...вот так — незнакомец найдет слова, и горе отступит в тень вот так — был один, оказалось — два, от холода к теплоте вот тонет корабль, волна гремит, но кто-то хватает снасть вращается старый, безумный мир, и где-то находит нас. однажды Земля была молода, моложе, чем я и ты кометой по миру летит беда — и те, кто сильней беды. Джек-с-фонарём
— Ты хочешь, чтобы я что? — брови Цзян Чэна взметнулись к волосам, и цзяоцзы, который он собирался отправить в рот, с обиженным чмоком упал обратно на тарелку. — Ой, да ладно тебе, всего-то дел пару писем написать, — отмахнулся Вэй Ин, присаживаясь за стол напротив него, — Если ты взглянешь на эту идею трезво, то быстро поймёшь, насколько она хороша. — Трезвости здорово мешает тот факт, что ты собрался забрать из семьи младшего нефрита Лань! Ты что, пьян? — он принюхался, но вином от его Советника в кои-то веки не пахло. — Я было понадеялся, что ты сам додумаешься, но так уж и быть, птенчик, позволь мне разжевать этого червяка для тебя, — Вэй Ин ткнул в его направлении палочками, каков наглец, и подхватил с тарелки пельмешек. — Он один из искуснейших заклинателей современности, с его техниками боевой игры мало кто может сравниться, если вообще может, и он необычайно силён. Подумай только, какое неслыханно удачное приобретение для ордена Юньмэн Цзян! Да Фани уползут в ужасе, стоит ему замаячить на горизонте, и уж точно — когда он здесь поселится. Я молчу о том, что его помощь с успокоением нас спасёт, притом вполне буквально. Вэй Ин сиял, и даже необходимость жевать не могла стереть улыбку с его лица. Цзян Чэн нахмурился, уже понимая, что этот бредовый разговор надолго: — То есть, ты предлагаешь мне спрятаться за его спиной? Да у тебя крыша протекает, приятель! — возмущение прорывалось наружу, несмотря на попытки сдержаться, — В Юньмэн Цзян достаточно искусных заклинателей, чтобы справиться с небольшой междуусобной проблемой. Смею надеяться, и мы с тобой кое-чего стоим. Это не идея, а бред, который нас к тому же опозорит. Слышать об этом не желаю, — отрезал он. Он предпринял попытку вернуться к трапезе, но глупо было надеяться, что Вэй Ина удастся заткнуть так легко. — А-Чэн, просить подмоги не зазорно. На войне все это делали, чем наша битва хуже? К тому же, в данном случае тебе даже не придётся ни о чём просить! Лань Чжань очень внимателен к проблемам семьи, и никогда не откажет в помощи. Нужно просто сменить семью, — Вэй Ин поиграл бровями. — Я понял, ты хочешь поссорить нас со всеми великими кланами: сначала нашуршал в Нечистой Юдоли, так что Не Хуайсан не отвечает на мои письма, теперь настал черёд Облачных Глубин. Жаждешь столкнуть в битве Цзыдянь и Лебин? — Стесняюсь спросить, а ты вообще с её хозяином знаком? — выгнул бровь Вэй Ин, — Не представляю себе ситуации, в которой он встал бы на пути счастья своего брата. А в Цинхэ нынче ярмарка изящных искусств, так что А-Сану, скорее всего, не до тебя. Не тревожься, он ответит позже. Твои обвинения беспочвенны! Вернёмся к нашим кроликам: время свататься, нельзя упускать такой шанс. — Поверить не могу, что ты пытаешься заставить меня использовать человека, который много лет в тебя влюблён и стольким ради тебя пожертвовал, — повысил голос Цзян Чэн, постукивая пальцами по столу. — Есть ли предел твоей наглости? Думаешь, его это порадует? Как у тебя вообще язык поворачивается предлагать подобное? — О, не сомневайся, он будет счастлив! Ведь нас свяжут узы. Возможность меня повязать, пусть даже символически, точно его порадует. — И его не смутит, что в твоих планах он — орудие? Потому что в том, что ты озвучил, пока что звучит лишь холодный расчёт. Улыбка стекла с лица напротив. Серьёзным Вэй Ин выглядел немного пугающе, Цзян Чэну нечасто доводилось видеть своего смешливого брата таким. Пожалуй, лишь в то приснопамятное время на горе Луаньцзан, и это были не самые приятные воспоминания. Хотя даже тогда Вэй Ину каким-то образом удавалось улыбаться, пусть и не всегда искренне. — А-Чэн, я больше не могу, — помолчав, признался он, глядя в окно. — Вы разрываете меня надвое. Я не могу оставить тебя, потому что слишком сильно здесь нужен и потому что обещал. Но жизнь без него становится невыносимой, — Вэй Ин перевёл на него несчастный взгляд. — Это невозможно терпеть, это как ни на минуту не прекращающаяся пытка, как незаживающая рана. Однажды ты тоже это поймёшь… я надеюсь. — Даже не знаю, хочу ли этого, — заметил Цзян Чэн, — Глядя на тебя, не уверен. — Ты не прав! — мгновенно расцвёл Вэй Ин, и Цзян Чэн с облегчением выдохнул: вот это было уже больше похоже на его брата. — Это самое прекрасное, что может случиться с человеком! Ещё никогда жизнь не была настолько яркой, красочной и удивительной, как сейчас, когда у меня есть он. Но, — Вэй Ин покусал губу, — он должен быть рядом. Иначе всё становится ещё хуже, чем раньше. А-Чэн, он мне нужен, так же, как и я ему, если не больше. У меня сердце крошится каждый раз от боли, которой сочатся его письма. Ему там без меня плохо, а мне плохо без него здесь. Какой смысл подпитывать эти страдания, если можно решить всё одним движением? Да ещё и таким красивым! Вэй Ин подмигнул, отправляя в рот поджаристый цзяоцзы. В его словах был резон: состояние Советника становилось всё более нестабильным, и откачки энергии давались ему всё сложнее. Доходило до того, что они ругались на ровном месте, и Цзян Чэн с удивлением понимал, что ему — ему! — удаётся сохранять холодную голову лучше, чем его взбалмошному, но всё же добросердечному братцу. Может быть, потому, что во время этих ссор Вэй Ин не убирал ладони с его поясницы. Этот жест успел стать настолько отработанным, что брат едва ли осознавал его. Однажды приняв решение, он, как бы ни был зол, придерживался его словно монах расписания молитв. От этого что-то нежно трепетало у Цзян Чэна в груди, заставляя злиться на себя самого. Что за чушь, в самом деле?! Вэй Ин в кои-то веки выполнял обещанное, это его долг, незачем реагировать так бурно. — Но ведь он не женщина… — слегка обескураженно заметил Цзян Чэн, сжимая в пальцах чашу с травяным чаем. — Как ты себе это представляешь?! — О, не беспокойся, я всё изучил! — воскликнул Вэй Ин, и Цзян Чэн скептически выгнул бровь. Не то чтобы способность брата к учению вызывала у него сомнения: в конце концов, тот всегда его превосходил, в том числе и в академических науках. Но представить себе Вэй Ина за чтением старых свитков о матримониальных традициях и предписаниях получалось плохо. От этого образа в