Боли стальные объятия

Джоанна проснулась поздно. Солнце уже заливало лучами Остров Любви, за распахнутым окном громко щебетали птицы, в комнате витал тонкий аромат тропических цветов. Кристиана рядом не было. Девушка вспомнила, как чувствовала сквозь сон нежные поцелуи, запах парфюма, и вновь дала волю слезам — она так и не обняла, не поцеловала Кристиана… в последний раз. Её словно ущипнули — Джоанна вскочила с кровати, достала из шкафа чемодан, не разбираясь, побросала в него вещи и обессиленно опустилась на стул. Взгляд упал на правую руку — на безымянном пальце красовалось тонкое, но очень красивое кольцо. Глаза сразу заволокло пеленой слёз. Первым порывом было снять украшение и оставить на туалетном столике, но решимости не хватило. Джоанна хотела оставить на память о Кристиане хоть самую малость, поэтому сжала ладонь в кулак, будто пытаясь помешать себе вернуть кольцо. В памяти вдруг всплыли эпизоды отношений с Кристианом. Она была так счастлива! И вчерашний вечер, как оказалось, должен был стать новым витком сладостной, безоблачной жизни. Но от неё остались лишь руины, о которых Джоанна не захотела или не осмелилась рассказать Кристиану. Девушка заставила себя встать и отправилась на кухню. По губам скользнула грустная улыбка — Кристиан утром успел убрать остатки ужина и загрузить грязные тарелки в посудомоечную машину. Джоанна включила кофеварку и задумалась. Мысли путались, но неизменно возвращались к одному — смертельному диагнозу, который разрушал привычную жизнь. До вчерашнего дня чудилось, что впереди ещё много времени, но оказалось, что у судьбы были совсем другие планы: предстояла трудная борьба, исход которой — всё или ничего. То есть, жизнь или смерть. Но не последнее пугало Джоанну, а расставание с Кристианом. Она не представляла жизни без него, но можно ли было так назвать то, что ей предстояло? Больничные стены, капельницы, химиотерапия, операция — вот что ждало её, и подвергать этому испытанию любимого человека совершенно не хотелось. Кофеварка уже давно затихла, но Джоанна не сводила глаз с видневшегося вдали моря. Вода искрилась на ярком солнце, а девушка вглядывалась в едва различимые с такого расстояния волны до боли в глазах, словно пытаясь впитать в себя тепло острова, чтобы согревать воспоминаниями израненную душу. Джоанне начало казаться, что рак убивал не метастазами, а тоской и страхом, переживаемыми, наверное, всеми онкобольными. Она протянула руку к кофеварке, нащупала чашку и поднесла к губам. Крепкий, ароматный напиток уже слегка остыл, но девушке было безразлично. Она поймала себя на мысли, что стало плевать почти на всё, что касалось её жизни. И даже смерти. Джоанна не могла разобраться в себе: то ей казалось, что жила она уже нехотя и по инерции, то рисовала в мечтах новую встречу с Кристианом и друзьями. Отмахнувшись от мыслей, как от назойливых мух, Джоанна одним глотком допила кофе и встала — уже было пора собираться в аэропорт. Мельком взглянула на часы — до рейса в Париж оставалось около четырёх часов. Она металась по квартире, совершенно не понимая, что ещё нужно было сделать, пока взор не упал на их с Кристианом фотографию, стоявшую на столике в гостиной. Джоанна взяла рамку и медленно опустилась на диван, не сводя взгляда со счастливых лиц. Она долго вглядывалась в карие глаза парня и вдруг осознала, что Кристиан не заслужил, чтобы она просто сбежала, не оставив ничего. Джоанна вскочила с дивана, с трудом отыскала лист бумаги и ручку и села за кухонный стол, поставив рядом рамку с фотографией. Немного поразмыслив, начала быстро писать. Кристиан. Я хотела покинуть остров по-английски, но поняла — не могу молча оставить тебя. Я слишком люблю, чтобы не сказать об этом. Не могу признаться, почему сбегаю. Просто поверь, что так будет лучше для всех. Я