Сны Жёлтого Проса

— Ох и везунчик твой будущий муж! — любил говорить дядя, и эти слова неизменно побуждали маленькую Мэйли приосаниться от гордости. Кому лучше знать, если не дяде? Ведь всем известно, что он в ордене самый умный! Правда, говорил он это в основном сквозь смех, и когда от проказ маленькой госпожи слуги хватались за голову, а то и за сердце. Дядя смеялся так громко, будто в жизни не видел ничего более забавного, и, наверное, только поэтому их с братом не погнали из Безночного города взашей. После того, как отец не вернулся с ночной охоты, его дальний родственник, глава Вэнь, повелел молодой вдове перебираться в столицу вместе с детьми. Матушка не посмела ослушаться. Так они оказались в Безночном городе, а когда приступ лихорадки забрал её жизнь, маленьких Вэней, пятилетнюю Мэйли и малыша Нина, устроили в Знойном дворце. Мэйли скучала по родителям, в отличие от несмышлёныша А-Нина, который тогда мало что понимал. Но старая няня, приставленная к детям, окружила их заботой и любовью, и жизнь, в общем и целом, была не плоха. Огромный, сияющий дворец казался сказочным, будто вышедшим из мечты или из старинных историй, рассказанных няней. Мэйли пищала от восторга, бегая из залы в залу, прячась от взрослых за расписными ширмами и пышными мандариновыми кустами. Она была маленькой и юркой, и чаще всего ей удавалось схорониться так, что никто не замечал. За стенами дворца распускались небесной красоты фонтаны, сверкая на солнце хрустальными струями. Глубокие пруды в тени раскидистых деревьев были домом вальяжных толстеньких карпов, которые отлично приманивались на крошки от булочек. Трели птиц в листве не затихали ни на минуту, лишь к ночи сменяясь глухими охами сов. Дамы, ходившие по коридорам, носили изящные платья и диковинные шпильки с разноцветными висюльками. Воздух был напоен ароматом цветов и чудными благовониями. Знойный дворец был поистине прекрасным местом. В одном из внутренних дворов росли три могучих дуба, и как-то раз Мэйли, соблазнившись крупными желудями, недолго думая полезла наверх. Она всегда была проворной и любознательной, пусть матушка и пеняла ей за неподобающие занятия. Но теперь пенять было некому: степенной няне не всегда удавалось уследить за быстрой, как ветерок, девочкой. Добравшись почти до самой верхушки, Мэйли набрала в рукав гладких, блестящих желудей, нагревшихся под лучами полуденного солнца. Вот А-Нин обрадуется, когда она ему покажет! Он так потешно хохочет, а няня говорит, что никогда прежде не видела такого славного малыша. Мэйли посмотрела вниз, и только тогда заметила, что ветки растут очень причудливо. Забираться было легко, но стоило попробовать спуститься, как ноги немедленно соскальзывали, а жёлуди норовили высыпаться, чего допустить было никак нельзя: упавшие плоды раскалывались или оббивались о землю и уже не были такими красивыми на вид. Пригорюнившись, она присела на ветку и осмотрелась. С высоты открывался прекрасный вид на верхние анфилады дворца и крепостную стену, двор лежал как на ладони, солнечные зайчики скакали по ровной глади пруда, а с верхней ветки за девочкой задумчиво следила маленькая чёрная змейка. Мэйли дружелюбно подмигнула соседке, и змейка показала ей длинный раздвоенный язык. Листья скрывали их от чужих глаз, и проходящие мимо люди не замечали, что за ними наблюдают. Она довольно улыбнулась и устроилась на ветке поудобнее: место было отличным. О том, как слезать, можно подумать и позже. Но время шло, смотреть на прохожих надоело, ноги начали уставать и сидеть становилось больно. Дело клонилось к вечеру, и Мэйли подумала было закричать, привлекая внимание, как снизу послышался смешок. Она опустила голову: под деревом стоял мужчина в красно-белых одеждах. Он был настолько высок, что продолговатая заколка касалась нижних веток, и такой широкоплечий, что едва ли смог бы спрятаться за стволом. Волосы, блестящие как у отца, но намного более длинные, лежали на его плечах роскошным чёрным полотном, словно грива дворцовых скакунов. Стоило человеку насмешливо склонить голову на бок, и на лбу его, поймав тонкий луч, сверкнула красная капелька. Мэйли испугалась было, что он поранился, но потом заметила чуть выше в волосах другие капли, оказавшиеся камешками — нитка с украшением тянулась от заколки. Таких красивых штучек не было даже у матушки! Она завороженно уставилась на лоб мужчины, и тот улыбнулся широкой, зубастой улыбкой, которая мгновенно заняла половину его лица. Так улыбался любимый отцовский пёс, похожий на большого серого волка, люто скалящийся на любого чужака, но неизменно подставлявший Мэйли мягкое меховое пузо, чтобы та его почесала. — Это что же за яблочко у нас тут созрело? — усмехаясь, спросил заклинатель. — Я не яблочко, — возразила она. Яблоки были невкусные — кислые, с жёсткой кожицей и острыми перепонками внутри — то ли дело чику или локва! Но только фрукты всё время висят на одном месте, не скукотища ли? — А кто ты? — спросил он. — Я маленькая птичка, — немного подумав, ответила Мэйли. Он хмыкнул и прошёлся взглядом по кроне. — И питается маленькая птичка, надо думать, желудями? Мэйли радостно закивала. — Поделишься? — спросил заклинатель, поглядывая на блестящие плоды. — Сейчас, — она сорвала самый крупный и блестящий жёлудь, до которого смогла дотянуться и кинула ему, но в последний момент пошатнулась, едва не упав, так что пришлось обеими руками хвататься за ветку, и плод полетел куда-то не туда. Но её собеседник не растерялся, даже глазом не моргнул: выбросив в сторону руку в широком рукаве, он схватил воздух, поднес кулак к лицу и раскрыл пальцы — в ладони лежал пузатый жёлудь. — Ты очень ловкий, — с уважением отметила Мэйли, и от этой похвалы человек рассмеялся, тихо и низко, словно ветром донесло далёкие раскаты грома. Подняв на Вэнь Цин хитрые глаза, он хлопнул себя по рту ладонью с жёлудем, старательно прожевал, будто щёки его были набиты до предела, сглотнул, и продемонстрировал ей пустую ладонь. — Ты что-о-о, люди же это не едят! — изумлению Мэйли не было предела. — А может, я не человек? — усмехнулся заклинатель. — А кто ты? — немедленно заинтересовалась она. — Я большой огненный дракон, — трагичным шёпотом поведал он, и Мэйли восторженно просияла. Его острая заколка и сияющие камешки подвески и правда походили на гребень сказочного дракона. — Я что только не ем, маленькая птичка, — поиграл бровями заклинатель. — И тебе бы, кстати, тоже не мешало. Живот Мэйли неожиданно согласился с его словами, тихо заурчав и напомнив, что они сегодня снова прогуляли обед, а дело уже близилось к ужину. Она жалобно взглянула на заклинателя внизу: тот смотрел на неё улыбаясь, но теперь не размыкая губ, отчего его улыбка потеряла всю хищность, сразу сделавшись мягче, хоть и оставаясь озорной. — Давай-ка перед ужином полетаем, птичка, — предложил он, угадав её проблему, и раскрыл руки. — Пикируй. У него были очень широкие объятия, не промахнёшься. Одежды сходились на груди полосами алого и белого, и росчерки пламени казались особенно яркими, будто он и вправду горел. Слева и справа на бортах верхнего халата тихо и властно в приглушённом листвой свете сияли золотые нашивки. Заклинатель развёл полы шире: очевидно, чтобы она не ударилась. — Давай же, птичка! Самое главное — не бояться полёта, — заговорщически подмигнул он. Мэйли вдохнула поглубже, прижала ближе рукав с драгоценными желудями, храбро зажмурилась и оттолкнулась от ветки. Полёт был коротким, но таким упоительным! В животе всё сладко и щекотно сжалось, как иногда бывало, когда отец брал её с собой в седло. Мгновение спустя её поймали крепкие руки, слегка подбросили, перехватывая поудобнее, и прижали к тёплому телу. Мэйли открыла глаза: зубастая улыбка вернулась и была теперь значительно ближе, а ещё можно было рассмотреть глаза человека — тёмно-ореховые, проказливые и жгучие, будто внутри его головы горели сотни светильников, и их пламя угадывалось за тёмными стёклышками глаз. Она довольно разулыбалась в ответ: с таким новым другом точно не будет скучно. — Ну как, здорово было, птичка? — Да, — энергично закивала она. — Отлично. Теперь пойдём домой. — А