Пламя сердца твоего

      Выпустили нас ровно в то же время, что и прошлым вечером заключили «под стражу». Стража расступилась, пропуская Занзаса в уборную за час до назначенного срока. Вернулся тот уже гладко выбритый, умытый и даже вроде бы причесанный. Похоже, руками. Я тоже сходила умыться. Так, чтобы встречали нас не совсем чумазых.       Конрад, не находящийся под надзором, все это время свободно ходил между камерой, коридором и до уборной. Охрана провожала его взглядами, с лицами, выражавшими сразу с десяток вопросов, главным из которых был, кажется, все же: «Что он здесь вообще делает?». Мукуро снова скрылся с глаз в иллюзии, но менее напряженной охрана не стала выглядеть.       Кажется, они считали секунды, стоя с ключами наизготовку перед решеткой, когда запустили нас обратно, и ждали, чтобы открыть дверь уже официально. Как бы абсурдно это не звучало. Наконец, наручные часы показали нужное время. Стоящий у решетки ключник суетливо зазвенел ключами в замке.        — Ваше заключение окончено, — негромко, но четко выдохнул главный, открыв дверь.       Я внутренне посмеивалась с происходящего, хотя и понимала, что у этих людей стресс, но все равно прозвучавшее облегчение в его тоне вызвало улыбку. Занзас же проигнорировал их и пошел вперед, мимо расступившихся мафиози. Я пошла вместе с рыжим за ним, услышав отдаленное, когда уже была почти на самом верху лестницы у выхода:       — Подушки уберите! — сказано злым шепотом, кажется, их главным.       Жаль, уже не было видно, бросился ли он прятать их первым. Ну да ладно. За прошедший день я уже чуть больше выспалась, тем более с чуть большим комфортом. Никто нас не беспокоил больше.       Никто не препятствовал, давая нам покинуть здание. Снаружи уже ждали Скуало с Луссурией, Реборн с Тсуной, Базилем и Гокудерой и школьная троица: Федели, Конте, Пелагатти. Чуть поодаль Фуюки с Мураками, двое незнакомых мужчин, которые вели себя как охрана, и на удивление там же Игното, которому Мураками что-то лениво объяснял. Я не ожидала, что соберутся прям все.       Тсуна весь напрягся, порываясь подойти и, видимо, опять спросить про Энму, останавливала его, похоже, только мрачная рожа Занзаса, который так же мрачно окинул их взглядом, отчего никто не сдвинулся с места, а то и сделал шаг назад. Гокудера находился явно за компанию с намеренно скучающим видом, очень ненатурально изображая безразличие к происходящему. Школьная троица, похоже, тоже не рискнула приближаться к не менее чем всегда угрожающе выглядящему боссу Варии. Я замерла, недолго подумала и сказала, обращаясь больше к Тсуне, чтобы он не делал глупостей:       — У меня есть еще одно дело, так что я приду позже, — и была такова, поспешив нагнать стремительно удаляющуюся за своим боссом Варию.       — Хорошо, мы подождем тебя, — выдохнул братец, немного расслабившись.       От меня не укрылся косой взгляд Реборна из-под полей шляпы. Но коротышка, видимо, подумал, что мое «дело» — это лишь вопрос по поводу Шимон, а потому решил не вмешиваться, утверждая меня во мнении, что ему все равно.       Офицеры Варии на удивление повели нас не к тому дому, что раньше. Они свернули в другую сторону, и я прикинула, что до дома школьников несколько кварталов.       — Вы куда-то еще идете? — полюбопытствовала я.       — После ваших выходок нас добровольно-принудительно выселили на две улицы ниже к гавани, — раздраженно процедил капитан Варии, на удивление негромко, так как почти не раскрывал рта и вообще едва удержал свое фирменное «врой» на всю улицу. — Соответственно и дальше от центра острова, что неявно обозначает и отношение Вонголы, и доброе расположение Советника.       — Будет тебе, Скуало, это не такие уж большие санкции, — ободряюще улыбнулся ему Луссурия. — Тем более что теперь-то босс и Акира разрешили между собой разногласия.       Солнце Варии, казалось, вопросительно посмотрел на меня и на Занзаса, будто желая убедиться в сказанном. Не знаю, как Занзас, а я вдруг поняла, что у нас осталась недосказанность по поводу неожиданно обнаружившейся связи. Вроде бы Занзас все же подуспокоился и переварил поступившую информацию. Но все же… Неясно, как нам теперь вести себя друг с другом? К каким выводам он пришел? Будет ли он еще психовать? Думаю, это надо будет еще обсудить. Но сначала я все же осмотрю его источники, потому что потом у нас опять на некоторое время, возможно, появятся разногласия. Он будет опять психовать, дуть губы, злобно зыркать заалевшими глазками. Лучше, конечно, если не будет. Но если да, то опять некоторое время придется выждать, иначе мы снова можем вляпаться в местный обезьянник.       — К слову, чертяка, — подал голос Скуало, когда длительность паузы дала понять, что предыдущий разговор не продолжится, — кто в твое отсутствие главный в твоей группе?       Сначала недоуменно на него посмотрев, я задумалась над этим вопросом. Обычно он не поднимался, но, как показывал опыт, при моем внезапном исчезновении хранители начинают конкретно сходить с ума. Но это даже ожидаемо. Другой вопрос, что при этом они действовали разрозненно, каждый своими методами. Думаю, при необходимости по крайней мере Мукуро и Кёя могли бы обмениваться информацией… но, кажется, лишь в порядке исключения. Я была уверена в том, что Мукуро, в случае невозможности решения проблемы своими силами, может передать информацию Кёе, а Кёя может разве что попытаться напрячь Мукуро на поиски нужной информации. Если найдет.       Про остальных и говорить нечего. Возможно, они бы и смогли организоваться самостоятельно, но лишь разбившись на небольшие группы.       По долгому отсутствию ответа капитан Варии сам сообразил этот ответ и посоветовал:       — Тебе стоит подумать над этим вопросом. Если бы что-нибудь случилось, пока ты сидела в камере, кто-то должен был принимать решение. На случай отсутствия или гибели босса руководство переходит ко мне, как второму лицу. В случае моей смерти — к Луссурии. Два лица после дают некоторую гарантию, что кто-то будет способен руководить Варией в сложный момент.       Я кивнула на это, задумчиво посмотрев в спину идущего впереди всех Занзаса. Конечно, у Варии своя специфика работы и гибель на каком-нибудь задании может оказаться очень реальной и неожиданной. И все же моя организация будет и дальше расширяться, поэтому мне стоит понаблюдать за такой организацией у других.       Я бы не сказала, что новый дом Варии чем-то сильно отличался от предыдущего в размерах или внешнем виде. Немного другая планировка, только и всего.       — Нас уже ждут в гостиной, — сообщил Скуало. — Если хочется что-то сделать до того, как начнем, — капитан внимательно посмотрел на меня, — то сейчас самое время.       — Я хотела бы искупаться, — недолго думая, сообщила я, решив, что поужинать можно и позже.       Все-таки нас там более-менее нормально кормили. Без изысков, простые блюда, от которых я уже малость отвыкла, но съедобно. Но, пусть там и была ванная, но очень небольшая, и без нормального душа. Так что просто хотелось смыть с себя запах подземелья.       Луссурия вызвался провести меня к ванной, а затем удалился. Под дверью остался сторожить Конрад. Когда я вышла, Луссурия уже вернулся и держал в руках стопочку одежды и пару маленького размера высоких кроссовок.       — Это для тебя, — подтвердил он на мой вопросительный взгляд. А затем добавил, когда я взяла в руки и обнаружила, что размер обуви точно мой:       — Раз ты у нас часто бываешь, мы решили заказать пару комплектов, — он улыбнулся. — Про запас.       Это, конечно, хорошо, что не придется закатывать рукава и штанины… Да и приятно получить новый комплект одежды, изготовленной специально для пламенных. Но не уверена, как на это реагировать. Возможно, им просто не понравился комплект школьной формы, в которой я до сих пор рассекала? Или они решили не оставаться в долгу? Хотя это вряд ли, Скуало говорил, что по долгам они привычны рассчитываться, но по его мимике и словам было понятно, что я делаю слишком много, по его мнению. Может быть, и правда, когда я у них несколько раз останавливалась — это уже «часто».       — Конрад, а ты умыться не пойдешь? — спросила рыжего.       — Ей, я ж ходил, — ответил он с непониманием — видимо, имея в виду ту ванную комнату, что была в заключении.       Я внимательно на него посмотрела.       — Я сейчас, — переменил он свое решение, открыл дверь и, не закрывая ее, прошел к умывальнику.       Повязку он перед этим стянул с лица, и я не без любопытства присмотрелась к его короткому косому шраму, начинавшемуся от брови — сантиметров десять будет. Видимо, все же повреждения хватило, раз глаз отсутствовал. Не то чтобы раньше я вообще не могла его никогда увидеть без повязки, однако снимал рыжий ее редко и надевал обратно быстро. И глядя на его аккуратный шрам, если не знать, что глаза нет, трудно поверить, что ранение когда-то выглядело так плохо. Получается, либо хорошо залечили, либо зажило…       Как на собаке.       Похоже, он уже никогда не отделается от этого сравнения.       Рыжий плеснул водой в лицо. То ли уловив мое внимание, то ли не желая просто терять меня из виду, скосил на меня глаз, будто проверив, посмотрел еще раз в зеркало. Почесал щеку. Достал бритву из кармана, видно, личного пользования, и принялся наводить порядок.       Я фыркнула и удалилась переодеться в соседнюю пустую комнату, а когда вышла через минуту, рыжий стоял тут как тут. Луссурия продолжал дружелюбно улыбаться.       Я оставила школьную форму в той комнате, решив забрать позже. Хотя в том, что я ее надену обратно, уже сомневалась. Все же остров полон пламенных… Лучше быть готовой ко всему.       Предложенная мне одежда оказалась комфортной, немарких цветов. После чего Луссурия повел нас дальше. Видимо, Занзас тоже то ли приводил себя в порядок, то ли получал доклады от варийцев, потому что сначала мы зашли за ним, а потом уже пошли дальше.       Пока я рассматривала антураж, варийцы привели меня с увязавшимся тихим рыжим в одну из комнат, больше смахивающую на гостиную на первом этаже. Здесь уже сидели двое: мужчина и женщина. Мужчина был полностью седой, с челкой, зализанной набок, и строгим пробором таких же зализанных волос. Зато в наборе были джентльменские усы и ухоженная борода. Руки у него оказались все в морщинах, но лицо выглядело моложе, да и осанка ничуть не увяла, отчего я не могла определить даже более-менее точно его возраст. Ему могло быть как сорок, так и восемьдесят. Ровно так же обстояло и с женщиной. Светло-русые, крупно завитые на концах волосы уложены в прическу, популярную годах в шестидесятых. Насколько я могла ее рассмотреть за шляпкой. Она была одета в костюм с юбкой темно-зеленого цвета, который был перевязан поясом-бантом. По женскому лицу еще менее представлялось возможным определить точный возраст, хотя небольшие морщины у рта и глаз, опускавшиеся вниз, говорили о том, что ей не тридцать и, даже может быть, не сорок.       Оба выглядели довольно спокойно, несмотря на то, где находятся. Хотя при виде появившегося в дверях босса Варии, ожегшего их коротким взглядом, ощутимо напряглись и оторвали от него внимание, только когда заговорил Луссурия:       — Позвольте представить вас, — жеманно улыбался он, певуче растягивая слова, — синьор Альберто Бенедитти и мадам Селин Кастанье.       