***
Что такое боль? У каждого разное представление о ней. Для Юнги боль это, когда полюбившийся с первых двух секунд голос говорит такие страшные слова. Для Юнги боль это, когда твой отец заходит к тебе в комнату и повторяет их. Для Юнги боль это, когда видишь заплаканого папу, а слёзы его остановить невсилах. Боль и обида закутывают в свой кокон, не пропускают воздух, не разрешают выйти наружу и увидеть белый свет. Боль - это когда твой отец ледяным голосом говорит: «Хочешь того или нет, но ты пойдёшь к нему завтра, другого выбора нет, денег таких у нас тоже нет.» Для омеги в этот момент мир разрушился. Он никогда и подумать не мог, что его жизнь обернётся к нему задницей. На лице не было никаких эмоций, лицо - белый кирпич, а в душе животный страх затаился, и вот-вот грозится вырваться наружу ядерным взрывом эмоций. Нет. Никогда. Юнги всегда был сильным. Он никогда не показывал свои слабости и сейчас не покажет. Он не хочет, чтобы его родителей убили, он сделает это ради них. Всё же может этот альфа имеет хотя бы капельку человечности, может омеге удастся его уговорить, чтобы он немножко подождал с деньгами, во всяком случае попробовать стоит - другого выбора всё равно нет. Отец выходит из комнаты, уволакивая за собой заплаканого папу. Юнги ничего не остается как уснуть, потому что думать о завтрашнем вообще не хочется, хочется, чтобы это всё оказалось жутким кошмаром, хочется, чтобы сейчас ласковый голос папы разбудил и позвал кушать, а потом собираться в школу, встретиться с друзьями, рассказать им об этом кошмарном сне, они бы, как всегда, пошутили над этим, и парни бы пошли на учёбу, громко смеясь. Но, увы, папа не торопится его будить, Юнги не просыпается, этот сон не хочет заканчиваться. С такими мыслями Юнги уносится в объятия морфия.***
Юнги просыпается уже утром, на его лицо падает коварный солнечный луч, который проник сквозь шторы. Омега сладко потягивается, и в голову внезапно ударяет осознание того, куда ему сегодня предстоит идти. Вставать жуть как не хочется. Парень готов проваляться целый день в кровати, лишь бы его никто не трогал. Настойчивый стук в дверь подтверждает: покой омеге сегодня не грозит. В комнате показывается голова папы с тихим «Сыночек, просыпайся, уже пора вставать». И Юнги прекрасно осознаёт, куда именно ему пора. Дверь с негромким шумом закрывается, а перед глазами стоит папа с такой грустью и пониманием в глазах. Он медленно подходит к кровати, садится на край и прижимает сына к себе. – Мы это переживём, маленький, мы справимся, я понимаю, как тебе сейчас больно и обидно, но ты тоже должен понять отца: ему тоже тяжело, но у нас нет другого выхода, – по бледному, измученному лицу старшего омеги скатывается горячая слеза и теряется, падая где-то в тёмной макушке омежки. – Не плачь, пап, всё нормально. Я справлюсь, я попробую объяснить всё тому мужчине, он же не изверг, он должен понять, – в глазах Юнги блестит надежда, папа смотрит в них и улыбается, но какая же эта улыбка тяжёлая, такая натянутая, с такой горечью и болью смешанная. Он опять обнимает сына и шепчет ему в макушку: – Подымайся, сыночек, чисти зубы и иди за стол - будем кушать,– он целует омегу в лоб, встаёт и уходит, закрывая за собой дверь. Юнги встаёт и идёт в ванную, по телу парнишки пробегает табун мурашек. Он заходит в душ и открывает воду: прохладные капли падают на бледную, почти прозрачную кожу. Тело прошибает озноб, чувствуется надвигающаяся течка. Всё это для омеги в новинку, он никогда раньше такого не испытывал. Юн смывает шампунь, закрывает воду и выходит, закутываясь в полотенце. Подойдя к шкафу, Мин вытащил оттуда домашние свободные штаны и такую же свободную белую футболку на размера два больше нужного. Вытерев тёмные волосы, парень зашагал на кухню, где его уже ждали родители. – Доброе утро,– прошептал Юнги и сел за стол, уставившись в тарелку с рисом. –Доброе,– с толикой грусти в голосе сказал отец. Дальше завтрак продолжился в тишине. К концу трапезы отец всё же решил поговорить с сыном. – Сынок, сегодня к десяти утра за тобой приедет машина, так что доедай и иди собирай всё, что тебе нужно на ближайшую неделю, а я пошёл на роботу. Отец встал, поцеловал мужа и ушел, оставив омег с тяжёлыми мыслями. – Спасибо папа, я пойду к себе. – Хорошо, милый, иди, я тебя позову, когда машина приедет. – Ага.***
