Трагедия в 3 актах

У сэра Чарльза был только один по-настоящему близкий друг – доктор Бартоломью Стрендж, с которым они вместе учились в Оксфорде, и с самого детства их связывала братская дружба. В настоящее время Толли (как с нежностью называл его сэр Чарльз) сделал успешную карьеру невропатолога и даже основал в Йоркшире клинику для душевнобольных, в которой трудился главным врачом. Сэр Бартоломью был лишь на 5 лет младше Чарльза, но в свои 55 отличался удивительной моложавостью и тоже обладал очень симпатичной внешностью: был высок, у него были темные глаза, чуть смуглая кожа, красиво очерченный орлиный нос и темные, модно постриженные, волосы. Должно быть, ему очень шел его белый халат, хотя видеть в оном доктора Стренджа мне еще не приходилось. Незадолго до этих событий сэр Бартоломью Стрендж получил рыцарское звание. Характер у него был довольно добрый, хотя и немножко высокомерный. А еще – большое чувство юмора (который, правда, ввиду профессиональной деформации, иногда бывал черным). — Знаете, в чем главное преимущество профессии врача? — пошутил сэр Бартоломью. — Возможность не следовать своим собственным советам. В противоположность моему любимому, сэр Бартоломью отличался равнодушием к женщинам и был женат на своей работе. Не могу утверждать, что этот парень совсем не имел романов – в наш век это вряд ли возможно, - но уж голову от любви он, точно, никогда бы не потерял! Это был здравомыслящий прагматик до мозга костей. Это все, что я могла о нем сказать – я его плохо знала. Но он был одним из немногих людей, кого мне хотелось бы узнать поближе. То, что он был лучшим другом мужчины, которого я боготворила, очень возвышало доктора Стренджа в моих глазах. Признаться честно, я ему даже немного завидовала – ведь он имел священное право называть моего возлюбленного просто «Чарли», в то время, я могла довольствоваться лишь «сэром Чарльзом», что было очень жестоко. Как говорят, что позволено Юпитеру, не дозволено… бедной Гермионе! Что поделать, я слишком молода для него! *** Еще одним заметным человеком в жизни короля моего сердца была 47-летняя мисс Вайолет Милрей – экономка и секретарь, служившая в его доме уже 6 лет. Эта женщина, которая никогда не была замужем, совершенно не походила на свое имя. Она напоминала скорее могучее черное дерево, чем нежную фиалку. Высокая, среднего телосложения, шатенка – почти брюнетка – со смугловатой кожей, небольшими глазами и довольно крупным носом. Впрочем, у нее были хорошие, безупречно уложенные, волосы. Она была очень невзрачна, всегда незаметна, за что получила от сэра Бартоломью насмешливое, но довольно меткое определение - «призрак на пиру». Действительно, она стала тенью сэра Чарльза. Свои обязанности выполняла безукоризненно, и все в доме работало, как часы. Она была по-собачьи преданна своему хозяину – и, естественно, была безумно и самозабвенно влюблена в него. Так же, как и я. Хотя мне об этом никто не говорил (да и кто мог сказать?), я сама все понимала – ведь женщины безошибочно чувствуют подобные вещи. Поэтому, что вполне понятно, между нами свирепствовал тайный дух соперничества. Конечно, мы обе были слишком воспитаны, чтобы порвать друг другу глотки, но в глубине наших душ затаилось некое подобие взаимной вражды, похожее на горячую магму внутри ледяной горы. Нам было очень тяжело видеть друг друга… Вместе с тем, я была не склонна верить в возможность романа между ними. Сэр Чарльз относился к ней очень тепло, хоть и с иронией, но это не имело ничего общего с влюбленностью, страстью или просто плотским влечением. Она же, в свою очередь, отличалась такой восхитительной скромностью и добропорядочностью, что не могла питать к нему ничего, кроме беззаветной, безмерной и чистой, как слеза младенца, любви. И за это счастье находиться рядом она платила ему невероятной заботой, которая очень забавляла сэра Чарльза. «Я постоянно боюсь, что в один прекрасный день она начнет чистить мне зубы», - шутил он. Знал ли он о ее глубоких чувствах к нему? Вот этого я понять не могла, хотя нередко задавалась этим вопросом. Даже очень проницательные мужчины в вопросах любви бывают слепы… Но однажды мисс Милрей собралась уволиться, по ее словам, для ухода за больной матерью, но, как я полагаю, причина была не только в этом. Вероятно, бедняжка больше не могла нести это бремя безответной и безнадежной любви… Как бы то ни было, я понимала ее, как никто другой; в известной мере, я сочувствовала ей и даже испытывала, как ни странно, долю симпатии, но, с другой стороны, и завидовала, потому что она имела возможность быть рядом с дорогим нам человеком и заботиться о нем. …Такими были Мы, когда разыгралась эта трагедия в 3 актах, призванная стать жестокой и прекрасной легендой о Любви, которой позавидовали бы даже Тристан и Изольда; а также - Элейна из Астолата и сэр Ланселот…