Названные поднялись со своих мест. Луссурия характерно сделал мягкую «н» на конце фамилии женщины, что я задалась вопросом, у нее французские корни или она представительница французской семьи. Но ненадолго, так как вряд ли для меня это что-то будет значить.       — Они известные в определенных кругах владельцы пламени Солнца с соответствующими лекарскими навыками, — продолжил Луссурия. — В прошлый раз мы обращались к ним в том числе за помощью в нашем тонком деле. Они оказались также на острове и согласились подстраховать меня в случае чего-то непредвиденного. Ты не возражаешь, солнце?       Я вообще не возражала и только порадовалась предусмотрительности Луссурии. Это почти медицинский консилиум. Мне даже спокойней будет лезть туда, где особо ничего не понимаю, и не бояться задеть в человеческом теле что-то не то. Во всяком случае, они могут быстро прийти на помощь. Поэтому я отрицательно замотала головой.       — Вовсе нет.       — Синьор Луссурия, — на английском обратился хрипловатым голосом мужчина с недоверием, — вы хотите сказать, что это новый «специалист», что вы нашли?        — Я же предупреждал, что специалист молодой, — ничуть не смутился Солнце Варии и даже не перестал улыбаться. — Предлагаю вам подождать и самим во всем убедиться.       Рада, что в моих способностях уверены.       Занзас, устав, видимо, ждать, тяжело сел в одно из кресел, к которому заботливый Леви-а-Тан тут же пристроился позади, тяжелым орлиным взором окидывая гостей. Я пристроилась в соседнее, порадовавшись, что оно не слишком глубокое и я в нем не утопаю.       — Расскажите о своих выводах, — предложила я гостям, присевшим обратно на диванчик.       Скуало остановился также недалеко от Занзаса. Конрад молчаливо повторил действия Леви. Луссурия же замер между диваном и уже моим креслом.       — Как я уже говорил, — начал он, подав, видимо, пример для гостей. — Причина в поврежденном источнике пламени Ярости.       — Ранее почти не было подобных случаев слияния пламени Неба и Урагана, с созданием пламени Ярости, и нет ни одного случая, когда и так уникальное пламя подверглось бы такому повреждению ничуть не менее уникальной техникой, — заметила женщина сухим тоном также на английском, но с акцентом. — Все, что мы делаем, экспериментальные подходы. Они опасны, а результаты непредсказуемы, — женщина взглянула на меня, будто желая удостовериться, что я это понимаю.       — Если можно меня назвать специалистом в чем-то, так по экспериментальным подходам, — вежливо улыбнулась я строгой француженке, соответствующий акцент в английской речи говорил об этом.       — Что ж, если ты действительно специалист, — заговорил вновь седой Бенедитти. — То в какой области у тебя познания? Какой у тебя подход?       В его голосе не слышалось пренебрежения, но он явно без энтузиазма относился к идее привлекать меня и пояснил, видимо, чтобы не возникло недоразумений и претензий к нему:       — Не подумайте дурного, синьор Занзас, если все закончится успехом, я буду только рад возрадоваться вместе с вами. Но пока что для меня неочевидна причина, по которой вы приглашаете внешне ребенка. Не хотелось бы допустить непоправимую оплошность и навредить вашему здоровью.       Занзас снова ожег его взглядом, задержавшись.       — Твоя задача только в том, чтобы стоять рядом, если что-то пойдет не так, — сказал он, не отпуская со старика тяжелого взгляда. — Сомнения оставь при себе.       Как только Занзас закончил говорить, воцарилась пауза. Он не спешил и сверлил мужчину тяжелым взглядом, отчего тот очевидно занервничал и оцепенел, но никак не мог отвести взгляд. Как только стало ясно, что босс Варии сказал все, что хотел, Луссурия снова разрядил обстановку ободряющим тоном:       — Как и сказал босс, не нужно сомневаться в ее способностях. Давайте просто работать все вместе над поставленной задачей.       Лекари его энтузиазма не разделяли. Очевидно, что им не хотелось попасть под горячую руку в случае неудачи и плохих последствий, но отказываться уже было поздно.       — Почему-то способности аркобалено не вызывают у вас сомнений, — ровным холодным голосом произнес появившийся буквально из воздуха Мармон.       Иллюзионист плавно спланировал по воздуху и, так как уже не было свободных сидений, как и особого выбора (а, видимо, рядом с Леви сесть на спинку кресла Занзаса он считал явно худшим выбором), присел на спинку моего кресла, отчего я повернула голову и поздоровалась:       — Привет, Мармон.       — Привет, — буркнул Туман и бросил в том же тоне уже докторам:       — Я плачу вам не за сомнения, а за работу. От вас даже может ничего не потребоваться, а деньги будут уплачены. Поэтому не вижу причин для вашего недовольства.       — Но, позвольте, синьор Мармон, — подала голос женщина ровным тоном, держа себя в руках, — аркобалено ни с кем не спутаешь, вы выглядите гораздо моложе нее, и все аркобалено уже известны мне поименно. Несомненно, она не аркобалено, поэтому небольшое сомнение с нашей стороны от недостатка информации вполне оправдано. Ведь в наших общих интересах, чтобы не возникло осечек.       — Их не должно быть, — подтвердил Мармон. — Информация о нашем специалисте не входила в ваш контракт, поэтому можете просить ее только за дополнительную плату.       Оба лекаря проглотили языки. Не знаю, что мешало им развернуться и уйти, если их что-то не устраивало, но наверняка причины были. Оба оставались на местах. Я же подозревала, что таким способом Мармон просто выразил общее желание варийцев не выдавать лишнюю информацию. В том числе и обо мне, что, конечно, было мне на руку. Хотя, если быть честной сама с собой, то я сама волновалась, что могу что-то сделать даже хуже, и чем больше мы говорили, тем больше они нагнетали у меня это ощущение. Успокаивало меня только то, что я собиралась просто посмотреть, а потом уже действовать.       — Тогда давайте перейдем к делу, — нетерпеливо хлопнул в ладоши Луссурия, привлекая внимание. — Нужно посвятить нашего специалиста в курс дела.       С этим все молчаливо согласились. Лекари принялись делать выкладки по предыдущей их работе, но, так как их речь пестрела медицинскими терминами, я едва улавливала что-либо. Поняла только, что они проверяли буквально все: сердечный ритм, состав и давление крови, какие-то еще гормоны, движение диафрагмы, показатели внутренних органов и еще кучу всего… Хотя я все равно внимательно слушала и пыталась уловить хоть что-то, что может стать мне полезным. Но несмотря на мое стремление, я быстро поняла, что это бессмысленно, и попросила:       — Не могли бы вы обрисовать ситуацию обойдясь без медицинских терминов? Я не доктор и не смыслю в них. Пока что я только поняла, что при увеличении доли Урагана происходят вполне обычные явления, вроде повысившегося пульса и нагревания температуры тела с сопутствующей нагрузкой. А затем сразу же идут жженые раны.       Оба лекаря чуть ли не переглянулись. Казалось, они только утвердились в мысли, что Вария, отчаявшись, взяла кого-то некомпетентного во врачебном деле. Но у них даже лица не поменялись, только глаза выдавали мысли.       — Если для несведущего человека попытаться объяснить в общих чертах, — не спеша начал, подбирая слова, Бенедитти, — то показатели в состоянии относительного покоя и использовании пламени либо в пределах нормы, либо незначительно превышают. Незначительно настолько, что причины для возникновения ожогов в тканях тела просто нет. И как я понимаю, никто из нас, как и я, не может найти процесс, который приводит к этому.       — Вы отслеживали это все в момент, когда появляются шрамы? — уточнила я.       — Разумеется, — возмутилась француженка Кастанье, выразив эмоции нахмурившимися аккуратными бровями и дернувшейся щекой с, кажется, накладной родинкой. — Показатели сняты приборами и человеком и до, и во время, и после. Все занотировано, и я могу дать пояснения ко всем данным, которые передала Варии.       — Не нужно, — отказалась я, боясь, что процесс излияния непонятного потока слов затянется на несколько долгих и, вполне вероятно, бесполезных часов. — Я предпочту сначала сама посмотреть.       Слова были сказаны. Все снова помрачнели и с этой мрачной сосредоточенностью пошли за посерьезневшим и пригласившим следовать за ним Луссурией на второй этаж. Там уже стояла медицинская кушетка по центру и на небольшом отдалении от нее — медицинская аппаратура. Комнату освободили от всего ненужного, и теперь она выглядела пустоватой.       Выглядит так, будто, пока мы с Занзасом сидели сутки за решеткой, Вария все подготовила для этого момента.       Осмотрев все это и шкаф с коробками, в которых, похоже, лежат расходники для оказания помощи и что-то вроде медицинских инструментов, уже разложенных в каком-то порядке, я поняла, что лекари уже ознакомлены с арсеналом, и деловито сказала, повернув голову к боссу Варии:       — Раздевайся.       Не успел никто еще отреагировать, как Скуало, стоящий сбоку от Занзаса, выпалил, привычно для него отчетливо и громко:       — Полностью?       Занзас, сосредоточенно нахмурившись, скинул пиджак на стоящий у стены стул и принялся за рубашку, путанно расстёгивая пуговицы. Кажется, по-своему нервничает.       — Полностью, — подтвердила я.       — Зачем это? — уточнил на этот раз Занзас, пристально взглянув на меня. — С патлатым было достаточно верха.       Вряд ли он сейчас стесняется, рассудила я, но, видимо, нервозность требовала знать побольше.       — Дождь находится в теле выше, чем Ураган, — пояснила я, заметив, что лекари прислушались, замерев в ожидании.       — И где же? — прищурился Занзас.       Я не сразу смогла ответить, отчего его прищур стал еще более недобрым и в комнате стало душнее.       — На копчике, — подобрала я определение, не став упоминать запретную, как мне показалось, область ягодиц.       Занзас подозрительно на меня посмотрел и взялся за пояс брюк. Может быть, думал, шучу ли я с серьезным видом или нет. А вот на Скуало это воздействовало сильнее. Он вообще выглядел нервно, и такое ощущение, что едва удерживал себя на месте. Даже непременно сорвался бы куда-то бежать и что-то делать, если бы это хоть что-то дало и он точно знал, что именно ему делать.       Я взглянула на других офицеров. Луссурия выглядел деловито, а Леви хмурился. За капюшоном Мармона, натянутым почти до кончика носа, не было возможно ничего разглядеть. В то же время Конрад пытался не отсвечивать.       Когда Занзас остался в одних простых черных боксерах, я скомандовала ложиться на живот, так как было бы неловко обследовать в другом случае. А когда Занзас лег на кушетку, опущенную ниже для моего удобства, капитан Варии сделал затяжку носом, показавшуюся слишком громкой в наступившей напряженной тишине, прерываемой ранее лишь шуршанием одежды босса Варии.       Зыркнула на Скуало. Если бы не его замечание, мои мысли бы даже не свернули в это русло. Сейчас, конечно, не время и не место, и Скуало, как и остальные варийцы, переживает за своего босса, но он смотрел таким пробивающим до костей взглядом на мою руку, поднятую для того, чтобы прикоснуться к коже на пояснице его босса, что я не смогла удержаться.       Я снова незаметно бросила взгляд на выпученные от напряжения глаза мечника. Медленно переместила и приблизила руку, замерев сантиметров на пять выше. Еще каких-то пять сантиметров, и моя ладонь опустится на копчик.       