Десять лет спустя

Нихал ждала, что же ответит Левент на её предложение, но он молчал. На его лице не отразилось ни скептицизма, ни насмешки. Скорее, он был даже заинтригован. Когда молчание стало уже тяготить, он сказал: — Ты хорошо понимаешь, о чём просишь? Я ведь вчера говорил тебе, что путешествую в условиях, которые далеки от комфортных. Это только автостоп, часто пеший ход по жаре или холоду — в зависимости от места направления. Денег немного, еда самая простая, и она не всегда есть. А потом там, в пункте назначения, ещё приходится работать. И работать долго, иногда — несколько месяцев. Ты понятия не имеешь, через что тебе, оранжерейному цветку, придётся пройти. И ты наверняка обратила внимание, что мне чужда жалость. Если ты пойдёшь со мной, то я стану требовать с тебя столько же, сколько требую с себя самого. Ты начнёшь ныть, впадать в депрессию, а зачем мне это в дороге? — Я потому и хочу пойти с тобой, — твёрдо сказала Нихал, — да, ты суров и требователен, но ты вряд ли захочешь по-настоящему причинить мне вред. Несмотря на то, что я вижу тебя второй раз в жизни, мне кажется, что ты благородный человек. Ты будешь говорить мне правду, и будешь помогать, если я на самом деле буду нуждаться в помощи. Я научусь у тебя многому, если… если ты позволишь мне это. — А твой отец? Я не собираюсь уговаривать господина Зиягиля отпустить со мной его дочь неизвестно куда. Он не обрадуется, если ты сбежишь с незнакомцем, никого не предупредив. Так что тебе и только тебе придётся объяснять ему, куда ты собралась и зачем. И получить его разрешение на право быть самостоятельным человеком. Если сумеешь его убедить — хорошо. Я возьму тебя с собой. — Правда? — и глаза Нихал стали чуть живее. — Ты обещаешь? — Обещаю. Но его разрешение не должно сопровождаться угрозами типа «если с ней что-нибудь случиться, ты пожалеешь, что на свет родился». — Он не станет. И он меня отпустит. Она говорила уверенно, но понятия не имела, поверил ли ей Левент. Он вроде бы что-то прикинул в голове, сложил руки на груди и произнёс: — В таком случае ты должна сделать ещё кое-что. Я не уверен, что ты не передумаешь. Но у тебя есть два месяца, чтобы окончательно решить, готова ли ты к поездке автостопом в другую страну. Через два месяца я уезжаю. — Ты уже знаешь куда? — Будет видно, — он не стал вдаваться в подробности, — а ты обязана подготовиться. Он назвал ей адрес, по которому она должна была прийти завтра. Девушка уточнила время, после чего мужчина отправился на урок, а она — домой. Дома ей пришлось пережить очередной взрыв эмоций. Господин Аднан сурово отчитывал дочь, слуги пытались стыдить, госпожа Дениз прочитала длинную лекцию об уважении к родителям. Один только Юсуф промолчал, неодобрительно щёлкнув языком. Нихал это всё мало трогало. У неё появился шанс полностью перекроить свою судьбу. Доверилась она только Бюленту, который полностью поддержал сестру, хотя и сомневался в том, что Аднан позволит ей уехать. — Ты же знаешь, наш отец очень строг в отношении того, что касается приличий, — сказал он ей, — он, скорее, позволит тебе ещё два года пролежать на кровати, чем отпустит тебя в другую страну, да ещё и таким способом, и в придачу с незнакомым мужчиной. — Но это моя единственная возможность найти себя. Я достаточно пробыла в анабиозе, сколько можно? — Я знаю, Нихал. Ты хочешь измениться, хочешь пройти свой путь. Но Левент прав. Если ты выстоишь, если сможешь уговорить папу за эти два месяца, то это и будет началом твоего пути. Тебе придётся доказать своё право на принятие решений. Но трудности заключались не только в этом. Было ещё множество деталей, которые девушке суждено было преодолевать. Она проверила адрес, по которому её отправил новоявленный наставник (про себя она решила, что отныне станет именовать Левента только так). И немного опешила. Интернет выдал ей, что по запрашиваемому адресу находится скалодром. Ей пришлось отправиться в магазин и приобрести необходимую одежду. Она понимала, что Левент будет испытывать её на твёрдость, будет проверять, насколько она готова. И что скалодромом дело не ограничится. Когда на следующий день Нихал спустилась вниз, вся семья заканчивала завтракать. Аднан был всё ещё сердит на дочь за вчерашнее ослушание, поэтому предпочёл не заметить её. Но девушка спокойно пожелала всем доброго утра, выпила сок и предупредила, что появится дома после обеда. — Ты не поешь? — встревожено спросила госпожа Дениз, опасаясь, что воспитанница решила начать очередной демарш. Но та успокаивающе улыбнулась. — Не беспокойтесь, мадемуазель. Я поем в городе после занятий. — После каких занятий, Нихал? — пришла в совершенное изумление гувернантка. Нихал не видела смысла скрывать, поэтому призналась честно: — Я иду на скалодром. Всем пока. И пока никто не опомнился, она поспешно скрылась из дома. И мадемуазель, и Аднан уставились на Бюлента. — Это правда? — спросил отец. — Твоя сестра вздумала заняться столь экстремальным видом спорта? — Да, папа, — спокойно ответил мальчик. — Но зачем ей это нужно? — воскликнула госпожа Дениз. — У девочки совсем нет склонностей к подобным развлечениям. — Мадемуазель, во-первых, Нихал уже выросла, она сама решает, к чему у неё есть склонности, — резонно заметил Бюлент, — а во-вторых, она устала быть инфантильной принцессой. Ей хочется хоть немного измениться. — Не вижу причин для беспокойства, госпожа Дениз, — Аднан спокойно вернулся к чтению газеты. — У ребёнка очередная блажь, пусть