Сны Жёлтого Проса

...потому что разлуки — важная часть пути, потому что пока тебе плохо — стрела летит, потому что и боль, и счастье дают расти, оставляют в тебе истории, как зарубки. <...> потому что любой услышавший — побратим, потому что всяк день уходящий необратим, потому что не страшно, если не долетит, а действительно страшно — если опустишь руки. Джек-с-фонарём

И снова ненавистные подземелья. Этот стылый, сырой воздух с запахом влажной земли, эти низкие потолки и темнота. Находиться здесь было сродни погребению заживо. Вэнь Цин передёргивало, стоило ей оказаться под землёй. Она и в винные погреба никогда не ходила. Спасибо, не было нужды: в клане за неё это делали слуги, а на Луаньцзан вина в погребах не держали. Если им удавалось заполучить кувшин-другой, или дядюшки ставили своё, живительная влага уничтожалась за пару часов. Слишком тяжёлым был их быт, слишком сильно хотелось забыться. Тем больше облегчения обещала скорая казнь. Уж лучше сгореть под солнцем, чем гнить под землёй. Она рассчитывала, что их казнят сразу. Быть может, подержат час-другой под стражей — и поведут на смерть, но судьба распорядилась иначе. Шла вторая ночь их пребывания в подземельях Башни Золотого Карпа. Неожиданностью стал Совет кланов. Она думала, что уже давно привыкла к чужой ненависти, отрастила панцирь подобно черепахе. Но оказалось — нет. Людская ненависть всё так же отзывалась болью внутри. Однако сильнее всего ранило то, что стоявшему рядом А-Нину доставалось в разы больше неё. Её брат, её добрый нежный мальчик, её весенний лучик, не был ни в чём виноват. Он не выбирал себе эту дикую судьбу. Временами она думала, лучше бы Вэй Усянь не воскрешал его. Лучше бы А-Нин умер в плену — совсем, окончательно. Тогда бы ему не пришлось учиться жить в теле чудовища. Смерть Цзинь Цзысюаня потрясла Старейшину Илина, но наверное, и вполовину не так сильно, как А-Нина. Просто тому было сложнее это выразить. Вэнь Цин помнила, как они сидели у входа в Пещеру Усмирения Демона, оставив внутри бесчувственного Вэй Усяня, и А-Нин всё смотрел на свои руки. Правая была по локоть в запёкшейся крови. В мёртвом взгляде брата ничего нельзя было прочесть, но она знала его слишком хорошо. В тот час, А-Нин в муках умирал повторно. Когда-то, сидя в штабе армии дяди, они поклялись, что не станут проливать кровь на этой войне, что никого не убьют. Только сейчас она осознала всю наивность их намерений. Из всего, что они могли сделать, они выбрали самое малое, почти ничтожное. Но спасибо, небеса позволили им хотя бы это. Благо, А-Нина в клане считали бесполезным, да и она не славилась боевыми качествами. Целители всегда были в тылу. — Я убил его, — тихо проговорил А-Нин, поднимая на неё мутные глаза, — Я убил безвинного человека, сестра. Названного брата мастера Вэя. У него остался маленький сын. Кто теперь научит его держать лук? Его лицо не исказилось страданием, мёртвые глаза не наполнились слезами, но вместе с тем в этом ровном, безжизненном голосе звучала такая мука, такое кристальной чистоты раскаяние, что у Вэнь Цин сердце крошилось в груди. Утешить брата ей было совершенно нечем. — А-Нин, ты себя не контролировал, — всё же попыталась она. — В этом весь ужас, — покачал головой он. — Кого я убью следующим? Может, Четвёртого дядюшку? Самого мастера Вэя? Или… или тебя?.. — Мастера Вэя ты так просто не убьёшь, тут бы я не беспокоилась, — заметила она. — Насчёт себя, значит, согласна? — А-Нин умел быть упорным, когда жизнь не оставляла ему выбора. — Диди, мы не можем видеть будущее, — она погладила его по щеке. Кожа под пальцами была холодной и шершавой от налипшей на брызги крови песчаной пыли. — Так ли это? — возразил он. — Сестра, я опасен. Для мастера Вэя, для вас всех. Если он не может меня контролировать, значит, должен меня уничтожить. — Нет, — вырвалось отчаянное. — А-Нин, прекрати! Вэй Усянь найдёт способ совладать с тобой. Это же Старейшина Илина, он находит выход даже в комнате без дверей и окон. Брат покачал головой. Позади него из тумана Луаньцзан выступил отряд. Порядка дюжины заклинателей в бело-золотых одеждах со знаками отличия ордена Ланьлин Цзинь приближались к их жилищу. У Вэнь Цин похолодели пальцы. Не было ни единого шанса, что они просто пришли их навестить подобно Цзян Ваньиню и Лань Ванцзи. Брат, заметив, как изменилось её лицо, обернулся. Он дёрнулся в попытке подняться, но Вэнь Цин удержала его за плечо. — Нет. Посиди здесь. Я сама. Она поднялась, направляясь к заклинателю с лидерскими знаками отличия. — Доброго дня, любезный! Что привело вас в нашу мрачную обитель? — Думаю, вам это уже известно, — без проблеска уважения ответил тот. — Нам нужно видеть Старейшину Илина. — Старейшина в отъезде, — не дрогнув, соврала она. — Но если у вас к нему срочное, то я, как доверенное лицо, донесу до него ваше послание, когда он возвратится. Заклинатель смерил её оценивающим взглядом, и видимо, что-то в её облике убедило его. — Сегодня на тропе Цюнци Призрачный Генерал в присутствии Старейшины отнял жизнь сына и наследника ордена Ланьлин Цзинь — Цзинь Цзысюаня. Башня Золотого Карпа требует от Старейшины заплатить за содеянное! — И какую же Башня желает плату? — Старейшина должен передать ордену Ланьлин Цзинь Призрачного Генерала, Тигриную