Снова проверила реакцию. Скуало, казалось, не дышал. Я сместила руку левее к даже на вид пружинистым ягодицам. Снова замерла.       Скуало, на которого я снова искоса взглянула, сглотнул, дернув беззвучно кадыком.       Моя ладонь секунда за секундой двигалась все ближе и ближе. Время будто замедлилось в этой тягучей тишине, разлившейся по помещению. Даже у меня стучало в ушах, что уж говорить о Скуало, который, выпучив глаза, практически не дышал. Я медленно опустила руку ниже, оставив чуть больше сантиметра, что я уже чувствовала тепло тела. Глаза Скуало расширились еще больше, хотя казалось — некуда. Странно, что за ягодицы Занзаса он переживает больше, чем за свои.       От этой мысли на моем лице, кажется, все-таки расплылась предательская улыбка, потому что Скуало взорвался:       — ВРО-О-ОЙ! — завопил он так, что, кажется, задрожали стекла в зашторенных окнах. — Чтоб тебя, мелкая ты чертяка! Ты специально это делаешь?!       Луссурия выскочил рванувшему вперед ко мне Скуало наперерез и, плавно уйдя за спину мечнику сбоку, принялся удерживать воинственно размахивающего руками и неистово бранящегося Скуало на месте. Его фирменный «Вро-ой!» превратился в длинное и хрипло-гудящее, как мотор: «Вра-а-а-а-а-а-а-а!».       Конрад, притулившийся в углу и ранее не отсвечивавший, внешне флегматично высунул отработанным движением сигарету из кармана и вполголоса что-то пробубнил, сминая ее пальцами, как будто сделал это неосознанно. Кажется, он не выглядел удивленным или взволнованным, но, судя по немного нахмурившимся бровям, в его мыслях было что-то недовольное и со злой насмешкой, когда он посмотрел на капитана Варии, однако разобрать, что он говорил себе под нос, было невозможно из-за отбивавшегося по стенам разъяренного ора.       Я беззвучно посмеивалась, пытаясь не засмеяться в голос, и прикрывала рот рукой, когда неожиданно словила подзатыльник от развернувшегося и севшего на кушетке Занзаса. Потирая ушибленный затылок, взглянула на хмурого босса Варии:       — Прости, не удержалась.       — Не отвлекайся, — хмуро бросил он и, когда я кивнула, лег обратно.       А я подумала, не вспомнил ли он в тот момент, когда влепил мне подзатыльник в прошлый раз, о своих ягодицах? Как раз в тот момент, когда я сказала, что погладила бочок Спейду. Ведь Занзаса тоже «погладила», хотя, скорее, отутюжила, как перегретым утюгом. И пока фантазия Реборна рисовала ему всю ситуацию с Деймоном в красках, Занзас представлял, как я утюжила бок Спейду. И конечно, тогда он меня простил за это. Но не забыл. И вспомнит, наверное, еще не раз.       Что ж… сделанного не воротишь. Скуало уже слегка успокоился и по крайней мере прекратил орать. Хотя менее бешено выглядеть не стал, чем явно пугал приглашенных лекарей.       Я перестала обращать на его шумное дыхание внимание и сосредоточилась на задуманном. Положив правую ладонь обратно на копчик, посмотрела сначала на источник Урагана. Обычным зрением я его не видела, но чувствовала, как и раньше. Тогда я имела возможность взглянуть вскользь, а сейчас постаралась прочувствовать все более детально.       Крупный источник Урагана выглядит здоровым, слегка пошевелившись на мое легкое воздействие. Ощущается обжигающе-горячим и как будто выплеснет сейчас все, агрессивно отзывается на более настойчивое прощупывание. Но, думаю, это нормально. Я решила все же просмотреть остальные источники и Небо, которое не уступало Урагану по размерам. Небо реагировало на прощупывание моим пламенем спокойней, наоборот, собираясь в клубок и становясь прочнее, не желая внешнего воздействия.       Я провела рукой вдоль позвоночника, проверив остальные источники, но они, пусть и значительно уступали в мощи, выглядели вполне здоровыми. Просто на всякий случай я дошла даже до Облака, остановив руку на затылке Занзаса, и Тумана — ладонь сместилась на лоб повернутой в мою сторону головы. Хмурые брови под моей ладонью напряженно застыли, образовав складки на переносице.       Вернув на этот раз обе руки на копчик, сказала:       — Используй немного пламени.       После чего почувствовала и увидела, как Занзас приподнял руку, свесив ее с кушетки в сторону, и зажег на ней пламя Ярости.       Ровный поток полился из обоих источников: Неба и Урагана. Ураган пошел к Небу по тонкому короткому перешейку. Я нахмурилась.       Мое пламя заполняло большую область в теле босса Варии, и я почувствовала, что что-то не так. Что-то идет не ровно. Но поток уже замер: Занзас сконцентрировал на руке нужное количество пламени и источники снова в ожидании замерли.       Я уже не могла определить, показалось мне или нет. Действительно ли что-то в потоке пламени было не так, или я просто убедила себя, ожидая, что что-то действительно будет не так.       — Еще, — коротко попросила.       Занзас увеличил поток пламени, формируя в руке шар огня, жар от которого я чувствовала всем телом на таком небольшом расстоянии. Я пристально наблюдала и поняла во время того, как он формировал шар из пламени Ярости в руке — что-то не так в перешейке между Ураганом и Небом.       Но сколько бы я ни пыталась прощупать там пламенем — с самого начала было ясно, что этот короткий канал между двумя практически сросшимися источниками практически не отличается от них же. Словно эта материя по своему составу аналогична источникам пламени, пусть и не является по сути таким же генератором энергии, но по этому перешейку все время курсирует поток: прочный и неостановимый. Возможно, именно из-за того, что два источника «срослись», Занзас не мог до конца выделить из своего пламени только один вид пламени. Но также — именно поэтому его пламя настолько уникально, что даже получило свое название: пламя Ярости. Можно ли назвать смесь, что я формирую из своего Неба и Урагана, пламенем Ярости? Я думаю, что нет. Разница в том, что в моем случае смесь никак не получается в отношении 50/50, а во-вторых, по примеру смеси Неба и Дождя я не смешиваю пламя внутри тела, опасаясь неприятных последствий, а формирую смесь уже на выходе из ладоней и пальцев. В случае Занзаса все немного иначе. Смесь получается здесь, видимо, с помощью вот этого перешейка между двумя источниками, и на выходе — уже готовое разрушительное пламя Ярости.       Я отвлеклась от отстраненных раздумий и продолжила попытки исследовать, а именно немного расшевелить этот соединительный канал.       На мое прощупывание он реагирует непоколебимо. Сопротивляется моему пламени и отталкивает.       Я отвлеклась ненадолго, чтобы протянуть руку и впитать в нее пламя Занзаса, которого стало многовато, из-за чего я уже начинала обливаться потом от жара, и теперь его куда-то надо было девать, так как он не мог его впитать обратно, видимо, без разрушительных последствий для своего тела. Причем убрать, пока он не поджег ковер и половицы. Преобразовала это быстро в свое пламя Неба и дала команду:        — Еще.       Занзас начал снова собирать большой объём пламени Ярости в руке. Я — сосредоточилась на наблюдении. Мое пламя, сосредоточенное возле перешейка, позволяло мне чувствовать, что происходит, точнее. Но я ощущала лишь волны, которые шли по каналу, а тот не пускал мое пламя и мое внимание внутрь.       Я досадливо поморщилась, забрав и впитав еще один шар огня из руки Занзаса.       — При каком объеме появляются шрамы? — уточнила я.       Ответом мне послужила увеличивающаяся концентрация пламени Ярости. Тело Занзаса все напряглось, мышцы под моими руками закаменели, а вены, наоборот, стали видимей, даже приподнявшись там, где были близко к коже. Поток пламени увеличился. На этот раз Занзас не концентрировал пламя в руке, а усиливал им тело. Мне стало сложней удерживать свое пламя в его теле.       Из маленького перешейка между заработавшими вовсю источниками хлынуло пламя. Ураган передавал пламя Небу, но то мощным потоком доходило к нему не все, забрызгивая тонкими брызгами все вокруг. В бушевавшем по телу пламени я уже не могла удерживать свое пламя, и его снесло плотным потоком. Я потеряла над ним контроль и отстранилась.       В тот же миг Занзас прекратил использовать пламя и шумно, учащенно дыша, успокаивался. Его глаза алели бушевавшим по его телу пламенем еще несколько долгих минут, но не успел Занзас даже дыхание восстановить, как приподнялся на локтях и нетерпеливо спросил:       — Ну что, мелочь?       Я все еще хмурилась, пытаясь описать ощущения. До того сосредоточенная всем вниманием на пламени, я взглянула в его лицо, изображавшее нетерпеливый интерес. Затем окинула взглядом спину Занзаса, на которой и до того была россыпь застарелых шрамов, а теперь те и вовсе увеличились в размерах и покрывали того неровными пятнами. На левой щеке и лбу шрамы тоже разрослись и соединились на носу, переползли даже на правый глаз.       В спокойной обстановке мне еще не удавалось их рассмотреть внимательно.       Я снова вернула ладони на спину, только на этот раз на один из самых крупных шрамов на спине. На ощупь он оказался шершавым и горячим. Я буквально почувствовала, как от этого Занзас заскрипел зубами — наверняка, и болезненный.       Сообразив, что тело Занзаса сейчас переполнено пламенем Ярости и от этого ему, мягко говоря, болезненно, пусть меня не просили, я вытянула приличную часть и впитала также рукой, преобразовав в процессе в свое пламя Неба.       Я прощупала еще парочку шрамов, чтобы убедиться, что пламя Урагана медленно, но рассеивается, а затем выдохнула и снова убрала руки. Поняв, что я закончила, Занзас поднялся и сел, смотря на меня с ожиданием. Я же взглянула на троих медиков:       — Вы чего стоите? Шрамы лечить будете?       Луссурия будто ждал этого сигнала и бросился к боссу в попытке приложить руки, засветившиеся лечебным пламенем Солнца. Двое гостей тоже поспешили, но не преуспели.       Занзас отмахнулся от Луссурии, достаточно грубо оттолкнув его от себя, раздраженно скривившись, и снова повторил:       — Мелочь, рассказывай, как есть.       Видимо, лечение он считал не настолько важным, как результаты.       Спереди, на груди, руках и ногах — везде, куда ни глянь — шрамы. Я еще заметила татуировку на правом плече. Две скрещенные линии. Римская десятка, как будто кричащая о том, как сильно ее владелец хотел стать Десятым.       — В общем, хорошая новость — с источниками Неба и Урагана все в порядке, — подытожила я. — На этом хорошие новости заканчиваются.       Занзас все так же хмуро сидел, ожидая продолжения, все остальные напряженно слушали.       — Между твоими двумя источниками есть небольшой соединительный канал, образованный, предположу, этими источниками, — продолжила я введение. — Он достаточно крепкий и мощный, так как похоже, что именно он — причина создания пламени Ярости. И именно он поврежден.       — Вро-о-ой! — победно оскалился капитан Варии.       — Значит, его нужно залечить! — хмурое лицо Леви-а-Тана треснуло в кривоватой улыбке.       — Не все так просто, — покачала я головой, чтобы они не спешили. Скуало от этих слов снова помрачнел, чувствуя, что это не все, а Леви-а-Тан непонимающе ожидал продолжения. — Как вы и говорили, проблема возникает, как только увеличивается объём Урагана. Насколько я могла видеть, даже при небольшом использовании Урагана уже идут помехи в этом перешейке, но они не особо мощные, и так как поток сильный, то помехи тонут в нем.       