попытается. Уверен, одного занятия будет достаточно, чтобы она забросила подобную дурость и снова стала домашней. Бюлент сильно сомневался в правоте отца. Начать с того, что Нихал никогда не была домашней по правде, она была аморфным телом, которое никуда не стремилось и ничего не хотело. Узость мышления, пребывание в ограниченном пространстве — они сделали из, по сути, доброй девочки самодовольную, невежественную девицу, обладающую смазливой внешностью и кое-какими манерами. Но слишком много факторов не позволили девушке разобраться с тем, что с ней происходит. И в итоге это сыграло с ней ту же злую шутку, что и с Бехлюлем, который, боясь быть не принятым в доме Зиягилей, подстраивался под чужие желания и действия, никому не показывая, какой он на самом деле. Бюлент понимал подоплёку действий своей сестры. Она по-настоящему захотела быть похожей на свою покойную мачеху. Она хотела стать сильной, стать той, кто не боится трудностей, не отступает перед опасностями. И впервые дело было не в Бехлюле. Дело было в самой Нихал. Аднан не стал ничего запрещать своей дочери, потому что подумал, что она просто решила продемонстрировать семье свой характер. Госпожа Дениз не знала, как реагировать, но не стала предпринимать поспешных действий. Ей было ясно, что всё требует наблюдений. Она, как и Бюлент, понимала, что в случившейся ситуации с Нихал, есть и её доля вины. Пообещав Инжи Зиягиль заботиться об её детях как о своих собственных, она дала им хорошее воспитание, но совершенно не учла, что излишняя мягкость, бесконечная терпеливость и выполнение любых желаний не способствуют ни крепкой психике, ни уравновешенности характера, ни здравому смыслу. Её чувства к Аднану Зиягилю помешали ей быть с ним более честной в отношении детей, хотя он всегда был с ней безукоризненно корректен, ни в коем случае не низводя её до положения прислуги в доме. Дениз де Куртон знала теперь, что ей следовало поговорить с господином Зиягилем в своё время о том, что нужно, а что не нужно поощрять в своих детях. Потому она, рискуя вызвать небывалый гнев на себя, вступилась за Бюлента в том противостоянии, когда мальчик признался, что видится с Бехлюлем и не собирается прекращать эти встречи. Как она и ожидала, вспышки ярости затронули и её, но француженка не дрогнула. Потом, наедине, она сказала Аднану, что он должен уступить. Потому что так будет правильно. Потому что у Бехлюля никого не осталось. А Бюлент добр, и очень хорошо, что в нём развито это качество. Его дочь пребывает в пограничном состоянии, и неизвестно, вернётся ли она. Зачем ему терять ещё и сына? Уязвлённая гордость Аднана и его гнев не успокоились за один день. Он сердился и на сына — за непокорность, и на гувернантку — за то, что встала на его сторону и даже попробовала заступиться за предателя семьи. Поэтому на тот момент, когда Нихал познакомилась с Левентом, в доме Зиягилей царила очень напряжённая атмосфера. Стоило Нихал появиться на скалодроме, как наставник встретил её уже привычной усмешкой: — Всё-таки пришла, — произнёс, оценивающе разглядывая её экипировку, — и даже проверила, куда именно тебя направили. — Я же сказала, что не передумаю, — ответила девушка, разглядывая свою первую скалу, куда ей предстояло, как она знала, забраться. — Посмотрим, — коротко бросил Левент, — надевай страховку! Скалодром действительно был только началом. Левент после него не дал девушке и времени на перерыв, а повёл её на спортивную площадку, велев бежать кросс. На вопрос, сколько нужно пробежать, недобро ответил «Пока я не скажу остановиться». Затем были упражнения на пресс, попытки подтянуться и совсем уже неудачные попытки отжаться. Конечно, благодаря роялю, у Нихал были довольно сильные руки, но не до такой же степени, чтобы сразу справиться со всеми заданиями, которыми её завалил путешественник. А её мышцы во время лишённого движения образа жизни были вообще не готовы к таким нагрузкам. Она вымоталась как никогда, но не издала ни звука жалобы. У неё наконец-то была цель, и она точно знала, что эта цель — правильная. Выходных Левент ей не давал. Она каждый день приходила на скалодром, и каждый день Левент не щадил её. В течение четырёх недель девушка приобрела опыт в самых разных видах спорта, стала физически более развитой, выносливой, и она не могла сказать, что бы это ей не нравилось. После выматывающих занятий она возвращалась домой, но не падала обессиленная на кровать, а заставляла себя посидеть за роялем, чтобы вспомнить навыки, и занималась углублённым изучением английского языка. Это тоже было заданием Левента. После тренировок они два часа сидели в кофейне, где познакомились, и разговаривали только на английском. Как выяснилось, её наставник действительно владел многими языками. Помимо английского, он знал французский, немецкий, говорил на итальянском и испанском, и даже мог вполне сносно изъясняться на китайском, русском и греческом. Сносно — это он сам так говорил, Нихал не могла оценить его знания, так как ей в принципе не были знакомы эти языки. Так же она больше узнала про семью Левента. Именно семье Рейхан принадлежал скалодром, где он тренировал Нихал. Но так же в их собственности были пара спортивных залов, несколько фитнес-центров и бассейнов. Сам мужчина говорил об этом неохотно, словно стеснялся признаваться в том, что его семья имеет пусть и небольшой, но вес в городе. Ему недавно исполнилось двадцать девять лет, из них он лет шесть провёл в путешествиях, а по возвращении