***
Юнги уже минут десять прожигает взглядом белую стену мужского туалета. — Хён, ты либо и дальше пялься в невероятно красивую стенку, либо расскажи наконец, что произош… — Я переспал с ним, — Юнги иногда любит всё говорить в лоб, заставляя людей широко распахнуть глаза и рот в немой букве «о». — Т-ты…ты Что с ним сделал? Пе…переспал? — Ким не верит. Отказывается. Скажите, что Юнги так шутит и на самом деле не делал ничего подобного. — Типа, ну, прям реально вот взял и занялся с ним сексом? — Ну…да, немного. — Немного? У Тэхена лицо перекошено в каком-то диком испуге за друга. — А потом что? Ну…сделали вы это самое, а потом? Чимин что, ушёл? — Ага. А перед этим я признался, что люблю его. Было едва слышно, но…думаю, он понял. А ещё… ещё он сказал, что я смешной, — голос начинает дрожать из-за всех воспоминаний, которые накрывают с головой, — а потом он ушёл. Собрался и ушёл, даже не попрощался. Такой задумчивый был, не знаю…может… — опускает голову вниз, закусывая губу от нарастающей боли, — …может, я сделал что-то не так или…я не знаю… — Иди сюда. Ким посильнее сжимает худое тело хёна в своих крепких объятьях, начиная водить рукой по спине, чувствуя, как тот сейчас плачет. — Всё хорошо, всё будет хорошо, хён. Давай… пошлём нахуй вокалистов, сразу после концерта. А будет ещё лучше, если ты откажешь аккомпанировать этому Чимину, не придёшь на выступление, а? — Нет, я что, девка какая-то: то хочу, то не хочу играть. Я буду, обещал ведь, — Юнги с головой зарывается в тэхенову шею.***
Тэхен бы уже давно забыл Чонгука, если бы тот перестал подкидывать шоколадки в его рюкзак. И когда тот успевает? Парень уверен, что это он, потому что молочный шоколад с клубникой Ким любит с самого детства и этот факт известен его бывшему. Он бы ещё волосы в красный покрасил в честь клубники, которую он так любит, думает Тэ, распечатывая очередную шоколадную прелесть. Шоколад не виноват, что Чонгук — пидорас редкостный, поэтому он и ест. Не выбрасывать же. Тэхен поудобнее устраивается на сиденье в концертном зале их университета, откусывая кусочек шоколадки. В помещении постепенно становится больше людей, а на сцене появляется одна из студенток — ведущая. Она говорит что-то о наступающих праздниках, поздравляя всех заученной репликой, улыбается широко и уходит за кулисы. Всё бы ничего, если бы не внезапно появившийся рядом Чонгук с выкрашенными в яркий цвет волосами. Он смотрит загадочно, улыбается непринуждённо и голову набок склоняет, из-за чего его розовая чёлка спадает на одну сторону. Розовая, блин. Розовая? Розовая. Розовые волосы у Чонгука. Прямо как начинка в тэхеновом шоколаде, из-за чего он и подвисает на целую минуту, неотрывно глядя парню в глаза. Это что за фокус такой? Ким еле находит в себе силы перевести взгляд на сцену, прочищая горло. — Отец узнает — убьёт тебя, — тихо начинает он, откусывая кусок шоколадки и вовсе не понимая, почему парень рядом с ним так легко улыбается. В его случае нужно срочно бежать и всеми возможными способами смывать краску, но точно не просиживать штаны рядом с Тэхеном. — Знаю. Но я решил, что пора начать исполнять свои желания, — так же тихо отзывается другой с каким-то воодушевлением. Чонгук будто…счастлив? Такой беззаботный и улыбчивый, вовсе не угрюмый и задумчивый, как было раньше. Будто действительно что-то поменялось. — Ты счастливый, — вдруг поворачивает голову Тэхен, заглядывая в чужие глаза, горящие жизнью. — Потому что делаю то, что хочу именно я, а не мой всемогущий папа, — снова тёплая улыбка, которой он одаривает Кима. — Кстати, я всё ещё хочу Тебя, Тэхен-и. Всего и только мне. Я готов ждать до тех пор, пока ты снова не оставишь в своём сердце место для меня. В этот раз я не подведу, обещаю тебе, — быстро целует в щёку, совсем не стесняясь взглядов остальных студентов, а после так же поспешно поднимается и уходит, оставляя растерянного и ошарашенного Тэхена одного. Он едва успокаивает своё бешеное сердце, готовое выпрыгнуть наружу и предоставить то самое место, о котором говорил Чонгук. Он заставляет взять себя в руки, потому что это вовсе