Чонгук не находил себе места после того, как вернулся с того дома. Что-то его в этом омеге зацепило, он даже не знает, почему он так сказал, почему попросил вместо денег омегу. Но одно он знал точно - это всё не просто так. Его запах до сих пор чувствуется: такой сладкий, дурманящий. Вот только одно непонятно - почему. Что-то подсказывает, что легко не будет. Он похож на котёнка, такого маленького, чёрного, дикого, которого приручить хочется. Как-то неправильно всё это, но ведь мал ещё совсем, Чон это понимает, но сделать с собой ничего не может. Его тянет к этому мальчишке безумно, до одури, до чёрных пятен перед глазами. В этом запахе хочется укутаться, его телом хочется насладиться, испить до дна, хочется, чтобы он стонал под ним извивался как кот. Гук понимает: это не правильно, он ведь не педофил. К чёрту всё, он его хочет, и он его получит, чего бы ему это не стоило. Он ради этого мальчишки сегодня все дела на друга и брата скинул. На все вопросы отвечал просто: «Так надо» Парни всегда знали, что он немного (много) неадекватен, но чтобы настолько. Надо было видеть лица мужчин, когда они услышали слова Чонгука в доме. Они были ошарашены, мягко говоря, они не понимали почему друг-брат так резко передумал, но смирились с его желанием. Да и им самим интересно, чем это всё кончится, парень-то вспыльчивый и маленький очень, жалко его, у Гука ведь терпение не железное, интересно будет понаблюдать за этим всем. На альфу смотреть жалко: ходит, мечется по кабинету, будто омега перед первым свиданием, никогда ещё не был он в таком состоянии, сколько парни его знают, ни разу вот таким не видели. На часах половина десятого, пора отправлять машину.***
Юнги слышит голос папы с кухни, значит пора, за ним уже приехали. Господи, как же тяжело даются эти шаги до двери. В коридоре стоит амбал, по всякой видимости, охранник. «Думает, я сбегу», говорит про себя омега и понимает, что сбежать не удастся. Он передвигает ногами, а на них как будто бы гири по шестнадцать кило каждая прицепили. Тело никак не хочет поддаваться. Всё-таки пересилив себя, омега подходит к машине. У двери в подъезд стоит папа, заплаканный такой, как будто бы сына на войну отправляет, да в принципе в чём разница. Дорога будто бы бесконечная, они ехали приблизительно минут двадцать, может быть, полчаса. Машина подъехала к огромному дому где-то за городом. Дом был огромный. Первое, что бросилось в глаза, это балкон на втором этаже. Юнги всегда мечтал об этом, но их квартира была на первом этаже, о балконе и мечтать нельзя было. Двор, в который въехала машина, был вымощен каменной брусчаткой. По обе стороны был стриженный газон, где-то чуть дальше виднелись клумбы и небольшой фонтанчик. Выстриженные деревья были рассажены как-то хаотично, но всё со вкусом, не было ничего лишнего. Омега смотрел в окно с открытым ртом. Когда машина остановилась у входа, бугай вышел, открыл дверь и жестом руки показал идти в дом. Омега на ватных ногах, стараясь не выдавать свой страх, всё-таки пошёл внутрь. Когда он зашёл, то попал в небольшой коридор. Дальше находилась огромная прихожая, обставленная со вкусом. Всё в белых тонах. В глубине дома была арка, а за ней, по всей видимости, кухня и лестница на второй этаж. Это всё, что сумел разглядеть омега, пока не услышал такой родной, странно, но ему он показался действительно родным, запах. На лестнице стоял альфа. Юнги показалось, что он пожирал его взглядом. Стало как-то не по себе, омега даже забыл, что он хотел ему сказать, просто стоял, как рыба, глотая воздух ртом...