Сны Жёлтого Проса

Облачные Глубины давно не знали такого оживления. На памяти Лань Чжаня это и вовсе был первый раз. Признаться, он и сам опешил, увидев прибывшие из Юньмэна повозки. Захотелось немедленно встать на меч, снять все пределы с энергетических потоков и гнать Бичэнь к Пристани Лотоса, чтобы земля под ногами сливалась в равномерное пастельное ничто. Добраться бы только до Вэй Ина и хорошенько его потрясти не то от возмущения, не то от распиравшего глупого счастья. Спросить: какого гуля?! В своём ли ты уме? Что ты здесь устроил? «Почему ты не устроил этого раньше?» Впрочем, доберись он сейчас до Вэй Ина, эти вопросы так и остались бы незаданными. От всего происходящего было и смешно, и стыдно, и противоречиво радостно. Ведь он не девица, к чему все эти сложности?! Но от нежданно свалившегося внимания к собственной персоне сладко тянуло под ложечкой. Ещё никогда ему не доводилось чувствовать себя центром событий, причиной чего бы то ни было. Он всегда держался особняком: в клане — потому что был младшим братом, на войне — потому что не был сильнейшим, в заклинательском сообществе — из-за собственной нелюдимости, в семье — из-за своей неподобающей любви. Ощущать себя идолом на золочёном постаменте, к ногам которого несут дары, было дико, но отчего-то приятно. Лань Чжань корил себя за неуместные чувства, медитировал дольше обычного, вёл с самим собой долгие вразумляющие беседы, но что толку?! Стоило выйти из цзинши, как его окутывал шум возбуждённо гомонящих адептов с юньмэнскими фруктами в руках. Во всех павильонах были расставлены цветы, непонятно каким образом не увядшие за время пути. Должно быть, для этого существовали особые заклятия, которые ему были неизвестны. Тонкий аромат лотосов пропитал воздух в учебных комнатах, так что сосредоточиться на занятии было невыразимо сложно. Этот пьянящий, свежий запах прочно ассоциировался у него с их совместным визитом в Пристань Лотоса, с тем, как Вэй Ин впервые ему открылся, как рассказывал о своём детстве, и лицо его в тот момент светилось от нежности. Как лёгкое тело упало Лань Чжаню в руки с ветки раскидистого дерева, будто спелый плод. Как они стояли в храме предков Юньмэн Цзян, и душа тонко звенела, словно они совершали нечто особенное. Потом была стычка с главой Цзян, их спешное бегство и много что ещё. Сложно представить, что после всего этого они окажутся там снова. Что Пристань Лотоса станет ему новым домом. Эта мысль была настолько чуждой и странной, что сознание чуралось её. Представить, как это — навсегда покинуть Гусу, не получалось даже в мыслях. Впрочем, он был готов жить где угодно, хоть на Луаньцзан, если рядом будет Вэй Ин. Лань Чжань ходил по Облачным Глубинам, напоминая себе, что скоро их покинет, но внутри не ворочалось ничего. Словно разум не мог уяснить, что Лань Чжань серьёзен. Столы в трапезной были завалены плодами и сладостями, присланными в качестве даров. Жители Облачных Глубин ходили по территории с видом весьма блаженным, и даже на лбу дяди разгладились вечные морщины. Лань Чжань пару раз с весёлым изумлением замечал, как тот прятал в рукав маленькие колючие плоды личжи*. Никогда прежде он не замечал за дядей чревоугодных пристрастий, а таковые, как оказалось, имелись. Наблюдать общее приподнятое настроение было неожиданно приятно. Сколько бы ни было правил на стене, ни одно из них не запрещало адептам Гусу Лань радоваться жизни. Жаль только, повод выпадал нечасто. Его провожали заинтересованными взглядами, чужое внимание окутывало плотным коконом, и сложно было разобрать, откуда прилетел довольный взгляд, откуда — завистливый, а откуда — откровенно осуждающий. Это досаждало, но поделать ничего было нельзя. К счастью, его броня спасала и здесь, держа людей на приличном расстоянии. Лань Чжань примерно догадывался, что подтолкнуло Вэй Ина к столь решительным действиям, и от осознания того, что из всех доступных вариантов его свет выбрал именно этот, ныло сердце и сладко кружило голову. Звенящий восторг затапливал его при мысли, что Вэй Ин был готов публично признать его своим, буквально на весь заклинательский мир объявить, что они отныне связаны. Оглушённый этими чувствами, Лань Чжань не раз пытался выразить свои мысли в письме, но слова не шли. Он привык защищать, бороться, стоять стеной, закрывать своё счастье от мира. Ощущать себя ведомым было до оторопи непривычно. Что делать? Как себя вести? Но, к счастью, именно этому человеку он был готов такое позволить. В конце концов, он так или иначе следовал за Вэй Ином и за его бледной тенью уже много лет, а стоило начать и того раньше. В храме предков появились изысканные курильницы, в зале для приёмов из тончайшего юньмэнского шёлка сработали новые занавеси, трепетавшие на ветру, будто крылья неведомой синей птицы. Прибывшие специи и благовония повергли в изумление даже старейшин. Была ли то заслуга главы Цзян или самого Вэй Ина, но роскошь присланных даров поражала. Гусу