не входило в его планы. Концерт только начался, а Тэхен уже ждёт появления своего хёна и ещё одного пидораса вокалиста, который обидел и продолжает обижать Юнги своим молчанием. После той ночи Пак лишь изредка смотрел на него в университете виноватым и жалостливым взглядом, но не подходил к нему, а когда приходил последние два раза к другому домой для репетиций, то старался шутить меньше обычного и взгляд растерянный уводил, будто их с Мином совсем ничего не связывает. И вправду. Кроме воспоминаний ничего и не связывает. Дурацкие чувства, дурацкий Пак Чимин, дурацкий концерт, думает сам Юнги, когда выходит на сцену вместе с Паком, у которого синяк под глазом, вообще-то, и старший не в зуб ногой, откуда эта непонятная штука у него на лице. Пак поёт (красиво и чувственно, между прочим), Юнги играет на фортепиано свою партию, а в голове у него лишь этот синяк под глазом и Чимин, который берет последнюю высокую ноту. Они с Юнги кланяются публике и под громкие аплодисменты уходят за кулисы. У Мина внутри всё непонятно и странно: с одной стороны, хочется наброситься на Пака с объятьями и немедленно спросить, что же произошло с ним буквально за пару часов до выступления, а с другой стороны, будет правильным гордо поднять голову и пройти мимо. Но он не делает ни того, ни другого, потому что Чимин сам вдруг подходит к нему, хватает за руку и резко дёргает в сторону туалета. Заходит в помещение и толкает старшего к стене, из-за чего тот несильно ударяется, а затем становится напротив, зачёсывает волосы назад и тяжело и протяжно выдыхает через рот. — Кому ты рассказал, что мы с тобой спали? — тон серьёзный, а взгляд тяжёлый, из-за чего у Юнги внутри всё сжимается до крохотных размеров, как его член на морозе. — Чимин… — Я вопрос задал, — спокойнее произносит он. — Только Тэхену. Я рассказал Тэхену, потому что не мог держать это в себе. — Хорошо, рядом были люди, когда ты это говорил? — щурится. Делает это, когда злится, но тон голоса какой-то мягкий, хоть и взгляд тяжёлый. — Нет, только Тэхен был. Мы стояли здесь, в туалете, я сказал, чт…а что не так, собственно? Я не могу поделиться со своим другом тем, что меня отвергли? Или это законом запрещено? — режим «истеричка Мин Юнги» включён. Имеет право! — Ой, или твоё «я» удивлено, что у такого задрота и неудачника есть друг? — наигранно вскидывает бровью, разводя руками в стороны. Чимин разворачивается к стенке, ничего не отвечая. — Что, я не достаточно хорош для тебя, чтобы получить твой царский ответ? — в голосе дрожь, а внутри отчаяние. Наверняка, он будет жалеть об этом уже сегодня вечером, когда в очередной раз будет думать о Чимине. Но сейчас он хочет сказать всё то, что накопилось за эти пару месяцев любви к этому наглому вокалисту, который кроме себя никого не видит. — Наоборот, — вдруг отзывается младший, медленно поворачиваясь и заглядывая в глаза напротив. — Не понял? — хмурится. — Наоборот. Ты слишком хорош для меня, — в чужом голосе тоже слышится отчаяние. — Я не понимаю тебя, — поджимает губы, отводя взгляд, потому что парень рядом смотрит слишком проникновенно. — У тебя есть родители, которые любят тебя и воспитывают хорошо, учишься ты на «отлично», на фортепиано играешь заебись, друга имеешь, который носится с тобой, как с ребёнком, — вдруг вывалил всё, а Юнги что-то не совсем понимает, к чему тот клонит. — Ты вежливый со всеми, добрый и отзывчивый, если просить тебя о помощи, ты настойчивый и терпеливый, потому что…ну, вот сколько ты ждал, пока я тебе взаимностью отвечу, сколько смотрел на меня щенячими глазами? Два, три месяца? А? Юнги-хён, ты слишком…ну, слишком…хороший для меня, понимаешь? В ответ молчат, начиная догадываться, что тот имеет в виду. — А ты тогда какой? — поднимает взгляд на парня рядом. У Чимина на лице грусть и отчаяние, как минутами ранее было на миновом. Старший впервые такое видит, если честно. — А я, хён, полная противоположность тебе. Наверное, только с пунктом «друзья» у меня более менее в порядке. Я упёртый, как баран, у меня ЧСВ выше, чем мой рост, я ужасно вредный, а ещё я словно заноза в заднице — у меня всегда какие-то проблемы. Я нихрена не вежливый и невоспитанный, потому что неделю назад послал нашего физрука в пизду, — повышает голос, эмоции лезут наружу. — А ещё я однажды с девчонкой одной переспал, у которой парень был, и я знал это, но всё равно соблазнил её, наобещал ей любви в Париже, а на следующий день свалил, как ни в чём не бывало. А учусь я, о, как я учусь, да так, что люди с сорока семью хромосомами умнее меня будут. Андерстэнд? Разводит руками в стороны, наконец сказав всё то, что копилось так долго. Юнги даже улыбнулся, печально так, жалостливо, но улыбнулся всей этой речи. Он почти обо всём этом знал. Получается, Чимин только из-за этого ни с кем не встречался, потому что считал себя просто не достаточно хорошим? — Английский, вот, знаешь, а тупым себя обзываешь, — по-доброму смотрит Юнги. Парень перед ним открыл свои переживания…ему. Отчего-то даже приятно стало. — Хён, я ведь серьёзно, — и смотрит так преданно, как когда-то Юнги на него. — Я тоже. Всё то, что было в тебе, мне нравилось. Всё то, что есть сейчас, мне нравится. И даже то, что будет, мне тоже, тоже будет нравится. Потому что я полюбил тебя таким вот, не идеальным, с твоим тяжёлым характером и заскоками, — делает паузу, переводя дыхание. — Ради тебя я стал смелее, не заметил? Два раза тебе встречаться предложил, ты отказал. Ещё больше раз в любви признавался, ты не ответил. А я всё равно продолжал пытаться. Так что мешает тебе ради кого-то сделать такой же шаг вперёд и стать лучше? Я не говорю тебе сделать это за раз, ты можешь делать это постепенно, Чимин. Сейчас их разница в возрасте заметна. Пару лет могут сделать из человека философа, оказывается. Только сейчас Мин вспоминает, что не по своей воле, вообще-то, в этом туалете оказался, и решает спросить: — Так к чему весь этот допрос о том, кому и когда я рассказал о…о нас с тобой…? Чимин молчит. Не хочет правду говорить, потому и взгляд отводит. — Чхве Минсок слышал, что ты говорил своему другу тогда в туалете. Стоило бы кабинки проверить, — начинает он. — А сегодня я услышал, как он тебя… — «шлюхой обозвал, сказал всем, что с ним ты тоже развлекался на одной из вечеринок, как и со мной», — …ну, не очень хорошо о тебе отзывается, в общем, ещё и при всей твоей группе. Ну, я немного не сдержался, вмазал ему, а он, оказывается, тоже не из слабых, — закусывает губу, обнимая себя руками. Что-то слишком он сентиментален сегодня, не в его это стиле. Так странно. Потому он сразу же в оборону становится — расправляет плечи, выражение лица вновь нечитаемое и руки в карманы. Так чувствует себя увереннее. — Не подумай ничего такого, хён. Я сделал это только из уважения к тебе. А у Юнги внутри целый мир рушится. Только он позволил себе слабость, предполагая, что он всё же мог понравится такому парню, как Чимин, как его чувства вновь растоптали, спуская с небес на землю. И сердце в тысячный раз разбили, причем один и тот же человек. Больно, тошно, противно, ненавистно. — Знаешь, «не быть любимым — это всего лишь неудача, а не любить — вот настоящее несчастье». Альбер Камю, если что. Мин, сдерживая обиду и порыв слёз, проходит мимо, задевая другого плечом, и двигается к выходу. — Стой! — кричит младший, и парень замирает, не в состоянии дёрнуть за ручку двери и выйти. Хватит терпеть это всё, Юнги, говорит одна его здравомыслящая часть. А другая кричит остановиться, прямо как парень позади него. — Прости, я…я…а ты меня ещё любишь? Мин разворачивается, сдерживая порыв злости внутри, и отвечает: — Гёте однажды сказал: «Если я тебя люблю, то что тебе с этого», — снова как задрот отвечает. Сколько у него там этих фразочек? — Нахуй Гёте. Скажи нормально, я ничего не понимаю, придурок! — обзывается и злится, потому что сам во всём виноват, а ещё смотрит так преданно и виновато, что старшему его обнять хочется, ну и ударить разок-другой за его поведение. — Ты меня любишь? Теперь молчит Юнги. А Чимину внезапно страшно, а вдруг уже нет, не любит? Его поведение недостойное и непростительное. Он не заслуживает любви, тем более любви Юнги. — Мне без тебя