голове улыбка так и норовила показаться на лице, но Цзян Чэн держался. — В трактатах о заключении брачных уз и партнёрств на пути самосовершенствования не сказано, что партнёры непременно должны быть разного пола. В брачных предписаниях говорится об обязанностях жены и мужа, но я не нашёл ни одного текста, где говорилось бы, что это единственный допустимый путь. Более того, — он поднял указующий перст, — есть даже предписания для “случаев единения ян”. Как раз для нас! “В случаях единения ян, буде таковые случатся, партнёрам надлежит уделять особое внимание балансу, дабы не допустить смешения ци и неосторожностью своей не спровоцировать искажения в одном из них”. Вэй Ин замолк и отпил свой чай. — Ты что, заучивал? — поразился Цзян Чэн. — Лишь частично, — ухмыльнулся брат, — Я держу в уме возможный словесный поединок с Лань Цижэнем, не хотелось бы выйти на поле боя неподготовленным. Он же из меня всю душу вынет за свою обожаемую капустку. Цзян Чэн нахмурился: у него заканчивались аргументы. И пусть идея Вэй Ина всё ещё казалось дикой, он начинал видеть в ней смысл. Впрочем, чего он ожидал? Едва ли не все идеи Вэй Ина работали подобным образом. — Почему бы тебе просто не пригласить его сюда? — предпринял он последнюю попытку решить вопрос малой кровью, — Он может поселиться в Пристани и без всего этого балагана со свадьбой. — Не совсем так, А-Чэн, — прицокнул Вэй Ин, — Если я захочу привезти сюда Лань Чжаня, и он согласится — а он согласится, не сомневайся — это вызовет резонанс. Цзэу-цзюнь, возможно, и не будет против, а вот дядюшка и старейшины придут в бешенство. Это же их любимый адепт, краса и гордость клана, пусть и запятнавший себя недостойной связью. За свой бунт против старейшин он расплатился сполна, да и они смирились с его маленькой слабостью в виде меня. Они не позволят ему уйти и непременно выступят против. Вэй Ин усмехнулся немного горько, почесал в затылке и продолжил: — Если дать им возможность начать этот спор, одним богам известно, куда он заведёт. Может разразиться скандал или и того хуже: Лань Чжань просто махнёт на старших рукой и пойдёт поперёк их желаний, он так уже делал. Я не хочу рисковать ни его репутацией, ни здоровьем, ни отношениями с семьёй, — он взглянул на Цзян Чэна предельно серьёзно, и взгляд его был остёр, словно нечто подобное уже случалось, — Поэтому мы поступим дальновидно: пойдём напрямую к Главе Лань и посватаемся со всем почтением. Если он согласится, старейшинам и дяде не останется ничего, кроме как подчиниться, пусть и через недовольство. Они не осмелятся оспорить решение Главы, слишком силён его авторитет. Да и повод достойный. — Но что если нам откажут? — М-м-м… — Вэй Ин почесал подбородок. — Я об этом думал и, ты знаешь, сильно сомневаюсь, что это случится. Во-первых, не так-то просто отказать главе великого клана, да ещё если он сватается за своего родственника. Отказ всегда оскорбление, и оскорблённые не держат такого в секрете. Клан Юньмэн Цзян — герой войны и союзник, нежелание породниться с нами будет выглядеть странно. В Гусу Лань не захотят пятнать репутацию клана высокомерием, это против правил. Но буду честен, я в большей мере полагаюсь на благоразумие Цзэу-цзюня. Ему лучше всех известно, что за отношения связывают меня с его братом. Он очень любит Лань Чжаня и будет содействовать его счастью. — А счастье, страшусь спросить, это ты? — Я, — брат сиял словно солнце в летний полдень. — Безо всяких сомнений. Цзян Чэн поморщился и потёр лоб, сдаваясь. — Только свадебного переполоха нам сейчас и не хватало. О, боги, за что?!.. — А-Чэн! — кулаки Вэй Ина взметнулись в победном жесте. — Да неужто ты согласен?! Слава Небожителям! Братец, вот увидишь, это будет лучшее, что случалось с Пристанью Лотоса за много лет! Глава Цзян смерил его недовольным взглядом, хотя удерживать сердитое лицо перед лучившимся радостью Вэй Ином было невероятно сложно. — Не слишком-то ликуй, они ещё не согласились, — проворчал он. — И нам к тому же предстоит понять, как и куда втиснуть свадьбу, если согласятся. — Братец, я всё продумал! — Вэй Ин отбросил палочки, возбуждённо размахивая руками. Цзян Чэн дотянулся до его чашки и придвинул поближе к себе: не хотелось стать свидетелем уменьшения поголовья последних представителей фамильного фарфора. — Назначим через месяц, как раз между Праздником Драконьих лодок и праздником Нового Урожая. У нас народ всё лето просыхать не будет! А как известно, счастливому и пьяному люду нет дела до интриг и переворотов. Конечно, придётся попотеть, чтобы быстро подготовиться к торжеству, но я уже придумал, как всё провернуть наиболее эффективно, так что не кручинься, локва души моей, прорвёмся! — Как давно ты это планируешь? — с подозрением спросил Цзян Чэн. — Ну, сама идея появилась почти сразу после моего прибытия, — ответил Вэй Ин, возвращаясь к еде. — Но даже мне потребовалось время, чтобы с ней свыкнуться. Нужно было подготовиться, изучить вопрос… К тому же, Лань Цижэнь был нездоров, его ранили на охоте, не имело смысла начинать эту кампанию до его выздоровления: нельзя было позволить ему использовать свой недуг против нас. Но Лань Чжань пишет, дядя поправился, а значит пришло время расчехлить наш боевой гуцинь, — лукаво усмехнулся он. — Поверить не могу, что прислушиваюсь к тебе! — возвёл очи горе Цзян Чэн. — За подобные идеи тебе следовало бы дать по шее, а не добро. — Стареешь, братец, — глумливо подмигнул ему Вэй Ин. — Ну, и я ведь твой Советник: ты меня затем и завёл, чтобы слушаться, нет разве? — Ты сам завёлся, как мышь в чулане, — отбил удар Цзян Чэн. — В чулане грустно и одиноко, так что твоя мышь приведёт сюда сердечного друга, как мыши обычно и делают, кстати! Чтобы было с кем свернуться калачиком за мешком с зерном, — хохотнул Вэй Ин. — Не понимаю, что тебя смущает? Не то чтобы мы грозили заполонить весь амбар мышатками. У нас всего один, да и тот уже вырос. — Достаточно! — Цзян Чэн стукнул чашкой по столику чуть громче, чем рассчитывал, чувствуя, как теплеют щёки. — Ничего больше не хочу про это знать. — А-Чэн, тебе ведь уже не семнадцать, как долго ты собираешься смущаться от разговоров о любви? — расплылся в лукавой улыбке Вэй Ин, подперев голову рукой. — Тебе срочно нужна своя мышка! — То, что я не хочу слушать рассказы о твоей любовной жизни, не говорит о том, что меня смущает любовь сама по себе, — возразил Цзян Чэн, отпивая из чашки и невольно мрачнея. — Однако на данный момент у меня есть более важные дела. Слова Вэй Ина неприятно