Лань считался одним из самых состоятельных кланов современности, но Лань Чжань никогда не задумывался, что и в Юньмэн Цзян, в общем, не бедствовали. Война сильно потрепала Пристань Лотоса, но Юньмэн был благодатным краем, а Цзян Ваньинь — мудрым хозяином, и провинция расцветала под его неусыпным надзором. В день, когда прибыли повозки, Лань Чжань позорно сбежал в домик матери: горели не только уши, которые можно было спрятать за волосами, но и щёки. Всеблагие боги, Вэй Ин ни в чём не знал меры! Или специально решил поиздеваться? Это было вполне в его духе, ведь ему так нравилось смущать Лань Чжаня. Но ведь он был далеко от Гусу и не мог наблюдать своего успеха, так в чём соль?! Их грядущее партнёрство — уговор равных, а Лань Чжань ощущал себя хрупкой девицей, чью семью жених пытается уверить в своей благонадёжности. Какой вздор! Необходимо было написать Вэй Ину прямо сейчас, это уже переходило всякие границы. За сочинением не то возмущённого, не то восторженного письма его и застал брат. — Прячешься? — спросил Сичэнь с мягкой усмешкой в голосе. Эти дни брат пребывал в невероятно приподнятом настроении. Лань Чжань и не подозревал, что всё случившееся так его порадует. Это было неожиданно, и самую малость оскорбительно, но гораздо важнее была вернувшаяся на родное лицо улыбка. Лань Чжань махнул рукой: они увязли в этом абсурде вместе, так пусть хоть кто-то получает от всего происходящего удовольствие. — Мгм, — буркнул он, не поворачивая головы. — Да будет тебе, Ванцзи, — брат подошёл и присел рядом, поглядывая утешающе. — Молодой мастер Вэй, конечно, ни в чём не ведает меры, но не то чтобы мы этого раньше не знали. — Он ставит меня в глупое положение, — проворчал Лань Чжань, вымарывая написанное: всё было не то. — Положение изначально не самое изысканное, но лучше уж разудалое безумство, чем неуместная в данном случае робость. В его предложении нет ничего постыдного, пусть многие и считают его таковым. Но если он позволит себе проявить слабость, зубоскалы набросятся на вас немедля. — Я понимаю, — вздохнул он. — Он создаёт прецедент. — Именно, — кивнул брат. — Со всем присущим ему размахом. — Он невозможен, — потёр лоб Лань Чжань. — Если ты пытался изобразить недовольство, у тебя не получилось, — хмыкнул Сичэнь. Лань Чжань глянул осуждающе. Когда брат надумает жениться, он ему это всё припомнит. — Я кое-что принёс тебе, — тот вынул из рукава небольшой свёрток. — Просили передать лично в руки, но ты исчез прежде, чем посланцы успели тебя заметить. Свёрток небесно-голубого шёлка отливал на солнце золотом. Ткань приласкала пальцы нежным касанием, будто поцелуем, и скользнула прочь, обнажив инкрустированную перламутром шкатулку. Страдальчески вздохнув, он прикрыл глаза. Получать подарок было стыдно — ведь он не ребёнок и не женщина! — но в то же время приятно, будто его приласкали, даже ни разу не коснувшись. Уши отчаянно пекло. — Красивая, — мягко заметил брат. Лань Чжань распахнул глаза. Лотосы и журавли на крышке шкатулки переливались всеми цветами радуги, так что он слегка оторопел. Это действительно было красиво, неведомый мастер потрудился на славу. Тончайшей работы узоры вились между перламутровых деталей, делая шкатулку воздушной. Он сдвинул в сторону крючок и откинул крышку. Внутри на бархатной подушке покоилась искусно сработанная нефритовая подвеска в форме черепахи, высунувшей голову из панциря. Лань Чжань коснулся холодного камня, ощущая предательскую дрожь в пальцах. Перед глазами как наяву встали тёмные своды пещеры, мерно падающие капли, ведущие счёт времени. Чудище, затаившееся под водой, боль в сломаной ноге, сильные руки обхватывают плечи. Горячка битвы, маленькая фигурка с мечом, ослепляющий страх. Гулкое эхо тихой мелодии. Как же это было давно... Какой длинный путь они успели пройти! Любовь билась в груди как прибой о скалы, подчиняла себе, так что даже ступни закололо. Брат говорил что-то, но Лань Чжань его не слышал: в ушах шумела кровь. Увидеть бы его сейчас, хоть ненадолго, всеблагие боги... Как же давно он уехал, а у Лань Чжаня так и не вышло выбраться в Юньмэн. Как долго они порознь! Опять, треклятые гули, хотя казалось — всё, больше ни за что не расстанутся, ничто не в силах их разлучить. Но жизнь в который раз оказалась сильнее любых договорённостей. Да и сложно ли развести двух людей, которых в глазах всего мира ничто не связывает? Его свет, его любовь, его жизнь придумал, как это исправить, а он тут ещё чем-то недоволен! «Всё что угодно. Я стерплю всё, что угодно, только бы быть с тобой. Насовсем». — Ванцзи? — прикосновение к плечу вырвало из задумчивости, и Лань Чжань вскинул глаза, встречая мягкий, полный понимания взгляд. — Я получил второе письмо. Торжество назначено через неделю. «Боги, ещё целая неделя!» — Долго, — вырвалось горькое, и в глазах напротив проявилось весёлое осуждение. — Братец, я, наверное, удивлю тебя, но такие вещи обычно планируют годами. — Зачем? — не