дышать трудно, Чимин, — едва слышно, но отзывается в самом сердце. У Мина на глазах слёзы наворачиваются, потому что, возможно, очередное его признание просто растопчут. А младший вновь молчит, что не удивительно, но так непривычно для обоих взгляд прячет и щёки краснеют. — Ты всё время говоришь такие смущающие вещи, Юнги-хён, мне всегда хочется побыстрее уйти, потому что у меня лицо почему-то краснеет и я глупо смеяться начинаю, — закусывает нижнюю губу, заметно нервничая. Впервые Мин видит такого Пака. Такого милого, что ли, и смущённого. Потому и не может на него злиться долго. А ещё Юнги не может понять, можно ли это считать за своеобразное признание от его любимого? Он и вправду сильно удивлён от такого Чимина. Неужели это действительно тот же самый парень, что ещё совсем недавно так самовлюблённо улыбался смущённым из-за него девушкам и вел себя как самый настоящий мудак? — Я не расскажу твоим дружкам, что ты сейчас на смущённую восьмиклассницу похож, только с подбитым глазом ещё, — отвечает старший, приподнимая уголки губ вверх, из-за чего другой тоже заметно расслабляется. Обида вмиг растворилась. Юнги слишком, слишком добрый для этого жестокого мира. — Я больше не хочу быть один, — вдруг твёрдо заявляет Пак, глядя другому в глаза, что на секунду вдруг широко открылись из-за удивления. — Хочешь ещё раз предложить мне встречаться? Другой думает ещё некоторое время, задумчиво глядя на парня рядом и поджимая губы, так, что у Пака вдруг сердце больно колит. А вдруг…уже не предложит? — А ты хочешь ответить мне согласием? Пак Чимин улыбается. — Хочу. Очень хочу. Возможно, Чимин не бросится к нему на шею и не станет говорить слова любви прямо сейчас, но Юнги готов ждать, потому что делал это ради него почти три месяца. — Знаешь, о чём я сейчас подумал? — вдруг начинает вокалист, приходя в себя. Щёки уже едва красноватые, а взгляд ровный. — Мм? — Хочу ванильную колу и бургер… — тепло улыбаясь, он подходит совсем близко и робко обнимает, кладя голову на чужое плечо. Другой не спешит отвечать на объятья, выдерживая паузу. — …и неМНОГО тебя. И только после этого Юнги обнимает возлюбленного в ответ, но внутри всё ещё не верит в происходящее, потому и решает уточнить: — А ты правда только из-за уважения ко мне полез к Минсоку? — Хуй там. Я такую херню сморозил, прости… Я думал, мне просто кажется, что рядом с тобой я любим не только за внешние качества, но и за то, какой я человек, пусть и не очень хороший, но ты не отпускал меня даже тогда, — Мин чувствует, как тот улыбается. — Но…я не мог так просто тебе довериться, пойми, мне половина нашего универа в любви признаётся, но ты…ты продолжал удивлять меня своей настойчивостью. Поэтому…ты мне понравился, Юнги. Если честно, я не особо знаю, что нужно говорить в таких случаях, но…эмм…я готов ждать столько, сколько нужно для того, чтобы получить твоё прощение. Старший прячет смущённую улыбку, утыкаясь носом в чужую шею, и лишь сильнее обнимает в ответ. Кажется, он добился самого неприступного парня их университета. Пришлось пройти тяжёлый путь: каждый день чувствовать, как твоё сердце разбивается на мелкие осколки и убить последнюю нервную клетку из-за этого, но… возможно, оно того стоит?***
До Нового Года ещё целая сегодняшняя ночь и следующий день, поэтому, Юнги уверен, у него есть время выспаться. На его телефон за эту неделю их отношений с Паком пришло, кажется, тысячное уведомление. Чимин всё время пишет откровенный бред, котёнком его называет, ставя рядом кучу никому не нужных смеющихся смайликов, но другому, отчего-то, тоже смешно становится. Вероятно, если твой любимый человек счастлив и здоров, то и ты ощущаешь это. «Если не пойдёшь сейчас же спать, я накажу тебя», — отшучивается Юнги, на что Пак отправляет множество недовольных смайликов и больше ничего не пишет. Так по-детски, думает старший, счастливо улыбаясь и накрываясь одеялом с головой. Чимин вправду теперь Его? Какой-то сон. К слову, за эту неделю Юнги ни разу не поцеловал своего парня по-настоящему. Решил, что это будет своеобразным наказанием за то, что тот так долго