Дай мне руку, если хочешь что-то почувствовать.

      Тодороки кладет руки на плечи девушки и она вздрагивает, громко вздыхая. Рядом с ним было невыносимо. Марлин уже даже пожалела, что решила переступить через себя и предложила Шото принять душ вместе. Нет, он не домогался, и кажется совсем не думал о ней, как об сексуальном партнёре. Он просто сам по себе был горяч. До этого ей не приходилось видеть Шото без футболки, и, честно говоря, увидев его торс, Тоторо чуть не захлебнулась собственными слюнями. У ей-то, кроме груди, было нечем похвастаться. А уж еще и шрамы спрашивали весь вид ее тела и это бесило. Хотя, в какой-то момент, Марлен словила себя на мысли, что с радостью бы прикоснулась и запомнила каждый шрам на теле Тодороки.       Девушка мотает головой и совершенно не противоречит, когда Шото собирает ее волосы в хвост, а потом из него скручивает гульку. Пальцы парня, кажется, нечаянно вновь проходятся по спине Марлин, задевая свежую рану под лопаткой и она шипит, прикрывая ее рукой. Все-таки, это была определённо херовая идея, сотворенная последней ее извилиной, которая не была пока поражена алкоголем.       — Кхм, тебе помочь? — Интересуется девушка, однако не поворачивается лицом к Тодороки, дабы не загнать себя в неловкое положение.       Это было не то ощущение. Не то ощущение, когда мочалка проходит по твоему телу, стирая чью-то кровь с твоего тела. Нет, Шото просто снова ведет пальцами по ее шрам.       — Ничего личного. — Марлен оборачивается в пол оборота и хватает парня за руку, поднимая на него взгляд. — Это просто бизнес. Система — выгребная яма, рассадник выродков, коим чужды человеческие чувства. Оступившись единожды, ты теряешь доверие навсегда, если не лишаешься жизни. Здесь нет места слабым. Поэтому нам просто нужно делать вид на людях, что это нам нужно. Не нежничай, это ни к чему.       — У меня есть один вопрос.       Марлен взглатывает и отворачивается, пытаясь отрегулировать поток горячей воды, которая лилась прямо на них с Шото. Видимо, у него плохие отношения к кипятком, поэтому новоиспечённая Тодороки не хотела сейчас каким-то образом доставлять парню неудобства. Раз уж предложила пойти в душ вдвоем добровольно, а не из-за пинков Старателя, то стоит держаться хотя бы до того момента, пока она вроде как не закончит. Этот разговор, возможно, состоится в неординарной обстановке, но всё-таки, время очень даже подходящее.       — Валяй? — Спокойно, на удивление, отвечает девушка и даже не реагирует на то, что парень положил ладони на ее плечи.       — Ты сказала, что не хочешь, чтобы твои дети росли в семье, где отец и мать ничего не значат друг для друга. — Шото сжимает плечи жены и прикрывает глаза. — В любом случае, это одна из причин, по которой ты не хочешь иметь детей, однако, я знаю, что есть и другие. Я не думаю, что ты согласилась стать моей женой не зная, что в любом случае нам придётся это сделать. Хотим мы этого или нет. Пьяные или давно договоренные. Скажи, почему?       — Какие нам дети, Тодороки? — Девушка вздыхает и наклоняет голову. Кладёт ладонь на свою шею и впивается ногтями в нежную кожу. Закрывает глаза. — Мы герои, Шото. Мы в любой момент можем умереть. Ты думаешь, мне легко было ростить племянницу все это время? — Марлен вздыхает и мотает головой. — Это сложно, Шото. Улыбаться ей каждое утро. Сложно говорить, когда она спрашивает когда вернётся мама и папа. Как сказать ребенку, что мама и папа уже не вернуться, когда и сам в это с трудом верится до сих пор? Ни я, ни ты, мы не сможем сказать нашему ребёнку, что его родитель уже не вернётся. Я не хочу, чтобы твой отец когда-то сказал моему ребенку, что мамы с папой больше нет. Что они не вернутся. И знаешь, Шото, если уж когда-нибудь это случится. Если когда-нибудь я вдруг пойму, что сбитый график женских дней, их отсутствие, тошнота, рвота, плохое самочувствие… Что это — беременность, то я брошу все. Я перестану быть героем. Я посвящу себя этому ребёнку. Всю себя. И больше не вернусь. Но сейчас… — Она вздыхает. — Я хочу жить для себя. Мне двадцать, Тодороки. Двадцать лет. Я не готова стать матерью. Нет. Не сейчас. Может, потом. Может быть…       Кран со скрипом закрывается и с голого тела стирают лишнюю воду. По коже бегут табуны мурашек от холодной ткани кимоно. Она слишком пьяна, слишком не в себе, чтобы понять всю абсурдность ситуации. Она слишком устала. А он слишком много думает над тем, над чем не следовало. Он валился с ног, но дальше — больше.