печать и явиться сам для отбывания наказания. — Не слишком ли большой кусок пытается откусить многоуважаемый Глава Цзинь? — возразила Вэнь Цин. — Ничто не искупит смерть наследника, — грозно взглянул на неё посланник. — Убийца должен быть наказан. — Тогда при чём здесь печать и Старейшина? — возразила она. — Старейшина натравил своего пса на благородных мужей Цзинь! — начал терять терпение посланец. — Любезный, давайте не будем играть с правдой будто с лучом солнца и зеркалом. — в мыслях вспыхнул образ дяди, и губы Вэнь Цин поневоле растянулись, копируя некогда любимую улыбку. — Или желаете послушать, как благородный муж Цзинь Цзысюнь напал на Старейшину, своего союзника и побратима? Лицо посланца дрогнуло. Он был, очевидно, в курсе произошедшего на тропе, но признавать этого не желал. — Вы не сможете этого доказать! Вас там даже не было, — наконец, возразил он. — Да? Почему вы так уверены? — вскинула брови она. — Я советник Старейшины. Что заставляет вас думать, что я не следовала за ним? Старейшина всего лишь защищался. Заклинатель замолк в замешательстве, но затем лицо его исказил гнев. — Клан Цзинь найдёт способ отомстить. Призрачный Генерал и все его потомки будут истреблены в назидание! — прорычал он. Вэнь Цин ощутила дуновение холодного воздуха сзади, словно она прислонилась спиной к стене глубокой пещеры. Лица заклинателей Цзинь подёрнуло ужасом, некоторые отпрянули. Не поворачиваясь, она подняла ладонь, останавливая брата, и тот замер в каком-то цуне от неё. — Позвольте помочь вам с этим, — она в упор смотрела в злые, полные бессильного гнева глаза посланца. Если им предстоит сыграть последнюю партию, она сыграет её на своих условиях. Никто не будет указывать солнцу, за какой горой ему садиться. Вэй Усяня и остатки семьи нужно было спасать сейчас. — Через два дня мы явимся в Башню Золотого Карпа с повинной. Призрачный Генерал и я, его сестра. Боюсь, больше мне некого вам предложить: мы последние главы клана, оставшиеся в живых. Мы примем причитающееся нам наказание, а вы взамен откажетесь от прочих своих требований и оставите Старейшину и жителей горы Луаньцзан в покое до поры. Глаза заклинателя напротив зажглись интересом. Очевидно, личность сестры Вэнь Цюньлиня была ему знакома. Было бы странно, будь по-другому: уж слишком дядя выделял её среди прочих. Во время Низвержения она выжила, наверное, только благодаря тому, что в пору расцвета клана не любила появляться на собраниях и пиршествах. Заклинательский мир не слишком хорошо знал её в лицо. Отдалённость родства позволяла ей манкировать этикетом, а дядя не возражал, только ухмылялся насмешливо. — Надеюсь, вы уполномочены вести переговоры? — спросила она посланника. — Иначе вас сюда не отправили бы. — Не извольте беспокоиться, — прорезалось в голосе её собеседника нежданное почтение. — Глава Цзинь доверяет мне принятие решений. — В таком случае, мы договорились? Вэнь Цин не отрывала от него взгляда. “Твоими глазами можно в чёрный день фитиль поджечь, птичка, — подтрунивал над ней дядя. — Смотри, не устрой пожар”. Он никогда не мог ей отказать. Оставалось надеяться, что у безымянного адепта Цзинь воля была не сильнее, чем у Вэнь Жоханя. — Хорошо, — наконец кивнул он. — Я передам нашу договорённость Главе. — Благодарю, любезный. С вами приятно иметь дело, — она поклонилась, ощущая одновременно облегчение и мерзкую горечь теперь уже неизбежного. — Нам нужно оповестить Старейшину, после этого мы явимся. Ждите нас в назначенное время. — Я надеюсь, вы понимаете, что ждёт Луаньцзан, если вы не явитесь, — не мог не оставить последнее слово за собой посланник Цзинь. — Любезный, солнце может быть безжалостно, но оно всегда оправдывает ожидания. Мы явимся, — она глянула презрительно, и заклинатель отвёл глаза. Просто удивительно, даже после всего произошедшего её полузабытый статус мог на что-то повлиять. Видеть это было странно и горько, но отчего-то еле уловимо теплело на сердце. — Сестра… что ты наделала?! — тихо сказал А-Нин, стоило отряду Ланьлин Цзинь удалиться. — Мы с тобой в этой лодке вместе до конца, диди, — устало проговорила она, присаживаясь на камень. Скоро всё закончится — их борьба, их недожизнь. Но эти мысли отчего-то не приносили облегчения. Хотелось плакать и спать. Она так и не увидит, прорастёт ли редис в этой суровой почве. Как жаль… Результат этого эксперимента был ей интересен. — Но зачем? Всеблагие боги, зачем ты это сделала?! Ведь ты ни в чём не виновата! — интонации у А-Нина были теперь странные. Ей доводилось слышать такие у душевнобольных, которых иногда приводили к ней из далёких деревень. У тех отрешённых и замкнутых в себе, кого словно бы ничто вокруг не трогало и не удивляло, и они смотрели на мир одинаково спокойными большими глазами. Срывались в истерики они также внезапно, как А-Нин падал в своё бешенство. Но речь была особенно похожа: озвученная фраза лишь под конец набирала силу и обрушивала на слушателя всю скопленную за время своей недолгой жизни мощь. Словно А-Нин всегда хотел выделить последнее слово. — А-Нин, послушай, — она остановила мечущегося брата, схватив за обремкавшийся рукав, — я виновата во всём. В том, что не схватила тебя в охапку и не бежала из клана куда глаза глядят, когда стало ясно, что дядя безумен. В том, что