Я сделала паузу, снова подбирая слова, чтобы объяснить что-то, что я даже не видела в обычном понимании, а лишь чувствовала. На этот раз меня не перебивали и не спрашивали, ожидая, пока соберусь.       — Я не видела точно, что там, — потерла лоб рукой и все же решила озвучить что-то настолько не точное. — И я не уверена, что именно случилось с этим перешейком, так как в этот момент пламя Ярости мешало смотреть, но у меня есть предположение, что это остатки той техники. Такое ощущение, как будто какой-то кристалл остался именно в этом канале и в момент увеличивающейся скорости обмена пламенем между двумя источниками движущееся пламя не может его разрушить, сталкивается с ним и отбивается, вместо того, чтобы идти нужным путем. А затем просто выталкивается за пределы канала и движется по одним и тем же дорожкам. Идет, как по венам, прожженными каналами поменьше, пока не создает шрамы снаружи и внутри.       — Ты можешь с этим что-то сделать? — прямо спросил Занзас, смотря мне в лицо.       Я сосредоточила внимание на нем. Закусила губу. Коротко мотнула головой:       — Ты знаешь, что именно может растопить лед. И если этого не случилось с тем кристаллом, то ничего просто не может достать до него. Стенки канала из чистого пламени Ярости и не дают пройти. И даже, если рискнуть приложить силу, это может плачевно закончиться — отдача будет страшная, страшнее шрамов.       — Сделай это.       Я уставилась на неожиданно и без раздумий ошарашившего меня Занзаса. Тот смотрел на меня твердым взглядом.       — Ты понял, что означает слово «отдача»? — уточнила я, опасаясь того, что я не так выразилась.       — Сделай это сейчас, — повторил он, ни капли не колеблясь. — Не зря же я позвал этих бездельников сюда сегодня, — кивнул он в сторону стоящих лекарей.       Я нахмурилась. Лучше бы вообще обойтись без помощи докторов. Пусть бы уже просто постояли. Но Занзас настроен решительно избавиться от этой «болезни» и готов, кажется, даже на самые рискованные действия, лишь бы сделать это как можно раньше. Бьюсь об заклад, он уже столько раз мучился от болей, приносимых этими шрамами, что теперь ему кажется, что один раз он уж точно перетерпит. Я бы и рада закончить все прямо сейчас, но… Я чувствовала, как поток пламени в том перешейке сопротивляется. Мне придется ударить быстро, чтобы побороть его сопротивление. Мое пламя может навредить телу Занзаса, а его пламя тупо брызнет во все стороны и создаст дополнительно огромный ожог, как минимум.       И все же другого способа я не видела…       Я бросила быстрый взгляд на Скуало, чтобы убедиться, что он поддерживает скоропалительность решений Занзаса. Тот хмуро помалкивал, а встретившись со мной взглядом, коротко кивнул. Луссурия, когда я посмотрела на него, ответил, казалось, прочитав мои мысли:       — Мы готовы оказать быструю медицинскую помощь вплоть до реанимационных действий. Положись на нас.       Только на его лице не было привычной манерной улыбки, а у бритого виска блестела капля пота. Несмотря на свои слова и готовность к риску изначально, даже Луссурия переживал за исход. И что, если вытащить Занзаса не получится?..       Я же ударю его пламенем внутри его тела.       А как можно уменьшить последствия этого удара? Самое логичное, раз мне нужно, чтобы ничего не мешало моему пламени на определенном отрезке пути — надо установить за этим отрезком пути какую-то преграду, чтобы дальше пламя не пошло, ни мое, ни Занзаса. Своим же пламенем попробовать установить преграду? Хотя при увеличении концентрации это также может вызвать раны у Занзаса, все же любой организм будет сопротивляться вторжению, как только даже мягкое пламя Неба станет качать права. Будто этого мало, будучи честной, пламя Неба имеет небольшие шансы задержать пламя Урагана… Я ведь уже проверяла это, когда пыталась использовать чистое Небо в бою с Занзасом давным-давно.       И это кроме того, что лишь при попытке увеличить концентрацию пламени, еще до удара, я могу прожечь в его теле дыру. Хотя я примерно представляю нужную концентрацию пламени Неба, чтобы этого не сделать, но все равно раны будут. И это будет малая часть, если сравнивать с отдачей, которая начнется после того, как по телу рванет пламя Ярости.       Я задумчиво почесала лоб и тяжело выдохнула. С одной стороны, отложить бы это и подумать получше. С другой — была бы хоть какая-то идея, чтобы выждать время и развить ее. Занзасу же осточертело это уже явно слишком давно, и он готов на любой риск. Даже если шрамы теперь расползутся по всему телу, а не островками… Хотя, может быть, он уже раньше разгонял свое пламя слишком сильно, что доводил себя до плачевного состояния. Я задержалась на мысли, что Занзас вынужден всегда сдерживаться. Эта мысль у меня всегда была где-то на периферии, и вот теперь, казалось, я видела проблему куда глубже.       Все варийцы уверены, что он очень вынослив… и теперь для меня это знание открылось с новой стороны. Другой бы, может, и не выдержал, но Занзас готов выдержать эту рискованную операцию.       Я еще раз натужно выдохнула сквозь зубы. Почему для работы с пламенем нет никаких инструментов? У докторов есть куча всяких приспособлений для аккуратной и точной работы, а у меня, такое ощущение — вместо скальпеля почему-то долото, а вместо капельницы собственные руки.       Слегка успокоила только мысль, что у других и этого нет против всяких «болезней» пламени.       Занзас с хмурым ожиданием смотрел на меня. Отступать явно не намерен. Потому и Луссурии не дает себя лечить: если тело начать лечить пламенем Солнца, то все манипуляции придется отложить, пока Солнце окончательно не впитается или не рассеется, и не будет мешать.       Развернувшись, я села на освободившийся край кушетки, рядом с боссом Варии. Просто чтобы его пронзительные темно-багровые глаза, сверлящие мое лицо, меня не сбивали.       Я снова попыталась вернуться к тому, на чем остановилась, и развить мысль дальше. Еще одни руки… Кого я могла бы взять в помощь? Как минимум этот человек должен управлять пламенем не хуже, чем я. Медики обучены, но управляют только своим пламенем и скорее обожгут себе руки, чем сдержат пламя Ярости. Дождь, даже принадлежащий Скуало, тоже сметет — слишком уж агрессивен Ураган, да еще и усиленный небом. Возможно, он сможет разбавить немного пламя Ярости, но каков будет результат смеси Неба, Урагана и Дождя… Как бы не сделать хуже.       Уметь бы, как Деймон, разделять свое сознание и сделать себе клона. Хотя…       Я скосила глаза вниз, на свисающий с шеи медальон. Бес хоть и был пламенным зверем, но проявлял умение управлять пламенем. Да и вообще пламенные звери и создавались же как инструмент — для помощи человеку, из его пламени. Конечно, комбио-форма Беса мне мало чем поможет, но вот сам дракончик… с его аппетитом — он вполне может попробовать перехватить пламя Занзаса.       — Бес, — позвала я.       Дракончик вылетел пламенным сгустком и оформился в своей черной чешуйчатой форме. Еще перед нашим заключением он спрятался там на всякий случай.       Бес окинул быстрым взглядом помещение и незнакомых людей, а затем вопросительно на меня взглянул желтыми глазищами. Кажется, он не думал, что его позовут, и не подозревал зачем. Я пояснила:       — Надо «съесть» пламя Занзаса.       На черной приплюснутой морде отразилось угадываемое непонимание. Он посмотрел на Занзаса в одном исподнем, спокойно взиравшего на это все, сидя на кушетке. Бес подошел к боссу Варии, прихватив несильно его за голень, приподнял в приоткрытой пасти и вопросительно промычал:       — Ара?       — Почти, но не так, — подтвердила я, порадовавшись, что Бес уверен, что сможет. — Надо его так держать за жо… — я быстро скосила глаза на Занзаса и исправилась:       — …Бочок.       Встретившись с Занзасом взглядом, повторила:       — Внизу со спины. С боков.       Взгляд у Занзаса стал очень выразительным, еще более выразительным, чем обычно, но он ничего на это не сказал, таким образом позволив мне делать, что считаю нужным.       Бес выпустил голень босса Варии из пасти, оставив — видимо, от остроты зубов — несколько неглубоких, но четких царапин в ряд. Затем обошел кушетку и без проблем закинул лапы на нее, покачнувшуюся от этого в обратную сторону. Аккуратно, как мог, широко раскрыв пасть, обхватил Занзаса поперек туловища, повернув голову. Ширина пасти как раз позволяла захватить не только часть спины, но и бедра, и бока. Бес вопросительно посмотрел на меня:       — Ара?       — Да, вот так.       И только я дала подтверждение, Бес, чуть сомкнув пасть, вонзил острые зубы в кожу, неглубоко, не больше, чем на полсантиметра, но кровь выступила. Занзас скривился, коротко выдохнув, а остальные присутствующие дернулись, слегка зашевелившись. До того они вели себя так тихо, что я почти забыла об их присутствии.       Но я вновь собралась и посмотрев на Занзаса, на котором Бес, можно сказать, закрепился, предупредила:       — Держись, старайся не двигаться и не размахивать руками.       Занзас, заранее стиснув зубы, сквозь них ответил:       — Давай.       Спрыгнув с кушетки, я встала перед ним и положила руку совсем немногим ниже пупка. Подумав еще немного, положила только указательный палец, чтобы сделать поток более тонким. Сосредоточилась, нащупав пламенем нужное направление, убедилась, что Бес весь во внимании, еще раз взглянула в лицо Занзаса, проверив и его готовность — и резко выпустила пламя.       Кушетка дернулась. Занзас издал надсадный звук, схватившись руками за нее, и вскинул голову. Шея с кадыком напряглись, лица я не видела — оно было обращено к потолку, но вены на шее сильно вздулись. Я чувствовала свое пламя. Чувствовала, как оно хлынуло контролируемым потоком, встречая сопротивление собиравшегося пламени вокруг источников. Но сила была достаточной. Пламя быстро дошло до канала между источниками и, врезавшись в плотный поток, рвануло. По ощущениям было похоже на взрыв, оттого и такая реакция Занзаса. Но я не стала на нем сосредотачиваться, сконцентрировавшись на потоках пламени, которые, отброшенные, рванули во все стороны. Я перехватывала их со своей стороны, чувствуя, как тяжело задышал Бес, перехватывая большую их часть с противоположной. Они тянулись к нему и исчезали с области видимости.       Только убедившись, что пожар локализован и канал вернулся в свое первоначальное состояние, я отстранилась, осматривая и Беса, и Занзаса. Мы все тяжело дышали, но Занзас даже оставался в сознании. Бес раскрыл пасть, вытянув зубы с кожи, и тоже отстранился. Казалось, дракончику не очень хорошо. Пламя переливалось в щелях между его чешуйками, из-за чего казалось — под мелкими чешуйками движется застывающая горячая лава, изо рта и ноздрей шел пар. Пахло паленым деревом — это его лапы жгли половицы под ним.       — Ваш черед, — дала я команду лекарям, тут же бросившимся к Занзасу, продолжавшему сидеть на месте с закрытыми глазами.       Они попытались его было уложить, но тот отмахнулся, едва не зашибив широким замахом Луссурию и Бенедитти одновременно. Луссурия не растерялся и принялся за осмотр так, в сидячем положении пациента, двое других медиков последовали его примеру, так как Занзас не сопротивлялся. Я заподозрила, что ему сейчас так хреново, что он боится, что выключится, если переместится в лежачее положение.       