не отвечал ему взаимностью. Чимин был недоволен этим, но не высказывался по этому поводу, потому что сам понимал свою вину: он не только не отвечал на чувства хёна, но и сильно обижал его своими поступками. Поэтому некоторое время без поцелуев в губы вполне справедливое наказание. Юнги открывает глаза посреди ночи из-за неожиданного звонка младшего. Он еле-еле отвечает ему, прикладывая телефон к уху и всё ещё продолжая дремать. — Хён…? — слышится знакомый голос в динамике. — Я тут подумал… — В три ночи? — хрипло и недовольно отзывается Мин, не открывая глаз. Ну вот что могло понадобиться ему в такое позднее время?! — У тебя что-то случилось? — Прости, я просто…не знаю, в общем…я соскучился по тебе ужасно, поэтому решил прийти, и я… — Где ты? — внезапно распахивает ото сна глаза, сильнее прижимая телефон к уху. — Ну…я это…кхм…откроешь? Юнги сбрасывает вызов, резко поднимаясь с кровати, и бежит к входной двери с телефоном в руках. Он открывает дверь и действительно видит… — Чимин? Пак стоит на его пороге с ужасно кислой миной, будто вся вселенская грусть сейчас на его лице. Он смотрит куда-то под ноги, ковыряя носком белого кроссовка пол, и хмурится. — Отвечу сразу: да, у тебя парень тот ещё дурак, он и не собирается отрицать этого, — спокойно начинает младший. — Но я так, типа, больше не могу, хён, — хнычет, поднимая взгляд, а Юнги сонно улыбается всей этой картине. Чимин что, серьёзно, пришёл к нему потому, что соскучился настолько сильно? Они ведь виделись пару дней назад. Да и Чимин не из тех, кто будет подобным заниматься, думал Мин. Но тот его удивил. — Я, это, люблю тебя, кажется, потому что, блин, как-то хуёво без тебя и…это…как же…ну… Юнги уже может чувствовать себя самым счастливым? Он даже резко проснулся. Пак Чимин пришел к нему домой в три часа ночи, чтобы признаться в любви. Мин что, во сне? В дораме? Ах да, он же в жопе, а эту жопу Пак Чимин зовут. — …ты знал, что язык — самая сильная мышца человека? — снова начинает Пак. — И-и…? Младший вдруг смотрит прямо в глаза, хоть и ужасно неловко после всех сказанных им слов. — Поборемся, хён? Он смело ступает за порог квартиры, оказываясь совсем рядом с перепуганным из-за внезапного признания парнем, и целует его в губы впервые за эту неделю, кладя руки на чужую талию. Ловко. Юнги отвечает на поцелуй, стараясь держаться на ногах, хотя колени трясутся из-за того, что всё так внезапно произошло. — Прости, пожалуйста, за всё. Я дурак, но я это исправлю, я буду стараться ради тебя, веришь? — шепчет прямо в миновы губы, вновь горячо целуя. Чимин уже сотый раз извиняется, не понимая, что старший простил его ещё в тот день в туалете. Но проучить вокалиста всё же хотелось. Пак извинялся каждый день за то, что оставил хёна тогда, в тот самый вторник, после их совместной ночи вместе совершенно одного. Говорил, что очень хотел остаться, но не мог себе этого позволить. Извинялся за то, что подшутил тогда над другим в книжном. Извинялся множество раз за то, что слишком грубый порой и вовсе не романтик. Извинялся за своё отвратительное поведение по отношению к Мину. Поцелуй приходится разорвать, так как телефон в руках старшего противно и надоедливо вибрирует. От кого: Тэхен-и «Чонгук мне только что минет сделал, а потом встречаться предложил. Не совсем то, чем я должен сейчас заниматься, но…вот». Юнги хмурится, но следом получает ещё одно смс. И вообще, Мин что, один спит в три часа ночи? У остальных жизнь только начинается? «Я согласился». Парень довольно улыбается, пряча телефон в карман спортивных штанов и, слегка щурясь, вновь глядит на младшего, обхватывая чужую шею руками. — Ну что, не передумал бороться? — закусывает губу, ещё шире улыбаясь. Сон как рукой сняло. — Не дождешься, — счастливо улыбается Чимин, вновь притягивая старшего ближе к себе и целуя его губы. — Ты снова мурлычешь, хён, — посмеивается парень, за что другой сразу же кусает его нижнюю губу. Да, Юнги действительно добился самого неприступного парня их университета. Стоило просто постараться сильнее обычного и Пак Чимин у него в губах…кхм, то есть в руках, да.