задевали. Воспоминания об отце с матерью уничтожали на корню всяческое желание “искать мышку”, а для усмирения плоти вполне достаточно бывало наведаться в весенний дом. Маленьким он, наслушавшись сказок няни о прекрасных принцессах, колдунах и воинах, представлял, что мама просто заколдована, и отцу вот-вот удастся её расколдовать. И тогда они возьмутся за руки, улыбнутся друг другу, и мама позволит отцу заключить её в объятия, и опустит голову ему на грудь, а Цзян Чэн с цзецзе будут смотреть со стороны и обмирать от восторга. Этим глупым мечтам не суждено было сбыться. Его прекрасная, сильная, справедливая мама так и не очнулась от наложенного на неё заклятия. И сейчас, по прошествии лет, он всё ещё не мог понять, кто его наложил: ненавистная пришлая заклинательница или сама мать. Цзян Чэн не помнил ни одного раза, когда родители держались бы за руки: самое большое, что позволяла себе госпожа Юй — опустить пальцы на ладонь мужа, когда того требовали приличия. Она даже имя его так и не взяла. Они были семьёй, но любовь в их доме пряталась в самых тёмных и дальних углах, и Цзян Чэн порой сомневался, не ушла ли она совсем. Мать и отец, цзецзе и Цзинь Цзысюань, Цзинь Гуанъяо и Цинь Су, и многие другие — в памяти не было ни одного примера, когда любовь не приносила бы вместе с собой немыслимой боли. От боли Цзян Чэн зверски устал и, к тому же, отдавал себе отчёт, что не всегда способен совладать с эмоциями на фоне душевных ран. Подобное поведение для главы клана было недопустимым. От его благоразумия зависели жизни людей, а значит, рисков следовало избегать. К тому же, предпринятые несколько лет назад попытки найти будущую госпожу Цзян через сваху не принесли ничего, кроме тоски и глухого раздражения. Девушки, с которыми ему довелось встретиться, либо откровенно боялись его, так что едва осмеливались открыть рот, либо не замечали ничего, кроме знаков отличий Главы на его одеждах. Шлюхи в весенних домах были честнее и проще, и он в итоге махнул рукой. Жениться никогда не поздно, время ещё есть. Случай Вэй Ина и Лань Ванцзи выделялся на фоне общей уродливой картины как жемчужина в осенней луже, но их история ещё была не окончена, и Цзян Чэн с внутренним напряжением ждал того, что воспоследует. В отношении этой парочки он прошёл долгий путь от шока и отрицания до принятия и едва ли не зависти: то, как светилось лицо Вэй Ина при взгляде на обмороженного Ланя, откровенно обескураживало. Ни разу в жизни Цзян Чэну не доводилось видеть ничего подобного, и это давало возможность тщедушному, едва живому ростку глупой надежды пробиться где-то внутри. Соблазн поверить в то, что подобное может существовать не только на страницах старых свитков, был чрезвычайно велик, и он, на всякий случай, гнал это чувство подальше: ни к чему. Вэй Ин прожигал его внимательным взглядом, явно понимая больше, чем Цзян Чэн собирался сказать. Проницательный паршивец! Впрочем, гуль с ним, главное, что не пытается устроить любовную жизнь брата, с него бы сталось. — Дела будут всегда, — миролюбиво подытожил Вэй Ин, откладывая палочки и потягиваясь, — Главное, чтобы за их спиной ты не проглядел что-то важное, что может ходить прямо у тебя под носом. Вторые жизни, если ты вдруг не знал, выпадают нечасто, — Он грустно улыбнулся, и это неожиданно взбесило. Тоже мне, носитель вековой мудрости, вы посмотрите на него! — Знаешь что, иди-ка ты со своими советами в зал для прошений! Там они нужнее, чем мне, — отрезал Цзян Чэн, и Вэй Ин мгновенно вернулся в своё прежнее игривое состояние. — Ах, никто не ценит моей мудрости, что за чёрствые люди! Вот умру — на этот раз окончательно — будете знать! — он поднялся и погрозил Цзян Чэну пальцем. — О, боги, почему нельзя просто отправить тебя обратно в Гусу?! Насколько было бы проще… — вздохнул тот. — Что поделать, братец, жизнь к нам сурова, придётся работать с тем, что есть. Помочь тебе с письмом? — Нет уж, спасибо! — отгородился от него ладонью Цзян Чэн. — Справлюсь и без твоего стрёкота над ухом. Но если после этого из Гусу Лань приедет отряд и потребует объяснений, готовься работать языком. — Всегда готов, — ухмыльнулся Вэй Ин как-то особенно глумливо, так что Цзян Чэн насторожился: он что, сказал что-то лишнее? Но задуматься об этом как следует не успел: его брат-бедокур уже покинул трапезную. А Цзян Чэну, прежде чем заняться злосчастным посланием к Ланям, предстояло разобраться с уже имеющимися письмами, их нынче пришла целая куча. Быть может, Глава Не наконец-то ответил: Цзян Чэн ждал от него совета по поводу разработки новой каменоломни уже добрую неделю. Никогда прежде Не Хуайсан не медлил так долго. Хотелось верить, что им удастся всё обсудить до Праздника Урожая, куда Вэй Ин так удачно пригласил Главу Не. Однако ждать три месяца до личной встречи было бы досадно. К тому же, письма А-Сана неизменно приводили его в приподнятое расположение духа, что вообще мало чему удавалось: у того был совершенно особенный стиль, изысканный и остроумный, так непохожий на его сбивчивую речь. *** Он портил уже шестой лист — всё было не то. Смеркалось, над Пристанью Лотоса проявилась бледная луна, а Цзян Чэн всё не мог понять, как подступиться со своим деликатным вопросом. Как вообще начать?! Перед глазами стояло благодушное лицо Главы Лань, который, казалось, был готов выслушать что угодно не поведя и бровью. Но возмущение немедленно искажало тонкие черты, стоило Цзян Чэну мысленно озвучить свой вопрос. Все традиционные формулировки звучали глупо, если не откровенно оскорбительно. У Ланей не товар, а купец у Цзян Чэна настолько бестолковый, что просить за него было неловко. Через час он сдался и решил ограничиться сухим изложением сути. Какого демона?! Не нашлёт же Лань Сичэнь на него проклятие за одно письмо? За спрос, вроде как, бьют не всегда, а излишней вспыльчивостью Глава Лань не отличается. Представив, что он сам получает подобное послание из Облачных Глубин, Цзян Чэн расхохотался. О, он бы обрадовался возможности сплавить своего беспутного братца! Не говоря уже о том, что это обеспечило бы его поводом для шуток на всю оставшуюся жизнь. Но их отношения с Вэй Ином разительно отличались от примерной братской любви Нефритов Лань, так что сравнение вряд ли было уместно. Взяв чистый лист, он вывел: “Глава Лань, Я надеюсь, это письмо найдёт вас в добром здравии…” — И оставит в таковом после прочтения… — пробормотал он. “...