Я же отошла подальше, чтобы им не мешать, и подошла к Бесу. Тому все еще было, по виду, не очень хорошо. Я читала в записях в будущем, что все пламенные звери могут поглощать пламя. Это же их составляющая. Тонкость в том, какое это пламя и какая его концентрация. Она может быть разрушительной, а может быть относительно безвредной. Но Бесу явно было нехорошо от пламени Ярости, поэтому я подошла, положив руку на приплюснутую голову дракона, вытаскивая уже из него пламя и преобразовывая его с помощью смеси с Облаком в свое.       Когда я закончила, а Бес, воспользовавшись тем, что никто из посторонних не смотрит, отправился отдыхать в медальон, медики уже тоже прекратили быстрые и рваные движения, исследуя показатели приборов, которые они подключили присосками к Занзасу. Кажется, пациент жить будет, только дышит тяжело.       — Состояние контролируемое и стабильное, — отчитался Луссурия, заметив мое внимание. И спустя паузу неуверенно уточнил. — Получилось?       — Сейчас проверим, — не стала я заранее ничего утверждать.        Подойдя, положила руку на поясницу Занзаса, направила пламя к каналу и сказала:       — Подай немного.       Лекари отступили кто на шаг, кто на два, едва заметив, что Занзас поднял руку. Он зажег пламя, и я прикусила губу, отняв ладонь.       Занзас повернул голову вправо, скосив назад, на меня, взгляд. Я пыталась подобрать слова, но ничего не могла придумать. Как сказать ему, что ничего не получилось и я все еще чувствую помехи?       Нужные слова так и не пришли на ум, поэтому я просто покачала головой.       Занзас не дернулся, а в следующую секунду ударил кулаком по кушетке на которой сидел, прорывая в ней опаленную дыру прямо через металлический каркас. Запахло жженым поролоном и пластиком, которой та была обтянута. Пронзительно громко запищали приборы, участив ритм датчиков.       Бенедитти и Кастанье отшатнулись, отступив еще дальше, чуть ли не на пять метров. Женщина, показавшаяся мне образцом деловитой леди в возрасте, отчетливо выглядела испуганной. Мужчина держался едва ли лучше. Лицо Луссурии блестело, бледное от пота. Такая вспышка каждого заставила вздрогнуть.       — Босс… — отчетливо, но приглушенно произнес Скуало где-то позади и чуть сбоку.       Я положила левую руку Занзасу на плечо, попытавшись сказать убедительно:       — Это только первая грубая попытка. Мы попробуем еще раз, и все получится.       Занзас скрипел зубами, отчего напряженные скулы шевелились. По помещению отчетливо разливалась аура его пламени, от чего становилось жарко и душно. Он спросил, практически рыча:       — Хоть какой-то результат есть? Хоть часть этого дерьма удалось выбить?       Я не знала, удалось ли хоть часть льда выбить. Я просто видела помехи в соединительном канале. Но на всякий случай решила сказать для поддержания духа:       — Немного.       — Тогда давай еще раз, — повернулся он ко мне всем торсом, закинув колено на кушетку.       От такого напора я тяжело выдохнула, что, казалось, вызвало еще больше его раздражения. Вряд ли Занзас не понимал, что результат, даже если он был, слишком мал. Но его лицо стало злее.       — Остынь, — сказала я. — Этот способ не подходит, уже ясно. Нельзя такое дело сделать с наскока. Надо подумать, и позже мы попробуем еще раз.       По правде, так надо было сделать с самого начала. Но Занзас тяжело переживал вот это все, и не в его духе было сдаваться. Он точно будет пробовать еще не раз биться о стену.       — Врой, босс, — подал голос Скуало, видимо, решив меня поддержать. — Надо набраться сил, мы и так продвинулись вперед.       Занзас ничего не ответил. Пауза стала затягиваться. Я стала чувствовать, что, возможно, руку с его плеча пора убрать, но ощущала, что это будет выглядеть еще более неуместно, и, возможно, запоздало решила подать немного пламени Неба, чтобы разбавить его Ураган. Хотя и так было видно, что Луссурия уже помог ему лечебным Солнцем, так как следы от зубов Беса затянулись практически без следа, хотя область вокруг живота и поясницы вся была в красных пятнах, как от ожогов. Но ожогов, не перешедших ни в глубокие жженые шрамы, ни даже в волдыри. Просто сильно покрасневшая кожа. И небольшая затянувшаяся обожженная рана чуть ниже пупка — ровно по размеру моей подушечки пальца.       Я не сразу поняла, что мой взгляд замечен. Занзас открыл глаза, рассматривая мое лицо, и убрал мою руку с плеча, подняв ее за запястье. Отпустил, окинул взглядом притихших гостей, пророкотал приглушенным низким голосом с хрипотцой:       — На сегодня все, можете расходиться.       Те не спешили куда-либо идти, пока Занзас не перевел от них взгляда. Причем все трое лекарей ощутимо выдохнули. Их лица блестели то ли от нервного напряжения, то ли от духоты и жара в комнате, которая уже больше стала смахивать на сауну. Я не понимала, отчего даже такие опытные люди, явно имеющие дело с пламенными уже давно, проявляют такую реакцию. В смысле, конечно, я понимаю, что аура у Занзаса мощная и давящая, взгляд тяжелый, а поднявшуюся температуру в комнате и сама чувствую. Но спустя какое-то время они должны были к этому привыкнуть. Даже Конрад привык, а поначалу его аж трясло при упоминании Варии. Наверное, все дело во взрывной репутации Занзаса.       Приглашенные гости засобирались, Леви пошел их проводить. Мармон, не знаю, когда, куда-то исчез. Наверное еще когда выросла аура пламени Ярости. Луссурия уговаривал Занзаса еще полежать ночь под присмотром приборов. Занзас не стал игнорировать его рекомендации, но отказался лежать в больничной кровати.       — Босс, ты… — негромко и сосредоточенно произнес Скуало и затем спросил, будто не в тему, — ты что будешь на ужин?       — Поем у себя позже, — буркнул Занзас, хмуро поднявшись и направившись в сторону двери.       Я переглянулась со Скуало. Напирать капитан, конечно, не будет, но вообще-то я бы не отказалась от вкусного горячего ужина. Весь день практически прошел незаметно в камере, пусть мы и нормально ели там, и даже искупались в скромной душевой, но все же не сравнить с подачей блюд в местной столовой.       — А я буду.       — Кто бы сомневался, — фыркнул Скуало. — Как у себя дома, даже можешь уже не спрашивать.       Я не поняла, он ворчит так или наоборот дает разрешение. Добавила на всякий случай:       — Мясное блюдо с гарниром, и потом — чая с десертом.       — На кухне пожелания озвучивай.       Вот теперь точно ворчит. Зато Луссурия, вижу краем глаза, какие-то знаки подает.       — Босс, — окликает Занзаса Луссурия, — мы тогда вам с Кирой-чан принесем ужин в большой гостиной. Вы же оба наверняка проголодались, а мы все не так давно ели. Вы там посидите, я в соседней малой гостиной посижу, если что.       Я сразу поняла, к чему эти хождения вокруг да около — это было очевидно. Да и Занзас, думаю, понял, но отнесся к этому пофигистически. Луссурия порадовался не сопротивлению и провел меня следом за Занзасом в залу, что они назвали большой гостиной. И чего они жаловались, что их переместили в дом поменьше? Ну да, меньше, чем гостиная в предыдущем доме, но не намного. Как по мне — так и так огромная, здесь бы мог развернуться автомобиль. Хотя я не могла не отметить, что мебель и обстановка комнаты выглядит не так изысканно, даже простовато. Рамы на картинах самые простые, мебели по минимуму, зелени вообще нет — из-за чего казалось пустовато и не обжито.       Скуало, я так поняла, пошел организовывать ужин. Конраду я сказала связаться с ребятами и скоординировать действия. Все же ранее мы нашей группой перебрались в арендуемый Варией дом, и теперь, по идее, ребята должны переехать сюда для безопасности. Это нужно согласовать с Варией, если еще не было сделано. Конрад кивнул и сказал не беспокоиться об этом, этот вопрос уже решается. Все дело было в том, что варийцев, похоже, переселили уже после того, как Конрад попал к нам в камеру.       Занзас тяжело упал в кресло, предварительно пнув его к камину. Луссурия, хлопоча, придвинул туда же еще одно. Босс Варии бросил каким-то уж очень привычным жестом немного пламени в приготовленные дрова, зажигая их. Хотя вечер не сказать, чтобы уж очень прохладный.       Я присела в предложенное мне кресло, утонув в нем — слишком большое, я даже ногами до пола не достаю. Тут либо сидеть на краешке, либо полулежа. Подумав еще немного, я забралась в него с ногами. Занзас меланхолично поглядывал на огонь, пожиравший бревна, кажется, это ему нужно было чисто эстетически.       Через какое-то время кто-то поскребся в дверь — пришли рядовые, прикатив тележку с тарелками, накрытыми крышками, и вычурными столовыми приборами. На лица — будто повзрослевшая версия мордоворотов из дисциплинарного комитета, только западного разлива. Они испуганно поглядывали в спинку кресла Занзаса и старались вести себя нарочито тихо, вздрогнув, когда случайно зазвенели посудой на тележке, поворачивая ее. Луссурия быстро их организовал и еще отправился с ними перенести сюда указанные им медприборы.       — Я же говорил, не мешать мне во время еды, — прозвучало угрожающе от босса Варии.       — Мы потом принесем, после ужина, — ничуть не смутившись и улыбаясь, Луссурия закрыл за собой двери.       Чувствовался опыт в лавировании с раздраженным боссом Варии. Я хоть и понимала, что они спецом меня здесь оставили, но сама думала, что с Занзасом надо поговорить, если он этого захочет. В принципе, поводов даже было несколько. Ну, а пока подняла крышку с ароматным стейком под ним, разрезала на несколько частей и наколола тот на вилку.       Занзас посмотрел на меня бордовыми глазами, не спеша присоединяться, и заметил:       — Ешь нормально, ты же босс своей семьи.       — Кто бы говорил, — прожевав ответила я, и направила на него обвинительно вилку с кусочком мяса. — Сам же отказался в столовой есть.       Он на это хмыкнул.       Интересно, моя аура тоже на него действует или перебивается его аурой пламени Ярости? По идее, Небо должно на него действовать умиротворяюще. Ну, или как пояснял мне Рёхей — вдохновляюще, что ли. Или как Емитсу говорил… Хотя примерять на того же Мукуро слова Рёхея или Емитсу… Вот уж кто в опыте манипуляций поднаторел — иллюзионист давно бы уже понял, что испытывает на себе чужое воздействие, и избавился бы от него. Конечно, только в том случае, если бы оно его не устраивало… Ну а Кёя? Ему, что ли, уверенности не хватало? Да такое ощущение, что я для него вроде Хиберда, только появившаяся раньше желтой канарейки…       Нет, они все разные, и отношение, и общение у меня с каждым разное. Я думаю, и они меня по-разному воспринимают. И вот казалось бы, это чисто социальный вопрос, но насколько в этом отыгрывает именно связь Неба-хранители? Словно это вопрос про курицу и яйцо: нельзя решить, что же все-таки было первым. Если даже рассматривать только мой опыт, то выглядит так, что все зависит от обстоятельств. Я уверена, что в случае моих Тумана и Облака сначала сыграла именно социальная составляющая, а потом уже пламенная, потому что они-то как раз самые настороженные и недоверчивые. Вряд ли бы они поддались какому-то навязанному чувству — не тот склад личности. С Рёхеем я не уверена: я была слишком юной, и он тоже. Конрад определенно нацелился сначала на пламя, я склоняюсь к тому, что «социальный» аспект он доработал позже. И сейчас ничуть не хуже остальных. Может быть, он даже заранее был предупрежден о подобном эффекте, но даже повода так думать толком нет, кроме предположений, так как его натаскивали даже в высших кругах — сами хранители текущего босса Вонголы. В любом случае все его цели сопровождались сугубо практическими пожеланиями, а не фанатичными.       