на родину занимался благотворительностью, преподавая иностранные языки в центре для сирот, который тоже был детищем его семьи. Левент, как и обещал, был с ней суров, не давая поблажек и не снисходя до похвалы. Однако прошёл почти месяц после начала занятий, когда он соизволил-таки заговорить с ней об её успехах. Они сидели в той же кофейне и наслаждались кофе. Это стало уже их собственной традицией. Кофе они всегда пили в полном молчании, чтобы насладиться вкусом после трудного дня. Поначалу у Нихал болела каждая жилка, но теперь она почти не обращала внимания на боль, к тому же та стала приносить какое-то странное удовлетворение. Как будто бы тело говорит о том, что оно — живое. Да и не ощущалась она уже так сильно, как в первые дни тренировок. — Ты не разочаровала меня, — неожиданно заговорил Левент, хотя кофе ещё не был допит, и до занятия английским оставалось законное время. И фразу он произнёс на турецком. Нихал едва не поперхнулась от столь странного заявления, но поняла, что впервые Левент её хвалит. Не насмехается своей циничной насмешкой, не ругает за слабости, не называет «никчёмной девчонкой» и «изнеженной принцессой» (и это ещё не самые неприятные эпитеты, которые он использовал за то время, что занимался её наставничеством). Со дня их знакомства она ни разу не видела, чтобы Левент ей улыбался. С тех пор, как ему стала известна история Нихал и её натура, он ни разу не позволял себе быть с ней приветливым и улыбчивым. Скорее всего, считал, что она не заслуживает. Она была уверена, что в глубине души он презирает её и не верит в её порыв измениться. Но сейчас он ей улыбался — как тогда, когда впервые угостил её кофе, желая поделиться своей радостью от возвращения в Турцию. — Так ты… ты берёшь меня с собой? — не смея поверить, спросила она. Тот, по-прежнему, улыбаясь, кивнул. — Через месяц я уезжаю в Марокко, там я ещё не был. За это время ты должна уговорить отца отпустить тебя. — А откуда ты знаешь, что я с ним ещё не говорила? — Потому что ты уже бы мне об этом сообщила, — отозвался Левент. — И, кстати, я рад, что ты не стала торопить события. Ты выдержала все мои придирки, весь прессинг, всю физическую нагрузку… Думаю, из твоей затеи вполне может выйти толк. — Значит, ты веришь мне? — глядя ему в глаза, потребовала она ответа. — Ты действительно веришь, что я могу измениться? — Во всяком случае, ты этого хочешь, — серьёзно ответил он, — и процесс запущен. Самое главное — это не дать ему остановиться. Конечно, господин Аднан почти сразу понял, что ошибся в расчетах. Его дочь не только не забросила скалодром, но и не на шутку увлеклась. Её прежняя вялость исчезла без следа, она поправилась, окрепла, а в глазах появился тот самый блеск, который он уже и не надеялся увидеть. Остальные домашние тоже заметили, что в молодой госпоже произошли перемены, она уже не была маленькой Нихал, какой они её помнили; не корчила из себя светскую львицу, желая походить на свою мачеху, как это было за год до смерти последней; и не напоминала принцессу в горе, какой была последние месяцы. Бюлент не переставал удивляться разительным переменам, которые произошли с сестрой за столь короткий срок. Он теперь уже точно знал, что поездка автостопом в другую страну преобразит её ещё больше, и даже рассказал об этом старшему брату, который только начал собирать себя по частям. Бехлюль не видел перемен, которые произошли с его сестрой, потому не мог представить, чтобы Нихал справилась. Наверное, впервые за долгое время мысли Аднана Зиягиля и Бехлюля Хазнедара целиком и полностью совпадали. Аднан тоже посчитал, что его дочь повредилась умом… Она сообщила всем за ужином о своих планах. И сообщила не как о возможном варианте, а как об уже решённом деле. Так же она специально попросила, чтобы при её объявлении присутствовала и прислуга, которая знает её давно и может высказать своё мнение. Мнения разделились. На сторону господина Аднана встали все слуги, кроме Юсуфа. Он-то хорошо понимал, что изменения за последний месяц — это очень маленький шаг вперёд, потому был уверен, что путешествие автостопом — то, что ей нужно. О чём и сказал вслух. Бюлент и госпожа Дениз безоговорочно разделили его позицию. Джемиле нейтрально молчала, что-то обдумывая. Когда Аднан попытался высказаться в том духе, что не позволит своей дочери ехать с каким-то проходимцем неизвестно куда, Бюлент поспешил объяснить отцу, что он всё уже узнал про Левента Рейхана, и что отзываться о нём как о проходимце — как минимум грубо. Крики о нарушении всех приличий заняли ещё некоторое время. Нихал спокойно настаивала на своём, Бюлент и мадемуазель поддерживали её, Юсуф молчаливо стоял рядом, но было ясно, что и он принадлежит этой оппозиции. Когда причитания Сулеймана, Шеисте, Несрин и капитана Рызы стали совсем уж невыносимы, водитель с помощью Джемиле со всевозможной аккуратностью вытолкал всех к шайтану — на кухню. После чего закрыл дверь изнутри и сказал: — Я прошу прощения, дядя Сулейман, за то, что вынужден так поступить. Но неужели вы не видите, что для молодой хозяйки это путешествие — единственный выход? Как только у неё появилась нормальная цель, она сразу перестала придуриваться и изображать умирающую. — Ты не знаешь, о чём говоришь, Юсуф, — возразила Шеисте, — девочка столько пережила… Ты тогда ещё здесь не работал, ты не знаешь, что тут случилось. — Тётя Шеисте, достаточно всего два дня пожить в этом доме, чтобы быть полностью в курсе не только происходящих, но