ты знаешь, где я живу? — удивилась она. Высокий заклинатель посадил её на локоть, как, бывало, сажали на ярмарках пёстрых, большеклювых птиц, и пришлось держаться за широкое плечо. — Я всё знаю, — подмигнул он, — Я же дракон, помнишь? Премудрое чудище. — Ты слишком красивый для чудища, — рассмеялась Мэйли, трогая пальцем гладкую прядку. — Стало быть, нравлюсь тебе? — притворно изумился заклинатель. — М-м-м, — не стала отпираться она, осматриваясь. Её спутник был очень высоким, и с его рук всё выглядело немного иначе. Они миновали двор и поднялись по ступенькам дворца. — Давай будем друзьями? — робко предложила Мэйли. — Конечно, будем, птичка, — хмыкнул он. — Тем более, что я твой дядя. — О-о-о! — восторженно отозвалась она. Когда они только приехали, их с матушкой, конечно, провели к главе, но Мэйли, напуганная внезапными переменами, мало что помнила с того дня, а уж лицо человека, сидевшего в огромном роскошном кресле на возвышении, и подавно не разглядела. — Дядя Жохань, — вспомнила она. — Именно так, — подмигнул он, и Мэйли решительно обняла его за шею, здраво рассудив, что раз они теперь родственники, то можно. Пока они не уехали из дома, у неё было несколько дядюшек со стороны отца, их всех можно было обнимать, и дядя Жохань, казалось, тоже не был против, только фыркнул насмешливо, как весёлая лошадь. Они шли мимо залов по коридорам, в которых Мэйли никогда не бывала. Ей пока не удалось обойти весь дворец, так что она вертела головой, стараясь получше запомнить росписи на стенах, изящные статуи и цветущие деревья. Люди, идущие им навстречу, менялись в лице, будто от крайнего удивления, но ничего не говорили, лишь почтительно склонялись перед дядей. — Они все так внимательно смотрят, — прошептала ему на ухо Мэйли, не желая ненароком кого-то обидеть. Чужое внимание было непривычно, и она то и дело прятала лицо в тяжёлых прядях дядиных волос. — Это потому, что ты очень красивая, птичка, — усмехнулся тот и потёр пальцем её щёку, на белой подушечке остался тёмный след. — Нет, ты! — возразила она, снова пряча лицо. Почему-то эта прогулка ужасно её смущала, пусть сидеть у дяди на руках и было приятно, как и слышать его смех. Они свернули в знакомый коридор и почти сразу оказались в комнатах, отведённых Мэйли с братом. Она порадовалась, тихонько захлопав в ладоши: вернуться было здорово, никогда прежде она не отлучалась так надолго без ведома няни. Столько всего предстояло рассказать! Няня, с лицом красным и разбухшим, будто хлеб в молоке, дёрнулась было навстречу, но стоявшие рядом заклинатели удержали её за плечи. — Глава, пощадите! — она рухнула на колени, содрогаясь пухлым телом, давя рыдания и пряча лицо в лодочку из ладоней. За всё время проживания здесь, Мэйли ни разу не видела её такой расстроенной. Неужели они с А-Нином так плохо себя вели? В животе немедленно похолодело. Не нужно было убегать! Няня, наверное, весь день искала её, устала и разозлилась, а теперь хочет уйти. Она в недоумении взглянула на дядю: глаза, мгновение назад лучистые, сузились, губы сжались в тонкую линию с издевательским изгибом, сейчас он и правда походил на огромного змея, безжалостного и смертоносного. Но это ведь всё ещё был дядя! Ближе прижавшись к его шее, Мэйли нашла горячее ухо с блестящим в мочке кровяным камешком и отчаянно зашептала: — Дядя Жохань, что случилось? Почему няня такая печальная, мы плохо себя вели? Она же не уйдёт от нас, ведь правда? Пожалуйста, скажи ей, что мы будем себя хорошо вести, честно-честно! Ты же дракон, она тебе поверит. Дядя взглянул на неё, и лицо его несколько разгладилось. — А ты, стало быть, не хочешь, чтобы она уходила? — М-м-м, — помотала головой Мэйли. — Почему, птичка? — Она хорошая, знает много историй и похожа на бабушку, — доверительно шепнула ему на ухо она. Пожилая няня, полная и уже немного морщинистая, как подсохшая слива, и правда напоминала ей бабушку со стороны матери, пусть Мэйли и была совсем маленькой, когда бабушка отправилась в гости к предкам и не вернулась. Дядя пару мгновений смотрел пристально, без усмешки в острых, тёмных глазах, и Мэйли, которую обычно смущали подобные взгляды со стороны взрослых, не сдержала улыбки. Дядя был очень красивый: красивее, пожалуй, даже папы. Но у него были большие брови, густые и широкие, и когда он хмурился, промежуток между ними совершенно стирался, делая его похожим на сову, жившую в рощице недалеко от их прошлого дома. Мэйли тихонько захихикала, и дядя нахмурился ещё пуще — непонимающе, но с насмешливым осуждением. — У тебя смешные брови, — тихо сказала она, проводя пальцем по жёстким волоскам. Дядя фыркнул и, повернув голову, клацнул зубами рядом с пальцем Мэйли, будто стараясь его поймать. Она отдёрнула руку, звонко хохоча. — Что ж, будь по-твоему, птичка, — сказал он, делая знак заклинателям. Те почтительно склонились, покидая комнату. — Второго раза не будет, — холодно бросил дядя в сторону коленопреклонённой няни и опустил Мэйли на пол. В своей кроватке захныкал А-Нин, и Мэйли бросилась к нему. Братик, увидя её, немедленно расплылся в улыбке, и пухлые щёки с очаровательными ямочками подпёрли его нижние веки, превращая глаза в тоненькие щёлки. Мэйли прыснула: А-Нин был такой забавный! Сдобный и кругленький, как паровая булочка. Он тянул к ней ручки, радостно щебеча, и Мэйли вспомнила о набранных желудях. — А-бао*, смотри-ка, какие штучки я тебе принесла! Братик немедленно схватил жёлудь, внимательно рассматривая, пробуя на зуб и обмазывая подарок слюнями. Мэйли довольно улыбнулась: так и знала, что ему понравится! — Маленькая госпожа, позвольте мне его взять, — голос няни немного хрипел, словно от долгого крика, но она смотрела на Мэйли как и прежде нежно. «Значит, больше не сердится», — с облегчением подумала она и тут же кинулась к двери — дядя, она не попрощалась с дядей! — Маленькая госпожа, куда вы? — закричала няня, заставляя Мэйли обернуться. Никогда прежде няню так не пугали её отлучки, а теперь пожилая женщина буквально бежала за ней с А-Нином на руках. — Я скажу дяде до свидания, — попыталась успокоить её Мэйли. — Я никуда не убегу, честное слово. — Х-хорошо, — не слишком уверенно кивнула няня, подавая А-Нину дольку хурмы. На счастье, дядя всё ещё стоял в коридоре, переговариваясь с заклинателем из ордена. Она тихо подошла, не желая мешать, и обняла его за ногу: дядя был очень высокий, ни до чего больше она просто не доставала. Разговор немедленно затих, и сильные руки потянули Мэйли наверх. — Ты чего же, маленькая птичка, снова упорхнула? — улыбнулся дядя, вновь усаживая её на локоть. — Я хотела попрощаться, а то невежливо, — серьёзно сказала она, и дядя шутливо свёл брови, опять превращаясь в сову, так что сдержаться и не прыснуть в кулачок было невозможно. — Не скучай, птичка, скоро увидимся, — он ущипнул её за сморщенный нос и опустил на землю. — Я могу прийти к тебе в гости? — задрав голову, спросила Мэйли. — Кто же может запретить птичкам летать где вздумается? — ответил дядя, опустив ей на макушку тяжёлую ладонь. Мэйли широко улыбнулась: так раньше делал отец, и она почти успела забыть, как это приятно. Дядя был отличный. *** Как оказалось, кроме дяди у неё теперь было ещё два брата, но дружбы с ними у Мэйли не получилось: младший оказался не намного старше А-Нина и играть с ним было неинтересно, а Сюй-гэ был уже совсем большим и постоянно занимался своими взрослыми делами. Он оказался слишком серьёзен, чтобы уделять время приезжей сестрёнке. Дядю же, по непонятной причине, подобные вещи не смущали. Когда Мэйли удавалось его найти и у него не было важных дел, они могли долго беседовать, и дяде было как будто не скучно. Он знал огромное количество всего и лучше всех рассказывал истории. Именно от него она впервые услышала о монстрах и нечисти, о заклинателях и даочжанах, о великих орденах и кланах. Он взрастил в Мэйли интерес к алхимии и целительству. Он же представил ей придворного лекаря, который её стараниями едва не лишился оставшихся волос. Мэйли было едва ли десять, когда она решила смешать все приглянувшиеся ей жидкости и порошочки в лекарской каморке. Прогремевший взрыв по чистой