понял Лань Чжань. — Чтобы подготовить обе семьи, всё как следует спланировать, не нарушить ничьих планов, соблюсти все приличия, — принялся объяснять Сичэнь, но вдруг осёкся и сник. — Дурацкие причины, — непочтительно подытожил он, — не понимаю, зачем превращать праздник единения сердец в ярмарочные гуляния для толпы. Традиции порой не выдерживают никакой критики. Голос брата звучал недовольно, если не откровенно ворчливо, что было довольно необычно. Затеянный Вэй Ином шум творил поистине невероятные вещи с его, Лань Чжаня, семьёй, он только всё никак не мог понять, хорошо это или плохо. — От традиций можно отступиться, — заметил он. — Если бы это было так просто, — с неожиданной грустью отозвался брат. — Что случилось? — решил не ходить вокруг куста Лань Чжань: брата явно что-то тревожило. Быть может, посланцы Юньмэна доставили ему неприятности? От этих достойных мужей чего угодно можно было ожидать. — Нет, ничего, — мгновенно стряхнул пелену дум Сичэнь, качая головой. Взгляд Лань Чжаня упал на лежащую в ладони нефритовую подвеску. Не покидало ощущение, что от него сейчас прятались в раковину, не желая доверить важное. Внутри кольнуло обидой, но, пожалуй, он это заслужил. Ведь и он долгое время не был с братом до конца честным. — Я подожду, — сказал Лань Чжань. — Чего? — рассеянно улыбнулся Сичэнь. — Когда ты решишься мне рассказать. — О чём?.. — теперь его голос звучал напряжённо, значит, Лань Чжань прав. — Не знаю, — пожал плечами он и взглянул на брата в упор. — О том, что тебя тревожит. Улыбка исчезла с лица Сичэня. Он смотрел на Лань Чжаня серьёзно, слегка задумчиво, будто вот-вот собирался выложить что-то важное. Впрочем, может, так лишь казалось. Длинные пальцы теребили шнур жетона у пояса, выдавая волнение. Наконец, лицо брата разгладилось, он улыбнулся и кивнул: — Хорошо. *** Сичэнь закрыл за собой дверь значительно более сильным толчком, нежели требовалось. Та непременно хлопнула бы, но рассохшаяся древесина замедлила ход, сипло заскрипев. В три шага преодолев лужайку на остаточном запале, он развернулся на пятках и направился к обрыву: нелишним будет успокоиться. Как можно быть такой упрямой?! Никогда прежде Сичэню не доводилось испытывать подобного яростного бессилия. Он славился своей сдержанностью, спокойствием и благоразумием. К нему шли за советом, на его поведение равнялись, ему стремились подражать. Видели бы эти люди его сейчас! Он застыл в замахе, сжав крупный камешек в кулаке, но в последний момент опустил руку. Мало ли в кого он мог попасть: было бы несправедливо зашибить мелкого зверя в приступе гнева. Тёплый камень успокаивающе грел ладонь, и Сичэнь разжал пальцы, отпуская его обратно в траву. Природа не виновата, что глава Лань не может найти общий язык со звездой своей жизни. Он несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Стало легче. Но не успел Сичэнь этому порадоваться, как дверь скрипнула ещё раз. — И нечего сбегать! — донеслось из-за спины обиженное. — Проблемы ветром не унесёт! Или уважаемый глава именно так привык справляться с неприятностями? Бедные ваши адепты. — Мои адепты обычно слышат, что я им говорю, — устало вздохнув, обернулся Сичэнь, — и доверяют моим суждениям. — Вот незадача, кто-то осмелился вас критиковать! Просто неслыханно, — Вэнь Цин сложила руки на груди. — И как же такое могло случиться? — Ума не приложу, — решил немного проплыть по течению Сичэнь. — Возможно ли, стесняюсь спросить, что ваше мнение не единственно верное? — У вас весьма своеобразное стеснение. — Фамильное! Какое боги послали, с тем и живём. — Только не очень долго, — отрезал Сичэнь, прежде чем в полной мере осознал, что именно сказал. Вэнь Цин поджала губы и зло прищурилась, подходя ближе. — Сколько отмерено, столько и живём — все мы белки в колесе перерождений. Но если вы думаете, что перспектива более длительной жизни в четырёх стенах меня прельщает, вы просто безумец, — если бы выражением глаз можно было надавать оплеух, Сичэнь бы уже хватался за щёки. — Я здесь не останусь! — отчеканила она. — Я уже побывала в заточении, довольно. Сичэнь потёр пальцами гудящий лоб. Этот разговор не имел конца. С того момента, как он получил первое письмо от главы Цзян, Вэнь Цин беспрестанно расспрашивала его о грядущем торжестве, и в глазах её рассыпались весёлые искры. — Я должна увидеться с Вэй Усянем, — в конце концов сказала она. — Когда вы отправляетесь? — Через несколько недель, — опешил Сичэнь. — Могу я добраться с вами? — она смотрела на него с надеждой и восторгом, и у Сичэня от этого взгляда всё сжималось внутри: он не мог вывести её в свет, просто не мог. Что если её узнают? Если решат закончить начатое? Что если кланы ополчатся против неё? Этого нельзя было допустить ещё и потому, что Сичэнь не сомневался — случись подобное, и он встанет против всех, лишь бы её защитить. За последние годы Гусу Лань пережил многое: пожар, войну, колоссальные потери, мятеж Ванцзи и