и прошедших событий, — деликатно произнёс Юсуф. Впрочем, его намёк все поняли. — Парень дело говорит, — вмешался молчавший до этого Рыза, — этот дом не умеет хранить свои секреты. Я вроде бы тоже посторонний, но и я знаю, каково пришлось госпоже Нихал. — Но Юсуф прав и в другом, — неожиданно отозвалась Джемиле, — разве Нихал не изменилась? Неужели вы не видите, что тот человек, который тогда вернул её домой, так сильно повлиял на неё, что она перестала портить нам всем жизнь? — Ты говоришь, дочка, о том мужчине, который проводил её тогда? — сурово спросил её отец. — С чего ты решила, что это он? — Сами посудите, — безапелляционно заявила Джемиле, — ведь это после встречи с ним она перестала валяться на кровати. Несрин, которые всё это время прислушивалась к крикам в гостиной, неожиданно сказала: — Кажется, успокоились. Убедившись, что звуков семейных разборок и в самом деле больше не слышно, Юсуф со спокойной душой открыл дверь, в которую как раз собиралась войти Дениз де Куртон. Все подскочили со своих мест. — Что они решили, госпожа Дениз? — Господин Аднан запретил ей уезжать? — Нихал передумала? Выслушав поток вопросов, гувернантка улыбнулась. — Господин Аднан сказал, что подумает. Капитан Рыза, можно мне с вами переговорить? — Конечно, госпожа Дениз, — удивлённый Рыза покинул кухню вслед за гувернанткой. И как бы всем остальным не хотелось подслушать, но суровый взгляд Юсуфа пресёк эту попытку на корню. Мадемуазель тем временем провела мужа Несрин в свою комнату. И, закрыв дверь, обратилась к нему с прямым вопросом: — Я знаю, вы иногда видите Бехлюля. Как он сейчас? Бюлент говорит, что он очень плох. — Хуже некуда, — не стал скрытничать честный рыбак, — я никогда ещё не видел, чтобы человек так убивался из-за любви. Мне ещё при первой встрече показалось странным, что такой привлекательный юноша и так несчастен. Он тогда нам всем говорил, что любимая женщина ему не принадлежит. Мы даже удивились, госпожа. Но сейчас… Кажется, он весь почернел от горя. Я знаю, он виноват и перед госпожой Нихал, и перед господином Аднаном… Только всё равно жаль парня, — со вздохом закончил Рыза. — Вы уж простите, госпожа Дениз, но я даже обрадовался, когда узнал, что господин Бюлент от него не отвернулся. — Спасибо за честность, капитан Рыза, — мягко сказала она ему, — и, пожалуйста, не говорите остальным, зачем я вас вызывала. Я знаю, они будут допытываться… — Не будут, не беспокойтесь, — тут капитан позволил себе улыбнуться, — Юсуф не даёт им вмешиваться в дела хозяев. И обсуждать их — тоже. Хотя я не представляю, как это ему удаётся. — Как хорошо, что вас тогда послушалась, — и лицо женщины разгладилось от благодарной улыбки, — я годами не знала, как сделать так, чтобы они вели себя посдержаннее. Спасибо, что посоветовали взять этого парня на работу. — Я же дружил с его отцом. Я знал, что он способный. Вот бы ещё эта упрямица Джемиле перестала воротить от него нос… — Юсуфу нравится Джемиле? — кажется, француженка удивилась. — Да, и давно, — кивнул Рыза, — только вот ей он что-то не мил. — О, ничего страшного. С нашей Джемиле нужно терпение… Господин Аднан думал неделю. Его разрывали противоречивые чувства. С одной стороны, он понимал, что не может попустительствовать подобной дикости и нарушить все мыслимые и немыслимые законы о приличиях в отношениях между мужчиной и женщиной. С другой стороны, он не был недалёким человеком и догадывался, что между Нихал и Бехлюлем что-то было помимо романтического флёра, поэтому был ли смысл переживать по этому поводу? О девичьей чести там если и можно было рассуждать, то уже с некоторой натяжкой. Так же он не мог не признать, что общение с тем молодым человеком повлияло на дочь самым невероятным и чудесным образом. Информация, которую узнали люди Аднана про Левента Рейхана и его семью, была самой, что ни на есть, положительной. Семья Рейхан слыла уважаемой и почтенной, все её члены были заняты делом, имели неплохой стабильный доход, пусть и довольно скромный по сравнению с доходами семейства Зиягиль. Единственной слабостью семьи Рейхан была страсть одного из сыновей к путешествиям, но и на них он не тратил ни лиры из семейного фонда, учитывая его способ передвижения. В итоге Аднан решил посоветоваться с сестрой, для чего отправился в поместье, предварительно предупредив Арсен по телефону. Арсен Зиягиль уже знала о том, какие метаморфозы происходят с племянницей — ни Бюлент, ни госпожа Дениз ничего не скрывали, не успев сообщить только о дальнейших планах Нихал. Арсен всё собиралась приехать и взглянуть на преображённую родственницу, но пока не получалось. И тут брат сам решил приехать и посоветоваться. — Такое ощущение, что у тебя не радость, а какая-то беда, — с такими словами встретила Аднана сестра, когда он, оставив машину, вошёл в дом. — Твоя дочь наконец-то очнулась, почувствовала вкус к жизни! Ты должен благодарить Аллаха за подобный дар! — Знаю, сестра, знаю, — вздохнул тот, — но меня тяготит совсем другое. Как я понимаю, тебе ещё не всё поведали? — Ты о чём? — О том, что Нихал собралась в путешествие. И весьма оригинальным способом. На то, чтобы обрисовать ситуацию, Аднану понадобилось не больше пятнадцати минут. Арсен пила чай и внимательно слушала. Когда он закончил, она степенно заговорила: — Я понимаю твои сомнения и тревоги, Аднан. Но в данном случае тебе нужно думать о душевном здоровье нашей девочки. — Арсен, если с ней что-то случиться, я… — тот запнулся и, сглотнув