мы не примкнули к сопротивлению. В том, что позволила им разделить нас. В том, что ты умер. Я — твоя старшая сестра, я должна была защищать тебя ценою своей жизни! А я что сделала? Малодушно решила, что всё образуется само. Понадеялась, что можно переждать бурю в стороне. Не вцепилась в тебя насмерть, когда нас разделяли. Позволила им истязать тебя и убить. Сухие пальцы брата коснулись щеки, и Вэнь Цин с удивлением поняла, что из глаз текут слёзы. Всеблагие боги, как же хорошо было, наконец, поплакать. С момента встречи с Вэй Усянем, она ни разу не оплакивала былую жизнь. Белые с алым одежды, трудную, но оттого не менее любимую семью, заброшенное дело жизни. Как давно она не держала в руках целительских палочек? Слёзы собирались в глазах, так что реальность плыла, набухали тяжёлыми мешочками на нижних веках, и с облегчением срывались вниз, катясь по щекам. Подбородок чесался от щекотных струек, и она растёрла лицо руками, размазывая влагу. Наконец-то скопленная боль покидала её. Вэнь Цин казалось, что эти слёзы должны горчить как никакие другие, но на губах было солоно. — Это всё моя вина. Я заслужила. Я должна бы пойти туда одна, но боюсь, сделанного тобою нам уже не изменить. Мы оба заслужили этот исход. А-Нин присел перед ней на корточки, глядя в лицо. Над Луаньцзаном сгущался сумрак, делая цвет кожи брата менее пугающим, и Вэнь Цин показалось, что перед ней снова сидит её стеснительный младший братишка, её булочка, живой и невредимый, только немного чумазый. Она порывисто обняла его, прижимая к себе, и очевидно трупный холод развеял иллюзию. Руки А-Нина скользнули по её спине. — Прости меня, — прошептала она в холодное ухо. — Прости, что не уберегла тебя. Прости, что обрекла на боль. За всё это я не заслуживаю жизни. Прости меня, А-Нин. — Мне не за что тебя прощать, — прошептал он. — Не ты развязала эту войну, сестра. Мы лишь стали её жертвами. — Я люблю тебя, баобао*. — Я тоже тебя люблю. Больше всех. — Что, даже больше мастера Вэя? — она отстранилась и щёлкнула его по носу, усмехаясь сквозь слёзы. Кожа на посеревшем носу потрескалась, навеки застыв тончайшими ранками. Сквозь них проглядывала почерневшая плоть. Её братишка сейчас бы залился краской словно наливное яблочко, стеснительно отворачиваясь и пряча глаза. Но Призрачный Генерал лишь дёрнул уголками губ в отчаянной попытке улыбнуться: — Конечно. *** Разговор с Вэй Усянем оставил тянущее чувство в груди. Боль и бессилие в его глазах резали ножами. Он не хотел их отпускать. Он был готов биться за них до конца, закрыть своей грудью, поплатиться своей головой. Если бы он ещё не занимал особенное место в её сердце, то непременно пробился бы туда сейчас. Столько доблести, добра и нерастраченной любви было в этом человеке. Она лишь тихо надеялась, что однажды он всё же заметит, каким волшебным светом горят глаза Второго Нефрита клана Лань при виде него. И поймёт, почему сам смотрит на него так же. Вэнь Цин шла на смерть с лёгкой душой. Она, наконец, делала то, что должна была. Пришло время исполнить свой долг наследницы клана Вэнь. Умирать за ошибки любимых людей было не жаль. Позади у неё оставался пусть один, но настоящий друг. Возможно, он сожжёт по ней бумажные деньги и вспомнит добрым словом. Надо было попросить его поставить для них таблички где-нибудь на Луаньцзан. В том месте, где глаза Вэнь Цин наконец-то открылись, и где она снова обрела себя. Но теперь уж было поздно. Стоя посреди людской ярости в зале Башни Золотого Карпа, она ощущала себя лодкой, попавшей в шторм, из которого не суждено было выплыть. Странно, что их не закидали камнями. Несмотря на все злодеяния Цишань Вэнь, заклинательский мир сохранял удивительное благородство, пусть и хлестал их словами будто плетью. Она терпела как могла. Кожу прожигали лишь полные противоречия горящие глаза Цзян Ваньиня. Но украдкой глядя на него, Вэнь Цин испытывала лишь гордость и радость. Он был её самой большой победой. Пересадить золотое ядро, подумать только! Когда-то она считала, что Вэй Усянь повредился умом, но он в который раз оказался умнее их всех. Благодаря его паучьему чутью, Глава Цзян имел возможность сидеть сейчас в этом зале, покручивая на пальце духовное оружие, молнии которого словно бы переселились на время в его глаза. Бамбук, который Вэй Усянь видел мысленным взором*, оказался куда более реален, чем ей казалось. Мэн Яо, сидевший рядом со своими названными братьями, вызывал неизменное отвращение. Смотреть на него не было сил. Собравшиеся в зале люди, очевидно, ещё не поняли, какую змею пригрели на своей груди. В благонадёжность этого аспида Вэнь Цин не верила. В мыслях Мэн Яо всегда была лишь выгода Мэн Яо. К несчастью, его падения ей увидеть не суждено. Оставалось лишь надеяться, что, скатываясь на дно, он не утащит с собой иных людей, более достойных, чем он сам. Например тех, что сидят сейчас с ним рядом. Глаза Не Минцзюэ горели ненавистью и жаждой расплаты. Она его не осуждала. Среди своих братьев Глава Не отличался наибольшей искренностью и прозрачностью намерений, и учитывая всё произошедшее, это невероятно успокаивало. Он желал ей смерти и не скрывал этого. Его прямота была как отполированный до блеска клинок — устрашающей, но в то же время чарующей. Не Минцзюэ был достаточно