его же уныние. Дядя был прав — вопреки всеобщему мнению, орден восстанавливался медленно, слишком медленно, чтобы это можно было сбрасывать со счетов. Забивать последний гвоздь в крышку этого гроба своим отречением было бы чудовищно со стороны Сичэня. Вэнь Цин же, в свою очередь, рвалась на свободу с упорством заточённой в клетку дикой птицы. Её энергетические потоки почти восстановились, пусть и не были, по её словам, так сильны, как раньше. Тронутые лёгким загаром щёки больше не западали, ключицы в вырезе ханьфу не казались болезненно острыми, и простейшие заклинания не вызывали обмороков. Чёрные, умные глаза блестели живо и озорно, и она томилась со скуки в этой глуши. Но как ей помочь, Сичэнь не знал. Эти противоречия выкручивали ему руки. Как ни старался, он не мог придумать способ отпустить Вэнь Цин в люди. Пусть Вэнь Цюнлинь и заслужил негласное одобрение общественности во время последних событий, но о его сестре — любимице и приближённой самого Вэнь Жоханя — такого сказать было нельзя. — Давайте обсудим это позже, — мягко возразил тогда Сичэнь. — Я пока сам плохо представляю, как будет выглядеть наш визит. — Хорошо, — несколько опечалилась она. С тех пор не проходило и дня, чтобы Вэнь Цин не возвращалась к этой теме. И с каждым разом возбуждённого нетерпения в её голосе становилось всё меньше, а праведного негодования всё больше. Сегодня оно, наконец, перелилось через край, однако виноват в этом был сам Сичэнь, уставший ходить вокруг да около. — Я не думаю, что это хорошая идея, — сказал он в ответ на её вопрос. — Почему? — нахмурилась Вэнь Цин. — Потому что это небезопасно. На торжество соберётся верхушка заклинательского общества, вас могут узнать. — Но я не прошу вас провести меня на торжество, — возразила она. — Всего лишь помочь добраться до Юньмэна, там я сама найду способ связаться с Вэй Усянем. — Слишком рискованно, — покачал головой Сичэнь. — Глава Лань, к чему вы ведёте? Я же не слепой котёнок, и смею надеяться, кое-что умею, — она вздёрнула подбородок, глядя неодобрительно. — Я смогу за себя постоять. Другое дело, что путь до Юньмэна неблизкий, на мече намного быстрее, но такового у меня сейчас нет, поэтому я и прошу вашей помощи. Однако если вам это затруднительно — что ж, я пойму и отправлюсь в Юньмэн сама. Думаю, дороги между провинциями за время моего отсутствия существенно не изменились. — Это долгий и непростой путь, — попытался урезонить её Сичэнь.— Вы ещё не до конца восстановились, а по дорогам кто только не ходит, и к тому же в пути вас всё так же могут узнать. — В Гусу? Вы мне льстите, глава Лань, — остро улыбнулась она. — Моя слава настолько широко не простиралась даже во времена расцвета моего клана. За тринадцать лет все уже забыли и моё имя, и лицо. — Уверяю вас, люди очень быстро всё вспомнят, если у них появятся подозрения. К тому же вам когда-то принадлежал штаб неподалёку от Юньмэна, там вас тем более не забыли. Гнев исказил тонкие черты Вэнь Цин. — Не тычьте мне в лицо тем, о чём ничего не знаете, глава Лань! Если память мне не изменяет, домыслы запрещены. Мне необходимо добраться до Вэй Усяня, только он способен найти моего брата. — Не только, — первые искры гнева рассыпались внутри, и Сичэнь бросил на них воображаемого песка, повторив про себя сутру. Вовлекаться в скандал было недопустимо. — Ваш брат появляется в Облачных Глубинах, он навещает Лань Сычжуя. Я могу устроить вашу встречу, когда увижу его в следующий раз. Лицо Вэнь Цин просияло, но лишь на мгновение. Затем она непонимающе нахмурилась, пытливо глядя на Сичэня: — Почему вы не сделали этого раньше?.. Почему сказали только сейчас? — Я не был уверен, что Вэй Усяню можно доверять. Глупо было надеяться, что Призрачный генерал сохранит в тайне от него вашу встречу, ведь он самый преданный слуга Старейшины. — А ещё он мой брат, — выплюнула Вэнь Цин, мгновенно ощериваясь как дикий зверёк. — Вы могли хотя бы посоветоваться со мной?! — Это решение было очевидным. — Очевидным?! — она захлебнулась воздухом. — С чего бы?! А-Нин — моя семья, я практически вырастила его, вам не кажется, что приоритеты его в данном случае несколько иные? — Не кажется: он лютый мертвец, послушный флейте, вы не можете быть уверены. — Не могу, — внезапно остыла она. — Зато я могу принимать за себя решения. Или это тоже опасно? — Вполне может быть. Последнее ваше решение привело вас в темницу. — В темницу меня привёл ваш драгоценный саньди! — сорвалась Вэнь Цин. — Я шла умирать за своих людей, и этот шаг был верным, что бы вы ни думали. Он был продиктован долгом, который тогда некому было исполнить, кроме меня! Пусть мой уровень самосовершенствования и уступает вашему, глава Лань, но я предпочту сама вершить свою судьбу, даже если это приведёт к гибели. Ему ещё никогда не доводилось слышать свой титул произнесённым с такой брезгливостью. Горечь и обида сплетались внутри, норовя вырваться наружу, но он одержал над ними верх. Это всего