Дай мне руку, если хочешь что-то почувствовать.

      Обычный ужин с семьей всегда проходил тихо. Без слов. После трудного дня каждый знал, что слова тут не нужны. К лучшему, если вас объединяет одна общая семейная черта — молчать, когда это требуется. Пусть она сейчас и кажется заинтересована в том, что она ест, но на самом деле еще в жизни так не воротило от еды мачехи. Марлин не могла понять что тревожит ее сердце. То ли то, что мать ее снова гробит себя в офисе, и совершенно не отвечает на звонки, или то, как в последнее время отец смотрит на нее? Тоторо сходила с ума от понимания, что она не знает. Она ничего не знает. Снаружи она ела, как и всегда, без эмоций, но внутри рвала и метала. «Все хорошо.» — звучит фраза отца в голове и она сжимает вилку в руке. Если все так хорошо в их «семье, то почему она хочет прямо сейчас сгореть?        — Марлин в мае выходит замуж за Шото Тодороки. — Тишину решил нарушить глава семейства. Девушка остановила вилку на полпути с кусочком мяса в свой рот и подняла на мужчину с тарелки совершенно безэмоциональный взгляд. Но все же, она приподняла бровь, таким образом спросив «Что?».       Так нелепо. Это нелепо. Начинаешь понимать почему на тебя смотрели. Почему хвалили. Почему проявили интерес. Все потому, что геройский бизнес — это геройский бизнес. И ты в нем не рыба, нет, ты в нем очередное мясо для продажи. Никого не волнует ее мнение, потому что она просто родилась. Никто не спросил — хотела ли она рождаться. С самого начала. Это все с самого начала. Марлин не имела права выбора. Выбор всегда делали за нее. Ты идешь учиться туда, идешь работать туда, идешь делаешь то, говоришь тем это. Выходишь замуж за этого, потому что Старатель — хороший друг твоего отца. А ты так, просто вовремя подвернувшееся мясо. Вовремя появившаяся возможность. Плевать, что ты не хочешь или не согласна.       — А почему она, а не я?!       Скрежет ножек стула. Летящая в пол тарелка. Вздрагивание плечей. Закрываешь глаза и пытаешься привести себя в чувство. Ты ведь не тряпка, нет. Выйти замуж за мальчишку-плейбоя, которому, скорее всего, да, похер на тебя. Сестра бы уссалась от радости, но Марлин сжимает в руке вилку и жмурится, пытаясь сдержать порыв гнева, бушующего внутри груди. Фактически, ее просто суют в другую семью, как ненужную вещь ребёнка. Он с нее вырос. А выкидывать жалко. Вот можно и спихнуть. Спихнуть, зная, что это укрепит их партнёрские и дружеские узы.       Но хочет ли девушка выходить замуж за человека, с которым она не знакома толком? С которым будет чувствовать рядом себя еще более неуверенно. Жить в их большом доме и учиться заново улыбаться утром людям за столом. Терпеть взгляды Старателя и пытаться ему угодить подарком на день рождения. Сможет ли она свыкнуться с той мыслью, что придётся делить свое личное пространство ночью с этим человеком? Сможет ли на публике мило улыбаться ему, будто они вправду безумно влюблены друг в друга? А что потом? Как в семье Тодороки и Тоторо? Фиктивный брак ради того, чтобы получить возможность продолжать развивать способности?       Марлин делает глоток сока и кладет вилку на салфетку, ставя рядом стакан. Они выбрали абсолютно не того человека, чтобы зачать ребенка с более усиленной причудой. Запускает пальцы в серебристые волосы. Пустота. Внутри очередная пустота и молчание. Что она скажет маме? Что взаправду любит этого молодого человека? Что выбрала его сердцем? Она не поверит. Потому что Марлин не умеет лгать. Не умеет лгать маме. Опять может поддаться эмоциям, расплакаться перед мамой, как маленький ребёнок, и выложить себя на блюдечке.       Мама знала, когда ей плохо.       Мама знала куда давить.       — Почему? — Девушка усмехается и поднимается из-за стола, не поднимая головы. Сердце бешено бьётся об грудную клетку, а еда подходит обратно к горлу. Вилка вновь оказывается в ее руке и Марлин сжимает столовый прибор, сгибая его пополам. — Почему?! — Более громко переспрашивает девушка и кусает свою губу. До крови. Рука сжимает скатерть, но это не спасает ладонь от ногтей, которые чуть мягче из-за ткани впиваются в кожу. — Потому что ты, кусок дерьма, еще более бесполезная, чем я.