ком в горле, договорил: — …я ведь не переживу. Она уже столько страдала, она совсем ещё ребёнок… — Как верно заметил твой сын, — женщина успокаивающе подняла руку, — Нихал уже не ребёнок. Это ты привык видеть в ней маленькую девочку, а ведь она успела побыть и невестой. Ты не можешь вечно бояться за неё. И она должна рано или поздно повзрослеть. А последние три года и ты, и она очень сопротивлялись её взрослению. Сейчас она понимает, что ей это необходимо. А ты продолжаешь сопротивляться. Будь она не столь наивной и более зрелой личностью, думаешь, она позволила бы себе так бурно и долго горевать после того, как выяснилась правда об её возлюбленном? — Не нужно говорить о нём, Арсен, — в голосе Аднана прорезался металл, — Нихал не виновата, что поверила ему! — Это как посмотреть, Аднан, — не согласилась его сестра, — твоя дочь очень хотела заполучить его. Я не умаляю его вины перед всеми нами, но не снимай ответственности за случившееся с остальных. — О ком ты говоришь? О моей Нихал?! — И о тебе тоже, — не растерялась госпожа Арсен, — я не хочу сейчас заострять на этом внимание. Но потом, когда ты начнёшь думать об этой ситуации менее критично и более трезво, вспомни то, что я сказала. А сейчас вернёмся к Нихал. Позволь своей дочери самой принимать решения. По крайней мере, она заслужила право на ошибки. — Я хочу уберечь её! — Когда ты потакал всем её «хочу», ты не думал, во что это может выльется. А сейчас она нуждается только в свободе. И больше ни в чём. Её капризы закончились. И, должна признаться, я довольна тем, в какую сторону она движется. Это, можно сказать, её первое самостоятельное испытание, которое она выбрала. — Ты всерьёз считаешь, что она выдержит? Справится с таким путешествием? Арсен, да пойми ты, она хочет, чтобы её сопровождал абсолютно чужой мужчина! — Если тебя так беспокоит этот молодой человек, давай познакомимся с ним, — внесла предложение тётя его детей, — я всё равно собиралась вас навестить, так что поеду вместе с тобой в город. Хотя полученные рекомендации о семье Рейхан не должны вызывать возражений. Даже у тебя. Совет Арсен пришёлся весьма кстати. Аднан позвонил домой и попросил дочь пригласить своего наставника на семейный ужин, чтобы все могли с ним познакомиться. Нихал согласилась, хотя и переживала, что Левенту не понравится такой поворот событий. Но тот без колебаний принял приглашение на ужин. Всё же он был умным человеком, воспитанным в мусульманской семье, хоть и не принадлежащей к ортодоксам, и понимал необходимость такого шага. Его собственная семья, если бы ей вдруг довелось оказаться в подобной ситуации, тоже настаивала бы на знакомстве. Госпожа Дениз тут же отдала распоряжения дядюшке Сулейману, предупредив, что, помимо госпожи Арсен, ожидается ещё один гость. Чтобы все были заняты делом и не гадали, кто же прибудет в дом Зиягилей, она его назвала. Любопытство захватило прислугу моментально, и все принялись за готовку, горячо обсуждая гостя Нихал. Юсуф, к их счастью, был в это время с господином Аднаном в поместье, так что прекратить сплетни было некому, а Сулейман привычно не обращал внимания на болтающих женщин. Бюленту тоже было интересно взглянуть на наставника сестры, поэтому он в тот вечер оставил Бехлюля на попечение рыбаков и пришёл домой пораньше. Когда приехали Аднан и Арсен, всё было почти готово, а Левент в обществе Нихал, госпожи Дениз и Бюлента ждал их в гостиной. Ужин прошёл в весьма дружелюбной обстановке. Манеры Левента, его умение вести себя в обществе и безыскусные ответы на любые вопросы создали о нём благоприятное впечатление у всех. Аднан не нашёл, к чему придраться, с удивлением поняв, что его дочь и в самом деле не интересует своего наставника в той мере, за которой следует беспокойство всех родителей. Левента более всего интересовала дорога. Этой его страсти и было посвящено большинство тем за ужином. Он умел рассказывать так, что грех было не послушать. Его истории увлекли всех без исключения сидящих за столом. После ужина Левент выразил желание тоже побыть слушателем — он попросил свою ученицу сесть за рояль. Нихал не возражала, и все прошли в музыкальную комнату. На несколько минут Аднану даже показалось, что в дом вернулась та атмосфера, которая царила, пока не случилось предательство… Его дочь играет на рояле, все довольны и внимательны друг к другу, а госпожа Дениз периодически встречается с ним взглядом и улыбается… Тогда ему впервые и пришло в голову, что чего-то он не разглядел в гувернантке своих детей. Мысль мелькнула и пропала, чтобы дать о себе знать потом, в более подходящий момент. Аднан не стал вызывать Левента к себе в кабинет по окончанию вечера для серьёзного разговора наедине. Он убедился в главном: с обеих сторон отсутствует романтическое увлечение, а наставник Нихал порядочный молодой человек. Поэтому, проводив гостя, Аднан прилюдно сообщил дочери: — Что ж, Нихал, вы меня убедили — можешь ехать с ним. Дочь радостно бросилась отцу на шею с благодарностями; остальные же члены семьи выразили свои восторги по-разному, кто поумереннее, кто более рьяно. День отъезда быстро приблизился. Нихал, одетая по-дорожному, и с таким же большим рюкзаком, как у её наставника, прощалась с родными без слёз. Они с Левентом должны были доехать до трассы на автобусе, а дальше уже передвигаться автостопом. Аднан попросил дочь только об одном — звонить, чтобы у него не заболело сердце от беспокойства. Нихал торжественно пообещала, что постарается