегодня солнце грело в полную силу, не прячась за облаками, в отличие от последней пары дней; оно купало в своих лучах весь дворик, отчего он изучал какой-то удивительный уют. Замерзшие плечи Нориаки расслабились — он довольно вдохнул прогретый воздух, моргнул и оглянулся вокруг, пока все его мысли о комфорте окончательно не покинули его голову. Внутренний двор отличался от того, каким он видел его в последний раз. Он не заходил сюда со своего катастрофического прибытия — это казалось личным местом, как будто если бы он зашел сюда без приглашения, на него бы вылилась агрессия, как в тот раз, пускай он и полностью стряхнул с себя истеричную панику, с которой входил сюда впервые. Но Джотаро привел его сюда без всякого сомнения, а Нориаки добровольно последовал. Глаза его все больше и больше распахивались, а улыбка исчезла, уступая место сильному удивлению. Все изменилось. Ветки деревьев больше не были голыми — каждая из них покрылась маленькими листочками, которые придавали ощущение расплывчатой дымки, покрывающей тяжелые ветви и смягчающей их обычно суровый вид. На противоположной стороне двора росли розы, которые Нориаки даже не заметил под эффектом адреналина в свой первый визит и которые сейчас только-только расцветали небольшими бутончиками: красными, белыми, розовыми, оранжевыми и фиолетовыми, — обещая заполонить своим ароматом все вокруг. Плющ тоже стал ярче, красноватые листочки сдавались под натиском насыщенного зеленого, что покрывал теперь всю стену замка, словно пытаясь растительной юбочкой прикрыть холодные каменные стены. А в углу, в ногах у статуи, глаза которой были наполнены грустью, лиана, что Нориаки принял за ветвь ежевики, расцвела. — О, — выдохнул Нориаки. Он высвободил свою руку из хватки Джотаро, даже не задумавшись над этим, и пошел вперед к этой статуе в углу сада. Лицо женщины было таким же мягким, как Какеин и помнил, ее выражение все еще завораживало его так же, как и в первый раз. Но в этот раз внимание Нориаки было сосредоточено на черных ветвях, обвивающих ее ноги. Они были весьма крупными — почти три сантиметра в диаметре — и такими темными, что казались цепями на ногах женщины. Когда Нориаки пришел сюда в прошлый раз, он подумал, что это мертвое растение, даже не подозревая, как сильно он ошибался. Но сейчас оно таким не было — теперь ветви покрыты цветами: огромными бутонами с настолько широкими и многочисленными лепестками, что сложно было поверить, каким безжизненным оно казалось раньше. Какеин все еще видел темные ветви под цветущей растительностью, мог заметить невооруженным глазом острые кончики шипов, распростертые по всей длине; но цветы выглядели так, будто находились здесь все время, их ярко-фиолетовый цвет превращал ветки в причудливый орнамент — сейчас они не тяжелыми кандалами сковывали нежную женщину, а словно сами ложились ей в ноги, мягко обнимая. Нориаки сделал глубокий вдох и обрывисто выдохнул. — Это прекрасно. Сзади него послышалось какое-то копошение, тяжелые звуки шагов. Нориаки не поднимал глаза наверх, пока тень Джотаро полностью не накрыла его, однако даже после этого Джотаро смотрел вперед. Он смотрел на цветы, его взгляд внимательно изучал яркие вспышки цвета и аккуратную форму мраморной фигуры, и Какеин никогда не видел его таким напряженным. — Это мой дедушка, — сказал он, не глядя на Нориаки, а потом, чуть погодя, кивнул на статую, — и мама, — Джотаро лишь мимолетно взглянул на лицо статуи и снова опустил голову, словно не мог видеть черты лица матери такими застывшими и неизменными на протяжении многих лет, которые неизбежно бежали вперед. Грудь Нориаки сжалась от сочувствия, его горло свело от внезапно появившихся на глазах слезах — ему пришлось отвернуться, пришлось уткнуться взглядом в фиолетовые бутоны перед собой, глубоко вдыхая и выдыхая, пока эмоции не вернулись под его контроль. На мгновение их накрыла тишина. Лишь ветер слегка щекотал новые листочки на деревьях и мчался в углы двора, чтобы затихнуть там, как свернувшийся в клубочек на диване кот. Плющ на стене замка трепетал, листья перешептывались между собой, когда ветерок пролетал мимо; этот же ветерок затем спускался, путался у Нориаки в волосах, ерошил лепестки ярких цветов, окруженных темными ветвями. В голове Нориаки промелькнула короткая, но уверенная мысль, что это растение двигается по собственной воле, приподнимает тяжелые бутоны в молчаливом приветствии, машет им, как может, учитывая его форму. И благодаря этому у Какеина моментально появилась идея, словно любознательный ветер принес ее с собой. — Нам стоит устроить праздник, — сказал он сразу же, как подобрал слова. Джотаро дернулся