очень благодарна судьбе, что дала нам второй шанс. Клянусь, я была счастлива. Спасибо за всё. Ты — лучшее, что было в моей жизни. Надеюсь, что когда-нибудь мы увидимся, и ты поймёшь, что я не могла поступить иначе. И простишь. Или нет. Но об этом мы поговорим потом. Люблю. Твоя Джоанна. Слёзы капали на текст, от чего чернила расплывались, оставляя на бумаге голубоватые пятна. Джоанна оставила письмо на столе, а фотографию бережно убрала в чемодан. Взглянула на часы и ужасулась — она рисковала безнадёжно опоздать на самолёт. Наспех девушка натянула шорты и футболку, уложила в небольшой карман чемодана кардиган на всякий случай, и с грустью оглядела гостиную. Сердце трепетало от бесконечной тоски, в горле снова образовался ком, но в этот раз слёзы удалось сдержать. Джоанна взяла мобильный, достала сим-карту и, не глядя, швырнула её куда-то в угол. Девушка решительно взяла чемодан, будучи уверенной, что, если пойдет на поводу у собственной слабости, дождётся Кристиана и признается во всём. Промедление было равносильно поражению, а Джоанна не могла этого допустить. Громкий дверной звонок был подобен выстрелу — девушка замерла. Ужас пробежал дрожью по телу, чемодан вдруг стал неимоверно тяжёлым, и руку сводило, пальцы побелели от напряжения. «Чёрт побери! Ну кого принесла нелёгкая?» — досадливо поморщившись, подумала Джоанна и медленно, чтобы не шуметь, опустила ношу на паркет. Сердце гулко стучало, и девушке казалось, что его биение слышала вся округа. Звонок повторился, и из-за двери сразу послышался недовольный голос Лали. — Открывай, Джоанна! Я знаю, что ты дома — видела машину на парковке. — И в тишине, ставшей вдруг зловещей, раздался громкий стук — Лали перестала терзать звонок и переключилась на дверь. Джоанна закусила губу, сжала кулаки, пытаясь унять бешеное сердцебиение. Успокаивало одно: подруга так неистово стучала и кричала, что заглушила бы, наверное, и отбойный молоток. — Ты обещала, что возьмёшь на себя и Буланже, и Мюрей, а в итоге я тащу на своих плечах и своих клиентов, и твоих! — Лали была в бешенстве. — Это свинство, Джоанна! Открывай и ступай в агентство, а я ухожу в отпуск! Слышишь?! Девушка разразилась такой непечатной тирадой, что Джоанна неожиданно даже для себя не выдержала — подскочила к двери, но каким-то чудом справилась с порывом распахнуть её. — Убирайся, Лали! Проваливай! Джоанна слышала, как подруга задохнулась от ярости, но раскаяния не испытывала. Единственным желанием сейчас было не опоздать на рейс. Поэтому она снова закричала: — Уходи! Поговорим потом! Не хочу никого видеть, слышать! Так что иди отсюда! — Да пошла ты!.. Джоанна услышала стук каблуков за дверью и облегчённо выдохнула. Прокралась в кухню и из-за занавески выглянула на улицу. Снова почувствовала себя преступником, но уже скрывающимся от правоохранителей, но выбора не было — нужно было завершить задуманное. Джоанна видела, как Лали зашвырнула сумку на заднее сидение, села за руль, остервенело хлопнув дверью, и сорвала машину с места. Убедившись, что та скрылась из вида, Джоанна схватила чемодан и тоже бросилась к автомобилю, молясь больше не встретить нечаянных гостей. По дороге в аэропорт поймала себя на том, что озиралась по сторонам, вглядывалась в лица водителей встречных машин, отчаянно боясь попасться на глаза кому-то из знакомых, постоянно смотрела в зеркало заднего вида — не ехали ли за ней друзья? «Интересно, а мания преследования и панические атаки — это последствия болезни?» — мысленно усмехнулась Джоанна, выруливая на парковку аэропорта, — раньше подобного за собой не замечала. Девушка вышла из машины, достала чемодан и оглянулась, словно прощаясь с Островом Любви, где была, как раньше казалось, бесконечно счастлива. Но всё неожиданно рухнуло, распалось, как карточный домик. Осколки