смел, чтобы одним из первых пойти против дяди, поднять восстание и повести за собой людей. Эта бесстрашная ярость вызывала уважение, пусть и делала его излишне несдержанным. Неприязненные взгляды, которые он то и дело бросал на Мэн Яо, располагали к нему Вэнь Цин лишь больше. Он явно видел гада насквозь, и это давало призрачную надежду, что однажды именно он нанесёт судьбоносный удар. Кто удивлял, так это сидевший по правую руку от Мэн Яо Глава Лань, смотревший на названного брата с теплотой, если не с любовью. Неужели он до сих пор не раскусил своего ядовитого соседа? Красивое, гармоничное лицо его было подёрнуто дымкой сомнений, и сердце Вэнь Цин замерло и зачастило, когда он внезапно вступился за пленников. Возможно ли, что в этом зале, наполненном ненавистью до краёв, кому-то удалось сохранить холодную голову? Вэнь Цин одновременно и желала, чтобы к нему прислушались, и боялась этого. От слов Главы Лань встрепенулось желание жить, немедленно столкнувшееся со страхом, что их сделка сорвётся. Она не могла рисковать жизнями оставшихся Вэней и Вэй Усяня. Когда Глава Не своими словами предложил ей петлю, она с облегчением сунула в неё голову, с удивлением замечая, как мрачнеет прекрасное, будто залитое внутренним светом лицо Главы Лань. Наполнились печалью глубокие, выразительные глаза, мгновенно утратив прежде щедро источаемое тепло. Он явно был расстроен, как бы странно это ни было. Внутри разлилась благодарность, будто обезболивающий отвар для души. Дядя всегда говорил: “Легче понять резон молнии, ударившей в одиноко стоящее дерево, чем мотивы клана Лань”, и сейчас Вэнь Цин была с ним согласна. Глава Лань по неизвестной причине был опечален их судьбой, и она была ему за это благодарна. Но они пришли умирать, и ничто не собьёт её руку, протягивающую плату. Так будет лучше для всех. Тяжёлые металлические оковы натёрли запястья до крови. Вэнь Цин морщилась от боли, покидая зал. Уходя, она скорее ощутила, чем заметила пристальный, жгучий взгляд, легший на спину, словно шерстяное покрывало, спасающее от ночных чудовищ. Но она не успела заметить, кому он принадлежал. Да и какая разница? Слишком много здесь было людей, готовых прожигать её взглядами. Железная решётка с лязгом закрылась. Стражники, тихо переговариваясь, удалились. Она присела на тюремную скамью, растирая плечи от холода. Вот и всё. Теперь только дождаться, когда за ней снова придут. Она хотела бы перемолвиться с А-Нином, но его держали отдельно. Ничего, возможно, она ещё успеет попрощаться с ним до казни. Но даже если нет… Ей нечего было добавить к тому, что она уже сказала ему на Луаньцзан, только если повторить, как сильно она его любит. Но увидеться напоследок всё же хотелось неимоверно сильно. Обхватив себя руками, Вэнь Цин легла на скамью, поджав ноги и чувствуя, как от стылого холода начинает потряхивать. Выросшая под жарким степным солнцем Цишаня, она из рук вон плохо переносила холод. Никогда не понимала, почему орден Лань выбрал остаться в горах, а не перенести резиденцию куда-нибудь в более пригодную для проживания часть Гусу. Стоила ли история предков ежедневных мучений? Сама она никогда не была в Облачных Глубинах, но дядя рассказывал. Мысли снова метнулись к Главе Лань и его нежданному заступничеству. Перед глазами как живое встало его красивое, грустное лицо. Она не могла припомнить, видела ли его раньше. Скорее всего, да: она так или иначе видела всех Глав великих кланов, но это было слишком давно, и многие лица поистёрлись из памяти. Встреться они в последние годы, она бы запомнила. Сложно было не запомнить: ей, проведшей большую часть времени среди искалеченных и хворых, не часто доводилось видеть настолько красивых людей. Хотя Глава Лань даже по меркам здоровых был невероятно хорош. Такие лица нужно увековечивать в картинах и гравюрах и сохранять для потомков. Они ласкают взгляд и согревают души, застрявшие в этом полном уродства мире. Возможно, перед казнью удастся взглянуть на него ещё раз. Мысли для последнего дня жизни были на удивление странные, и Вэнь Цин поморщилась. Следовало подумать о том, что останется после неё. Перебрать мысленно самые яркие моменты, все драгоценные камни промелькнувшей словно падающая звезда жизни. В сознании всплывали лица семьи: мама, отец и бабушка, задорно и остро улыбающийся дядя, первые успехи А-Нина в стрельбе, запах свежих булочек, первые попытки целительства и залитые палящим летним солнцем луга Цишаня, куда они со служанками ходили собирать травы. Плывущие в потоке тёплого ветра зонтики одуванчиков, пение сладкоголосых птиц, слепящий свет... Он бил прямо в лицо, заставляя морщиться. Вэнь Цин открыла глаза. Она даже не заметила, как задремала. Над ней стояли стражники и свет факелов ложился на лицо. — Поднимайтесь, — грубо скомандовал один, и Вэнь Цин с трудом встала, ощущая, как иголки разбегающейся крови втыкаются в затекшие от неудобной позы ноги. Как быстро пролетела ночь! Словно одно мгновение. Живот скрутило ужасом. Вот и всё, время пришло. К горлу подкатила тошнота. Желание жить взметнулось внутри, словно пламя, пожирающее солому. Каким же оно было сильным, и как же это было не вовремя. Тяжело дыша, Вэнь Цин всеми силами старалась успокоить разошедшееся сердце. Вот бы кто-нибудь сейчас ворвался