Не имея возможности встретиться лично, обращаюсь в письме. Мирное время позволяет нашим людям задуматься о будущем и о том, с кем его доведётся встретить. От лица моего брата и клана Юньмэн Цзян я прошу вашего одобрения на заключение партнёрства на стезе самосовершенствования между вашим братом, Лань Ванцзи, и Вэй Усянем…” — Какая дикость, — Цзян Чэн отложил кисть, растёр лицо руками и перечитал написанное. Символы светили в лицо с листа со всей силой своей вопиющей недвусмысленности. — Поверить не могу, что пишу подобное. Внутри зудело малодушное желание не отправлять письмо и просто наврать Вэй Ину про отказ, но он решительно его задушил. Какой бы некомфортной ни была нынешняя ситуация, предложение брата больше не казалось диким: они все достаточно настрадались, чтобы позволить себе немного безумия во имя счастья родных. “Добрые отношения между кланами Гусу Лань и Юньмэн Цзян, лишь окрепшие за время Низвержения солнца, позволяют нам надеяться на вашу благосклонность. Клан Юньмэн Цзян почтёт за честь упрочить эту связь и с радостью возьмёт организацию торжества на себя. Заручившись вашим согласием, мы со всем тщанием приступим к обрядам, предписанным в подобных случаях”. —Соблаговолите ответить побыстрее, — несколько ворчливо обратился к письму он, капая на свиток воском и прижимая терпеливую бумагу клановой печатью. — Иначе этот бес проест мне плешь. Посланник с письмом отбыл, и Цзян Чэн откупорил кувшин вина, устроившись в кресле наедине с приятным чувством маленькой победы, одержанной над самим собой. Теперь оставалось только ждать. *** Если бы позволяли приличия, Лань Сичэнь улыбался бы во весь рот: весёлое изумление буквально распирало, так что к цзинши брата он шёл в весьма приподнятом настроении. Позади недовольно дышал в затылок дядя. Сичэнь хотел было просить его оставить их с Ванцзи наедине, но передумал: лучше разрешить все противоречия сразу и вместе. Письмо главы Цзян своим тоном намекало на то, что в Юньмэне хотят решить вопрос быстро, и он, признаться, был в этом с ними заодно: заставлять Ванцзи мучиться разлукой ещё дольше было абсолютно бессердечно, брат уже отстрадал своё. Он постучал и, дождавшись тихого одобрения, толкнул створку двери. Ванцзи сидел за гуцинем. Он поднял на вошедших преисполненные глухой тоски глаза, и Сичэнь в который раз мысленно отругал себя последними словами. В том, что брат до сих пор был в Гусу, а не умчался на крыльях любви в Юньмэн, была значительная доля его, Сичэня, вины. И признаться, подобный выбор в пользу клана немало обескураживал, заставляя думать, что Вэй Усянь приложил к этому руку — вряд ли что-то другое могло удержать Ванцзи в Облачных Глубинах в их ситуации. Сичэнь уже давно не питал на этот счёт иллюзий. — Рад видеть тебя, брат, — бесцветно сказал Ванцзи. — Это взаимно, — ободряюще улыбнулся ему Сичэнь. — Ванцзи, уделишь нам с дядей пару минут? — Мгм, — кивнул тот, пробегаясь по Сичэню внимательным взглядом. — Ты воспрял. Возвращаешься? — Пожалуй что да, — кивнул Сичэнь, и глаза Ванцзи немедленно зажглись надеждой. — Повод требует. Ванцзи недоумённо нахмурился, явно усомнившись в жизнеспособности едва мелькнувшего шанса на свободу. — Я бы хотел, чтобы ты это прочёл, — протянул ему свиток Сичэнь. Всё внутри отчаянно щекотало от предвкушения, словно он был не зрелым мужем и не Главой великого клана, а неразумным отроком, случайно узнавшим о спрятанных в кладовой сладостях. Приходилось прилагать усилия, чтобы удерживать улыбку в приемлемых рамках. — Что ты… — возмущённо начал дядя, но Сичэнь жестом остановил его. — Дядя, прошу. При всём уважении, это решение принимать не нам. — Ты полагаешь, я за этим позвал тебя?! — потерял терпение Лань Цижэнь. — Думаешь, мало нам позора? — Дядя, я прошу тебя усмирить эмоции, — вмиг посерьёзнел Сичэнь, и лицо Лань Цижэня слегка побледнело. — Пришло время разорвать порочный круг сердечных мучений в этой семье, и я буду только рад приложить к этому руку. Пальцы Ваньцзи замерли над свитком, будто он не решался принять его из рук Сичэня. Светлые глаза заглядывали в самую душу, и в их золотистой глубине всё ярче светилось предчувствие. Лань Цижэнь тяжело вздохнул, опускаясь на подушку у писчего стола и потирая лоб. Сичэнь вопросительно приподнял брови. Дядя отмахнулся и кивнул, выдавая разрешение словно от бессилья. Ванцзи сверлил Сичэня выжидающим взглядом, и тот улыбнулся, протягивая письмо ближе: — Бери. Брат аккуратно принял свиток и осторожно развернул, будто тот мог рассыпаться в его руках. Глаза забегали по столбцам; дойдя до конца, остановились на пару мгновений — метнулись в начало и забегали снова. Он перечитал письмо не менее трёх раз, и когда наконец-то поднял взгляд, уши его были насыщенного оттенка драконьего фрукта. Давно Сичэню не доводилось видеть такую дикую смесь счастья и смятения в глазах своего младшего брата. Пожалуй, с того дня, как тот, запинаясь и едва подбирая слова, рассказывал ему о взбалмошном мальчишке из Юньмэна, не дававшему Ванцзи прохода. Но та радость, полудетская и не вполне осознанная, утонула в буйстве развернувшейся войны прежде, чем они оба успели понять её природу. Нынешнюю же затмить было нечему, и она постепенно затапливала комнату, передаваясь Сичэню по воздуху и наполняя голову изнутри солнечными зайчиками. — Что скажешь? — спросил Сичэнь, уже зная ответ. От взгляда Ванцзи хотелось прикрыть глаза ладонью, чтобы не слепил слишком сильно. — Я согласен. — Что вы творите, глупые мальчишки?! — скорбно отозвался дядя, но в его голосе впервые за долгое время не было ни гнева, ни праведного осуждения, лишь сожаление и бессильная печаль. — Дядя, наш клан всегда шёл по пути праведных решений, действуя согласно традициям и устоям, насколько позволяли обстоятельства, — заметил Сичэнь. — И это подозрительно давно не заканчивалось ничем хорошим. Возможно, пришло время что-то поменять. — Из всех обозримых зол я скорее смирюсь с Вэй Усянем, живущим в Облачных Глубинах, чем с этим фарсом, — возразил дядя. — К сожалению, первый вариант нам более недоступен. Кстати, почему, Ванцзи? — обратился он к брату. — Не то чтобы я был против нынешнего поворота событий, но что всё-таки произошло? Почему Вэй Усянь уехал? — Дела семьи, — обтекаемо ответил Ванцзи, и по его виду было ясно, что на большее рассчитывать не приходится. — Я надеюсь, Цзян Ваньинь не принудил его к этому силой, и мы не забросим тебя по незнанию в горнило семейного конфликта? — Нет. Они примирились. — Это радостно, — улыбнулся Сичэнь. — Во времена учёбы в Гусу они были славной парочкой. — Бесстыдниками они