случайности не обрушил на них четыре этажа дворца, пробив потолок, пожар на этаже тушили больше часа, а явившийся на шум дядя со своей охраной хохотал до слёз, утирая влагу со щёк рукавом. — Птичка, с тобой в этих стенах определённо стало веселее, — заметил он, отсмеявшись, и погладил Мэйли по голове. Она же, прежде сжавшаяся в комочек под гневным взглядом старого алхимика, выпрямилась, не скрывая улыбки. Раз уж дядя не сердится, значит, ничего особенно страшного не произошло. Подумаешь, пробило потолок. Стены же на месте? На месте. Всё остальное слуги залатают. Дядя никогда не сердился на неё, не повышал голос, и уж тем более не поднимал руки. Сюй-гэ мог щеголять красными щеками и разбитыми губами, отхватив отцовских пощёчин за недостаточное прилежание в учении, мог даже получить палок. Нрав главы Вэнь был суровым, а рука — тяжёлой, с провинившимися он не церемонился. Но самое большое, что грозило Мэйли — укоризненный взгляд и весомое «ты можешь лучше», сказанное больше с верой, нежели с осуждением. И она старалась, изо всех сил старалась его порадовать. Одобрительный взгляд дяди, его поощрительная улыбка сияли ярче солнца, заставляли сердце биться чаще и щёки гореть от удовольствия, стоило лишь заработать эту похвалу. *** К дяде можно было прийти с почти любым вопросом, например: почему небо синее? Почему карпы в пруду не тонут? Почему флаги на крыше дворца светятся? Он усаживал Мэйли на колено и рассказывал, вдумчиво, неторопливо и так захватывающе, что рот сам распахивался от изумления. Дядя, посмеиваясь, мягко надавливал пальцем ей под подбородком, так что зубы смыкались с тихим стуком. — Не зевай, птичка, муха залетит, — подтрунивал он. Мэйли бежала к нему со всеми своими задачками и находками, пусть и не всегда получалось застать его свободным. Главу клана вечно окружали рослые заклинатели в белых с алым одеждах, как у него. Лица их были серьезны, а речи — медлительны и занудны. Мэйли ничего не понимала, но догадывалась, что в такие моменты дяде лучше не мешать. Приходилось идти к себе. Но, как правило, ей удавалось пристать к нему хотя бы раз в день. На взгляд Мэйли, они были лучшими друзьями. Приснопамятный взрыв повалил несколько деревьев на территории дворца, и дети, счастливо гомоня, играли среди стволов, пока управляющий ругался на слуг за не вывезенную вовремя древесину. Мэйли держалась особняком: с дворцовыми детьми ей было не слишком интересно. Может, поэтому ей удалось сохранить свою волшебную находку: меж острых сломов упавшего ствола сидел большой блестящий жук, крупный, как длинноносая цветочная птичка и гладкий, как речной камушек. Его тяжёлую неповоротливую голову венчали рога, по виду — чисто оленьи! Такие висели в зале для приёмов. Никогда прежде Мэйли не видела настолько красивых жуков. Он низко, грозно жужжал, пускал трещину по спинке — из-под плотных, расходящихся в стороны крышечек показывались нежные полупрозрачные крылышки. Мелко дрожащие и такие изящные, несмотря на грозный вид их хозяина. Тонкие лапки аккуратно шагали по коре, плавно передвигая объёмное тельце. Жук был дивно хорош, и Мэйли подумала, что дядя тоже его оценил бы. Может быть, он даже знает, что это за жук? Изловчившись, она накрыла находку мешочком, подтолкнула пальцем внутрь и быстро затянула завязочки. Из-под ткани донеслось приглушённое гудение, мешочек дёрнулся несколько раз — и затих. Видимо, жук затаился. — Я тебя не обижу, — пробормотала Мэйли себе под нос. — Только покажу тебя дяде и верну на место, ты и соскучиться не успеешь. Она со всех ног припустила ко дворцу: дядя должен быть в зале — нынче к нему приехали гости, и няня велела не мешаться. Но может быть, он уже закончил? Она лишь проверит. Знойный дворец плавился в лучах летнего солнца, стояла жара, и Мэйли утирала пот рукавом: бежать было тяжело. Укрывшись в тени анфилады, она спешила к залу, когда на полпути уловила тихий голос дяди. Обрадовавшись, что он освободился, Мэйли ускорила шаг, но что-то её остановило, заставляя прислушаться: дядя спорил с кем-то на нижнем ярусе, и Мэйли, прильнув к перилам, глянула вниз. Они стояли лицом к лицу — глава Вэнь и высокий заклинатель в бело-голубых одеждах — и яростно шипели друг на друга, как коты, жившие за трапезной, явно стараясь не шуметь, хотя стоял день и помешать в коридоре в любом случае было некому. Место для спора они выбрали странное: между стеной и раскидистыми кустами с мелкими белыми цветочками, которые Мэйли очень любила за сладкий запах и разноцветных маленьких бабочек. Заметить дядю и его гостя было довольно непросто, не обладая ростом Мэйли, позволившим заглянуть под перила. Их разговор был, наверное, секретным, раз они выбрали такое место. Стоило уйти, но уж больно хотелось рассмотреть получше дядиного гостя. В Безночный город нечасто приезжали заклинатели из других кланов, а красивый гость точно не был адептом Цишань Вэнь. Его белые одежды отливали на солнце и будто светились. На фоне небесно голубого узора было заметно, какая бледная у него кожа: ещё белее, чем у дяди. Мэйли печально взглянула на свою ладошку, покрытую вечным загаром: никогда ей не видать такой белизны. Гость что-то неспокойно доказывал дяде, его длинные пальцы мелькали в воздухе, а тонкие брови беспрестанно хмурились. Его светлому, открытому лицу совершенно не шло сердитое выражение, и Мэйли поневоле представила, какой он, должно быть, славный, когда улыбается. На остром подбородке притаилась маленькая родинка, будто прилипшее кунжутное зёрнышко — руки так и тянулись убрать. У дяди, должно быть, тоже, потому что он вдруг приподнял лицо гостя за подбородок и накрыл тёмное пятнышко пальцами. Гостю это не понравилось, и он строптиво дёрнул головой, вырываясь. Мэйли не было видно дядиного лица, но она была уверена, что это движение его не порадовало: дядя не очень любил, когда ему перечили. Ругая себя за излишнее любопытство, она прокралась чуть ближе, чтобы получше рассмотреть наряд гостя, и стало слышно разговор: — ...лишь детские игры! Распространяешь ложную информацию среди сборщиков новостей, всякий стыд потерял! — яростно шептал гость. — Почему же ложную? Нас действительно тряхнуло, могу тебе дыры в стене показать, — в тихом голосе дяди звучала усмешка и раздражение, пока лёгкое, еле заметное. — Ты творишь гуй пойми что! Чего ты добивался? — Ты знаешь чего. Но признаться, я не рассчитывал на подобный эффект. Думал лишь позлить тебя немного, маленький зануда, и уж никак не ожидал, что ты примчишься лично. Неужто беспокоился за меня? И как только братишка тебя отпустил. — Мы всего лишь возвращались из Цинхэ. Беспокоиться стоило бы о твоём благоразумии, но похоже, уже поздно. Я мог бы догадаться. — О чём догадаться? Что я после встречи с тобой утратил всякое благоразумие? Так тебе это давно известно, я особенно не скрываю. — Ты в курсе, что брат уже готов был отправить дары с соболезнованиями в Безночный город? Шутка ли, глава смертельно ранен! А ты просто выставил всех нас идиотами, как обычно! — Судя по упоительнейшей картине пред моими глазами, я всё сделал правильно. — Какой же ты бесстыжий! Дядя теснил гостя к стене, между ними оставалось всё меньше места, и Мэйли подумала, что белому заклинателю, должно быть, неудобно. Похоже, она была права, потому что тот вдруг резко подался вправо, но ударившая в стену дядина рука отрезала ему пути к отступлению. Красивое лицо гостя исказил гнев: — Немедленно прекрати! — У-у-у, да ты просто в ярости, маленький зануда. Ударишь меня? — В следующий раз, когда солжёшь нашим посланцам, непременно. — Почему не сейчас? Я же вижу, ты хочешь. — Замолчи, — на лице гостя проступили розовые пятна. — И не подумаю. Обожаю, когда ты злишься. Дядя толкнул гостя к каменной кладке, так что его почти перестало быть видно. Рука в широком белом рукаве взметнулась будто для удара, но дядины пальцы сомкнулись вокруг бледного запястья, прижимая к стене. Приезжий заклинатель, кажется, хотел что-то сказать, но вместо слов до Мэйли донеслись лишь непонятные приглушённые звуки. Она испугалась, не сделал ли дядя больно гостю: адептов, осмелившихся хоть раз его ослушаться, он совершенно