в это сырое, ненавистное подземелье, и вырвал её из рук хмурых стражников, неспешно ведущих её на смерть. Вспомнилось лицо дяди с хищной, но ещё не злой широкой улыбкой. Его крепкая ладонь, протянутая, чтобы она могла подняться: маленькая Вэнь Цин никогда не смотрела под ноги, когда бегала. “Маленькая птичка, не летай так неразумно, ты можешь расшибиться. Или того хуже, коршун настигнет тебя”. Она задышала чаще, давя подступившие слёзы. Она не заплачет перед своими палачами, как не плачет солнце, вытесняемое луной с неба. Что такое смерть? Всего лишь веха в череде перерождений. “Как же так вышло, что этим коршуном стал ты сам?!” Они всё шли и шли по петляющим коридорам, и внутри медленно крепло подозрение. Путь был слишком долог. В конце коридора показалась лестница, уходящая наверх. Поднявшись по ступенькам, они наконец покинули подземелье, оказавшись за пределами Башни Золотого Карпа. Тёплый ночной ветер приласкал лицо, принёс тонкий аромат пионов и стоящего рядом леса. Над головой раскинулось звездное ночное небо. Стражники понукали идти вперёд, и беспокойство Вэнь Цин становилось всё сильнее. С чего вдруг её решили перевести в другое место? Не хотели тратить время на путь до кострища перед казнью? Но почему оно так далеко? Покинув территорию Башни через неприметный ход в стене, они почти сразу оказались в лесу. Здесь некому было заметить их маленькую процессию. Столетние сосны тихо скрипели на ветру, под ногами шуршала опавшая хвоя и её терпкий запах пропитал воздух, слившись в единый дуэт с запахом близкой реки. Ночи в Ланьлине были удивительно прекрасны, даже идя по лесу в кандалах, она не могла этого не заметить. Меж стволов вырос небольшой бревенчатый домик, и Вэнь Цин остановилась, давя шок. Они шли не в темницу. Её уводили прочь! Страх того, что сделка не состоится, плеснул в голову кипятком. — Где мы? Что это за место? — напряжённо спросила она. — Не мешкайте, госпожа, — глумливо ответил один из стражников. — Вас ждут. Не понимая, поддаться ли ей страху или испытать облегчение, смятенная и взволнованная, она последовала за ними. Лестница, ведущая из домика вниз, привела их в комнату, заполненную свитками. За столиком для письма сидел человек в одеждах Ланьлин Цзинь. Он поднял голову на звук шагов, и Вэнь Цин в ужасе уставилась в холодные глаза Мэн Яо. — Ты! — только и смогла выдохнуть она. — Вы как будто не рады меня видеть, молодая госпожа, — усмехнулся он. — Мэн Яо, клятый аспид, что ты задумал?! — она дёрнулась в кандалах, но руки стражников удержали её, словно стальные тиски. Вэнь Цин трясло. Какими бы ни были намерения Мэн Яо, они не сулили ей ничего хорошего. — Всего лишь хочу спасти вам жизнь, — укоризненно заметил он, поднимаясь из-за стола. — Наши общие друзья, пославшие вас на смерть, не понимают, какое сокровище оказалось в их руках. Или, — он досадливо поморщился, словно внезапная мысль привела его в ярость, — понимают, но их мотивы непозволительны. — Что ты собрался делать? Мэн Яо, жабий сын, ты не посмеешь обнулить нашу сделку! — её губы дрожали от гнева. Она перегрызла бы ему глотку собственными зубами, если бы могла. — Благодарен вам за изобретательность в оскорблениях. Приятно освежает, — заметил Мэн Яо, приблизившись. — Уверяю вас, госпожа, у меня нет ни малейшего желания рушить ваши планы. Заклинательскому миру не нужна схватка со Старейшиной Илина прямо сейчас, и я меньше всего хотел бы её провоцировать. С этим он рано или поздно справится сам. — Тогда что тебе нужно, демон тебя раздери? — опешила она. — Вы, — ответил Мэн Яо, подойдя вплотную. — Ваши знания и умения, госпожа, не имеют себе равных. Мой брат сегодня на совете высказал предположение, что вы лечили пленников для пыток, — он усмехнулся. — Надо сказать, мысль весьма интересная, полдня не давала мне покоя. Хотя и демонстрирует во всей красе, что он вас совсем не знает. Ведь маленькая птичка Вэнь упорхнула, стоило только главному коршуну предложить ей место в стае. Это дорогое сердцу обращение ей доводилось слышать лишь от дяди. В устах Мэн Яо оно звучало издевательски, заставляя сжать зубы. Этот гад глумился над ней! — Я не стану лечить твоих пленных, Мэн Яо. — Станете, госпожа, — возразил он. — Вы ведь помните, что не одни здесь? Ваш брат тоже в моих руках. Неужели вы желаете, чтобы он страдал? Сердце Вэнь Цин пропустило удар. Судьба снова была к ним издевательски жестока. Всеблагие боги, за что? Ладно она, за что всё это А-Нину?! — Ты сдохнешь в корчах, выродок, — тихо сказала она, гневно глядя ему в глаза. — Будешь извиваться от боли и отчаяния, и никто тебе не поможет. Переродишься придорожным камнем и будешь думать о своих деяниях тысячелетиями. Слишком много зла ты совершил за одну жизнь. Тебя ждут зверские муки, рядом с которыми Гора ножей* покажется мягкой периной. В глазах Мэн Яо промелькнуло что-то незнакомое. Он склонился, почти касаясь своим носом её. — Почему вы считаете, что они ещё не начались? — выдохнул он ей в лицо, прожигая тёмным взглядом. В нём не было зла и ярости, только холодный расчёт и стальная решимость. Мурашки ужаса побежали по спине. “Не Минцзюэ, — подумалось отчаянное. — Пожалуйста, разгляди его быстрее! Иначе он погубит всех вас”. Мэн Яо выпрямился, делая знак стражникам. Вэнь Цин потянули