лишь небольшое недопонимание, они договорятся. — Я бы не хотел, чтобы вы в этом преуспели. — Сейчас я вас расстрою, — гневно сверкнули чёрные глаза. — Ваше желание не имеет в данном случае значения! Мне нужно в Юньмэн, и я там буду! — Вы невозможны, — потёр глаза Сичэнь. — Это опасно, как вы не понимаете? Я не могу этого позволить. Он по праву гордился своим спокойствием в оке этой бури, но Вэнь Цин оно, похоже, только больше раздражало. — Жить вообще опасно! — воскликнула она. — Нам достался мир, полный нечисти, лютых мертвецов и ещё более лютых людей! Но это не повод не выходить на улицу, и мне не нужно ваше позволение. Я не адепт Гусу Лань и не ваша родственница, чтобы слушаться каждого вашего слова. У меня своя голова на плечах, и работает она неплохо — я всё ещё дочь своего клана! — От вашего клана ничего не осталось, за пределами этого дома вам некому будет помочь. — Не душите меня своей заботой! — казалось, ещё немного, и она бросится на Сичэня с кулаками. — Мне не пять лет. Я вполне способна сама решить выпавшие на мою долю задачи! — Гнев застит ваш разум, — оборвал её Сичэнь. — Я не враг вам, неужели вы этого не видите? — Я вижу, что за всей своей мнимой невозмутимостью вы боитесь внешнего мира как мальчишка! Где ваша смелость, глава Лань? Вы не можете контролировать всё. И уж точно не можете контролировать меня! — Я не намерен больше продолжать этот разговор, — слушать несправедливые обвинения было неожиданно больно: трусом его в этой жизни ещё не называли. — Поговорим позже, когда вы успокоитесь. Эмоции трещали внутри словно горячее масло от капель воды, и с этим срочно нужно было что-то сделать. Как так получалось, что побывав в стольких бурных перепалках, пройдя войну и с детства общаясь с дагэ, он мгновенно терял всякую выдержку рядом с этой женщиной?! Почему именно ей удавалось раз за разом пробить броню его спокойствия? Сичэнь покинул дом со скоростью на грани приличий, но глупо было надеяться, что это его спасёт. И вот они снова стояли лицом к лицу. — Я уже говорил вам и повторю вновь: вы не пленница здесь и вольны уйти. — Да, главное вам об этом не говорить, иначе вы немедленно придумаете тысячу и одну причину, чтобы я этого не делала. — Что поделать, если я и правда считаю, что так будет лучше? — Это абсурд! — Стало быть, единственно верное мнение — ваше?.. — Не передёргивайте! — возмущённо топнула ножкой она, словно маленькая девочка, которую взрослые провели в беседе. И от этого движения, по-детски искреннего, Сичэня внезапно отпустило. — Почему? — не сдержал улыбки он. — Я же, как мы выяснили, трус и тюремщик, склонный к домыслам и гиперопеке. Мне терять нечего. — Я не это имела в виду, — разом остыла Вэнь Цин, щёки её смущённо порозовели, и напряжение Сичэня растворилось как утренний туман. — Кроме, пожалуй, гиперопеки, — опомнилась она. — Этого не отнять. — Простите меня. Я беспокоюсь за вас. Она подошла ближе, глядя снизу вверх, такая маленькая и хрупкая, что сердце сжималось в груди. Как он мог отпустить её куда-то одну, когда ещё неделю назад заклятие Света оставляло её без чувств на добрый час?! Её макушка едва доставала до подбородка Сичэня. А если в пути её обидят? На приграничных территориях живут кочевники, а при ней даже меча нет. Но даже если будет, что она сможет сделать?! Сичэнь одной ладонью наверняка смог бы обхватить оба её запястья. — Перестаньте, — тихо попросила она. — Не взваливайте на себя чужую ношу, это не приведёт ни к чему хорошему. Поймите, чем быстрее я уйду, тем лучше. Однажды кто-нибудь узнает, кого вы здесь прячете, и чем это кончится?.. — Вы во мне сомневаетесь? — спросил Сичэнь. Она грустно улыбнулась и, привстав на цыпочки, сняла с его лба пушистый цветочный зонтик c маленькой семечкой на конце. — Нет. К сожалению, — Вэнь Цин дунула на пальцы и проводила взглядом уплывающую прочь пушинку. — Поэтому прекрасно понимаю, что всё кончится плохо. — Необязательно. — Обязательно! — вскинулась она. — В том-то и дело! Глава Лань, вы укрываете наследницу проклятого клана, которую считают захватчицей, мучительницей и убийцей. Она должна была давно умереть, но почему-то выжила, и за это её точно не станут любить сильнее. Меньше всего я хочу стать вашим позором и крахом вашего доброго имени: слишком многим я вам обязана. К тому же провести всю жизнь в четырёх стенах я не смогу — один раз уже не смогла, и поверьте, даже самая удобная клетка всё равно горше свободы. — Я знаю, — он смотрел на маленькие, едва заметные шрамы на её щеке. — Я прекрасно это знаю. Мысли бились словно в тупике: он не мог отпустить её, но и оставить здесь против её воли было немыслимо. Он не повторит ошибок прошлого, только не их. — Дайте мне ещё немного времени, прошу вас. — Зачем? — Я постараюсь найти решение. — О боги, — схватилась за голову Вэнь Цин, — пошлите мне терпения! Какое решение?! — Вы хотите броситься в мир очертя голову, я всего лишь предлагаю вам ещё раз всё обдумать и