не жалел. А гость отказался выполнить дядину просьбу, пусть она и была… странная. Мэйли раздумывала, не окликнуть ли дядю, чтобы спасти красивого белого заклинателя, но дядя внезапно склонил голову, и взгляду открылось лицо гостя — заалевшие щёки, приоткрытые влажные губы, опущенные, трепещущие ресницы. Мэйли тихо попятилась назад, стараясь ни в коем случае не шуметь. Было почему-то неловко, словно она случайно подсмотрела нечто не предназначенное не только для её глаз, но для чьих-либо вообще. Хотя она и не смогла бы ответить, почему так казалось. Дядя совершенно точно не делал своему гостю больно, иначе тот кричал бы. Но в анфиладе воцарилась тишина, прерываемая лишь тихим жужжанием шмелей, а значит, можно было не вмешиваться. Жук отчаянно задёргался под тканью, и Мэйли, грустно взглянув на мешочек, направилась обратно. Стоило вернуть жужжалку домой, невежливо было бы задерживать его слишком долго, а дядя вряд ли в ближайшее время освободится — ему очевидно нравилось спорить со своим гостем. Проходя мимо маленького внутреннего дворика, она задумалась, не выпустить ли свою находку здесь? В конце концов, внутри дворца тоже есть деревья и, в целом, тут довольно неплохо. Мэйли остановилась, оценивая идею. — Привет! — окликнул незнакомый голос. Она повернулась: у пруда с карпами стоял незнакомый мальчик в таких же белых одеждах, как у дядиного гостя, только лоб его пересекала тонкая ленточка. Она не знала, что ленточки можно носить ещё и так! Мальчик улыбнулся светло и дружелюбно, и Мэйли улыбнулась в ответ. Гость был по виду чуть младше Сюй-гэ, но, может, и того же возраста, только более худенький. Его, должно быть, привезли встретиться со старшим братом, но тот уехал в провинцию, повидаться с родственниками почившей матери, и его товарищ теперь скучал во дворе один. — Привет, — довольно ответила Мэйли, спускаясь по ступенькам во двор. Говорить с таким взрослым мальчиком было интересно и непривычно. Он ещё и сам поздоровался! Сюй-гэ никогда с ней не здоровался, только кивал не глядя, если вообще замечал. — Ты здесь откуда? — Я приехал с дядей, — отозвался гость, — но он задерживается. — М-м-м, — протянула Мэйли, рассматривая узор из облаков на белой ленте. Мальчик поднёс пальцы ко лбу, будто смутившись. — Скривилась? — Нет, просто красивая. — Спасибо, — улыбка у него была очень искренняя, Сюй-гэ так не умел. — Там кто-нибудь живёт? — с интересом спросил мальчик, указывая на пруд. — Конечно, — покивала Мэйли. — Ты не видел? — Нет, — он внимательно уставился на тёмную гладь воды. — Надо трюк знать, — хитро улыбнулась Мэйли. — Дотронься пальцами до воды, — она сунула ладонь в рукав, нащупывая оставшийся с завтрака кусочек бао. Няня всё время ругалась на неё за остатки еды в рукавах, мол, благородной деве не пристало. Но эти запасы регулярно пригождались, ими можно было приманить белок, рыб и птиц, няня просто этого не понимала. Мальчик глянул заинтересованно, присел и осторожно коснулся поверхности воды у бортика. — Нет, не так, — помотала головой Мэйли. — Настолько далеко, как можешь дотянуться. Глаза гостя зажглись подозрением, но он всё же вытянул руку и опустил в воду кончики пальцев, другой рукой придерживая рукав. Не медля ни минуты, Мэйли кинула кусочек булки, целясь в его ладонь. Дядя говорил, у неё хороший бросок. Карпы, почуяв угощение, метнулись к поверхности, толкаясь разноцветными боками, шлёпая губищами и едва не ложась в нависающие над водой пальцы. Гость шумно вдохнул от неожиданности, и рассмеялся, весело и легко. — Какие большие! — Держи, — Мэйли щедро протянула ему остатки булки, но мальчик благородно отломил лишь половину. Карпы сверкали на солнце золотым и оранжевым, по дворику разносился тихий плеск воды, макушку припекало солнце. Незнакомый мальчик прикрывал глаза ладонью, но свет всё равно пронизывал его, будто накапливаясь внутри. Гость был весь какой-то тёплый и солнечный, от улыбки до кончиков пальцев, с таким хотелось дружить. — Тебя как зовут? — осмелела Мэйли. Мальчик поднялся на ноги и церемонно поклонился. — Лань Сичэнь. А тебя? — Вэнь Мэйли, — криво улыбнулась она, щурясь под солнцем, так что лицо Сичэня было едва видно. — Хочешь жука посмотреть? — Какого жука? — проявил неожиданную дотошность новый друг. — Огромного! — довольно заявила Мэйли, поднимая в воздух жужжащий мешочек. — Да, — мгновенно отбросил сомнения Сичэнь, поглядывая заинтересованно. — Только пойдём в тень, — махнула рукой Мэйли в сторону высокого гинкго. — Он в тени жил, вдруг он солнце не любит. Они вытряхнули жука на траву, и тот, вопреки ожиданиям, не улетел сразу, а принялся исследовать лужайку. Сичэнь сказал, что это жук-олень, но Мэйли не была уверена, что он это не придумал, просто чтобы казаться умнее. В конце концов, если бы ей пришлось назвать жука самой, она выбрала бы такое же имя. Жук был прекрасен, забавно двигал рогами, и они даже попытались скормить ему лист одуванчика, без особенных, впрочем, успехов. — Отличный жук, — одобрил Сичэнь. — А то! — Мэйли так и лучилась самодовольством: мало того, что у неё теперь был старший друг, так ей ещё и удалось его удивить. Дважды! Определённо, удачный день. — Лань Сичэнь. Сичэнь, ты где? — донеслось от пруда. — А-Хуань? — Да не трясись ты, никуда он не делся из дворца. — Тебе легко говорить, это же не твой ребёнок! А-Хуань! — Кому это он? — тихо спросила Мэйли у притихшего Сичэня. — Мне, — ответил тот, и уши его окрасились в приятный розовый цвет. — Так это разве твоё имя? — Моё, — смущение Сичэня усиливалось с каждым мгновением. — Но его посторонним знать не положено. Я здесь, дядя! — он поднялся и помахал рукой. — Не переживай, я никому не скажу, — Мэйли приложила к губам сложенные крестиком пальцы для верности — Но ты что, наврал мне, что ли? Чтобы я не узнала твоё секретное имя? — Нет, что ты, — испуганно замотал головой новый друг. — Врать запрещено. Мэйли недоверчиво выгнула бровь. С чего бы? Велика беда, наврал разок. Она сама регулярно говорит няне неправду, чтобы та не волновалась лишний раз. Даже дядя иногда привирает, например, когда Мэйли спрашивает, есть ли у него конфеты, а он отвечает, что не знает таких слов. Хотя Мэйли точно известно, что у него в рукаве припрятано! — Не переживай, — на всякий случай успокоила она. — Я не в обиде. — Что ты делаешь в кустах? — подошедший ближе белый заклинатель смотрел на Сичэня со смесью непонимания и неодобрения. У него были тёмные глаза, поначалу показавшиеся Мэйли чёрными, но стоило гостю поднести руку к лицу, и на фоне голубых узоров стало видно — не чёрные, тёмно-синие. — Мы выпускали жука, — не слишком уверенно ответил тот, словно сомневался, достаточно ли это хорошая причина, чтобы залезть в кусты. — Говорил же, всё в порядке. О, маленькая птичка, и ты здесь! — дядя широко улыбнулся и протянул Мэйли руки, поднимая над лужайкой и вынося на дорожку. — Знакомьтесь, второй мастер Лань, наш юный, подающий надежды алхимик, чьими стараниями Знойный дворец нынче обновил часть каменной кладки. Строгое, красивое лицо гостя разгладилось. — Будьте осторожны, маленькая госпожа, — мягко пожурил он. — Чтобы в следующий раз не пришлось отстраивать дворец по-новой. — Я постараюсь, — смутилась Мэйли. Дядя присел на скамейку, усадив её на колено. — Любите узнавать новое? — с улыбкой спросил белый заклинатель. Мэйли залюбовалась: она была права, радостным он был ещё краше. Глубокие синие глаза тепло лучились на открытом лице, будто высеченном из белого камня. — Да, — покивала она. — Дядя говорит, я способная. — Ваш дядя знает в этом толк, — слегка язвительно отозвался гость, глядя на дядю внимательно и остро. — Он сам однажды едва не порушил здание силой собственной любознательности. — Эй, я всего лишь поджёг одну стену! — И одеяния учителя! Дядя рассмеялся, легко и беззаботно, будто вспомнил смешную шутку. Он смотрел на своего гостя, зубасто улыбаясь, с жадным жаром во взгляде. Так Сюй-гэ смотрел на конфеты, которые мог поглощать дюжинами. Мэйли довольно улыбнулась: белый заклинатель, должно быть, очень хороший друг, раз рядом с ним дядя смеётся и смотрит так славно. Наверное, это самый лучший его