С Такеши случай сложнее, там и не понять, где были чувства, а где долг. На первом месте у него также был вопрос безопасности, но когда тот немного отступал… Такое ощущение, что он за мной все время ходил. Причем не «со мной», а именно «за». Будто он развлекался, сначала шутливо пикируя с Рёхеем, а затем довольно опасно, но так же шутливо подначивая Хибари. Я никогда над этим не задумывалась слишком глубоко, видя, что ему комфортно в моем обществе, и зная, что подоплека не так уж чиста… но кажется, ему было комфортно и в обществе, которое сформировалось вокруг меня. Притом, я бы сказала, что ему так же комфортно пикировать с Гокудерой, но иногда, когда подрывник начинает откровенно дурить, такое ощущение, что у Ямамото просыпалось ощущение «старшести». Возможно, в этом виновато то, что Гокудера выглядит как иностранец, из-за этого у Ямамото срабатывал национальный рефлекс превосходства. А может быть, Такеши все же чувствовал себя как Хибари… Когда он уже играет по-крупному и понимает гораздо больше, и уже не чувствует себя нормальным человеком, причисляя себя, хотя бы внутреннее, к клану Асари-гуми.       А рассматривая хранителя Урагана… Для честности, уточню, что Расиэль явно поставил меня на некий «королевский» постамент, и не то чтобы на него молится, но вполне себе перехватывает «королевской ауры крутости». В принципе, то же самое, кажется, делает и Бельфегор в отношении Занзаса. Уж до чего тот себе на уме, но Занзаса признает как своего босса. И вряд ли тут только дело в его силе, хотя, конечно, и она сыграла свою роль.       И раз уж пошла такая пьянка, то Скуало по складу характера, кажется, нужно иногда просто срываться для душевного равновесия. Я не знаю точно, причина это или следствие того, что его Небо с примесью бушующего Урагана… Потому что Занзас в картинке «гармонии» Неба выглядит как психиатр, которому тоже нужен психиатр.       И возвращаясь к вопросу, как же все-таки ощущается и как воздействует Небо на другие атрибуты, на других людей — складывается ощущение, что для каждого по-разному. Так же, как по-разному складываются и социальные отношения. Для Кёи — сначала соперник, а потом, когда, видимо, вошло в игру воздействие пламени — равный по силе, но не противостоящий. Даже когда ненадолго образовалась такая ситуация, что он обошел меня в физическом бою, а я на тот момент еще не научилась толковым пламенным техникам. Словно меня рядом он не воспринимает как опасность или даже чуждость, а учитывая его нетерпимость к людям, то и получается, что в его восприятии дружеская безобидная роль осталась только для братьев меньших… Потому что даже от отца с братом он может ожидать неприятного подвоха. Для него — именно это комфортные взаимоотношения, где не нужно ожидать подвоха и каждую секунду контролировать движения.       Для Мукуро комфорт очевиден в том, что за ним никто не гонится рядом со мной. А в пламенном аспекте, вероятно, его пламя Тумана не так давит на психику и он, такое ощущение, просто расслабляется. Потому и растекается по горизонтальным поверхностям, двигаясь лениво и расслабленно, как кот.       Как Рёхей и сказал, пламя Неба для него ощущается как поддержка. Возможно, можно ее сравнить с родительской или братско-сестринской, когда ты знаешь, что за тобой стоит кто-то и в случае чего придет на помощь… Думаю, ему этого очень не хватало, учитывая его обоих «командировочных» родителей.       Такеши тогда сказал «вжух» и «ого». Особо с этого ничего не поймешь. Это чистой воды предположение, но в его мире, где остались только он и отец, да рассказы об одном большом дружном клане, возможно, что именно общества ему подобных, равных, пламенных и клановых ему и не хватало. И получилось так, что я тут сыграла опосредованную роль, но все же сыграла.       В противовес этому с Конрадом все кажется довольно очевидным: он слишком долго бегал и боролся за жизнь. И в месте, где он ощутил себя сильным, нужным и полезным, он просто может выдохнуть… При общей собачьей жизни ему много не надо было — только своего места.       Все сходится в том, что для каждого пламя Неба дает ощущение комфорта, безопасности, спокойствия и в целом того, в чем он больше всего нуждается. Что в принципе пересекается с общим описанием Неба как не вполне понятной «гармонии». В свете этого полностью противоречащее заявление Емитсу об обманчивом воздействии пламени Неба уже не кажется таким. Если он что-то давал или обещал дать своим хранителям, но не выполнил этого… Может быть, он даже не осознал этого. Просто его пламя Неба подарило это ощущение тем, неизвестным мне людям, как задаток, а Емитсу это ощущение полностью не оправдал. У моих хранителей ощущение психологического комфорта часто пересекается с физической безопасностью, но в чем нуждались те люди, я не могу предположить. Даже самое банальное — деньги и власть, которой вокруг Емитсу должно быть достаточно. К тому же, как и везде, мне кажется, тут должен действовать принцип разницы сил. Если его Небо было гораздо сильней, то перевешивало и воздействие было более сильным. Так же, как действует и пламя Дождя или Тумана, имея дело с более слабым противником или с тем, кто до этого не имел дела с этими типами пламени.       Вот Гокудера, мне кажется, повелся. По крайней мере, это так выглядело. Но если посмотреть с новых, только что открывшихся горизонтов, то он тоже искал своего места и безопасности. И для него это плотно переплетается с Десятым. Как фигурой, которая может дать ему это все. И он плотно впихивает Тсуну в эти рамки, в этот образ. Может ли он его предать, если Тсуна из этого образа рано или поздно окончательно выпадет?.. Я не возьмусь предугадывать. Все-таки Гокудера тоже такой «отщепенец», самостоятельно отрекшийся от семьи. В будущем я читала его «дело» подробнее, и он действительно самостоятельно оборвал все связи с семьей. Из-за похождений своего отца налево он почувствовал себя преданным, узнав о том, что не законнорожденный ребенок. Тем не менее, его приняли в семью и растили как вполне законного, а не внебрачного. Скорей всего, «незаконность» могла вылезти при наследовании, но, увы, Гокудера сбежал из дома в очень малом возрасте: всего в восемь лет. Поэтому до этих вопросов просто дело вряд ли дошло. К тому же не думаю, что в таком возрасте он мог бы сам выживать, но…       Со смертью его матери там история мутная, есть подозрения в сторону законной жены… но доказательств нет, по крайней мере, до времени в будущем они окончательно стерлись. Его, как оказалось сводная сестра, Бьянки, тем не менее, присматривала за ним даже после побега из дома. Да и его учитель Шамал. При его посредничестве, но, кажется, не без участия родного отца, Гокудера и был выдвинут на пост хранителя Урагана. Кажется, от него не отказывались, но и силой поймать, притащить и заставить жить в семье, смирив с фактом его статуса, не смогли или не стали. С Десятым он как раз себя чувствует как будто в семье. Да и Тсуна, вполне свыкшийся с его часто раздражающим присутствием, относится к нему доброжелательно, так что если он и выберется из рамки, примеренной на него Гокудерой, то все равно останется эта доброжелательность. И Гокудере особо выбирать не из чего, только тут он себя ощущает «в семье». На всех остальных он уже повесил ярлыки «предателей», хотя к тому же Шамалу ему пришлось обратиться за помощью перед боями за кольца, переступив при этом через себя. Да и Бьянки, судя по всему, собирается добиться от него доверия, но словами, видимо, она этого доказать не смогла.       Похожая история, как мне кажется, и с Базилем. Я знаю о том, что он боготворит Емитсу, называя его мастером и всячески обеляя его личность, даже когда Емитсу откровенно относится к нему по-скотски, заставляя стирать одежду старой теркой и отправляя на рискованную миссию с кольцами Вонголы. Ладно-ладно, я не знаю, в каких условиях они вдвоем оказались, когда Емитсу научил его этому, возможно, где-то в бедной стране, где стиральные машины — роскошь, но в истории с кольцами яснее ясного, что Базиля вполне могли убить по пути в Японию. Причем убить даже за ненастоящие кольца — он же был всего лишь приманкой.       Но если для Емитсу Базиль не более чем инструмент, да еще и такая разница в возрасте, которая просто не дает Емитсу даже помыслить о том, чтобы позволить образоваться связи Небо-Дождь, то все это боготворение выливается на сына Емитсу, которому перепадает отцовский ореол в глазах Базиля. Притом Базиль сам рассказывал, что наслушался историй о семье Емитсу и больше всего о сыне, которым тот хвастался. Тсуна же, в силу привычки плыть по течению, просто позволил этой связи случиться, в противовес явно отталкивающему отношению Емитсу. И вот — ореол обожания, доставшийся в наследство, и природная беззлобность Тсуны дали в результате образование связи между ними.       Закончив к этому моменту с ужином, я вздохнула и покачала головой: и случается же такое, что дороги пересекаются таким вот практически случайным образом. И опять: возможно ли предательство и будет ли это на всю жизнь, не предугадать, даже догадавшись о порядке установления связи Дождя и Неба. Если Емитсу разрушит этот ореол боготворения до того, как Тсуна заработает свой собственный ореол, то очень вероятно, что случится. Но Емитсу его до сих пор даже не подточил, а Тсуна с Базилем уже участвуют в общих сражениях и притираются.       С Хром у Тсуны там вообще все сложно, и в ближайшее время вряд ли что-то решится. Потому что для Хром самая важная фигура в жизни — Мукуро, и Тсуна вряд ли его перебьет собой. Да и хотя бы просто потому, что для Хром — это приказ Мукуро, стать хранителем Тумана. Она вроде «да», но на самом деле «нет». Тсуна ее, видно, по-человечески жалеет, и из-за Мукуро, и из-за потери внутренних органов, и если фигура Мукуро исчезнет с горизонта, то у Хром не останется никого близкого, поэтому она может найти «свое место» рядом с Тсуной. Хотя… И это уже, кажется отходит на задний план, как неслучившееся, так как есть еще и Кен с Чикусой, которые по-своему все-таки заботятся о Хром, потому что они в одной группе. У них в силу жизненного опыта, а конкретно сиротства и помыканий по миру и тюрьмам, сложилась привычка держаться своей группой, и Хром в нее уже попала. Она уже не останется одна в любом случае, пусть и не под прикрытием огромной всесильной фигуры. Официально она, конечно, все еще причислена хранителем. Где-то, как-то… А реально даже вроде бы установившаяся вероятность установления связи стремительно истончается и исчезает. Просто потому, что Тсуна ничего не делает и жалость к Хром у него возникает, только когда та показывается перед глазами. В остальное время у него своих забот полон рот, вот и… Создается ощущение, что ему плевать, по каким подворотням ночует девочка, прибившаяся к «стае» Мукуро. Хотя если Тсуну спросить и тыкнуть носом, все, конечно, окажется не так, но опять же — у него куча своих проблем и своя жизнь, потому он и не рвется делать что-то немедленно. Кто она ему? Подумаешь, сражалась за кольцо Тумана и пришла отстаивать его имя… Все это было, похоже, забыто и вспоминается разве что тогда, когда Тсуна видит ее и начинает жалеть. А если так подумать, то нужна ли ей жалость?       