были, каких поискать! — немедленно разворчался дядя. — Никому не удавалось нарушить столько правил ордена за раз ни до, ни после! Ещё и нынешнего Главу Не подбивали на непотребства. Такой тихий был мальчик, но рядом с этими паршивцами моментально терял здравый смысл. — Полно, дядя, не станем же мы припоминать Главам их детские шалости? — попытался успокоить его Сичэнь. — К тому же, война порядком изменила нас всех. Самое время использовать всё то, чему она нас научила, во имя мира. Например, попробовать быть гибче. — Твоя гибкость уже кое-чего нам стоила, — не спустил ему инакомыслия дядя. — И благодаря ей же мы кое-что приобрели, — удержал удар Сичэнь, не позволив острой шпильке вонзиться в мягкое нутро. — Многие достойные вещи работают именно так, стоит ли удивляться. В мыслях всплыло нежное лицо с понимающей улыбкой на губах, осторожные касания, ласкающие затылок. Она права, пришло время отпустить боль, насколько возможно, от её сохранности никому не станет лучше. Пусть останется только любовь. К тому же, сама реальность побуждала Сичэня заняться этим нежным предметом, понукая широко раскрытыми сияющими глазами брата. Лань Цижэнь неодобрительно поджал губы. Ванцзи поднялся из-за столика, подходя ближе. — Что дальше? — Я напишу Главе Цзян, будем действовать как предписывают традиции, нет нужды что-либо изобретать. Не то чтобы история не знала подобных случаев, просто они довольно редки, — сказал Сичэнь, раздумывая, забрать ли письмо у брата, или тот теперь не будет выпускать его из рук сутками, как в детстве, когда ему подарили первый гуцинь, но Ванцзи вдруг сам протянул ему свиток. — От меня что-то нужно? — Пока нет, твой ответ мне ясен, — Сичэнь опустил ладонь на его плечо. — Я бы спросил, хорошо ли ты подумал, если бы не знал доподлинно, что это излишне. — Мгм, — кивнул Ванцзи. — Прости. В голосе его, впрочем, не звучало ни малейшего раскаяния. — Нечего прощать, — пожал плечами Сичэнь. — Это всё, конечно, довольно необычно, и нам будет тебя не хватать. Но чинить препятствия будет преступлением с моей стороны. К тому же, ворота Облачных Глубин навсегда останутся открытыми для вас. Ванцзи подошёл ближе, и прежде чем Сичэнь успел что-то понять, руки брата сомкнулись за его спиной. Опомнившись, Сичэнь обнял его в ответ, скользнув пальцами по гладким прядям. Сердце билось ровно и сильно, будто оно, в отличие от самого Сичэня, ни в чём не сомневалось. Ванцзи взволнованно сопел ему в висок, совсем как в детстве, только теперь Сичэню не приходилось приседать — они давно были одного роста. Он сжал объятия чуть сильнее: видеть Ванцзи таким обнадёженным и счастливым было настоящим лекарством для души. Последние тринадцать лет Сичэнь ощущал бездонное отчаяние брата почти физически, и это было одним из самых мучительных переживаний за всю его жизнь, круто замешанном на полнейшем бессилии. Теперь, когда от него внезапно что-то зависело в этой истории, выбор был очевиден. Брат отстранился, и Сичэнь, спрятав письмо в рукав, взглянул на дядю. Тот задумчиво постукивал по столику пальцами, глядя в окно и размышляя о чём-то своём, и думы те, судя по сошедшимся к переносице бровям, были безрадостные. — Дядя, я могу рассчитывать ещё на пару минут твоего времени? Лань Цижэнь повернулся к нему, но первые несколько мгновений будто не видел, медленно возвращаясь в реальность из пучин своих мыслей, словно поднимаясь на поверхность со дна реки. Наконец, взгляд его обрёл осознанность: — Прости, племянник, боюсь, тебе придётся повторить. — Я хотел бы кое-что обсудить с тобой, — повторил Сичэнь, удивляясь про себя этой внезапной рассеянности: дяде подобное было не свойственно. Лань Цижэнь кивнул, и они покинули цзинши, оставив Ванцзи наедине со свалившимися на него новостями. — Скажи, — аккуратно начал Сичэнь, — могу ли я рассчитывать на тебя в грядущих хлопотах? Если тебе не хочется иметь с этим ничего общего, я пойму. Если пожелаешь отстраниться, я поддержу любой твой предлог. Дядя, задумчиво смотрящий вперёд, поднял на него взгляд, и удивление Сичэня взметнулось с новой силой: слишком много там было бессилия и глухой выдержанной горечи. — Дядя, — начал Сичэнь, мысленно подбирая слова увещевания, но Лань Цижэнь внезапно перебил его. — Конечно, можешь, — уверенно ответил он. — У меня, признаться, была надежда, что тебе удастся уговорить его одуматься, однако… — он грустно усмехнулся, — теперь я и сам не понимаю, на что рассчитывал. Не то чтобы я был слеп последние тринадцать лет. Ваше решение меня отчасти ужасает, но это не означает, что вы не правы. Сичэнь в изумлении поднял брови: чтобы дядя и признавал собственную неправоту? Поистине удивительный день! — Я постараюсь вернуться к делам в течение недели, — ответил он, внутренне ища объяснение услышанному. Скорее всего, дяде просто нужен был отдых. Судя по его виду, он совсем недавно оправился от тяжелого ранения, сваливать на него сейчас заботы об ордене и клане, да ещё и общение с Юньмэном — не самая удачная идея. К тому же сегодня впервые за последние несколько месяцев в Сичэне пробудилась жажда деятельности. Он наконец-то ощутил, что рваная рана души в том месте, где раньше был А-Яо, перестала кровоточить, пусть образовавшаяся корочка и была пока невероятно хрупкой. Самое время поддержать исцеление, погрузившись в заботы, притом довольно приятные. Они дошли до развилки, и Сичэнь почти шагнул на меч, как вдруг дядя тронул его за плечо, разворачивая к себе. Сухая шершавая ладонь с застарелыми мозолями прошлась по щеке Сичэня и легла на его макушку. Дядя был ниже ростом, и ему приходилось довольно сильно поднимать руку, чтобы дотянуться, но Сичэнь всё равно ощутил окутавшее его покровительственное тепло. — Ты замечательный брат, А-Хуань, — тихо сказал дядя, — Я горжусь вами обоими. То, как вы стоите друг за друга… Пронесите это через всю жизнь. Это дорогого стоит. — Дядя… — обескураженно выдохнул Сичэнь. Он мог перечесть по пальцам одной руки все акты спонтанной дядиной нежности, выпавшие на его долю более чем за три десятка лет. “Ты ничего не хочешь мне рассказать?” Но прежде, чем он успел спросить лишнее, ладонь скользнула по его волосам, Лань Цижэнь развернулся и пошёл прочь, подволакивая больную ногу. “Почему он не встанет на меч?” Но дядя будто получал некое удовлетворение от намеренного пересиливания боли. Сичэнь не стал его окликать. *** Из домика доносилась мелодия, и Лань Сичэнь про себя попенял ей за неосторожность. А если бы кто-то услышал? Впрочем, никто кроме Лань