найти более безопасный выход, — от собственного бессилия было тошно, но Сичэнь отчаянно хватался за призрачную надежду. — Глава Лань! — воскликнула она, хватая Сичэня за запястье — уверенно, с нежданной силой в тонких пальцах. — Сколько я уже здесь? Два месяца, три? У меня было вполне достаточно времени и на раздумья, и на принятие решения. Я знаю, что вам оно не нравится. Я и сама не в восторге, но так будет лучше. — Да? — поднял брови Сичэнь. — Кому? От прикосновения по коже толчками расходилось тепло, так что волоски на предплечьях поднялись дыбом и в висках стало горячо. Пульс частил в маленькую ладонь, будто подпитываясь от её жара, и казалось, исчезни она — сразу же остановится. Сичэнь упивался этим ощущением, и удерживать нить беседы становилось значительно сложнее. — Вам, — не задумываясь, ответила Вэнь Цин. — Ордену Гусу Лань. Людям вообще. Если даже меня узнают, по крайней мере не свяжут с вами. Заклинательскому миру ни к чему сомневаться в самом благопристойном из великих кланов, люди и так многое пережили, не стоит отнимать у них последний оплот. — Вы уже однажды приняли решение, исходя из чужих интересов. Сильно ли это помогло? Возможно, в этот раз стоит поступить иначе. — Демоны и тысяча гулей, какой же вы несговорчивый! — Вэнь Цин сжала руку в кулачок и стукнула воздух, возведя очи горе. — Как мне вас переубедить?! Однако пальцы на его запястье сомкнулись лишь сильнее. — Зачем вам это? — тихо спросил Сичэнь, не сводя с неё глаз: румяная от жаркого спора, с блестящим пронзительным взглядом она была невероятно хороша. — Чтобы я смогла уйти. — Но я ведь вас не держу… — Но вы против! — Так и что же? — Я так не могу! — она отвела взгляд, покусывая губу, словно ей тоже непросто давался сегодняшний спор. — Хотите знать, как Вэй Ин отпустил нас тогда в Башню Золотого Карпа? Всё очень просто — он не отпускал. Я его обездвижила на пару дней, чтобы не натворил глупостей. Этого времени нам с братом должно было хватить. Его взгляд до сих пор стоит у меня перед глазами! Я меньше всего хочу увидеть такой у вас. — Вряд ли вам удастся меня обездвижить, — заметил Сичэнь, слегка насмешливо. — Зря вы меня недооцениваете, — возразила она. Порыв ветра смёл волосы ей на лицо, и Вэнь Цин поморщилась, убирая их назад. Золотистая кожа на запястье покрылась мелкими мурашками: день нынче выдался прохладный, порывы ветра так и норовили добраться до самого нутра, и небо потихоньку заволакивало плотными серыми тучами. Хватка на руке Сичэня ослабла, нежные пальцы скользнули прочь, и Вэнь Цин обняла себя за локти, не позволяя холодному воздуху залетать в рукава. Вздохнув, Сичэнь скинул верхний халат и набросил ей на плечи. От матушки осталось не так много вещей, и большая их часть были Вэнь Цин велики: она была меньше ростом и порядком уже в кости. В доброй половине ханьфу она попросту утонула, а из того, что в итоге подошло, гардероб вышел весьма скудный. Следовало купить для неё тёплую накидку. Если ему всё-таки удастся уговорить Вэнь Цин остаться, накидка ей точно пригодится. Если бы главу Лань заметили на местном рынке за покупкой женской одежды, неминуемо пошли бы пересуды, но скоро им ехать в Юньмэн, и там всем будет безразлично, что он покупает. Вэнь Цин с изумлением оглядела тяжёлый атлас, легший на плечи. Боязливо пригладила лазурную полосу на рукаве и, будто осмелев, плотнее стянула края, прячась в халат как в кокон. Подол улёгся на траву крупными волнами. Если уж матушкина одежда была ей велика, то в одежде Сичэня она и вовсе смотрелась как ребёнок — очаровательно и довольно нелепо, и зрелищем этим невозможно было насытиться. Вэнь Цин покусала губу, вскинула на Сичэня умоляющий, отчаянный взгляд и, не найдя в его лице подмоги, шагнула ближе и уткнулась лбом куда-то в область сердца. — Это просто невозможно, — донеслось до Сичэня приглушённое. — Вы мне совсем не помогаете. Её дыхание проникало сквозь ткань и мягким теплом ложилось на кожу. Он ловил это ощущение, как бедняк летящие с балкона монеты. Горло сжимало от любви и нежности, заполнивших до предела, словно воздух лёгкие перед особенно длинным отрывком мелодии. Опасаясь оскорбить объятием, он опустил ладонь на темноволосую макушку и погладил. Волосы под рукой были прохладными, немного щекотными, очень мягкими. Осмелев, Сичэнь зарылся пальцами в пряди, тронул подушечками горячую кожу, обнял ладонью затылок. Вэнь Цин нежно вздохнула, повернув голову и прижимаясь щекой к его груди. Теперь было видно густые тёмные ресницы, отбрасывающие еле заметную тень на разрумянившуюся щёку. — Простите... я не могу помочь вам уйти, — ответил Сичэнь, и голос отчего-то прозвучал хрипло и тихо. — Это выше моих сил. Вэнь Цин медленно отстранилась, и ладонь Сичэня легла ей на плечо. — Я не могу остаться с вами, — она смотрела обречённо, и от этого взгляда дышать становилось труднее. — Почему? — Это принесёт слишком много проблем, — Вэнь Цин сняла его руку со своего