Фыркнув, отвлеклась, решив перестать нагнетать вокруг устоявшегося безразличия братца к чему-либо вокруг кроме того, что непосредственно находится у него перед носом и тычет в лоб дулом пистолета. Детский возраст и мягкий характер, на который я все время все скидывала, уже не уменьшали раздражения, которое только выросло после той его просьбы спасти Шимон…       Разливая чай из небольшого чайника, обернутого в полотенце для сохранения тепла, себе в кружку, я заметила краем глаза движение и удивленно воззрилась на Занзаса, который уже налил себе… кажется, виски, судя по этикетке на бутылке, где-то на треть стакана с двумя кубиками льда. Но удивительно не то, что он решил выпить вечером после таких перипетий, а то, что он приглашающе протянул открытую бутылку в мою сторону.       — Ты помнишь, что мне четырнадцать? — спросила я, приподняв бровь.       — Я тебе не предлагаю бокал, а предлагаю в чай добавить, — фыркнул он.       С чего такая щедрость? Я вынуждена была удивиться второй раз. Но, подумав… Решила не отказываться. Во-первых, плохо от ложки коньяка в чае мне не будет, во-вторых, Кёя меня не убьет, потому что не узнает. А то, что Занзас больше ложки в почти полную чашку чая не добавит, гарантировали законы физики.       Поэтому я решила немного расслабиться, попробовать, что оно такое, и кивнула. Занзас плеснул виски в кружку, сделав черный чай совсем незаметно, чуточку, темнее. Его рука при этом не дрожала и кулаки судорожно не сжимались. Видно, что уже большей частью успокоился… но чувствовалась усталость. Даже в том же фырке.       Я взяла кружку и невольно задумалась о своей новообнаруженной связи с Ураганом. Получается, и у Занзаса я вызываю некое чувство психологического комфорта. Возможно ли, что это только действие моего пламени Неба? И посидев со мной, все-таки присоединившись и даже впихнув в себя стейк (чисто ли со злости, чтобы мне не достался второй, или правда хотел есть, не знаю), он поддался этому чувству, которое дает аура Неба. И получается, что мое Небо для него достаточно сильное, раз возымело эффект. Или тут наложились какие-никакие дружеские отношения и от меня в первую очередь? А сейчас он, даже не будь меня рядом, разве не успокоился бы спустя время, ровно так же съев своей любимой еды и выпив любимый алкогольный напиток?       Я хотела в этом разобраться. Почему же он все-таки решил оставить эту, нежданную для нас обоих, связь? Может быть, я, конечно, сама виновата — тогда я сказала так, что получилось, будто подначила. Будто сказала, что он не достоин и в этом причина, хотя на самом деле это не так. Но по прошествии времени он должен был все это обдумать уже спокойно и здраво, разобрать разговор по каждой реплике и сделать выводы. Занзас же не дурак и должен был осмотреть эту ситуацию со всех сторон, а не так как тогда… Не успел он разозлиться от факта, что он получается чьим-то подчиненным, как уже злился от того, что, оказывается, мне совсем не нужна эта связь именно с ним.       Хотя, после всех моих размышлений о воздействии пламени «гармонии», я могу догадываться, что как в моем восприятии Занзас — будто старший брат, так и в его я — как сестра. Младшая, хотя, будем честны, психологический возраст у нас не так уж сильно отличается с его потерянными годами во льдах и моими потерянными годами при переселении тел. Ну и периодически мы готовы орать друг на друга, как пятилетки, не без этого. Но это своего рода сбрасывание стресса и выяснение отношений без массовых разрушений. Сравнительно с выяснением споров при разрушенных зданиях и выжженных лесополосах, просто орать друг на друга выглядит не так уж безнадежно. И именно эти простые, понятные и равные взаимоотношения ему комфортны. Чем-то даже похожие на те простые, без экивоков, нравы в Варии, когда каждый из офицеров может попробовать отлупить другого и при этом не нажить кровной вражды. Хотя у его хранителей есть четкая степень подчиненности, которую Занзас готов им напомнить, в случае чего, я же туда не вписывалась, да и в целом сбрасывала все их попытки навязать свое мнение мне.       — Ну так чего? — неожиданно спросил Занзас, ненатурально смотря куда-то в пламя, с треском медленно пережёвывающее дрова в камине. Последовала неловкая пауза, и он негромко добавил безразличным тоном:       — Это правда, что что-то можно с этим сделать, или ты просто не хотела меня разочаровывать?       Я едва удержалась от закатывания глаз. Видно же, что вопрос для него тяжелый и важный, но это намеренное безразличие в попытке удержать «крутое» лицо выглядит не очень по-взрослому. Но ладно, не до того сейчас. Занзас себя морально готовил к тому, чтобы услышать, что дело безнадежное.       — Я же не сказала, что не получится, — спокойно ответила, сохраняя серьезность. — Уже ясна причина, уже ясно где, просто нужно найти способ сделать это безопасным образом. Нет смысла пытаться прожечь тебя насквозь пламенем, чтобы достать несколько застрявших кусочков льда.       Занзас, подумав, скосил на меня темно-бордовые глаза, с отблесками пламени от камина в них, и спросил:       — А хирургически вырезать?       Над ответом мне не пришлось долго думать.       — Врачи, и хирурги в том числе, как я понимаю, не видят этого на приборах, так что как они могут их вырезать? Тем более что канал состоит из мощного пламени Ярости, и даже если они его найдут и заденут, эффект будет тот же, что и от моего воздействия пламени. Или пламя просто рванет, поплавив их инструменты вместе с руками. Даже та техника, которая освободила тебя изо льда целиком, не смогла пройти через этот канал.       Занзас замолчал, продолжая хмуро смотреть в камин и о чем-то думать. Я же подумала про хирургов и добавила:       — Но я думаю, мы можем попробовать поискать что-то, что может помочь. Какой-то инструмент. Скальпель-пламерезатель. Что-то либо очень мощное, чтобы пройти через этот канал, либо очень точное и крепкое. А скорее, все вместе — и сверху с зонтиком, чтобы от отдачи не испариться. Отдачу по твоему телу я и сама смогу перехватить большей частью. И маленькое, чтобы не критически повредить канал.       — У Вонголы куча артефактов и всего, что когда-либо изготавливалось как инструменты или оружие для пламенных, — сосредоточенно сообщил Занзас. — По праву коллекция, собранная Вонголой, считается самой обширной. Но старик мне уже не даст доступ.       — А у кого есть доступ? — спросила я, чтобы понять, какой там уровень доступа.       Должны же быть какие-то вахтеры и кто-то еще, кто может зайти и что-то взять хотя бы временно. Скорей всего, даже несколько хранилищ с разными уровнями доступа.       — Чтобы найти что-то конкретное, это только к нему лично надо обращаться. Он не делится полной информацией ни с кем, всем понемногу раздает. Хранилищ много по всему миру. Самостоятельно искать и договариваться с теми, у кого еще хранятся артефакты, долго придется, и не факт, что там есть то, что тебе надо. Но искать буду, — хмуро заключил Занзас. — Еще есть несколько известных мастеров сложных вещей. Обычно они делают какое-то оружие или охранные механизмы, но если ты подробно запишешь, что именно тебе надо, я сделаю заказ. Посмотрим, что они смогут сделать.       Я очень хотела сказать ему не обращаться к Талботу… Но он не просто самый известный, он, кажется, еще и самый искусный мастер-артефактор. Хотя я и не могу предугадать, что придумает Деймон, и найдет ли способ извратить задачу себе на пользу, но если он сделает то, что не смогут другие, то, может, и стоит рискнуть? Поэтому…       — Если будешь обращаться к Талботу, то осторожней с ним, — посоветовала я. — Не говори, для чего это.       Занзас цыкнул снисходительно, как будто нечто очевидное приходится объяснять, и посмотрел на меня тяжелым взглядом:       — Такие вещи никогда никому не объясняй, поняла? Только самым доверенным. Иначе узнают и обязательно используют против тебя.       Я не стала возражать, просто кивнув в ответ. Спустя пару минут я вдруг поняла, что попала в раздел этих «доверенных». Может быть, не совсем, и у них просто не было выбора, но… Вместо этого я выдала другую пришедшую мысль:       — Ты сказал про Девятого, а что, если у Десятого спросить?       Занзас, позабыв о камине, в котором сверлил дыру долго и упорно, смотрел на меня так, как будто я сморозила очевиднейшую глупость.       — Я, конечно, знал, что ты преувеличиваешь способности этой сопли, но не думал, что настолько, — выдал с видимым усилием наконец он, видимо, самое цензурное, что только смог.       — Я имею в виду, такой загадочный запрос с твоей стороны вызывает закономерные вопросы, а Тсуне Девятый благоволит, и если даже придумать какую-то глупую причину, по которой ему нужно что-то подобное, то вопросов будет гораздо меньше. В том числе и у остальных.       Занзас усмехнулся и хекнул:       — С дурака и спрос небольшой. У тебя же уже есть план, как заставить его с лицом наивной тупости искать нужные инструменты?       — Почему сразу заставить, — внимательно смотрела я на него, надеясь на понимание. — Он и так очень хочет вызволить Шимон, которые у тебя в плену.       Занзас, откинувшись на кресле, неожиданно расхохотался, да так громко и сильно, что от потолка отскочило эхом:       — Бва-ха-ха.       Я философски отметила, что на злодейский смех темного властелина тянет побольше, чем детское хихиканье Бьякурана.       — Это даже просто смешно звучит, как он будет искать то, не знаю что. Но с его тупым лицом никто не удивится! Признайся, ты с самого начала, отдавая мне Шимон, что-то такое предвидела?       На вопросительный и требовательный взгляд я приподняла брови, прося объяснений, потому что признаваться, что Тсуна опять накосячил, на этот раз сказав то, что я не говорила, было как-то… Да и просто — разве это не взаимовыгодный обмен? И Тсуна получит Шимон, и меня доставать перестанет, и Занзасу поможет.       — Мелкие ублюдки, — «ласково» обозвал их Занзас с жестокой усмешкой, — в ноги бросаются, так умоляют их оставить в отряде под прикрытием и никому не передавать. Они так хотят жить, что добровольно сидят в укрытии, щедро выделенном им Варией, самостоятельно помогая сделать это укрытие тайным и никому неизвестным, защищают его и при этом терпят все, как об них ноги не вытирай.       Что он с ними там делает?..       — Ты там не… — нахмурилась я, подбирая слово, — не поломал их?       — Нет, — ответил Занзас серьезно, чтобы уж я точно не подумала, что он шутит. — Но то, что они осмыслили свое положение окончательно — чистая правда. Больше всего они нуждаются в покровителе и всеми силами пытаются быть полезными.       — Я, конечно, сказала, что Тсуна хочет их освободить, и не питаю надежд, что он полностью понимает, что их дальше надо будет защищать, но разве он со своим положением не может их защитить?       Занзас снова усмехнулся:       — Титул титулом, а молокососы нажили себе слишком много врагов. Они будут в безопасности, только если круглосуточно будут под присмотром, а ходить за ним одним все время не смогут. Людей у него мало, защищенных территорий нет, даже разведки для того, чтобы заранее предупредить о нападении, нет.       