сообщать обо всех своих передвижениях. На этом они и расстались. А вернулись на родину она только через полгода… Бехлюль сидел на морском берегу, его взгляд был сосредоточен на нескольких листах плотной бумаги, которые он держал в руках. Уже больше года Бюлент тратил на него своё время и энергию в надежде, что тот сможет собрать себя заново. И его усилия частично были вознаграждены. Бехлюль пил не так сильно и нечасто, снял себе маленькую квартирку и взялся за изучение морских судов и их строения. Он смог устроиться в одну среднюю фирму, пока на небольшую должность, но это было уже хоть что-то. С рыбаками он по-прежнему проводил много времени, помогая им в работе, наблюдая за судами и периодически узнавая новости от капитана Рызы. Бехлюль знал, что тот сочувствует ему, хоть и старается это скрыть. Основным источником его информации был младший брат, иногда предпринимавший попытки уговорить его поменьше ночевать на кладбище. Но что твёрдо усвоил изгнанник из семьи Зиягилей, так это то, что не следует давать обещаний, которые не можешь или не хочешь выполнять. Сейчас Бехлюль был увлечён изучением чертежей одного корабля, и это было единственным способом отвлечься от мыслей о Бихтер. Он уже решил, что будет строить свою небольшую компанию, занимаясь тем, что было ему интересно, могло занять его ум и доказать самому себе, что чего-то он всё же стоит. Он так задумался над проектом, вычисляя и изучая, что не услышал шагов позади себя, и вздрогнул, когда над ухом раздался задорный голос: — Сильно заняты, господин Хазнедар? Бехлюль сначала обернулся, а потом и встал. Стоящую рядом девушку он даже не сразу узнал. — Нихал?.. Это ты?! Это была она и в то же время не она. Его маленькая сестрёнка, словно повзрослевшая на несколько лет, изменившаяся, похорошевшая и посвежевшая! И удивление его было куда более сильным, чем тогда, когда он увидел её перед выпускным балом. Бехлюль ни за что бы не поверил, что девушка может стать интереснее столь неординарным способом. Во время странствий её лицо обветрилось, а кожа на руках стала натруженной и загрубевшей; ногти она коротко обрезала, потому что во время подобного времяпровождения длинные ногти — это помеха. Волосы были собраны в высокий хвост, чтобы не мешали; одежда стала практичной — джинсы простого кроя, свободная рубашка, а под ней — футболка с короткими рукавами на случай жары. Естественно, обувь соответствовала выбранному стилю — странница практично надела кроссовки. — Ушам не верю… И глазам тоже, — едва смог выговорить Бехлюль, рассматривая обновлённую Нихал. Она, радостно улыбаясь, подошла ближе: — Здравствуй, старший брат, — и раскрыла ему объятия. Он без колебаний подался вперёд, обнимая девушку. — Тебя не узнать! — в его голосе появилось уважение и восхищение. — Когда ты вернулась? — он снова с удовольствием оглядел её. — Вчера. Побыла с родными, выслушала от них то же, что и от тебя сейчас. А потом Бюлент сказал, где ты обычно бываешь, и я решила, что нам с тобой пора встретиться. — Да. Наверное, пора, — лицо Бехлюля стало серьёзным. — Нихал, я не заслуживаю твоего прощения, и всё же… прости меня. Я так виноват перед тобой… — Виноват не только ты, — прервала его речь сестра, — у меня было время подумать. А ещё в моей жизни появился человек, который помог мне разобраться с собой. Он направил меня и много мне дал… Они сидели на берегу, и Нихал рассказывала о том, как абсолютно незнакомый тогда человек так жёстко её мотивировал, что она не смогла бы жить спокойно, если бы не встретилась с ним снова. Левент — наставник, как она его называла — расширил её кругозор, открыл горизонт и помог стать другой. Правда, Нихал уверяла, что она просто стала собой. — Он так повлиял на моё мироощущение, что мне очень стыдно теперь за то, как я себя вела, — признавалась она Бехлюлю, — и не только перед семьёй. Но и перед тобой. — За что тебе может быть стыдно? — несколько удивился тот. — Ты-то меня не обманывала. — И что? Я лезла не в свои дела, вмешивалась в чужие отношения, строила из себя королеву… И тебе проходу не давала. Думаешь, я не помню? Например, как пробиралась тайком к тебе в спальню… Я отлично это помню. Ты был для меня трофеем, за которым охотились все девушки Стамбула, и именно я должна была тебя получить. Нихал Зиягиль всегда получает то, что пожелает! Тьфу, аж самой противно! — Перестань, — Бехлюль обнял подругу детства за плечи, — что поделаешь теперь… Я вовсе не собираюсь перекладывать на тебя вину за то, что произошло тогда. — Бехлюль, я бы хотела, чтобы ты знал: мне очень хочется снова быть твоей сестрой. И если ты согласен забыть тот период, когда я по скудоумию захотела большего, то я с радостью опять буду считать тебя братом, — она говорила с таким жаром и искренностью, что было ясно: она не видит за ним вины; во всяком случае, той вины, которую невозможно было бы простить. А ещё теперь от Нихал исходила сила… Та самая, духовная сила, ради которой она и отправилась в путешествие автостопом. Она придавала ей шарма, делала её прежде невыразительные, хоть и приятные, черты лица ярче, наполняла глаза жизнью. Сейчас Бехлюль видел перед собой ту личность, в которую можно влюбиться безоглядно. Не ему — его судьба была иной. Но теперь он понимал, что, как ни странно, сейчас Нихал гораздо больше похожа на свою мачеху, чем когда лезла вон из кожи, чтобы перещеголять её. Окончательно примирившись, родственники заговорили о другом. Нихал рассказывала о своём путешествии, о