Цинце сюда не пришёл бы… Несколько дней назад они нашли в старом сундуке детский гуцинь Ванцзи. Удивительно, что он был здесь, а не в музыкальном классе. Впрочем, мало какие адепты начинали обучение музыке маленькими детьми, а для юношей с их уровнем энергетического развития инструмент был слишком слаб. Гуцинь был подарком отца, возможно поэтому брат не стал передавать его никому другому, даже своему приёмному сыну, а просто вернул туда, где однажды взял — в отцовский домик. Педантичность Ванцзи проявлялась порой в самых неожиданных вещах. Вэнь Цин играла плохо, но процесс её необычайно веселил, и ради этого заливистого смеха Сичэнь готов был принести в жертву свой слух и чувство прекрасного — ей далеко не всегда удавалось верно подобрать ноты. Но это всё же было лучше, чем её эксперименты с Лебин: стерпеть последние, сохранив ровное выражение лица, Сичэню пока ни разу не удалось. В первый раз он твёрдо был намерен не смеяться и сдерживался изо всех сил, не желая ненароком оскорбить свою гостью. Это было чудовищно сложно, челюсти едва не сводило от усилий: он даже вообразить не мог, что Лебин способна издавать подобные звуки. Вэнь Цин, подняв глаза от флейты, прыснула и попросила его не мучить себя. — Мне прекрасно известен уровень моего мастерства в этом предмете, — с улыбкой сказала она, пока Сичэнь прятал лицо в ладонях, всхлипывая от смеха. Помимо этого, вид Лебин в тонких ломких пальцах слегка… тревожил. Поэтому гуцинь стал истинным спасением. Как и положено деве из великого клана, Вэнь Цин не была чужда музицированию и, по её словам, немного играла на эрху*. — Но гордостью учителей я, увы, так и не стала: мне не хватает терпения для постижения тонкой науки игры, — призналась она, слегка смутившись. Однако струны гуциня покорно льнули к ловким пальцам, и с каждым днём у неё получалось всё лучше. Сичэнь остановился у двери, прислонившись лбом к нагретым за день доскам. Внутри негромко звенели струны, и она, то и дело сбиваясь, тихо напевала что-то о богах, героях и улетевшей птице, и Сичэню казалось, что та птица из песни поселилась у него в груди и теперь била крыльями меж рёбер. У Вэнь Цин был низковатый, глубокий голос, проникающий в самую душу, пронизывающий всё естество до костей, будто самый послушный ее велению гуцинь был у Сичэня внутри. Искристое, пьянящее тепло толчками расходилось по телу, согревало пальцы, наполняло голову, вымывая остатки мрачных мыслей. С сознания упала пелена, будто кто-то протёр ладонью запотевшее стекло. За грубой деревянной дверью, сражаясь с упрямыми струнами и тихо посмеиваясь, сидело его простое земное счастье, и руки непроизвольно сжались в кулаки. Это будет непросто, и многое ещё только предстоит решить, но Сичэнь с внезапной ясностью осознал, что никогда по доброй воле не выпустит своё нежданно обретённое сокровище из рук. Он будет бороться исступленно, до конца, хвататься как тонущий за канат, как падающий с обрыва — за тонкие стебли травы, лишь бы очистить её имя, лишь бы удержать её рядом. Если только она сама не выберет уйти… От внезапно накатившего страха по спине пробежал холодок, и Сичэнь толкнул дверь — картины реальности сейчас не выдержал бы ни один страх. Вэнь Цин замолкла, поднимая голову, улыбнулась приветливо — от этой искренней улыбки голову повело. Никто и никогда не улыбался ему так. Должно быть, что-то в его лице насторожило её, потому что радость в чёрных глазах слегка пригасла, уступив место настороженности: — Что случилось? — спросила она. — Всё хорошо, — поспешил заверить Сичэнь. — Даже более чем. — У вас такой растерянный вид, так и тянет усомниться, — прищурилась она. — Я просто узнал много нового, — улыбнулся Сичэнь. — И теперь эти знания тянут вас к земле? — лукаво улыбнулась она. — Отчасти, — нужно было срочно что-то сделать с собственным выражением лица, и Сичэнь отвернулся, отстёгивая Шоюэ. — Не успела спросить вас, — Вэнь Цин поднялась, подходя ближе. — В своём разговоре с дядей вы упоминали Вэй Усяня так, словно он жив. Сичэнь взглянул на неё с ласковой укоризной. — Окно было открыто, а вы не то чтобы шептались, — немедленно среагировала она, — Возможно ли, что он жив? Или я неправильно вас поняла? — Вы всё правильно поняли, — ответил Сичэнь. — Он жив. — Но как? Ведь вы сказали… — она осеклась, глядя внимательно и цепко. — Вы ранее говорили, что после осады Луаньцзан выжил только ребёнок. — Так и было. — Я не понимаю, — нахмурилась она. — Не может быть, чтобы Старейшина покинул поселение. Он бы никогда… — Он этого и не делал. Старейшина Илина умер во время осады Луаньцзан. Но через тринадцать лет воскрес. — Воскрес?! — на лице Вэнь Цин отразился шок. — Вы имеете в виду, обрёл сознание? Неужели он теперь тоже лютый мертвец? — К счастью, нет. Его судьба оказалась куда более интересна. Молодой заклинатель пожертвовал своё тело злобному духу Старейшины Илина в обмен на месть, и Вэй Усянь возродился. Он не думал, что чёрные глаза могут распахнуться сильнее, но это оказалось возможно. Вэнь Цин несколько раз открыла и закрыла рот, очевидно не находясь с ответом, а затем тихо рассмеялась. — Каков ловкач! — она потёрла лоб, улыбаясь потрясённо. — Просто уму не постижимо! Как боги умудрились заложить столько парадоксального в судьбу одного человека?! Где он сейчас? — В Юньмэне, вернулся в орден, помогает вести дела своему брату и, между делом, тянет руки к моему. Глаза Вэнь Цин заинтересованно блеснули. — Мы получили из Юньмэн Цзян письмо с предложением о заключении партнёрства на стезе самосовершенствования. Её лицо озарило весёлое удивление, с которым сам Сичэнь уже успел свыкнуться. — Что ж, вполне закономерный финал, — в её голосе звучала улыбка. — Я рада, что его глаза, наконец, открылись. — Этому пришлось слегка поспособствовать, — заметил Сичэнь. — Но наблюдать его избирательную слепоту после стольких лет мучений не было никаких сил. Его смерть не прошла для нас бесследно. — Должно быть, она принесла Лань Ванцзи много боли, — тихо заметила она. — Боюсь, словами этого не передать, — отозвался Сичэнь, и она понимающе кивнула. — Вы дали согласие? — Разве мог я его не дать? — Нет, — внезапно разулыбалась Вэнь Цин. — Нет, вы — не могли. От звучавшей в её голосе уверенности сладко сжалось сердце. *** — Ты оказался прав! — Цзян Чэн рывком распахнул дверь в библиотеку, где Вэй Ин грозился похоронить себя под грудой древних знаний. — Держи. Он бросил на стол свиток со сломанной печатью Гусу Лань. Сердце Вэй Ина сделало сальто, он схватился