друг. — Мастер Лань Цижэнь помнит мои подвиги, это лестно, — заметил дядя, повернулся к Мэйли. — Как думаешь, птичка, не пригласить ли нам дорогих гостей задержаться подольше? Я вижу, ты уже нашла чем занять нового друга. Справишься до завтра? — Конечно, — просияла она, про себя раздумывая, какие уголки дворца показать Сичэню первыми. Сичэнь улыбнулся радостно и взглянул на своего дядю с надеждой. Белый заклинатель мгновенно нахмурился, лицо его сделалось странным, будто приглашение смутило его. — Благодарю за гостеприимство, глава Вэнь, но мы вынуждены отказаться: в Гусу ждут дела. — Второй мастер Лань, неужели вы лишите меня своего общества так поспешно? — дядя широко улыбнулся. — Будьте же милосердны! Мои глаза видят солнце лишь рядом с вами. Гость не смотрел на дядю, и Мэйли подумала, что ему, должно быть, хочется остаться, но что-то удерживает. Может, важные дела, или дома у него кто-то заболел? — Простите меня, — наконец, ответил он. — Но я нужен в ордене, — синие глаза смотрели печально. — О, не сомневаюсь, — фыркнул дядя. — Однако вряд ли больше, чем вашему покорному слуге. Останьтесь. В голосе дяди зазвучали повелительные нотки, и это как будто вырвало белого заклинателя из задумчивости. На лице его проступило недовольство. — Кажется, мы закрыли эту тему. — Эта тема не будет закрыта, пока ответ меня не удовлетворит, — дядина улыбка выглядела теперь по-настоящему хищной. — Мне больше нечего вам сказать. Спасибо, что уделили время. Идём, Сичэнь. Он развернулся и пошёл прочь. — До свидания, — вежливо поклонившись, Сичэнь поспешил следом. Мэйли оставалось лишь махать на прощание и грустно смотреть ему в спину. Концы белой ленточки поверх волос слегка покачивались в такт быстрым шагам. — Лань Цижэнь, — окликнул дядя, и Мэйли втянула голову в плечи: таким тоном он подзывал Сюй-гэ, когда собирался ему всыпать. Белый заклинатель обернулся через плечо. — Подумай над моими словами, — остро улыбнулся дядя, и сделал знак рукой, словно отпускал слугу. Дядя Сичэня скривился, будто хлебнул кислого, и поспешил прочь. Племянник еле поспевал за ним. — Почему они не остались, дядя? — обиженно спросила Мэйли. — Потому что проще понять логику молнии, ударившей в одиноко стоящее дерево, чем мотивы господ из клана Лань. Запомни это, маленькая птичка. Излишние ограничения никому не делают лучше. Его лицо было мрачным и самую малость — злым, словно невидимый враг отнял у него нечто важное. Мэйли обняла его за шею, прижавшись поближе. Пусть их друзья уехали, главное, что они с дядей вместе. Дядя никогда не был ярым последователем правил. *** Нагрянувшая юность принесла нежданные задачи: женским премудростям учить Мэйли было некому. Госпожа Вэнь, по словам обитателей дворца, отправилась к предкам ещё до приезда Мэйли, едва дав жизнь малышу Чао, а старая няня, женщина скромных нравов, не слишком разбиралась в науке дамских трюков. Дядя так и не женился повторно, хотя Мэйли не раз замечала, как провожают его липкими взглядами признанные красавицы клана. От этих охальных глаз дядю хотелось прикрыть руками. — Дядя, почему ты не женишься? — спросила она как-то, примеряя новое платье, которое он привёз ей из длительной отлучки. Лиловый шёлк сиял в лучах солнца золотом и был сказочно хорош. Лотосы на подоле при малейшем движении шевелились будто живые — под ветром. Мэйли крутилась перед зеркалом, и всё никак не могла насмотреться. — На тебе, птичка? — усмехнулся он. — Ну, не-е-ет, — протянула она, улыбаясь смущённо. — Мало ли красавиц. — С красавицами, мой свет, сложно. Не все выдержат нрав твоего дяди, — он повертел в пальцах крупную виноградину и закинул в рот. — Умную красавицу, — уточнила она. — Ох, с умными ещё сложнее, — рассмеялся дядя. — Умную красавицу, которая будет тебя любить, — Мэйли не собиралась сдаваться. — Поверь мне, птичка, даже любовь ничего не гарантирует, а иногда даже наоборот, — хмыкнул он, вставая. — Это платье очень тебе к лицу. Мэйли попрыгала от радости, поворачиваясь к зеркалу то одним, то другим бочком. Тяжёлый шёлк приятно очертил бёдра и наметившуюся грудь. Мэйли очень надеялась, что формами пойдёт в тётушку Вэнь Сюлань, дальнюю родственницу и жену дворцового писаря, а не в собственную мать: матушка хоть и была миловидна, отличалась скорее тонкостью и хрупкостью, нежели приятными выпуклостями. А уважаемую Вэнь Сюлань благородные шелка обтекали будто сироп округлые каштаны, невозможно было не заметить. Мэйли видела, как украдкой посматривает на моложавую тётушку Сюй-гэ. Это несколько смущало, но и будоражило тоже. Дядя, правда, фигуристой красавицы будто не замечал, но он ведь особенный. — Дядя, как считаешь, тётушка Сюлань красива? — не утерпела она, и дядины брови взметнулись к волосам, так что даже подвеска на лбу дрогнула от резкого движения. — Неожиданный вопрос. Уж не в свахи ли ты решила податься, птичка моя? — Нет, просто… — она печально уставилась на своё отражение, теребя ткань подола. Выпрямилась, выпятив грудь: выглядело нелепо. — Мне кажется, она красивая, — Мэйли сникла, понуро глядя на носки своих туфелек. — А мне кажется, ты красивая, — подмигнул дядя, приподнимая её голову за подбородок. — Смотри, — он кивком указал на зеркало, заходя ей за спину, — это ли не самый прекрасный цветок в моём саду? Он вынул из рукава резную яшмовую шпильку, в пару движений собрал длинные волосы Мэйли в пучок и сноровисто заколол, оставив две пряди обрамлять лицо. Из зеркала на неё глянула изящная дева в роскошном платье, очень юная, с тонкой лебединой шеей, нежным румянцем на щеках и блестящими живыми глазами. Может быть, ушки немного торчали, но свободные локоны это скрадывали. — Тебе не о чем беспокоиться, птичка моя, — улыбнулся дядя, погладив её по щеке. — Припрятанные за пазухой дыньки — не единственное и не главное девичье достоинство, а иногда и вовсе проклятье. Мэйли несдержанно прыснула и глянула на дядино отражение с укоризной: значит, всё-таки заметил Вэнь Сюлань. В тёмном взгляде главы не было ни крупицы смущения. — Ты особенная, твой цепкий ум оставит позади многих мужей, вытащит тебя из любой ямы. Кроме того, ты — жемчужина клана Вэнь, — в глазах его зажёгся властный огонь. — Соплякам придётся постараться и проявить себя исключительно хорошо, чтобы я дал своё согласие. Румянец на щеках Мэйли вспыхнул сильнее. Дворцовый астролог недавно обмолвился, что скоро ей начнут подыскивать мужа. *** Праздники в Безночном городе ослепляли своей пышностью, тем более когда совпадали с Советом кланов. Вся верхушка заклинательского общества съехалась в Знойный дворец, приём обещал быть по-настоящему роскошным. Это было первое пиршество такого масштаба, где Мэйли надлежало быть представленной своим вторым именем. Скоро заклинательский мир узнает её как Вэнь Цин. Имя выбрал дядя, сильное и нежное, как его объятие, и пальцы Мэйли в рукавах кланового халата слегка дрожали, так было волнительно. Широкий алый пояс стягивал рёбра настолько туго, что едва получалось дышать. А ведь она говорила служанкам, что нужно свободнее! Не ей заботиться о тонкости талии, она и так выделяется хрупкостью среди дев ордена. Краска на лице ощущалась чужеродно, будто маска: словно она могла видеть всех, но её истинное лицо не мог видеть никто. Белая пудра скрыла цвет кожи, излишне тёмный для благородной девы, пусть дядя и фыркал презрительно на подобные замечания — к приёму Мэйли готовили дворцовые дамы, и у них на этот счёт было своё мнение. Кармин лёг на щёки и губы, тёмные штрихи выделили линию ресниц. Глаза дяди, зашедшего к ней перед приёмом, удивлённо расширились. — Плохо? — едва не плача спросила Мэйли, потому что сама себя не узнавала в зеркале. — Напротив, — остро улыбнулся дядя. — Именно так, как нужно. Но признаю, довольно неожиданно. — Я выгляжу как расписная деревянная кукла, — пожаловалась она, и собиравшие её девушки испуганно притихли в углу. — Птичка, не неси ерунды, — непривычно строго одёрнул дядя. Накануне общих собраний он всегда был предельно собран, если не сказать напряжён, словно готов был в любой момент броситься в атаку, как мощный зверь на сильных лапах. — Ты прекрасна в любой из своих