за руки, и она пошла, краем глаза отмечая выросшие вокруг пыточные орудия. По спине прокатилась дрожь, и она стала смотреть в пол. В какой-то момент запылённая каменная кладка сменилась на влажные камни сырого подземелья. Она вскинула голову: её привели в другую темницу. Здесь было ещё более промозгло, чем в предыдущей, и клетка была намного меньше, но на полу лежала пыльная тряпка, похожая на замызганное одеяло. В углу клетки чернел зловонный провал отхожей дыры. К горлу подкатила тошнота, и она с усилием сглотнула, переводя дух. Провести невесть сколько времени измазанной в собственной рвоте совершенно не хотелось. Помещение было освещено слабо, только падающим из дверного проема светом факелов. Непохоже было, будто здесь находился ещё кто-то, кроме неё. Вэнь Цин тихо взмолилась, чтобы так оставалось как можно дольше. Место было поистине жутким. Стражники удалились, в проёме двери возник абрис фигуры Мэн Яо. С этого расстояния ей не было видно его лица, но голос звучал ровно, без тени насмешки: — Добро пожаловать, госпожа. Спокойной ночи. Дверь за ним захлопнулась с тихим скрежетом, и Вэнь Цин погрузилась в темноту. *** Она забыла, как выглядел солнечный свет, как звучало пение птиц и журчание реки. Казалось, она провела в этой мрачной холодной дыре всю жизнь. Что она родилась из зловонного провала в полу, вылупилась из гнилостной подземельной клоаки как древнее чудовище. Она всегда была здесь, глядя в темноту и пытаясь уловить хотя бы звук в пустой, давящей тишине. Лишь слабое свечение талисманов на стенах говорило ей, что она пока не потеряла зрение. Ненависть к Мэн Яо, такая сильная в первые дни, со временем переплавилась, и теперь она была даже рада его появлению: он приносил с собой свет. Правда, от света жалобно ныли отвыкшие от работы глаза, но видеть перед собой что-то кроме непроглядной черноты было невероятно радостно. Одежда болталась на ней как колокол. Кожа, привыкшая к частым омовениям, едва не сводила с ума: настолько сильно всё чесалось. Ведро воды приносили редко. Её трясло в лихорадке, и сознание выхватывало из забытья мечущийся по стенам свет факелов, мягко касающиеся её руки, лицо Мэн Яо и горечь зелья на языке. Сколько таких лихорадок она уже пережила? Каждый раз, приходя в сознание, Вэнь Цин испытывала невероятное, искристое как брызги воды на солнце облегчение — она ещё жива. Но за ним неизменно накатывало отчаяние — зачем? Зачем она до сих пор жива? Почему Мэн Яо просто не даст очередной лихорадке сожрать её?! К сожалению, иногда он всё-таки приводил к ней людей. Их вносили на носилках, и Вэнь Цин выползала из своей норы, щурясь от непривычно яркого света, брала дрожащими пальцами целительские палочки и приступала к делу. Первые несколько раз она стояла над телами, не в силах начать. Она не будет помогать ему терзать людей! Но мрачно смотревший на неё Мэн Яо вдруг заговорил: — Госпожа, неужели вы думаете, что я стал бы просить вас спасать кого-то, чтобы убить его впоследствии? — Мне казалось, ты притащил меня сюда именно за этим, — голос, которым она теперь пользовалась нечасто, с непривычки сипел. Это напугало, и она откашлялась. — Вы полагаете, после нескольких лет служения вашему дяде, я не знаю, как пытать с наибольшей аккуратностью? — ответил вопросом тот. — Поверьте, госпожа, если бы я пожелал убивать их дольше, я бы нашёл способ это сделать. Но к сожалению, эти нужны мне живыми. Она перевела взгляд с лица Мэн Яо на раскинувшееся перед ней на столе тело. Молодой мужчина, едва ли не мальчик, чем-то неуловимо напоминал ей брата. Ран на нём было не слишком много, и они не говорили о пытке, но были крайне тяжёлыми. Вэнь Цин вздохнула и принялась за работу. Боги послали этому ребёнку её. Она сделает, что в её силах, и передаст его в их руки снова. Это всё, что она может. Иногда за дверью темницы слышались отчаянные вопли и животный рёв истязаемых людей. Вэнь Цин наматывала на голову своё грязное одеяло и тихо пела знакомые с детства песни, чтобы заглушить звуки хотя бы немного. От этих диких криков легче всего было сойти с ума. Порой, как только звуки затихали, её выводили наружу, и Вэнь Цин сшивала растерзанные мышцы, вправляла выбитые суставы и ровняла покрошенные зубы. Следовало отдать должное Мэн Яо: он никогда не приводил ей одного и того же мученика дважды. Вэнь Цин не знала, сколько прошло времени. Она не помнила, как оказалась здесь. Что привело её в эту темницу? Дядя, она помнила дядю. У неё был брат. Он улыбался, мягко и ласково, словно луч весеннего солнца скользил по сердцу. Иногда Вэнь Цин снился его тихий, нежный смех. Она просыпалась в слезах. Чья это была жизнь? Кого она только что видела? Почему этот мужчина… Мэн Яо... называл её госпожой? Ей снились широкие, полные жизни и света улицы. Хищная улыбка на красивом лице, которая не пугала её, но наполняла восторгом. Он ею доволен! Красные языки на белом. Бумага и пламя? Соль и кровь? Тёмные, подёрнутые отчаянием глаза невероятной красоты, изящный овал лица. Не печалься, так нужно! Её будил собственный надсадный, разрывающий внутренности кашель. Сны сливались с явью, и она всё реже могла их различить. Немилосердно болели страдающие без движения суставы. Вокруг клетки изнутри — тринадцать шагов. Тринадцать шагов, гаснущих в