плеча, обхватила ладонями кисть, так что стало горячо. — Я стану вашим крахом, я этого не хочу, это кошмарный сон. — Думаю, мне удастся с этим побороться. — Я не хочу, чтобы вы боролись! Вы и так достаточно пережили, не хватало ещё бороться за меня. — Боюсь, уже поздно… — Значит, не станем усугублять! Связь с Вэнем утянет вас на дно, неужели это не очевидно? — Совсем нет. — Госпожа права, — спокойный голос произвёл эффект разбойничей банды, выскочившей из засады в лесу. Сичэнь мгновенно развернулся, закрывая Вэнь Цин собой, и встретил тяжёлый, как крышка каменного гроба, взгляд дядиных глаз. Когда он был маленьким, от подобного взгляда у него всё сжималось внутри. Сичэнь мог припомнить всего два-три раза, когда дядя был настолько недоволен его поступками, чтобы смотреть так. Ладонь сама нашла рукоять Шоюэ, и губы дяди скривились. — А-Хуань, я даже не буду спрашивать, что здесь делает эта юная особа. Боюсь, сия картина мне до боли знакома, — Сичэнь напрягся ещё сильнее, готовый в любую минуту отразить атаку: в голосе дяди звучал металл, и первое имя из его уст тоже ничего хорошего не предвещало. Но тот вдруг тяжело вздохнул и как-то разом сник, подняв руки ладонями вверх: — Если ты опасаешься, что я могу на неё наброситься, позволь тебя успокоить: я не вершитель чужих приговоров. — Отрадно слышать, — Сичэнь перевёл дух, только теперь заметив, насколько напряглась каждая мышца в теле с появлением дяди. Зашуршала трава, и Вэнь Цин шагнула из-за его спины, глядя на Лань Цижэня без малейшего страха, скорее с лёгким интересом. — Здравствуйте, молодая госпожа Вэнь, — поприветствовал дядя, и голос его будто смягчился. — Рад снова видеть вас на свободе и в добром здравии, как бы неожиданно это ни звучало. — Мы знакомы? — слегка нахмурилась Вэнь Цин. — Весьма поверхностно, — кивнул дядя. — Вряд ли вы меня помните, вы были совсем юной, но ваш пытливый ум уже тогда сотрясал стены и не давал окружающим спокойной жизни, — глаза его потеплели, пусть лицо и оставалось серьёзным, даже строгим. Щёки Вэнь Цин тронул стыдливый румянец, но глаз она не опустила. — Вы говорите, должно быть, о моих первых шагах в алхимии. К стыду моему, то было самое неудачное время для знакомства. Боюсь даже подумать, какие я оставила по себе впечатления, господин. Как позволите обращаться к вам? Лицо дяди дрогнуло, уголки губ скорбно опустились вниз, словно он не хотел называть ей своё имя. Промедлив едва ли не дольше, чем позволяли приличия, дядя наконец ответил: — Лань Цижэнь. Глаза Вэнь Цин широко распахнулись, и губы сложились в чересчур радостную для этой нежданной встречи улыбку, будто она не вполне контролировала выражение своего лица. — Отчего же, — возразила она, — Я вас прекрасно помню! Правда, выглядели вы несколько иначе. — Время никого не щадит, — отозвался дядя. — Я бы не сказала, что дело во времени… — несколько потупилась Вэнь Цин, и дядя, недовольно сморщившись, забрал бороду в ладонь. — Мы все меняемся, таков порядок жизни, — ворчливо ответил он. — Конечно, господин Лань, — поддержала она слегка насмешливо, и Сичэнь взглянул не неё с удивлением. — Как вам будет угодно. Дядя страдальчески вздохнул, качая головой, и вдруг улыбнулся Вэнь Цин, словно его тело на мгновение захватил кто-то другой: — Сокрытый свет глаз не слепит. — Но и души не греет, — лицо Вэнь Цин лучилось радостью, будто она встретила давнего друга. Глаза её источали тепло, блестя, как искусно обработанные бусины тёмного агата, на губах играла улыбка. Ни разу в жизни Сичэню не доводилось видеть, чтобы кто-то был настолько рад видеть дядю. Происходило нечто странное. — Дядя, — прервал их Сичэнь. — Позволь спросить, что тебя сюда привело? Эти слова будто развеяли некое неведомое заклятие: вспыхнувший было в глазах дяди свет немедленно погас, и на лицо его вернулось прежнее озабоченное выражение. — Хотел обсудить с тобой детали нашего визита в Юньмэн. И похоже, это будет как никогда кстати. Но давайте всё же перенесём эту беседу под защиту стен. Он направился к дому, и Сичэнь с Вэнь Цин, переглянувшись, последовали за ним. История о том, что на самом деле произошло в подземельях Башни Золотого Карпа, конечно же, вывела дядю из себя. — Племянник, если бы я не знал твоего отца, я бы решил, что ты повредился рассудком, — процедил он. — Уносить пленника, принадлежащего Цзиням! О чём ты думал? Хотя нет, не отвечай, это я и так понимаю, — он устало потёр лоб. — Я полагаю, именно поэтому ты не рассказал мне о том теле? — Каком теле? — очнулась молчавшая до этого Вэнь Цин. — И поэтому тоже, — пропустил её вопрос мимо ушей Сичэнь. — Просто немыслимо, — мрачно отозвался дядя, пропуская бороду через кулак. — И ты полагаешь, что стоит молодой госпоже появиться в обществе, Цзини не сложат два и два? Их новый глава, конечно, молод, но зная его наследственность, навряд ли глуп. — Она не появится, — возразил Сичэнь, и дядя вперил в него взгляд, полный мрачного неверия. — Не говори