форм. Жду тебя в зале, уже все собрались, — он широкими шагами покинул её покои, оставляя девушек с облегчением выдыхать, а Мэйли, кусать губы от досады. Теперь выхода не было: раз дядя одобрил, нужно идти как есть. Зал Солнцестояния был заполнен людьми. Кого-то из приезжих Мэйли видела ранее: заклинатели из Гусу Лань казались знакомыми, кажется, они приезжали с визитом, когда она была помладше. Тёмные, отливающие в синеву глаза старшего заклинателя с острой бородкой будили неясные воспоминания, но поймать их за хвост никак не получалось. Белый халат скрылся в толпе, и Мэйли бросила попытки. Какая разница? Большинство лиц совершенно точно были новыми. Золотистые одежды Ланьлин Цзинь слепили своим блеском. Прибывший с ними моложавый глава обворожительно улыбался, беседуя с Вэнь Сюлань. Заклинатели в серых с золотом ханьфу выделялись среди прочих ростом и шириной плеч. Ей удалось рассмотреть нашивки с бычьими головами — стало быть, Цинхэ Не. Рослый юноша с забранными в высокий хвост волосами, ощутив на себе чужой взгляд, обернулся. На мужественном, будто выбитом в камне лице застыло сердитое выражение. Широкие брови сошлись к переносице, пухлые, чересчур изящные для такого воинственного образа губы были сурово поджаты. Тёмные, будто бархатные глаза строго смотрели из-под пушистых ресниц, а его скулами можно было кромсать врагов на куски. Следовало, наверное, отвернуться, но Мэйли не смогла — красивый, неприветливый юноша был чем-то пугающе похож на дядю, но им, к счастью, не являлся. Сердце под слоями белого шёлка забилось быстрее. Молодой заклинатель оглядел зал, словно поле боя, и, наконец, встретился взглядом с Мэйли. Лоб его мгновенно разгладился, и в глазах застыло удивлённое, несколько уязвимое выражение, какое бывает у детей, неожиданно обнаруживших в сарае под мешком пушистого котёнка вместо зубастой крысы. Без пронизывающего взгляда и морщин на лбу он стал совершенно неотразим. Открытое скуластое лицо напоминало доблестных воинов из старинных легенд, какими они виделись Мэйли . Такому бы скакуна буйного, да меч потяжелее, и трепещите, непокорные! Будто вознамерившись порушить за один миг все заборы на пути к сердцу Мэйли, молодой заклинатель улыбнулся, и в глазах его мелькнула так хорошо знакомая Мэйли смешинка, будто искры взвились над пламенем костра. Щёки окатило жаром, и она разом пожалела, что отказалась от веера, который ей так настойчиво предлагала Вэнь Сюлань — он бы сейчас изрядно пригодился. Но к сожалению, пришлось выдерживать чужой взгляд, полыхая щеками и сгорая от смущения. К счастью, сомкнувшаяся толпа скрыла от неё гостей из Цинхэ, и Мэйли немедленно кинулась вон из зала — перевести дух и унять возбуждённо стучащее сердце. Щёки под слоями краски горели огнём. Молодых сынов великих кланов на том празднике было немного. Сидя по левую руку от дяди, рядом с Чао-ди, Мэйли — нет, уже Вэнь Цин — изо всех сил старалась не краснеть, контролируя дыхание и отвечая кивками на приветственные поклоны, тщательно удерживая улыбку в пределах вежливой и радушной. От волнения она едва ли запомнила хоть пару лиц, и только жгучие, чарующие глаза наследника клана Не — Не Минцзюэ — горели меж густых ресниц слишком ярко, чтобы их можно было забыть так просто. Весь праздник смазался в равномерный гул, мелькание клановых одежд, блеск драгоценных камней и какофонию звуков. Лишь чёткий профиль с прямым носом и острыми скулами осел в сознании, будто оттиск на металле. Зашедший пожелать спокойной ночи дядя без лишних разговоров положил ладонь на её щёку, с которой наконец-то смыли пыль белил: — Слишком много впечатлений за один вечер, птичка, или у впечатления есть имя? — Ещё не решила, — прошептала она. Почему-то делиться этими новыми, едва осознанными чувствами не хотелось даже с дядей. Он лишь хмыкнул понимающе и кивнул. — Правильно, не торопись. Обдумай всё хорошенько, у тебя есть время. Но времени оказалось очень мало. Через несколько дней приехали учителя, вызванные дядей из разных провинций, и Вэнь Цин, до того изучавшая целительство по книгам и со слов придворного лекаря, поняла, что пугающе многого не знала. Она часами просиживала с учителями в библиотеке, неделями пропадала в полях, собирая целебные травы в соответствующие фазы луны, ездила по деревням, практикуясь в целительстве самых разных недугов, и едва появлялась в Безночном городе. Иногда ей снились жгучие глаза и сильные руки, сжимавшие плечи, и Вэнь Цин просыпалась с лихорадочно стучащим сердцем, но вскоре алхимические формулы вытеснили поблёкшее воспоминание о прекрасном воине, стало не до того. Подросший А-Нин, оставшись без поддержки в нежном отрочестве, всё больше замыкался в себе. У него дружбы со старшими братьями тем более не вышло, но если Вэнь Цин удавалось поддерживать с наследниками Вэнь добрососедский нейтралитет, то А-Нину доставалось за двоих и насмешек, и тычков. Добросердечный и мягкий, он не давал сдачи, предпочитая уходить от ссор, и смиренно ждал возвращения сестры, чтобы выговориться и отвести душу. Стоило ей стряхнуть походную пыль, как А-Нин утаскивал Мэйли в свои покои, и они могли говорить до утра, но так и не наговориться. Единственной страстью А-Нина была стрельба из лука, и он мог часами пропадать на дальнем полигоне, куда почти никто не ходил. Вечером от усердия у него слезились глаза и кровили пальцы. Мэйли оставалось лишь ворчать и накладывать целебные повязки, умоляя его относиться к себе бережнее. Но судя по горящим страстью глазам брата, менять свои привычки он не собирался, несмотря на виноватую улыбку. Слава о целительских навыках Вэнь Цин быстро облетела Цишань и окрестные провинции. К ней взывали, ей писали, у неё просили помощи, и времени перестало хватать на что бы то ни было иное. Душа Вэнь Цин пела, как бывает только с людьми, нашедшими своё призвание. А-Нин старался держаться рядом, но дядя определил его в отряд Чао-ди, и брат не мог часто покидать Безночный город. Заставить дядю изменить решение не удалось даже Вэнь Цин: характер его стремительно портился, словно злобный гуль высасывал из его жизни всю радость. Если раньше всплески гнева были скорее редкостью, чем обыкновением, то теперь нарваться на его ярость было проще простого. Адепты всё чаще бежали к Вэнь Цин с просьбой урезонить разъярившегося главу, но что она могла сделать? Сердце её разрывалось от боли и непонимания: дядя ускользал во тьму, и она не знала, чем ему помочь. Суждения его становились всё мрачнее, поступки — всё жёстче, а планы — всё более пугающими. — Дядя, как ты себя чувствуешь? — аккуратно спросила она однажды. — Превосходно, — осклабился он, и эта жуткая гримаса была настолько далека от острой улыбки, пленившей когда-то малютку Мэйли, что она едва не расплакалась на месте. — Чем тебе помочь? — она взяла в руки его ладонь, заглядывая в глаза. Крупная кисть была горячей, почти обжигающей. Он всегда был таким: будто скопил внутри всё тепло, вылитое солнцем на его голову за годы жизни. Говорили, дядин уровень самосовершенствования не знал себе равных, и Вэнь Цин готова была в это поверить. Во всяком случае, с их первой встречи он не постарел ни на день. Но узнать в нынешнем мрачном, суровом заклинателе того светлого главу, будто опалявшего своим теплом и давшего когда-то приют им с матерью, Вэнь Цин, как ни старалась, не могла. В тёмном, направленном на неё взгляде на мгновение блеснула искра прежнего тепла, потухшая, впрочем, слишком быстро, чтобы ей можно было порадоваться. — Ничем, — полубезумно усмехнулся он. — Ты ничем не можешь помочь, мой милый птенчик, но я до самого конца буду помогать тебе. Поэтому если однажды ты захочешь уйти, я отпущу тебя. — О чём ты говоришь, я тебя не брошу, — возмутилась она. — Увидим, — улыбка его стала ещё шире, и от нахлынувшего ужаса Вэнь Цин внезапно захотелось бежать немедля, сломя голову. Она сдержалась, обругав себя. Ведь это её любимый дядя, что за недостойные мысли?! Но не прошло и года, как по его приказу спалили Облачные Глубины. Вэнь Цин мчалась в Безночный город из Ланьлина, не жалея меча и сил. Заклинательский мир лихорадило, люди называли имя их клана с суеверным