Трагедия в 3 актах

Последующие заседания суда, на которых я всегда присутствовала, приняли захватывающий характер. Адвокат Чарли был безупречен. Он твердо и последовательно настаивал на его невменяемости. А я приветливо отвечала на вопросы журналистов и говорила, что мы намерены бороться до конца. Но сторона обвинения все же была сильнее. Позиции ее подкрепляли свидетели, в частности, мисс Уиллс, которая давала свои показания с особым упоением. Говоря справедливо, ее вполне можно понять… Но в те минуты я желала ее смерти… Что касается Пуаро, к моему великому разочарованию и ужасу, он тоже свидетельствовал не в нашу пользу. «Сэр Чарльз не был безумцем, - заявил он. – Напротив, это один из самых хитроумных, изощренных и хладнокровных преступников, которых мне приходилось видеть. Ему удалось ввести в заблуждение даже меня, Эркюля Пуаро». Эта реплика повергла меня в отчаяние. «Лучше бы на «генеральной репетиции» погиб он, а не преподобный Стивен!», - с ненавистью подумала я. Финал, казалось, был предрешен, но я не теряла надежду. Пришла зима. Наступило Рождество, затем – и новый, 1939, год, а у меня было лишь одно, самое сильное желание, которое, как я надеялась, все же осуществится. *** И вот последнее заседание суда, которое я никогда не забуду. - Господа присяжные, - спросил судья. – Каков ваш вердикт? - Виновен, - последовал ответ. Я замерла в ужасе. Судья надел нелепую черную шапочку. Я понимала, что это значит… Проклятые лицемеры! Если вы считаете необходимым убить его, к чему этот цвет скорби? Плачущие крокодилы, пожирающие своих жертв!.. - Чарльз Энтони Картрайт, - заговорил судья, и каждое слово ножом вонзилось в мое сердце. – Согласно приговору, Вас увезут отсюда в место последнего заключения, а оттуда – к месту казни, где Вы будете повешены за шею, пока не умрете. Пусть Бог смилуется над Вашей душой. Я не выдержала и заплакала, сидящая рядом мать обняла меня, а Чарли выслушал приговор с королевским достоинством. Ему предоставили возможность сказать последнее слово. - Я не буду просить прощения, потому что считаю, что не заслуживаю его. Хочу поблагодарить двух милых, преданных и великодушных женщин, которые любили меня и приняли меня таким, как есть. Тебя, моя дорогая Гермиона, и Вас, глубокоуважаемая мисс Милрей. Я буду помнить вас всегда и молиться о вас, если только, по моим грехам буду иметь на это дерзновение. Спасибо, мистер Линли, что пытались защитить меня, но я верю, что я этого не стою. Я заслужил то, что имею. Встретившись взглядом с Пуаро, я увидела на его лице растерянность – как будто он знал, что это случится, но не мог поверить. Как же я ненавидела его в эту минуту! Он подошел ко мне. Мне хотелось разорвать его на части! - Примите мои соболезнования, мадемуазель. - Должно быть, Вы теперь счастливы! Ведь правосудие восторжествовало! - Мне очень жаль, что… - начал Пуаро, но я его перебила. - Вы могли бы спасти его жизнь, которая была в Ваших руках, но Вы не сделали этого. Вы не протянули нам руку помощи. - Мне очень жаль, мадемуазель, но я не мог. Мой профессиональный долг и моя совесть не позволили бы мне сделать это. - Если так, я не нуждаюсь в Вашем сочувствии, - с ненавистью ответила я, отходя от него. Выходя из здания суда, я увидела раздавленную горем мисс Милрей. Порыв невыразимого отчаяния – и, разрыдавшись, мы без слов бросились в объятия друг друга. Мы не могли обнять нашего любимого – и, не в силах вместить свою необъятную скорбь и невосполнимую утрату, горько плакали, уткнувшись друг другу в плечо. Мы были близки, как никогда прежде. Безмерное горе, которое нельзя описать словами, по-настоящему породнило нас… - Мне очень жаль, мисс Литтон-Гор, - мрачно произнес подошедший ко мне адвокат Линли. - Неужели ничего нельзя сделать? – слабым голосом спросила я. - Можно подать прошение о помиловании на имя короля, - вздохнул адвокат. – Но, как Вы понимаете, шансов очень мало… - Так сделайте же хоть что-нибудь!.. Пожалуйста… - Сэр Чарльз очень горд, он может не согласиться, но я постараюсь его убедить, - пообещал адвокат. …Мама поспешила меня увести. Возвращаться в Лумаут было уже поздно, поэтому остаток дня и ночь мы провели у тети Хелен. Оглушенная горем, я не могла не только с кем-либо говорить, но даже и молиться, лишь, не переставая, плакала в своей комнате. На следующее утро мы уехали в Лумаут первым поездом, точнее, мать увезла меня туда чуть ли не силой...