Дай мне руку, если хочешь что-то почувствовать.

      Корсет затягивают как можно сильнее и девушка резко набирает воздуха. Кажется, еще чуть-чуть приложит усилий Фуюми и ребра Тоторо треснут, посыпавшись прямо внутри. Перед глазами все плывёт, темнеет, и так до тех пор, пока грудь не наполняется воздухом, когда шнуровку чуть приспускают. Невыносимо жгли ребра и грудная клетка от того, сколько раз уже пытались затянуть на ней это чертово платье. Как же у Шото тогда получилось? Он делал это аккуратно, медленно затягивал шнуровку и глядел в зеркало на то, где он затянул сильнее, а где затянул недостаточно. Перебирал пальцами, тянул где нужно, в конце концов завязав это чёртово платье в примерочной.       Фуюми снова тянет шнуровку и Марлин вскрикивает от того, как больно сжал корсет ее тело, как неприятно стеснил не маленькую грудь, как треснули ее собственные ребра. Она тянется назад, выхватывает концы шнуровки у Фуюми и чуть их распускает. Девушка придерживает корсет рукой и падает на пол на колени, пытаясь отдышаться. Пытаясь привести себя в порядок. Еще три часа назад она сидела с Шото на кухне и беззаботно общалась с ним. Будто они были знакомы уже достаточно давно. Так легко это было. А сейчас она проклинает весь чертов мир, что выходит замуж прямо сейчас, прямо в этом платье.       Вставая на ноги, Тоторо подходит к зеркалу и начинает пытаться самостоятельно разобраться с чертовой шнуровкой, но тут же зависает, глядя на стоящего в проходе комнаты одетого Тодороки Шото. Он был прекрасен, без спору, и глаз было сложно отвести. Но всё-таки пришлось. Пришлось вернуться к попытке зашнуровать чертов корсет, чтобы он не спадал с ее тела. Не хотелось ходить и держать корсет для того, чтобы не выпадала грудь.       — Тебе нельзя сюда. — Сухо отвечает девушка и рычит, когда в очередной раз у нее не получается ничего сделать с чертовой шнуровкой.       — Ну и пусть. — Отвечает Шото и, не смотря на протесты Фуюми, он подходит к своей будущей жене.       Ему хотелось помочь ей, хотя, его задело ее слова, сказанные этой ночью. Ей же плевать. Но он опускает голову и хватается за шнуровку. Марлин ему не противодействует, лишь держит корсет дабы он не упал. Пальцами Шото перебирает по спине девушки и ей кажется, будто делает это он специально. На самом деле парень пытался прощупать место где лучше приспустить шнуровку, а где лучше затянуть. Для чего? Чтобы его невеста не задохнулась под конец церемонии, а дотерпела хотя бы так до момента, когда она сменит чертово платье на шнуровке на обычное белое кимоно. Шото застывает и смотрит в спину девушке, задумавшись. Он тут же махнул головой и продолжил аккуратно затягивать корсет.       Им придётся смириться с тем, что ночь после свадьбы их, буквально, запрет Старатель в одной комнате в одном лишь кимоно. Тупая, но традиция их семьи, которую придётся соблюдать. Марлин была не особо рада, когда Старатель ее оповестил, однако, это лучше, чем он будет стоять над кроватью пока они нехотя выполняют супружеский долг в первый и последний раз в своей жизни. После такого Тоторо точно навсегда отвернет от мальчиков. Или она сбежит к чертям в Америку к своей бабушке от этой семейки, лишь бы больше такого в ее жизни никогда не повторилось.       Но, лишь подумав о том, что Старатель мог придумать для них, Марлин пробирает на смех. Она закрывает рот кулаком и издает смешок, что не скрывается от Шото.       — Что смешного? — Интересуется с беспристрастным лицом Тодороки младший и чуть тянет шнурки, завязывая их в прочный бантик, который вряд ли сам по себе развяжется.       — Я просто представила как твой отец заталкивает нас в комнату, сам заходит и такой: «делайте внуков. Сейчас же!». — Сдерживая смех отвечает девушка и вздыхает.       — Глупо. Он так не сделает. — Тодороки пожимает плечами и поправляет свой галстук, не поднимая взгляд на повернувшуюся к нему девушку.       — Это весьма ожидаемо, Шото. Поэтому, я тебя умоляю, давай вообще не попадаться ему на глаза. Или сократить эти возможности до минимума. Потому что я не выдержу. — Марлин снова расплывается в улыбке, а вот Шото хмыкает себе под нос.       — Неужели я настолько плох, что ты даже не хочешь иметь со мной детей?       — Не в этом дело, Тодороки.       — А в чем?       — Не хочу, чтобы мои дети росли в семье, где мама и папа ничего не значат друг для друга.