ужасом, её саму провожали испуганными взглядами, и страх сковывал мысли от этих жутких перемен. Знойный дворец встретил перепуганным шёпотом в коридорах и пьяными воплями празднующих воинов. Никогда ещё их дом настолько сильно не напоминал привал разбойников. Вэнь Цин шла по знакомым коридорам, сердце бешено колотилось в груди. Дяди не оказалось в его комнатах, не оказалось и в кабинете. Слуги отрицательно мотали головой. Он нашёл её сам. Подошёл сзади, опустив горячую ладонь на плечо, но она едва успела насладиться её тяжестью. — Вернулась, птичка. Низкий, властный голос пробрал до костей, она обернулась — дядя казался как будто выше, мощнее, чем прежде, и его массивная фигура заслоняла собою солнце как могильная плита. От мрачной, разрушительной ауры Вэнь Цин едва не замутило. — Дядя, — прошептала она. — Что случилось? Почему сожгли резиденцию Лань? — Потому что никто не смеет отказывать твоему дяде, птичка. Это закон, — в его голосе не осталось ни крупицы солнца, только опаляющая, смертоносная лава. Вэнь Цин сглотнула сухим горлом. — Нас теперь ненавидят. — Неверно, — отрезал он. — Нас боятся. Скоро перед нами склонят головы, и Лани будут первыми, кто это сделает, — он хищно оскалился, и Вэнь Цин пробрала дрожь. — Надеюсь, они усвоили преподанный им урок. — Они будут мстить. — Не посмеют. Они приняли свою судьбу, и так будет со всеми, — дядя развернулся и направился прочь. — Птичка, вы остаётесь в городе, ты и твой хрупкий мальчик. Пока узда не вопьётся в пасть строптивым холопам, ваше место здесь. Он уходил, а Вэнь Цин всё стояла, привалившись к стене и мелко дрожа. Никогда прежде дядя не отдавал ей приказов. Но где первый раз, там и второй. Не прошло и пары месяцев, как Вэнь Цин и А-Нин по приказу дяди ехали в Юньмэн. — Нужно возглавить штаб, — весомо уронил дядя, глядя на Вэнь Цин. — Отправляйся. — Но дядя, — робко возразила она. — Я же ничего в этом не смыслю. — У тебя вполне хватает мозгов, чтобы управлять кучкой низкоуровневых плебеев, птичка, — возразил он, и в голосе его звучало недовольство. — Отец, А-Цин права, — внезапно вступился Сюй-гэ. — Пока неизвестно, чем ответит Юньмэн, могут потребоваться воинские навыки. Там есть мой человек. Искусный воин, умный и хитрый, ему можно доверять. Но если тебе угодно, пусть А-Цин отправится советником. В зале воцарилось гнетущее молчание. Вэнь Цин тихо молила богов, чтобы дядя согласился. Меньше всего хотелось вмешиваться в идущую войну. Она всё ещё надеялась, что дядя одумается. — Хорошо, пусть так, — согласился глава. — Ступай, птичка. И мальчика своего забирай, толку от него в отряде А-Чао никакого. — Спасибо, дядя, — она поклонилась и стремительно покинула зал. С некоторых пор в Знойном дворце было сложно дышать, но Вэнь Цин верила, что это не навсегда. Но когда сгорела Пристань Лотоса и отряды клана Вэнь принялись сжигать чужие поселения, когда А-Нин, заикаясь и путаясь в словах, умолял её дать приют двум измученным, окровавленным мальчишкам, когда Вэй Усянь, цепляясь за её колени, молил пересадить его брату ядро — только тогда она поняла, пути назад нет. Дядя зашёл слишком далеко. Ей не сразу удалось уговорить его. По всей Поднебесной полыхали провинции, и Вэнь Цин умоляла дядю позволить ей покинуть Юньмэн. В конечном счёте она ничего там не решала. Но дядя лишь смотрел тяжело и велел возвращаться: — Твои глаза нужны мне там. Подле него теперь крутился новый адепт, Мэн Яо, и при виде него по спине Вэнь Цин катился холодный пот. Изворотливый и велеречивый, он смотрел на мир глазами хладнокровного убийцы, и Вэнь Цин недоумевала, как дядя мог этого не замечать. — Он принесёт беду! Пожалуйста, дядя, отошли эту змею, — умоляла она, вцепившись в рукав дяди. — У него своя роль, птичка, — возражал тот. — Просто держись от него подальше, если этот пёс тебе противен. — Он причинит тебе боль! — Невозможно. Я сам есть боль, — от его низкого, хриплого смеха холодели пальцы, и Вэнь Цин бежала прочь, утирая рукавом горькие слёзы, которые никак не унимались. В человеке за спиной не осталось почти ничего от её любимого дяди. Когда Юньмэн отбили, Вэнь Цин с братом схоронились у самых границ Цишаня, где когда-то жила их семья. Но покоя не было нигде, Поднебесную лихорадило войной. Армия мёртвых под предводительством Вэй Усяня и силы сопротивления теснили отряды Цишань Вэнь, Сюй-гэ и А-Чао лежали в земле. Они называли эту войну Низвержением Солнца, и Вэнь Цин просыпалась ночами, дрожа от страха. Нужно было бежать, спастись хотя бы за пределами страны, защитить А-Нина, каждый раз сжимавшегося при звуках проклятий в адрес клана Вэнь. Она решилась на последний визит. Вэнь Цин прибыла в Безночный город после заката. Знойный дворец больше не оправдывал своего имени. Казалось, сами его стены пропитались энергией ненависти и разрушения, они давили на плечи, резные статуи смотрели хищно, ветки деревьев тянулись в небо словно корявые лапы мертвяков. Пруд во внутреннем дворике, где раньше жили карпы, затянуло ряской, и вода источала зловоние. Кроны шумели тревожно, осыпая неухоженные кусты пожухшей листвой. Дворец всё ещё хранил величие, но теперь это было величие неминуемой смерти, а не бескрайнего сада, цветущего под палящим солнцем. Она сглотнула вставший в горле ком. Её дом, её место силы, исказился до неузнаваемости. Дядя стоял на балконе верхнего этажа, глядя на дорогу, ведущую ко дворцу. — Здравствуй, маленькая птичка, — поприветствовал он, не оборачиваясь. — Пришла проститься? Голос его звучал тихо и глухо. — Как ты понял? — прошептала она. — Я чувствую тебя, мой свет, — отозвался он. — Ты сияешь ярче многих, но сейчас огонёк твой дрожит. Чего ты боишься? — Потерять, — она не решалась подойти, приближаться к стоящему у перил человеку было жутко. — Кого? — Вас. Тебя, А-Нина. — Ты не властна над нашими жизнями, птичка. — Но что-то же я могу. Дядя скептически фыркнул, словно большая недовольная лошадь. — Сила — иллюзия. Порой и самой большой силы не хватает, чтобы получить желанное. Тебе не спасти нас, птичка: ни меня, ни твоего хрупкого мальчика. Тебе подвластна лишь твоя собственная судьба. — О чём ты? — она всё-таки приблизилась, положив руку на его локоть. Тело под одеждой было горячим, как печка. — Это будет последним, чему я научу тебя, — чёткий, будто вырезанный из бумаги профиль дяди выделялся на фоне ночного неба и света луны. — Запомни хорошенько, и ты всегда сможешь уйти. Если боль пересилит тебя, всегда можно просто уйти. Он говорил, а Вэнь Цин смотрела на то, как шевелятся его губы, и слёзы текли по щекам, капая с подбородка. Она их не утирала, боясь, что стоит отвести от дяди взгляд, и он сгорит за мгновение в языках пламени, беснующегося внутри. Он был всё так же прекрасен, как и в первый день их встречи, кровяной камешек тускло поблёскивал на лбу в болезненно-бледном свете. Он повернулся, и в чёрных глазах Вэнь Цин разглядела поглотившую его бездну. — Запомнила? — требовательно спросил дядя. Она кивнула. — Умница, птичка, — обжигающая ладонь скользнула по волосам. — Я горжусь тобой. Возможно, однажды тебе удастся возродить то, до чего мне не было дела. Теперь ступай. Я отпускаю тебя. Она порывисто обняла его, пряча лицо в тяжёлых волосах, густых и плотных, словно эта больная ночь. — Я люблю тебя, дядя. Я всегда буду тебя любить. Спасибо тебе. За всё. Сильная рука с нажимом прошлась между лопаток и сухие, горячие губы прикоснулись ко лбу. — Никогда бы не подумал, что сегодня услышу эти слова, — сказал он с той же лукавой усмешкой в голосе, что пленила маленькую Мэйли два десятилетия назад. — В тебе слишком много света, моя птичка. Он-то тебя и спасёт, — он взял её за плечи, мягко отстраняя. — Поди прочь, — в голосе дяди послышалась сталь. — Чтобы я тебя здесь больше не видел. Мэйли кивнула и двинулась к лестнице, утирая слёзы рукавом. Уже поставив ногу на верхнюю ступеньку, она вдруг обернулась: — Дядя! Он глянул через плечо, остро и недовольно. — Улыбнись мне? Пожалуйста. Лицо Вэнь Жоханя исказилось, он развернулся, опершись спиной на перила, в глазах его полыхнула ярость, словно алые всполохи на клановых одеждах. — Вон, — рокочуще сказал