за бумагу, жадно глотая написанное, и издал победный вопль, едва дойдя до середины. — Да! Демоны и тысячи гулей, поверить не могу... — он замолк, снова возвращаясь к чтению. — Мне казалось, ты не сомневался в успехе, — нахмурился Цзян Чэн. — Что-то всегда может пойти не так, — как ни старался Вэй Ин, убрать счастливую улыбку с лица не получалось. Да и зачем? Скоро, совсем скоро Лань Чжань будет здесь, и эта мучительная тоска наконец-то прекратится и не возобновится больше никогда! Потому что они будут связаны, они наконец-то смогут быть вместе, и никто не посмеет возразить. От осознания этого хотелось носиться по Пристани кругами, несдержанно вопя от счастья как юнец. К сожалению, его статус такого больше не позволял. Звенящие от усталости нервы слегка отпустило. Последнюю неделю он всё время был как на иголках. Откачка энергии давала о себе знать, держать эмоции в узде становилось всё сложнее и постоянная, ни на мгновение не ослабевающая тоска делала ситуацию в разы хуже. К тому же, Фани, притихшие было из-за случая с посланцем, снова воспряли. На днях Вэй Ин едва не ввязался в драку с заклинателями из Кипарисовых садов, когда они попытались увести у него из-под носа десяток озёрных гулей. Невесть откуда взявшийся призрак потопил дюжину рыбацких лодок, и Вэй Ин с Цзян Чэном несколько дней к ряду принимали прошения осиротевших семей, порядком утомившись. Но стоило делу дойти до нечисти, как на горизонте нарисовались Фани, и Вэй Ина сорвало. Шокированный Цзян Чэн еле успел его удержать, отобрав Чэньцин: объяснять заклинательскому сообществу, почему адепты вассального клана Юньмэн Цзян пали жертвами мертвецов, не хотелось совершенно. Возвращаясь с охоты, Вэй Ин чётко понимал, что дела их плохи. Он не справлялся. Ещё какую-то неделю назад он надеялся достучаться до Вэнь Цин и, может быть, получить ответы. А-Юань играл Призыв бессчётное количество раз, но всё было тщетно, она молчала. Мелкий смотрел с грустью и досадой, очевидно стыдясь собственного провала. Но в том, что удача им не улыбнулась, не было его вины. — Такое случается, — печально подытожил А-Юань. — Души, прошедшие через сильные страдания, часто не желают отвечать на Призыв. Они настолько устали от этого мира и разочаровались в нём, что разорвали всякую связь. Бабушка тоже не отвечает… — совсем поник он. — Не кисни, братец-кролик, — потрепал его по плечу Вэй Ин, задвигая подальше собственное разочарование. — Должно быть, там им лучше, чем здесь. По крайней мере, я сильно на это надеюсь. По-хорошему, нужно сработать для них храм, чтобы было куда приходить с поминовением. — Было бы отлично, — вздохнул А-Юань. — Вэй-фуцинь, какой она была? — Кто, бабушка? — переспросил Вэй Ин, подтаивая от нового обращения: А-Юань стал так его звать совсем недавно, испросив позволения. Как-будто Вэй Ин смог бы ему отказать! — Нет. Моя тётя, — Лань Сычжуй поднял на него большие печальные глаза. Вэй Ин помолчал, собираясь с мыслями. Как объяснить ему всё это? — Сильной, — уверенно начал он, — Очень сильной. Доброй и смелой, не боялась рисковать и помогать нуждающимся, даже ценой своей головы. Невероятно умной, лучшая целительница за всю историю своего клана. Строгой, пожалуй, — он усмехнулся, вспомнив, как она ворчала на него из-за позабытых семян, запихивая вываливающиеся внутренности обратно в его живот после очередной стычки. Вэнь Цин не умела выражать сочувствие, зато чертовски хорошо умела оказывать помощь и не давала ему умереть. — Красивой? — завороженно спросил А-Юань. — В зеркало посмотрись, — подразнил его Вэй Ин. — Мы похожи? — с надеждой спросил тот. — Немного, — шире улыбнулся Вэй Ин, щипая мелкого за щеку. — Но ты всё же не девчонка, даже если напоминаешь иногда. — Неправда! — немедленно надулся тот, и Вэй Ин расхохотался. — Твоя тётя была достойной заклинательницей, А-Юань, не сомневайся, — сказал он, отсмеявшись. — И достойным человеком, что бы кто ни говорил. Вспоминай её с почтением. — Я и так, — понурился его названный сын. — Это же моя семья… пусть и ушедшая. — А вообще, спроси лучше дядюшку Вэня, он может больше рассказать. Он знал её намного лучше, это же его сестра. — Я спросил как-то, — смешался А-Юань, — но ему тяжело… Я вижу, что он хочет плакать, но не может, и это его очень мучает. Он до сих пор сильно скучает. — Могу представить, — помрачнел Вэй Ин. — Надо попробовать всё-таки вернуть ему чувства… Если уж с сознанием вышло, так неужели… Впрочем, сейчас всё равно не до того. Вернусь к этому, когда разберёмся с имеющимися проблемами. После этого А-Юань отбыл в Гусу, оставив Вэй Ина наедине с письмом Лань Чжаня, полным невысказанной муки и нежности, и больше не появлялся. Вэй Ин начал тревожиться, хоть и понимал, что чувство это необоснованно: А-Юань уже взрослый, мало ли какие дела могут задерживать его в Гусу. В конце концов он объявится, а теперь так и подавно: не может быть, чтобы мелкий не примчался обсудить с ним грядущее торжество. — Я только одного не пойму, — вырвал его из раздумий Цзян Чэн, — как быть дальше? Добрая половина свадебных обрядов в нашем случае неуместна. Не будем же мы, в самом деле, отправлять в Гусу выкуп? Вэй Ин хихикнул: — Почему же? Будем! Правила приличия велят нам послать дары в семью, из которой мы в скором времени заберём нечто важное, в нашем случае — капустку. — Прекрати! И без твоих шуточек голова трещит, — огрызнулся Цзян Чэн. — Ситуация глупейшая. — А я не шучу, — постарался придать себе серьёзный вид Вэй Ин. — Раз уж начали дело, нужно закончить его со всей возможной аккуратностью. В Гусу оценят. Отправим различных яств! Юньмэн ими славится. К тому же, когда ещё представится случай наглядно объяснить адептам Гусу Лань, что такое вкусная еда и хорошее вино. Не “Улыбкой Императора” единой славится этот мир. — Если к тебе не подошлют убийцу до свадьбы, я уверую в твою избранность, — хмуро заметил Цзян Чэн. — А-Чэн, неужто у тебя ещё остались сомнения? — хохотнул Вэй Ин. — Я вернулся в этот мир, пережил хитросплетения ваших подковёрных интриг, и самый достойный заклинатель современности согласен связать со мной свою судьбу. Какие ещё показатели избранности тебе нужны?! — Так уж и самый достойный, — скептически возразил Глава. — И я как-то не учёл, что мне теперь до конца жизни наблюдать под боком вашу идиллию. Боги, на что я подписался?! — Нет, ровно до тех пор, пока не найдёшь свою собственную, — заметил Вэй Ин. — Потом тебе резко станет не до чужих идиллий, поверь. В дверь постучали и с разрешения