Дай мне руку, если хочешь что-то почувствовать.

      Ссора между Старателем и Марлин медленно переросла в лютую вражду и это задело, в каком-то смысле, даже Шото, который чаще всего сохранял нейтралитет. Однако, когда Энджи, в своей манере, попытался поднять руку на девушку, которая просто отстаивала свое мнение в этом доме, устав от клетки вокруг нее, Тодороки младший понял, что еще чуть-чуть и от его жены и мокрого места не останется, зная ее рвение доказать что-то. Да, она не любитель методов, что включают в себя физическое насилие, но если бы Старатель всё-таки ударил ее — Марлин так просто это не оставила. Она бы разнесла к херам весь дом, но влепила Старателю так, чтобы он запомнил это навсегда. Но, этого не случилось, к счастью. Почему? Шото вовремя схватил отца за руку, а после утащил жену в ее комнату. Марлин, которая медленно приходила в себя, завороженно, не отрывая взгляда, следила за тем, как Шото аккуратно перебирал ее вещи в шкафу и складывал их в ее сумку. Забота Тодороки о ней начала так стремительно проявляться, что ей было так сложно не забиться в угол комнаты, выгнать криками Шото из комнаты, и просто остаться наедине. Кажется, даже тогда, когда Тодороки тащил ее, еле перебирающую ногами, на выход под взгляд Энджи, Марлин не была так растеряна из-за сложившейся ситуации, как от того, что перед выходом Шото сказал, что не позволит кому-либо навредить ей. Никогда. Даже себе самому. И от этого сперло дыхание. Ноги сами несли за ним, тело слушалось его просьб быстрее идти. Успокоиться. Дышать глубже. Странно то, что Марлин не до конца осознавала происходящее. Она все так и не могла отойти от момента, когда Старатель занес руку для удара до тех пор, пока Тодороки не укрыл ее пледом, всучив измученной жене в руки кружку с чаем.       Квартира, в которую Шото ее привез была, вроде как, куплена им уже давно. Типо гнезда, где он хотел создать семью. И сейчас тут она. В странно-молчаливой обстановке, что давила на голову, разрывая перепонки. С одной стороны хотелось сказать спасибо Шото за то, что хоть какое-то время она сможет побыть в тишине и спокойствии, прийти в себя, успокоиться, а с другой стороны Марлен выть хотелось от одиночества. Она только и делала, что лежала в спальне под одеялом, изредка выходила, когда Шото был на работе, что-то готовила к его приходу или просто пила чай. Они снова не обременяли друг друга пустыми разговор, которые к чертям никому из них не сдались. Шото не пытался узнать что у нее на душе. Марлин не пыталась узнать как дела на работе и с отцом. Просто не хотелось лишний раз издавать и звука. Не типичная они пара. Их нельзя назвать примером для подражания. Нельзя сказать, что к этому можно стремиться. Стремиться к полному отстранению друг от друга? Молчанию? Похуизму? Что вообще делает их отношения отношениями? Только глупый штамп в паспорте? К чему только были эти попытки? Попытки стать ближе. Доверять. Марлин не понимала что сейчас она чувствует. Не понимала себя и свое желание быть ближе с человеком, который ей, по сути, совершенно никто.       Зачем она пыталась найти между ними что-то общее?       И что вообще между ними общего?       Глупые проблемы с отцами?       Неразговорчивость?       Отстраненность?       Молчаливость?       Шото заботливый молодой человек, если раскрыть эту сторону парня. В какой-то момент их месячного проживания в стенах квартиры Тоторо это заметила, но тут же погас огонек желания тянуться к нему. Просто вот.       Марлин мастерски скрывает и зарывает в себя все свои эмоции и переживания. Не всегда улыбается по настоящему. Со стороны кажется, что ей далеко еще до взросления. Нет, не так. Она выглядит и ведет себя так, будто повидала много. И люди верят.       Тодороки сам уже давно признался себе, что хочется узнать ее больше и лучше. Хочется дотронуться к этому запретному плоду, вкусить его. Хочется увидеть какая она, когда смущена. Какая она, когда ей весело. Хочется видеть, как она раскрывается для него. Но, кажется, легче уже убиться. И даже сейчас, глядя на то, как она ест с нулевым лицом, Шото не оставляет надежд найти ниточку, за которую нужно дергать.       — Ты мне нравишься.