земле. Земля. Она ничего не родит. Что мы посадим? Стоит ли? Это ведь жизнь, нам нужно что-то есть, если хотим жить. А мы хотим? Почему? “Запомни, птичка, ты всегда можешь уйти, — низкий, гулкий словно раскаты грома голос, звучит в ушах. — Ты сильная, ты властна над своим духом. Твой разум волен повелевать текущей в твоих венах жизни. Если когда-нибудь тебя окружит чернота, ты всегда можешь уйти. Лучше уйти самой, чем позволить кому-то решать за тебя. Какое дело солнцу до чужой милости?” Вэнь Цин проснулась от лязга засова. Голову вело и поднимаясь, она едва успела схватиться за решётку. Сил не было, казалось, ни на что. С трудом удавалось дышать. На одной воле она преодолела положенные двадцать три шага и вышла в соседнюю комнату. Взгляд упал на собственную кисть. С прошлого раза язв стало больше. Нужны были травы, но она не желала просить, а сил залечить заклятьем ей давно уже не хватало. Мэн Яо, в нарядных золотых одеждах, стоял у стола, держа на руках бесчувственное тело. Она приблизилась. Женщина, прекрасная как хризантема под лунным светом, не шевелилась. В её горле зияла рваная дыра. — Не уверен, что даже вы сможете что-то с этим сделать, — голос Мэн Яо непривычно дрожал, и Вэнь Цин взглянула на него с удивлением. — Но прошу, попытайтесь. Его покрасневшие глаза возбуждённо блестели, словно он недавно плакал. Впору было засмеяться — Мэн Яо и слёзы, подумать только! — но у неё не было сил, и она не до конца понимала: почему? Почему это должно было её развеселить? Голова была словно заполнена дымом. Поток ци внутри едва ощущался, обмелев, будто заваленная камнепадом река. Она и не заметила, когда это произошло. Мэн Яо положил тело женщины на стол. Вэнь Цин опустила ладони на её горло. Это было подобно шёлковой ленте, выскользнувшей из рук в последний момент. Вот под её руками бьётся слабый поток жизни — и вот он иссяк, осталась только пустота. Перед ними лежало окончательно и бесповоротно мёртвое тело. Она покачала головой. — Всего бы на пару мгновений быстрее, — во рту стало горько. Она не сумела помочь этой красивой и такой молодой женщине. У неё, должно быть, был муж. У красавиц подобных ей он всегда есть. Может быть, даже есть дети. Несчастные, они остались без матери. От этой мысли стало ещё горше. — Простите, — прошептала она. — Что? — Мэн Яо вскинул на неё воспалённые, полные подозрения глаза. Откуда же она знала его? Почему его реакции так удивляли? — Простите, господин, я не смогла помочь вам, — собственный голос звучал странно, будто она впервые его слышала. Был ли это её голос? Или может, она говорила чужим? Взгляд Мэн Яо вцепился в неё, словно волк в загнанную дичь. — Присядьте, — резко сказал он, и она послушно опустилась на стоявшую рядом скамью. Горячие даже через одежду руки легли на плечи, и через мгновение её подбросило, словно молния ударила в позвоночник. В спину хлынул поток ци, смывая туман, окутавший разум. Перед глазами полыхало. Вэнь Цин схватила воздух широко открытым ртом. Когда зрение прояснилось, в ноздри ударил медный запах свежей крови. Её едва не вывернуло, но желудок был пуст: еду приносили через день. Она вскинула голову, поднимая глаза на Мэн Яо и ощущая внезапный прилив сил. Подонок стоял напротив, глядя на неё как на вовремя подлеченный ценный скот. — Слишком гордая, чтобы просить о помощи, не так ли, госпожа? — Тебя? — усмехнулась она. — О помощи? А это имеет смысл? — Вы не представляете для меня ценности ни безумная, ни мёртвая, — отрезал он. — Возможно, тебе стоит самому попробовать посидеть в своих подземельях хотя бы пару лет. Посмотрим, сохранишь ли ты после этого рассудок. — Зато здесь вы в безопасности, госпожа, — усмехнулся он, делая знак страже. Те подняли со стола безжизненное тело, вынося прочь. — Кто это был? — спросила она. — Моя жена, — ответил Мэн Яо, и Вэнь Цин замерла в шоке. — Твоя жена?! — она поднялась со скамьи, но не смотря на помощь Мэн Яо, ноги держали плохо. Вливание ци не спасало от атрофии мышц, не лечило больные суставы, не наполняло будто прилипший к позвоночнику желудок. — Несчастная, — вздохнула Вэнь Цин. — Да, удача оставила её, бросив в горнило чужой войны, — кивнул тот. — Боюсь, удача оставила её намного раньше, — возразила она, прилагая огромные усилия, чтобы удержаться на ногах. Лицо Мэн Яо исказилось. — Уведите её. Стражники подхватили Вэнь Цин под руки, и поволокли обратно в темницу. Она была им даже благодарна: идти самой было тяжело. В следующий раз на столе её ждало тело юноши. “Где только он их берёт?” — устало подумала Вэнь Цин. Впрочем, вряд ли она в самом деле хотела это знать. Вместо руки в плече юноши зияла открытая рана не первой свежести. Неделя, может, чуть больше. От обрубка к плечу расходились красные нити заражения. На животе темнели поджившие проколы. Дыхание мальчишки было едва слышным, поверхностным. Но по крайней мере, он ещё дышал. — Его ранили духовным оружием, — заметила она, поводя над несчастным ладонями. — Вы снова доставили ко мне человека слишком поздно. — Когда смогли, тогда и доставили, — огрызнулся Мэн Яо. Он явно нервничал, даже жилка на виске билась заполошно и отчаянно. — Ему повредили множество меридианов. Я уже молчу о том, что заражение распространилось. Да и душа, — она нахмурилась. — Что бы ни сделали