и повернул голову, сосредоточивая внимание на нем; но сам Нориаки смотрел вперед, подняв взгляд от цветов на лицо женщины, что улыбалась им обоим. — Можно вынести сюда фонари и использовать весь сад. — Праздник, — повторил Джотаро, будто никогда раньше не говорил это слово. — Для кого? — Для нас, — ответил Нориаки и только после этого поднял глаза на собеседника, чтобы одобряюще улыбнуться. — Тебя, меня, Полнареффа, Абдула и Игги, — он снова повернулся к статуе и цветам у ее ног и низко склонил голову, как будто для поклона. — И, конечно, для твоей мамы и твоего дедушки. Наступила пауза. На секунду Нориаки задумался, не перегнул ли он палку — может, Джотаро сейчас прорычит свой отказ или, что еще хуже, просто развернется и уйдет, как иногда делает, когда ему кажется, что разговор отнимет больше сил, чем он согласен приложить. Но тут: — Что мы будем делать? — спросил он, и его голос был полон мягкого любопытства, отчего Нориаки понял, что победа точно за ним. — Мы поужинаем, — немедленно отозвался Какеин, полностью отвернувшись от статуи, чтобы ярко улыбнуться Джотаро. — Полнарефф может приготовить еду нам с тобой и еще что-нибудь для Абдула, так как они с Игги не могут есть. Будем петь и танцевать все вместе. Джотаро дернулся назад, причем так резко, что Нориаки испугался, не оплошал ли он, не оттолкнул ли Джотаро сильнее, пытаясь уговорить. — Танцевать? — повторил он и уткнулся взглядом в основание статуи, избегая взгляд молодого человека, — ох. — Будет весело, — заверил его Нориаки. — Мы можем пошить новую одежду для всех нас. Полнареффу сделаем костюм, а мне — жилет, — он склонил голову набок, пытаясь улыбнуться максимально убедительно. — А тебе приготовим пиджак, сине-черный. Ты будешь выглядеть ослепительно, я уверен. Джотаро взглянул на него, прямо в лицо, прежде чем снова опустить голову. — Я не… — начал он, подняв лапу, чтобы взъерошить шерсть на затылке. — Я не особо люблю танцевать. — Да ладно, — продолжил Нориаки и сделал шаг вперед, сокращая между ними расстояние, — все танцуют, это же весело, — он протянул руку, чтобы коснуться мягкого меха, и только тогда его осенило, что значат слова Джотаро. Замените «люблю» на «умею» и получите предложение, которое тот никогда не сможет озвучить. — Ох, — выдохнул Какеин с нежным осознанием и на короткий момент впал в сомнение. Но потом он сделал глубокий вдох и прижал свои пальцы к мягкой шерсти на руке. Джотаро сразу же повернулся к нему, широко распахнув от удивления глаза. Однако Нориаки не отстранился, и улыбка его даже не дернулась. Он, наоборот, подошел еще ближе, склонился так, словно собирается рассказать какой-то страшный секрет, и Джотаро тоже подался вперед, чисто инстинктивно, не успев и подумать о своих неудобно больших размерах. — Мы немного потренируемся внутри замка, — пробормотал Нориаки — настолько тихо, что их не услышала бы даже статуя, будь у нее такая возможность. — Я давненько не танцевал: в последний раз я был куда младше, — он слегка опустил подбородок и глянул на Джотаро из-под ресниц. На губах у него заиграла обаятельная улыбка, которую он видел у некоторых придворных дам, на чьи лица он смотрел, еще когда прятался за маминой юбкой. — Будет куда проще практиковаться с согласным партнером. Нориаки, в основном, дразнился, пытаясь достигнуть достаточной нелепости, чтобы расслабить очевидный дискомфорт Джотаро или, может, даже заставить его слегка рассмеяться — звук этот Нориаки в последнее время настолько полюбил, что теперь хочет слышать его чаще, чем нет. Но Джотаро не посмеялся, а его вид даже близко не казался довольным; он просто смотрел на Нориаки темными от внимательности глазами, и от этого взгляда вся шутливость куда-то исчезла, сдаваясь под натиском чего-то более искреннего. Напряжение между ними можно было ножом резать, и оно только продолжало нарастать с каждым вдохом. К тому времени, как Джотаро, наконец, согласно кивнул, Нориаки мог буквально слышать, как сердце клокочет в груди, и его касание к руке Джотаро уже было не только для того, чтобы успокоить его, но и для того, чтобы он сам мог стоять прямо. — Ладно, — сказал Джотаро, поднял голову и оглядел весь сад, словно впервые его видит, словно именно Нориаки привел его сюда, а не наоборот. — Мы устроим праздник, — и он отвернулся, чтобы направиться к тени деревьев, где Какеин так часто его видел из окна, как будто там ему куда спокойнее, чем на открытом пространстве. Нориаки тоже повернулся в другую сторону и уставился на статую перед собой, на материнскую любовь, что была запечатлена на ее лице. Но даже так у него ушло несколько минут, чтобы привести свое сердцебиение в порядок.