дороге, о самой стране, которую выбрал Левент. О том, что в Марокко он показывал ей две стороны жизни: и в фешенебельных районах, и в очень бедных кварталах. О самом наставнике девушка отзывалась весьма сдержанно, хотя с долей восторга, но Бехлюль, тем не менее, решил про него спросить. Начал он издалека: — Значит, твой наставник обходился с тобой сурово? — Только в самом начале знакомства. Но я его прекрасно понимаю: как ещё можно общаться с вечно ноющим, слезливым существом, которое усердно прикидывается несчастным и всеми непонятым? Конечно, я его раздражала. — А потом? У вас же сейчас другие отношения, насколько я понял? — Да, — девушка довольно улыбнулась. — Знаешь, когда мы вернулись, мы сразу же пошли в ту кофейню, где и познакомились. И он сказал, что я имею полное право называть его не наставником, а напарником! — она засияла при этих словах. — Но я всё равно пока не считаю себя равной ему. Кстати, мы и в следующее путешествие решили отправиться вместе. — Обалдеть! И когда? — Месяца через три, наверное. Видишь ли, его-то родные уже привыкли к постоянным отлучкам надолго, а моих ещё нужно к этому приучить. С направлением мы ещё не определились, но выбирать будет он. Я ему полностью доверяю. — А как твои дела… ну… с обмороками? — Их нет! Левент предположил, что это реакция организма на неумение справляться со стрессовой ситуацией. Я думаю, он не ошибается. Меня же никогда не учили правильно реагировать на что-то для меня травмирующее. Нет, все старались меня не огорчать! — она снова недовольно хмыкнула, снова вспомнив прошлые года. — Так что это был обычный невроз. И в обществе наставника мне пришлось научиться быстро адаптироваться к переменам, даже самым необычным. — Судя по твоим отзывам в его адрес, Левент для тебя не только наставник, — осторожно сказал Бехлюль. Нихал бросила на брата предостерегающий взгляд, но сказала спокойно: — Он мой друг, наставник, напарник, тренер… Но не больше. Я выучила свой урок, Бехлюль. И не собираюсь увлекаться первым же человеком, который проявил участие в моей судьбе. Однажды я уже позволила иллюзиям взять верх над разумом, и придумала то, чего нет. Больше я такой ошибки не совершу. — Ладно, извини, — покаянно произнёс он, — просто я хочу, чтобы ты была счастлива. — А я счастлива. И даже очень. Я наконец-то живу полной жизнью! И мне ещё предстоит наверстать то, что я упустила за эти годы! Так оно и оказалось. Пока Бехлюль занимался изучением судостроения, копил деньги на то, чтобы закончить учёбу — причём там, где ему на самом деле интересно, и готовил почву для собственного бизнеса, Нихал моталась по всему свету. За следующие два года она пожила в Италии, Бразилии, Канаде и на Кубе. Её наставник был непреклонен, и до других континентов они добирались вплавь — а способ, с кем и на чём добраться, он всегда находил. Но девушку не смущала перспектива пересекать проливы и моря на большие расстояния, лишь бы увидеть другую страну или остров. Левент неизменно был с ней рядом, и оба брата Нихал не теряли надежды, что эти отношения перерастут в нечто большее. Правда, из Бразилии им пришлось всё же возвращаться на самолёте в срочном порядке — на свадьбу Аднана и госпожи Дениз. Больше таких поспешных возвращений не было, но, когда в доме стали поговаривать о свадьбе Юсуфа и Джемиле, Нихал специально отложила предстоящую поездку в Японию. Левент не стал настаивать, он слишком хорошо понимал её. Со смерти Бешира, как и самоубийства Бихтер, прошло четыре года. Камня преткновения между хозяйской дочерью и служанкой больше не было, а после первого путешествия Нихал, когда она вернулась совсем другой, отношения девушек совсем наладились. Ухаживания Юсуфа сотворили чудо и сделали Джемиле более покладистой, не такой строптивой. Да и она теперь понимала, что Нихал не была виновата в том, что Бешир предпочёл её, а не Джемиле. К слову сказать, теперь прошлое представало перед обеими девушки в ином свете. И Нихал отзывалась о покойном водителе без всякого удовольствия и печальной ностальгии. Потому что она понимала, что Бешир вёл себя по отношению к ней точно так же, как вела себя она по отношению к Бехлюлю. К тому же Нихал не была уверена, что чувства Бешира были настоящими. Она была недосягаемой звездой в его воображении, дочкой падишаха, как выразился дядюшка Сулейман. И не будь она ею, вряд ли его любовь вообще имела место быть. Аднан Зиягиль, по совету своей нынешней жены, решил, что оплатит расходы и медовый месяц молодым. Но дядюшка Сулейман наотрез отказался отмечать свадьбу в ресторане. Единственная дочь выходит замуж! Как же он позволит кому-то, кроме себя, приготовить для неё свадебный обед! Переупрямить старого эфенди было невозможно, и в итоге все приняли решение, что праздновать будут дома, но Аднан оплачивает Юсуфу и Джемиле двухнедельный отдых на побережье. Правда, вскоре случилось ещё одно событие, полностью меняющее планы. Нихал, помогающая госпоже Дениз с организацией свадьбы, за неделю устала больше, чем за месяц в автостопе. Поэтому, когда Левент предложил ей сходить в любимую кофейню, она с радостью согласилась. Её наставник давно стал своим в доме Зиягилей, его уважали все члены семьи, а прислуга относилась с огромным почтением. Та кофейня была местом, где их привыкли видеть вдвоём, по одному ни один из них там не появлялся, даже Левент, который вообще-то был постоянным посетителем задолго до знакомства с Нихал. Расположившись за любимым столиком, они, как всегда, заказали