с его душой, на ней нет живого места. Выглядит странно, будто он отчасти сам приложил к этому руку. Боюсь, эти процессы уже не обратить. Ты можешь только собрать его душу. Состояние её плачевно, но думаю, время всё исправит. — У меня нет времени на его душу, — выплюнул Мэн Яо, поворачиваясь к стражникам. — Заверните его, вынесите за территорию и выкиньте там, где никто не найдёт. И чтобы не как в прошлый раз! Вэнь Цин опустила ладонь мальчишке на лоб. Он был совсем молод и красив дикой, необычной красотой, присущей цветкам чертополоха. Тонкие черты его лица, ещё не утратили некоторой детскости, но вокруг губ и около глаз залегли первые следы морщинок. Должно быть, при жизни он обладал весёлым нравом и лёгким характером. Почему смерть так любит самых светлых, почему? Слюна во рту горчила. Подошедшие стражники оттеснили её от тела, и она замерла, не решаясь уйти. Вернуться в клетку она всегда успеет. — Вы ни на что ни годитесь, птичка, — ударил в спину голос Мэн Яо. — Я разочарован. Она обернулась, встречая его жесткий взгляд. — Я не просила твоей милости. — Вы её и не дождётесь. По щелчку его пальцев к ней подскочили стражники, отволокли в темницу и бросили в клетку с грубостью, необычной даже для них. Она приземлилась локтем на каменный пол, перед глазами замерцали вспышки, горло перехватило от боли. — Едва ли мы с вами ещё увидимся, птичка, — донеслось сквозь завесу боли. — Сладких снов. Дверь захлопнулась за Мэн Яо, погружая Вэнь Цин в темноту. Она сидела, поджав колени к груди, бездумно ковыряя мокнущую на запястье рану. Ушибленный локоть отчаянно ныл, но телесная боль едва ли была сильнее душевной. Она устала, так устала. Ей не выбраться отсюда, не сбежать, не уйти… она здесь уже так давно. “Лучше уйти самой”, — прорезалось в сознании эхо дядиных слов. И она внезапно вспомнила. Он рассказал ей об этой технике: технике умерщвления духа. Она действительно может уйти. Мерзкий свистящий кашель заставил согнуться в приступе, но не прервал потока мыслей. В сознании потихоньку всё ярче проступали очертания нужной мудры и слова. Забравшись под свое тонкое покрывало, Вэнь Цин закрыла глаза, сплетая пальцы в спасительном жесте и очищая ум. Наконец-то она сможет отсюда вырваться. Хотя бы так, всеблагие боги, так тоже хорошо. От рук к голове потянулось тепло, в истерзанном сознании разгорался белый свет. Он сиял всё ярче, рвался вперёд, указывал дорогу. Разум заполнялся сиянием — слепящим, приносящим облегчение, забирающим боль. Она плыла в этих лучах, словно пушинка в горячем потоке солнца, и все тревоги растворялись брошенной в кипяток солью. Впервые за очень долгое время Вэнь Цин было легко. “Маленькая птичка? Это ты, птичка?” — Дядя… — прошептала она. Странно, что первым она услышала его, а не брата. Но обдумать этот факт не удалось. Свет пронизывал мысли, не давал им соединиться в цепочку, сбивал концентрацию. Неважно, всё было неважно. Осталось лишь всепоглощающее, сияющее ничто. “Иди ко мне, птичка, лети сюда…” Она рванулась вперёд, свет поглотил её, смыкаясь над головой, и все чувства исчезли, оставив только бесконечное сияние и блаженную пустоту. *** — Цзецзе! — звонкий голос брата словно вырвал из глубокого сна. — Цзецзе, где же ты? Отзовись! “А-Нин”, — мысль оформилась в сознании и пронзила сияющий поток, словно в реку бросили яркий поплавок. Обволакивающий свет больше не казался таким чарующим, за мгновение превратившись в плотный, душный дым. — Цзецзе! Где ты, цзецзе? Звонкий, испуганный голос брата всё звал и звал издалека, громко и отчаянно. “Я здесь! А-Нин, подожди! Я иду к тебе!” — желание увидеть его, обнять его, вдохнуть его запах было таким сильным, таким всепоглощающим, что её потянуло будто за верёвку, повязанную вокруг сердца. Ни одна блаженная пустота не стоила того, чтобы поступиться А-Нином, когда он звал. — Цзецзе! Золотистый, бурлящий поток дрогнул, забурлил, свиваясь в водоворот, подхватил её и исторгнул обратно в темноту, растворяясь без следа. Она вздрогнула и открыла глаза. Маленькую комнату заполнял рассеянный свет. Он лился в глаза, но отчего-то не ранил их. Суставы больше не ныли, и в груди не тянуло от хронического изнуряющего кашля. Взгляд скользнул по потолочным балкам, писчему столу, скупой обстановке. Изящная ширма с накинутым на неё белым ханьфу на мгновение приковала взгляд. Голубой узор на белом, что-то знакомое. Она лежала на кровати, накрытая чистым холщовым одеялом. Рядом кто-то был, Вэнь Цин повернула голову, впервые за долгое время шея не отозвалась болью. На коленях у постели сидел человек, спрятав лицо в ладонях. Внутри всё напряглось: это был не брат. Совершенно точно не он. Слишком широкие плечи, незнакомая причёска. Обман, это обман! Она едва не закричала от разочарования, но получился лишь стон. Человек вздрогнул, и взгляд её зацепился за ленту. Белая с узором из лазурных облаков, она покоилась поверх блестящих прядей. Прежде, чем смесь шока и неверия успела затопить Вэнь Цин, человек отнял ладони от лица и повернулся к ней. “Ни капли не изменился”, — мелькнуло в сознании неуместное. Глава Лань смотрел на неё не мигая. Радость и облегчение, затопившие его глубокие, тёплые глаза, удивляли едва ли не больше, чем само его присутствие. Всеблагие боги. Как всё это понимать?!