В принципе, я, конечно, хотела посмотреть на лицо Тсуны, когда окажется, что Шимон не обрадуются своему «освобождению», о котором Тсуна забыл их спросить, но все же жалко их.       — Раз они у тебя в плену на добровольных началах, — сказала и сама удивилась тому, как странно это прозвучало, — то, думаю, стоит их предупредить перед освобождением.       — Зачем? — резонно задал вопрос Занзас, внимательно рассматривая мое лицо, и я поняла, что ему нужна какая-то другая причина, чем просто «жалко». Он уже, кажется, подозревал, что во мне проснулась такая неудобная в его деле жалость, и вряд ли поддержит эту причину.       — Во-первых, они молодые и наивные, — стала я искать доводы в свою пользу. — Во-вторых, уже настроились на контакт с Варией при удобных для Варии условиях, и если все же Тсуна их защитит, будут и Варии полезны. Да и в-третьих, они не самые слабые бойцы, где-нибудь да пригодятся.       Занзас издал какое-то глубокомысленное «хм», которое показалось мне не очень-то доверчивым к этим доводам.       — И, чего доброго, обратно попросятся, — мрачно изрек он, разом перерезав все доводы.       Обратно он их явно не желал принимать.       — Да если и попросятся, тебе не обязательно соглашаться, — пожала я плечами, не понимая его недовольства. — А захочешь, вон, — мотнула я подбородком в сторону двери, — Скуало, Бельфегор и Мармон тебе договор составят на их услуги. Все же техники у них редкие, что-то с них выжать полезное можно, даже если не отдавать им кольца. Как стало ясно с Деймоном, с договорным процессом у них все плохо.       — Сомнительный обмен, — так же мрачно ответил Занзас. — Проблем они принесут гораздо больше, а дать могут только техники, которые кто-то другой вряд ли сможет освоить.        Он подумал и все же пожелал убедиться, сформулировав вопрос:       — У тебя есть точные причины сделать это и не избавиться от них, когда есть такая удобная возможность сделать это относительно безболезненно и легко? Ты понимаешь, что они не стоят тех проблем, которые могут принести, если попытаются примазаться к тебе или к Варии в своей попытке выжить? Если совсем начистоту, даже объявлять их на время под защитой Варии уже тот еще геморрой.       Занзас буквально давил словами. И тем тяжелее было это принять, понимая, что он прав. Придурки сами заварили кашу и все заслужили. Даже меня убить хотели, хотя, конечно, у них бы это вряд ли получилось без помощи Деймона. Не получилось и с ним, но сам факт. Теперь ловят отдачу от сотрудничества с Деймоном: их хотят убить пострадавшие стороны, хотя бы чтобы оправдать себя. И все же… Все же хотя бы дать им шанс, таким молодым и глупым, поведшимся на сладкие речи о возмездии и восстановлении исторической справедливости, и бог знает чего еще… Наверное, если бы они убили кого-то из близких мне людей, я бы думала совершенно иначе. По сути, они чуть не убили Ямамото, хотя чуть позже Каору, который это сделал, чуть свою жизнь за Такеши не отдал. Такеши мог позволить себе его и до того простить, я же приняла такое искупление.       Но в итоге хорошее и плохое самовычиталось, поэтому я ни желала им смерти, ни горела желанием помогать. Получится походя и при их непосредственном горячем участии помочь им же — ну а нет, так и суда нет. Спасение утопающих — дело рук самих утопающих, так ведь?       Именно поэтому я не хотела что-то придумывать, спасая их от последствий их же решений и действий. Тем более — если это будет мне чего-то стоить, даже если будет чего-то стоить Варии.       — Я не хочу им делать никаких одолжений, — решила я. — Даже когда они теперь задним умом поняли, что натворили. Поэтому я, чисто по-человечески, предлагаю проявить какую-никакую гуманность и сказать им о том, что их ждет. А дальше мне без разницы, сколько они будут прятаться и голодать, пока их не догонит Вонгола, или Торикай, или Джиг. Да, в принципе, любой, кому они насолили.       — Так и Варии они насолили, — мрачно заметил Занзас. — Тебе нужно количество рядовых, которые полегли на том острове? Так я могу тебе дать полный список по именам.       Я об этом задумалась надолго. По сути, даже такая малость, как предупреждение, их не спасет.       — У тебя большее моральное право забрать их жизни, чем у меня, — внимательно посмотрела я ему в глаза. — Я понимаю, что уже заставила тебя сделать мне одолжение, взяв их под свое прикрытие. Не думаю, что такой вопрос — сказать им или не сказать — что-то изменит, поэтому тебе решать. Мне, честно говоря, все равно, просто я понимаю, что они получают за себя и за Деймона.       — Если их предупредить, они могут в отместку устроить бунт и, уходя, нанести вред Варии, — упрямо ответил Занзас.       — Могут, — не стала я отрицать и не решилась продолжать мысль, что я просто не знаю, как тут лучше поступить со стороны совести и выгоды сторон Варии и моей.       Занзас недовольно отвернулся, став хмуро смотреть опять в камин, а потом выдал:       — Дело не в рядовых, они погибли от рук Спейда. Да и были теми еще отбросами. Я хочу знать, что ты понимаешь, что делаешь.       Сказал и отпил из стакана.       — Есть вопросы чести.       Так это что, из-за меня? Он бы их «по чести» прибил бы сам, так получается? А я что-то вроде предсказателя событий. Или…       — Это ты из-за новообразованной связи так решил? — осторожно и негромко поинтересовалась я, отслеживая реакцию, так как вопрос был уж очень коварный и опасный.       Занзас повернулся ко мне всем торсом. Прищурился слегка, буравя бордовыми радужками, и выдал:       — Еще чего.       Я не отводила глаз, выдерживая его взгляд и пытаясь найти слова, которые, с учетом такого ответа, могут помочь разъяснить ситуацию спокойно.       — Ладно, — решила я, — если с Шимон все ясно — смотри сам по ситуации, все же там твои люди, то что ты решил насчет нашей небольшой проблемы?       — Сама решай, — хмыкнул он самоуверенно, как будто мне в отместку за только что сказанное.       Но уж очень как-то ненатурально.       — В смысле? — не поняла я. — Это ты устроил истерику сначала по поводу того, чтобы я немедленно ее разорвала, потом — чтобы и не думала этого делать. Как мне это понимать?       Я не стала добавлять огоньку в и так непростую ситуацию словами о том, что его поведение выглядит как капризы принцессы.       — Как хочешь, так и понимай, — в своей манере грубо ответил Занзас. — Я же сказал, что решил дать свое согласие.       Я едва удержалась от закатывания глаз, так неподходящего к ситуации. Решил он, значит, дать свое высокое дозволение, да. А это не он ли бегал за мной по улицам, стреляясь пламенем?       Видимо, на моем лице все-таки что-то отразилось, потому что Занзас упрямо нахмурился, но потом все же спокойно сказал:       — Это хотя бы как-то оправдает твою помощь мне, а не выставит тебя полной дурой, помогающей за просто так, — выждав тяжелую паузу, уронил тяжело:       — Я это запомню.       Подумав, просто кивнула. Может быть, поэтому я и хотела помочь — потому что он уже в какой-то мере стал своим? Хотя для себя я как-то однажды решила, что просто не хочу видеть слабыми сильных людей, и по сути с самого начала не могла смотреть на то, как его ломает Девятый. Конечно, это все наложилось на общие интересы, создав нужную почву…       — Тогда можно закрыть вопрос? — спросила я спустя долгую паузу, которую мы оба не спешили прерывать. Я хотела убедиться наверняка, что он согласен на условия. — Оставляем все как есть, но для общественности у меня Расиэль. Так?       — Так, — низким голосом подтвердил Занзас, смотря мне в лицо. В его глазах пробежал алый отблеск то ли от камина, то ли от пламени. — У меня сильный Ураган, он усилит тебя еще больше.       — Не сомневаюсь, — не удержалась от легкой улыбки.       — Для меня это тоже выгодное дело, — продолжил Занзас попытки доказать мне зачем-то, что он держит марку.       Как будто я в этом начинала когда-то сомневаться. Теперь он пытается доказать мне еще раз, что он тут только выигрывает. А до того вообще позволение свое выдавал.       — Да, я поняла, — выдохнула, не убирая улыбки.       — Гхм, — хмуро свел босс Варии брови.       Ко мне пришла мысль, что расслабляться еще рано, поэтому перестала тянуть улыбку и стала серьезней.       — Просто знай, что у меня не было целью создавать эту связь и ее как-то использовать. Но раз уж есть, то пусть она принесет только пользу нам обоим.       Я тоже попыталась в тон ему держать лицо. Занзас сидел на месте, не спеша что-то еще говорить, так как вроде бы по этому вопросу было сказано все. Я расслабилась, отвернувшись обратно к камину. Вопрос-то на самом деле не был уж такой сложный. Просто его надо было окончательно принять.       — Зато я теперь могу, когда захочу, делать так, — неожиданно сказал Занзас и, не успела я к нему вернуться вниманием, сделал быстрый выпад, приподнявшись на кресле.       От него я не чувствовала угрозы в этот момент и прозевала, когда он схватил меня за плечо, потянув на себя. Я сидела, подтянув под себя ноги, а потому не успела даже ими за что-то зацепиться в последний момент и просто перелетела ему в руки, перекинутая через подлокотник. Пока я, мягко говоря, удивлялась такому повороту, Занзас решил повторить свой старый трюк: обхватил меня за шею и принялся наводить беспорядок в моих волосах.       — Да чтоб тебя! — со всех сил я отмахивалась руками, пытаясь выбраться. — Пусти!       — Еще чего, — ответил он мне усмешкой, продолжая удерживать, несмотря на все попытки. — Ты теперь мое Небо, так что могу делать это в любой момент. Смирись и терпи.       — Не хотела тебе напоминать, но над Небом так не издеваются и берегут! — пропыхтела я, добившись того, что почти выбралась из захвата.       Застежка на рукаве его рубашки царапала ухо, но осталось немного!       — Кто тебе такое сказал? Что хочу, то и делаю, — продолжал он явно насмехаться, не скрывая ухмылки. Я уже ее не видела, но по тону слышала.       — Не используй это как оправдание! — возмутилась я, наконец, с усилием высвободившись и отступив обратно к своему креслу. Раскрасневшаяся и взъерошенная, нахмурившись, смотрела на него.       Такое ощущение, что я подписалась теперь всю жизнь терпеть Занзаса, как и его хранители. И принятый социумом факт о подчинении хранителей Небу он вообще решил игнорировать, а то и вовсе поставить перед фактом, что он тут главный, и повесить на меня ярлык своей собственности.       Потому и сидел сейчас тут такой довольный. И скалился.        — Чай остынет, — кивнул на оставленную мной нетронутой кружку, как будто ничего такого только что не было, но не прекратив скалиться, смотря на меня. — Или тебе еще виски добавить?       — Не надо, — фыркнула я, чуть подуспокоившись и отдышавшись. — Я и так знаю, что ты меня обожаешь.       — Слишком не рассчитывай на это, — ответил он мне таким же хмыком.       Я плюхнулась обратно в кресло, взявшись за чай. Понятно, что это была попытка разбавить ситуацию… в его манере. И так возникало ощущение, что своими неумелыми огромными лапищами он пытался подходить к этому разговору, при этом не переступая через свои принципы. Я также не могла не отметить, что, по крайней мере, Занзас уже не наводит тоску безнадеги.       Попробовав, наконец, уже изрядно остывший черный чай, сморщила лицо. Горький. Но разбавленный крепкий алкоголь как будто разгорался постепенно, протекая по горлу и ниже, согревая приятным огнем.