кофе и лепёшки. — Свадьба через две недели? — уточнил Левент. — Ага, и во всех смыслах традиционная, — кивнула Нихал, — с белым платьем, застольем, украшением дома и горой подарков. Нет, я не против, всё же Джемиле не чужой мне человек. Так что если она хочет такую свадьбу, то я поучаствую в организации. — А разве ты сама не такую свадьбу хотела? — усмехнулся мужчина. — Ты имеешь в виду свадьбу, о которой мечтала та капризная принцесса, с которой ты познакомился здесь? — она вернула ему усмешку. — Она исходила не из своих желаний, а из того, как будет смотреться в глазах других. То есть — как бы ей выглядеть круче мачехи, как будут выглядеть свадебные фотографии в светской хронике, как придать себе лишний гламурный шик, чтобы никто не сомневался, что Аднан Зиягиль не пожалел для свадьбы дочери ничего! А главное, чего ей хотелось, так это всем и каждому продемонстрировать своего жениха, пусть видят, что Нихал Зиягиль выбирает всё самое лучшее! — Кошмар, короче, — заключил её собеседник. — И не говори! — И как бы ты хотела выйти замуж теперь? — Теперь… — она на секунду задумалась, — теперь ничего лишнего, оделись красиво, но не торжественно, пришли, зарегистрировали брак, ушли. А потом провели день только вдвоём. — Твоя семья вряд ли отнесётся к этому одобрительно, — заметил Левент, — им важны такие вещи, как помолвка, ужин на сто персон, все свадебные атрибуты… — Ну, потом можно провести церемонию специально для родственников, — пожала плечами девушка, — чтобы никого не обидеть. Левент промолчал — им как раз принесли кофе. Они, как и полагалось, провели в тишине те минуты, пока наслаждались напитком. Не дожидаясь, пока Нихал приступит к лепёшке, Левент неожиданно сказал: — Нихал, у меня к тебе вопрос. Извини, что прерываю. — Да, спрашивай, — девушка отвлеклась от еды, подняв голову на наставника. Тот вздохнул и произнёс: — Нихал, ты… выйдешь за меня замуж? Стало понятно, почему её попросили не есть — она бы подавилась после подобного предложения. — Что, прости? — она решила, что ослышалась. Левент повторил. — Ты… серьёзно? — Абсолютно, — кивнул он. — Так ты же… ты же… не любишь меня, — запинаясь, ответила девушка. — Почему ты так решила? — Мы же друзья. Ты и не ухаживал за мной. Да я вообще долго думала, что ты с трудом меня терпишь! — начала сердиться Нихал. — Ты прекрасно знаешь, что моя неприязнь прошла, едва я убедился в серьёзности твоих намерений, — Левент по-прежнему говорил спокойно и ровно, — Мы больше двух лет вместе проводим столько времени, что должны были надоесть друг другу, но этого не произошло. Мы хорошо знаем друг друга, понимаем, поддерживаем. И я уже давно вижу в тебе не глупую, испорченную богатством девчонку, а взрослую женщину, с которой хотел бы провести всю свою жизнь. Не верю, что ты не обратила внимания на то, как поменялись к тебе мои чувства, — он говорил, а глаза его не отрывались от лица изумлённой и покрасневшей напарницы, которая, словно оправдываясь, проговорила: — Я не хотела обольщаться на твой счёт. Мне казалось, что быть друзьями — это правильно. К тому же один раз я уже приняла желаемое за действительное. — Ты уже давным-давно другой человек, и в собственных чувствах, как и в чужих, не запутаешься. Левент не был романтиком в том смысле слова, который вкладывают в это влюблённые. Он не привык выражаться красиво, чтобы сердце трепетало от слов. Его натура была суховатой, но искренней, его страсть к дороге всегда будет превозмогать страсть к женщине, и та, которую он выберет, должна не только это принять, но и разделить с ним его образ жизни. В случае Нихал не нужно было ни о чём просить — её захватила дорога и увлекла, как и его. Она сдержала своё слово, и тогда, при путешествии в Марокко, во всём его слушалась, училась и даже когда уставала до ломоты в мышцах, когда из последних сил двигалась и работала — ни разу не пожаловалась. Хотя наставник, как мужчина, воспитанный в патриархальной семье, мог проявить понимание и давать ей больше отдыха, чем себе. Но она молчала, выжимала из себя все силы и трудилась на равных. Тогда Левент посмотрел на неё другими глазами — он был очень даже зрячим, и видел, что ученица старается соответствовать его требованиям. Ему понравилась её приобретённая выдержка, её интерес к автостопу; и когда он предложил ей в следующий раз снова отправиться в путешествие вместе, он был безудержно рад, когда её глаза сверкнули счастьем, а потом последовало быстрое согласие. Этот проницательный человек наверняка видел и знал то, что она скрывала даже от себя. Он отлично понимал, что Нихал любит не только дорогу, но и его самого. И на душе девушки вдруг потеплело от его простых слов. А Левент, видя, что она почему-то молчит, решил заговорить сам: — Послушай, Нихал. Я действительно тебя люблю. И я догадываюсь, что и ты испытываешь ко мне те же чувства. Я не говорил тебе раньше, потому что хотел убедиться, что это не мимолётное увлечение с твоей стороны, что со временем твои чувства не остынут, а окрепнут. Я не хотел, чтобы ты вдруг обнаружила, что спутала уважение к своему учителю со страстью к мужчине. Но сейчас я знаю, что уже год твои чувства остаются неизменными ко мне. И ты старалась их не проявлять, чтобы не омрачать нашу дружбу. Но я всё же заметил… Так ты станешь моей женой? Нихал даже не поняла, что по её щекам бегут слёзы. Надо же, она ведь не плакала с того момента, как познакомилась с ним. А сейчас вдруг разрыдалась от счастья. — Да… конечно, стану…