он, и сорвался на крик. — Пошла вон! Вэнь Цин летела вниз по ступенькам, не помня себя. Слёзы застилали глаза, делая реальность расплывчатой, ненастоящей, как дурной сон. Она сама не смогла бы ответить, чего боялась больше: того, что дядя кинется ей вслед, или того, что ей придётся остаться и увидеть, во что он превратится. Её люди, завидев госпожу, вскочили на ноги, и Вэнь Цин бросила меч на воздух, ничего не говоря. Маленький отряд поднялся в воздух, взмывая над дорогой. Она кинула последний взгляд на дворец, но, как ни присматривалась, фигурки на балконе ей разглядеть не удалось. Не успели они проделать и ли, как в ночном небо прямо перед ними расцвёл сигнальный огонь клана. Вэнь Цин заколебалась: она зареклась вмешиваться в чужие битвы, но где битва, там и раненые. Не выдержав натиска совести, она направила меч к земле. Если ей суждено сегодня погибнуть, так тому и быть. Но она давала клятву помогать страждущим и не имела права отступаться. На опушке отряд Цишань Вэнь вязал группу людей в неприметных серых одеждах. Трава в свете луны была будто залита тушью, и только висящий в воздухе металлический запах не позволял ошибиться. — Нужна помощь раненым? — громко крикнула она. — Молодая госпожа! — просиял заклинатель средних лет, сгибаясь в почтительном поклоне. — Вас нам боги послали. Пожалуйста, сюда. На поляне мелькали факелы, адепт поманил её за собой к небольшой крытой повозке и отдёрнул тряпку. Там лежал человек. Он был высок и широкоплеч, и ноги его торчали из повозки едва не на треть. Голова и лицо скрывались в глубине, но Вэнь Цин успела заметить, что его правая рука почти отделена от тела и держится лишь милостью богов. — Вот, подлатать бы, — залебезил заклинатель. — Главе он нужен живым. Вэнь Цин не стала уточнять, для чего. Она поможет этому несчастному, а дальше всё в руках небес. — Вынесите на свет, — скомандовала она. — Аккуратно! Четвёрка заклинателей, кряхтя и отдуваясь, перенесли на опушку тело, и свет факелов упал на перевязанное тряпкой лицо с яростно горящими глазами. Её сердце не дрогнуло в груди, не сжалось от радости узнавания, и кровь не побежала по венам быстрее. Связанным Не Минцзюэ выглядел дико, глаза над кляпом горели яростно и жгуче. Почти так же притягательно, как много лет назад. Жаль, что теперь ей было сложнее очаровываться. Больше всего на свете хотелось немедленно его развязать. Если кто и мог положить конец царившему вокруг безумию, так это он с его бесхитростной силой, сметавшей всё на своём пути. Но перережь она верёвки, и это никому не сделает лучше: судя по усеявшим поляну трупам, едва ли не весь его отряд был истреблён, и Вэнь Цин ещё предстояло пришить ему эту несчастную руку. Стоило прикоснуться к пленнику, как тот отчаянно задёргался в своих путах, вены на шее проступили отчётливее, и Вэнь Цин совсем не была уверена, что верёвки выдержат, пусть и подкреплённые заклятиями. — Глава Не, я хочу вам помочь, — попыталась урезонить она, но, судя по бешеному взгляду в её адрес, успех на этой стезе был невозможен. — Простите, — вздохнула Вэнь Цин, нащупывая иглу в рукаве. Она зашла сзади и, примерившись, воткнула иглу в его затылок. Тело на траве бессильно обмякло, и Вэнь Цин встряхнула кистями, собирая энергию в кончиках пальцев. Можно было начинать. Она гордилась собой, удаляясь прочь от Цишаня. Ей удалось сохранить Не Минцзюэ руку, и если боги будут благосклонны, он не попытается этой же рукой придушить Вэнь Цин в дальнейшем. На следующий вечер они с А-Нином и небольшой группой людей двинулись к границе Поднебесной, а ещё через день их нагнал отряд ордена Цзинь. *** Вэнь Цин снился Знойный дворец. Залитые летним солнцем коридоры и стены из белого камня, поющие в ветвях деревьев птицы, распускающиеся под лучами солнца хризантемы. Пахло скошенной травой и цветочной сладостью. Она шла по пустой анфиладе в своём платье лилового шёлка, шмели собирали нектар с лотосов на подоле, и Вэнь Цин смеялась. Как же хорошо дома! За кустом жасмина стояли двое, сплетясь в жарком объятии, тонкие пальцы сминали одежды на дядином плече. Вэнь Цин прошла мимо, не желая мешать: этих двоих стоило оставить наедине. Дворик с прудом встретил бликами на воде. Карпы били хвостами и словно большие коты и ластились к руке Лань Сичэня, опустившегося на одно колено. Он обернулся на её шаги, щурясь на солнце, улыбнулся светло и радостно. — Они всё ещё здесь, моя госпожа, смотрите! Карп ударил хвостом по воде, бросая ей в лицо горсть алмазных брызг, Вэнь Цин, засмеялась, прикрывая глаза рукой, и проснулась. Комната пахла прогретым деревом. За окном только занимался рассвет: утро едва вступило в свои права. Кто-то тихо дышал совсем рядом, она повернула голову, и к глазам подступили слёзы. Умостив голову на сложенных руках, у кровати сидел Лань Сичэнь и сладко спал. Они не виделись пять дней: Вэнь Цин считала, потому что каждый день ждала. У его ног лежал лист бумаги с незаконченным наброском и короткий уголёк. И не может быть, чтобы она так красиво спала, всеблагие боги! Обмирая от нежности, Вэнь Цин опустила ладонь на его голову, гладкие пряди льнули к пальцам, будто тоже соскучились. «Лань Хуань», — позвала она про себя. Он глубоко вздохнул, но не проснулся, только веки подрагивали во сне: должно быть, снилось что-то муторное. Она провела пальцами по нежной щеке, и тонкие губы дрогнули в намёке на улыбку, чуть приоткрывшись. Смотреть на это светлое, прекрасное лицо, не обременённое печалью и сомнениями, было благословением, которое Вэнь Цин ничем не заслужила. Она не могла припомнить, встречались ли они ещё раз после того случая с жуком — и тот не сразу всплыл в памяти. Первый молодой господин Лань должен был быть на том празднике, где Вэнь Цин впервые представили обществу. Почему она не помнит? Разве можно забыть это лицо? Эти тонкие, изумительные черты, этот разлёт бровей и согревающий, ласковый взгляд. Боги, да ведь не бывает таких людей! Почему он пришёл? Что хотел сказать? Дождался бы её пробуждения, если бы она не очнулась так рано? Сколько он просидел вот так, в те дни, когда она была больна? Вэнь Цин любовалась им, и сердце затапливал звенящий восторг как тогда, много лет назад, когда дядя, ослепительно улыбаясь, раскрыл для неё объятия под ветвями старого дуба. Много лет те объятия хранили её от бед. А потом ещё много лет она была совсем одна. Кажется, теперь ей снова было на кого положиться. Признательность, радость и любовь пульсировали внутри, не находя выхода. Чтобы как-то унять эту сладостную какофонию, Вэнь Цин прижалась губами к прохладному лбу под шёлковой лентой, как целовала иногда А-Нина, просто радуясь, что брат у неё есть, пусть даже и в форме лютого мертвеца. Только сейчас нежная кожа под губами была восхитительно, безошибочно живой. Она прикрыла глаза, умоляя все известные силы, чтобы мгновение тянулось как можно дольше. Но спящее дыхание сбилось, и Лань Сичэнь пошевелился, просыпаясь. Касание прервалось, и Вэнь Цин открыла глаза, отстраняясь и встречая подёрнутый сонной дымкой взгляд. В ореховых глазах мерцала любовь, как блестящие в прозрачной воде рыбки, как солнечные зайчики, как самый яркий в мире свет. Она потянулась вперёд, с радостным трепетом отмечая встречное движение, и к губам прижались тёплые губы. Так легко оказалось обнять его за шею, притянуть ближе, зарыться пальцами в густые волосы. Почувствовать, как язык ласкает нёбо, как сильные руки смыкаются за спиной, прижимая ближе. Поцелуй пах жасмином, сандаловым дымом и полузабытой уверенностью в завтрашнем дне. Так легко было представить, что они до сих пор сидят у того пруда, но впервые в жизни Вэнь Цин не хотела смотреть назад. Хотелось напитаться его запахом, который успел стать таким родным, уткнуться носом в широкое плечо. Губы щекотно коснулись мочки уха, и Вэнь Цин тихо рассмеялась от нахлынувшего счастья. Руки, привыкшие к мечу и охотам, держали нежно и бережно. Поцелуи и тёплое дыхание ласкали шею, и Вэнь Цин обняла крепче, так что дышать стало тяжело от сладкого напряжения и пьянящего, пугающего осознания, что уйти она не сможет. Слишком ярко рядом с ним горел в груди давно позабытый свет.