Цзян Чэна в библиотеку вошёл один из младших адептов. — Простите, что прерываю вас, Глава, Советник, — юноша почтительно поклонился, — Но это только что доставили, сказали, срочно. Он протянул Вэй Ину небольшой свёрток. — От кого? — удивился Вэй Ин, принимая из рук адепта нечто обёрнутое в грубую тряпицу. — Не сказали, — пожал плечами тот. — Передали у ворот, на принесшем не было знаков отличий. — Вэй Ин, — начал Цзян Чэн, — подожди… — Странно, может быть, это из Гусу, — нахмурился тот, — Но почему не А-Юань принёс? Может, он занят… Сдвинутая обёртка обнажила небольшую фигурку из странного вида чёрно-белого камня, Вэй Ин потянул её наружу. — Брось сейчас же! Не трогай! — голос Цзян Чэна отдалился, будто его за мгновение отодвинули на десятки ли, уши Вэй Ина заполнил равномерный гул, словно кто-то рядом ударил в гонг. Он зажмурился и тряхнул головой раз, другой... — Вэй Ин! Вэй Ин! — Цзян Чэн, непонятно когда успевший подойти вплотную, тряс его за плечи, и от нервных воплей звенело в ушах. — Глава, не шумите так, — сказал он, собственный голос звучал обескураженно. — Что это было? — У тебя зрачок во весь глаз, — напряжённо заметил тот. — Что с тобой? — Не знаю… — в смятении ответил Вэй Ин. Что-то точно произошло. Но что? Он поднял глаза: напуганный криками адепт стоял неподалёку, крупно дрожа. — Ты! — рявкнул на юношу Цзян Чэн. — Отвечай, коротко и односложно: кто это принёс? Описать сможешь? — Я… я не знаю… — пролепетал мальчик. — Я же сказал: коротко и односложно! — взвился Глава, тон его не сулил ничего хорошего, и адепт всё сильнее вжимал голову в плечи. — Ты видел его лицо? — Д-да… — Описать сможешь? — Н-не з-знаю… — Ты что, слабоумен?! Как это “не знаю”? Ты же видел его! — Цзян Чэн нависал над мальчиком как карающая длань. — Символ ветки в круге на его одеждах был? Мальчишка в ужасе молчал, перебирая губами, на пальце Главы начал угрожающе потрескивать Цзыдянь. — Я спрашиваю, был ли символ на его одеждах? Ветка. Обведённая в круг, — голос Цзян Чэна звенел от напряжения, и Вэй Ин, опомнившись, шагнул к нему, укладывая ладонь на пояс в привычном жесте. Но ничего не произошло. Знакомое тепло не хлынуло в ладонь, тело не наполнилось жаром, в виски не вонзились раскалённые иглы. Под пальцами ощущалась лишь гладкость клановых одежд и едва пробиющееся сквозь них тепло тела. У Вэй Ина похолодели ноги. — Глава Цзян, — аккуратно начал он, — почему бы вам не отпустить мальчика до поры? — Отпустить?! — Цзян Чэн резко обернулся, и Вэй Ин про себя возблагодарил богов, что уже откачивал его сегодня: глаза на лице брата горели яростно, но искр безумия в них пока что не было. — Ты всерьёз считаешь, что я могу отпустить человека, который вполне возможно, является той самой крысой? — Глава, пощадите! — упал на колени мальчишка, ткнувшись лбом в пол, — Я…я... я бы никогда! Моя семья служит Юньмэн Цзян поколениями, я скорее умру, чем предам орден и память предков! — И почему я должен в это верить? — в голосе А-Чэна звенела сталь. — Глава, давайте позовём начальника охраны, пусть он пока присмотрит за этим юношей, — встрял Вэй Ин. — Мне нужно с вами переговорить. Сейчас же. Острый взгляд Цзян Чэна метнулся к нему, пронизывая до костей. — Хорошо, — отрезал он, распахивая двери и отдавая приказ слуге. В библиотеке повисло напряжённое молчание: Вэй Ин молча паниковал, путаясь в догадках, Цзян Чэн испепелял взглядом коленопреклонённого адепта, а последний не отрывал лба от пола. Явившийся начальник охраны не повёл и бровью. — Уведите этого, глаз с него не спускать, я с ним позже поговорю. Отвечаете за него головой, — сказал Цзян Чэн, и адепты увели мальчика, плачущего от страха. — Какого демона ты полез? — взвился А-Чэн, стоило двери закрыться за людьми. — Ты что, глухой? Я же велел тебе остановиться! — Прости, я не услышал, — повинился Вэй Ин. — Но ты был прав, делать этого не стоило. — Мы в состоянии междоусобицы, гуль тебя раздери! Нет никакой гарантии, что там был не яд. — Там был не яд, — отозвался Вэй Ин. — Но всё равно ничего хорошего. Вэй Ин достал ленту талисмана и попытался его инициировать, но как и ожидалось, ничего не произошло. — Ты выглядишь здоровым, — вцепившись в него взглядом, заметил Цзян Чэн. — Я и чувствую себя таким, — согласился Вэй Ин. — За исключением того, что эта штука, кажется, запечатала мне потоки. — Что?! — Ты же ничего не почувствовал сейчас, когда вызверился на мальчика? — Я думал, ты решил воздержаться, — шокированно ответил тот. — О, демоны… Проклятые Фани! — сквозь зубы процедил он. — Я начинаю думать, что проще будет спалить Кипарисовые сады ко всем гулям, чтоб неповадно было. — Ты знаешь, что нет, — покачал головой Вэй Ин. Цзян Чэн подошёл и приложил ладонь к его животу. Вэй Ин удивлённо приподнял брови: быть по эту сторону жеста оказалось непривычно и слегка смущающе. Всё таки он был прав, решив не лапать А-Чэна за живот прилюдно. Даже в пустой комнате это касание воспринималось слишком двусмысленно. — С твоим ядром всё в порядке, за исключением того, что оно крохотное, — задумчиво изрёк Цзян Чэн. — Ты насмехаешься над моими размерами, поверить не могу! — возмутился Вэй Ин, заработав усталый взгляд. — С твоими потоками точно всё в порядке, — с явным облегчением ответил брат, убирая, наконец, руку. — Кроме того, что они запечатаны, — с притворной радостью поднял палец вверх Вэй Ин. — Как же это, гуй возьми, не вовремя. — Конечно, не вовремя, они ведь именно этого и добивались, — мрачно отозвался А-Чэн. В двери снова постучали. — Наверное, добить пришли, — притворно радостно предположил Вэй Ин. — Да! — рявкнул А-Чэн. — Глава Цзян, — донеслось из-за двери робкое, — к вам посетитель… — Кто? — Глава Не. Цзян Чэн в удивлении поднял брови. — Вот видишь, а ты боялся, — похлопал его по плечу Вэй Ин. — Он даже привёз тебе ответ лично, это ли не показатель нежной дружбы? Глава с раздражением дёрнул плечом, сбрасывая его руку: — Идём. Вэй Ин аккуратно подобрал с пола оброненную фигурку, и прежде чем завернуть её обратно в тряпицу, успел заметить, что она имеет форму толстяка, сжимающего в руке широкий кубок. Лицо толстяка было радостным, улыбка растягивала в стороны пухлые щёки, и тройной подбородок ниспадал до круглого выпуклого живота. Он ухмыльнулся: не считая проклятия, это был, пожалуй, довольно милый подарок. Сунув свёрток в рукав, Вэй Ин бросился догонять удалявшегося широкими шагами Цзян Чэна. Если боги ещё не списали их со счетов, то Не Хуайсан привёз хорошие новости.Конец второй части