мне, что… — Нет, — покачал головой Сичэнь. — Я имею в виду лишь общество заклинателей. Мы выберем иной способ. — Но поскольку сей непреклонный муж не понимает, какой именно, мне остаётся лишь сидеть на месте, — осуждающе глянула на него Вэнь Цин. — Я не могу допустить, чтобы вашей жизни что-то угрожало. — А я больше не могу оставаться здесь! Это сводит с ума! — Тихо! — не дал их спору зайти на третий круг дядя. — Вы оба правы. Возможно, у меня есть для вас решение, но не уверен, что оно вас обрадует. — Какое? — на лице Вэнь Цин отразился живой интерес. Лань Цижэнь тяжело вздохнул, глядя на Сичэня и постукивая пальцами по столу. — Мой друг держит орден за пределами Поднебесной, у самых границ со стороны Юньмэна. Война их не коснулась. Им, конечно, знакомо имя клана Вэнь, но не слишком хорошо. Думаю, у них найдётся место для молодой талантливой целительницы. Глава ордена, Нгуен Танчу, мне кое-чем обязан, он согласится. — Нет, — сорвалось с губ Сичэня, прежде чем он успел как следует обдумать дядины слова. Мысль о том, чтобы расстаться, возможно, навсегда, была совершенно невыносима. Не хотелось даже представлять, каково это: не видеть больше этой улыбки, этих тёплых глаз, не слушать её неумелой игры, обмирая от нежности. Нет, только не это. — Там безопасно, и молодая госпожа сможет вести полноценную жизнь, — не отступился дядя. — Племянник, очнись! То, к чему всё идёт сейчас, — весьма дурное решение, и тебе это известно. Поверь, ты не хочешь увидеть финал, он слишком печален. Сичэнь взглянул на Вэнь Цин: та сидела, склонив голову, перебирая край белого с голубым рукава. Словно почувствовав, она вскинула голову, и Сичэня опалило этим взглядом, полным отчаянной жажды и бессилия. Ничто на свете сейчас не заставило бы его отвести глаза. Внутри пробудился душный тянущий жар. Он мог бы просидеть так вечность, просто глядя на её подвижное лицо: вот она будто пьёт его глазами, вот расстроилась отчего-то, брови сложились домиком — и вот уже смотрит с нежностью, такой бескрайней и всеобъемлющей, что за жизнь не впитать. Прохладные пальцы легли на щёку Сичэня, и он вздрогнул. — Так будет лучше, — тихо сказала она, покусывая губу. — Так правда будет лучше всем. — Нет, — голос прозвучал неожиданно твёрдо, хотя Сичэнь совсем не был уверен, что не сорвётся. — Послушайте меня, умоляю! — зачастила она. — Это ведь решает все проблемы. Рядом тяжело вздохнул дядя, растирая ладонями лицо. Сичэнь прикрыл глаза, уходя от касания. Если ему предстоит принять это решение, понадобятся все душевные силы. — Вы этого хотите? — спросил он, без улыбки глядя ей в глаза. Вэнь Цин сжала губы, рука упала на колено поверх белого халата. — Да, — твёрдо ответила она. — Хорошо, значит, решено, — Сичэнь поднялся. — Дядя, я правильно понимаю, что наш путь ляжет через Юньмэн? — Да. Это чуть дальше, я могу сопроводить молодую госпожу после торжества. До него у нас вряд ли будет время. — Прекрасно, — кивнул Сичэнь, разворачиваясь к двери. Конечности казались неповоротливыми, словно на каждый шаг тело приходилось уговаривать. — Идём. Думаю, неотложных дел за время моего отсутствия накопилось достаточно, самое время ими заняться. Госпожа, — он обернулся, ловя её печальный, едва не умоляющий взгляд, — до отъезда неделя. Подумайте, что вам нужно в дорогу, Лань Цинце позаботится об этом, я распоряжусь. — Цинце в курсе? — удивился дядя. — Да. Лань Цижэня, очевидно, распирали неодобрительные замечания, но он сдержался, лишь сильнее нахмурился. Сичэнь смотрел, стараясь запомнить как можно лучше: мягкий овал лица в обрамлении блестящих прядей, несколько прилипших к щеке волосков, тёплые грустные глаза, нежная линия верхней губы как очертания упругого лука, пушистые брови, такие любимые пятнышки шрамов у скулы. Тонкие пальцы сжимают рукав халата так сильно, что костяшки выступают болезненно-остро. Чего бы он не отдал, чтобы упасть сейчас на колени у её ног и целовать эти болезненно напряжённые пальцы до тех пор, пока они не расслабятся. Прижаться бы губами к горячему запястью, пить биение сердца с золочёной кожи, слушать, как она вздыхает над головой. Но она сделала свой выбор, и этим выбором был не он. Как бы болезненно от этого знания ни тянуло в груди, Сичэнь должен был поступить верно. — До свидания, госпожа, — он склонился на прощание. — Увидимся в день отлёта. Глаза Вэнь Цин распахнулись, словно от неожиданности, но она ничего не сказала, лишь кивнула в ответ. Сичэнь толкнул дверь, с тяжёлым сердцем покидая отцовский домик. Шоюэ лёг на воздух, нервно дрожа, будто ощущая его состояние. Нога коснулась сверкнувшего лезвия, и Сичэнь сорвался с места, не особенно задумываясь, поспевает ли за ним дядя. Поток воздуха обнял за плечи своими холодными дланями, и он запоздало вспомнил, что оставил в доме верхний халат. Краем глаза он ещё мог видеть крышу домика меж верхушек деревьев. Покорный мыслям хозяина, Шоюэ набирал скорость. Возвращаться было немыслимо.