прежней жизни, которая в один миг разделилась на до и после, впивались глубоко в сердце, оставляя рваные кровоточащие раны. Джоанна сглотнула ком и поспешила в маленькое здание аэропорта — надо было успеть купить билеты до Парижа и дальше — до Нью-Йорка. Всё это казалось странным сном. Она, словно в тумане, поднялась на борт самолёта, заняла своё место и исподлобья оглядела остальных пассажиров. Знакомых лиц среди них не было, и Джоанна, облегчённо выдохнув, отвернулась к иллюминатору. Горячий воздух видимо вибрировал над взлётно-посадочной полосой, солнце, как обычно, палило нещадно, на небе не было ни облака. Спустя несколько минут самолёт дрогнул и медленно покатил по ровному асфальту, потом — быстрее и быстрее, пока не оторвался от земли. Джоанна устремила взгляд к горизонту, на гладь моря, словно пытаясь рассмотреть лодку, на которой работали Кристиан и друзья. Глаза заволокло слезами — каждая мысль о любимом мужчине заканчивалась одним. Но назад дороги уже не было. Лайнер сделал круг над островом, словно прощаясь, и взял курс на Париж. Джоанна, почувствовав слабость, снова откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Непроизвольно коснулась кольца на безымянном пальце, и из-под ресниц просочилась-таки солёная влага. Как она могла сбежать практически на пороге замужества? Забрав символ семейного счастья, Джоанна считала, что дала Кристиану согласие. Но этой свадьбе не суждено было случиться. Девушка уже корила себя за слабость, не позволившую оставить кольцо на столе рядом с запиской, но так казалось, что частичка души Кристиана была с ней. По телу пробежал неприятный озноб, к горлу подступила тошнота. Джоанна побледнела ещё сильнее, вцепилась ногтями в жёсткое кресло, пытаясь справиться с приступом. Она распахнула ресницы и устремила взгляд на кстати оказавшуюся неподалёку стюардессу. Та, заметив движения Джоанны, бросилась к ней. — Что случилось, мадемуазель? Вы белая, как полотно! Вам плохо? — Она заозиралась по сторонам, будто ища врача среди других пассажиров или поддержки у них. — Всё в порядке, — прохрипела Джоанна, отчего-то лишившись голоса. — Просто холодно. — Я принесу плед. — И стакан воды, пожалуйста. — Конечно. Странное состояние прошло так же неожиданно, как появилось. Джоанна, накинув на плечи плед и поймав на себе встревоженно-подозрительный взгляд попутчика — молодого белкокурого парня, отвернулась к иллюминатору и закрыла глаза. Она пыталась уснуть, но так и не смогла — проклятый диагноз не давал покоя ни телу, ни голове. Мысли о Кристиане с каждой милей становились всё дальше, призрачней, как и он сам. Теперь в жизни Джоанны была лишь одна забота — выжить. По прилёту в Париж стюардесса вновь подошла к Джоанне. — Может быть, пригласить врача? — участливо спросила девушка. — Не стоит, спасибо. — Джоанна вымученно улыбнулась. Чувствовала она себя неважно, но собрала в кулак остатки сил — не хотелось выглядеть в глазах окружающих жалкой. Она по «рукаву» вышла в здание аэропорта, нашла рядом с большим окном свободное место и устало опустилась в жёсткое кресло. Отчаянно клонило в сон, но Джоанна боялась проспать рейс до Нью-Йорка, поэтому принялась разглядывать самолёты за стеклом, наблюдать за снующими туда-сюда пассажирами и работниками авиакомпаний. Всколыхнулись воспоминания, чего девушка и ожидала — посещение Парижа, пусть даже оно ограничивалось лишь стенами аэропорта, не могло пройти бесследно. Она думала о студенческих годах, но в памяти отчего-то всплывали лишь не самые приятные эпизоды. Джоанна вспомнила, как впервые в спешке покидала Париж после измены Кристиана с той неприятной зрелой женщиной; поморщилась от боли где-то в области сердца и мелькнувшей перед глазами картинкой — вот она вошла в гараж, где репетировали ребята, и увидела любимого Кри-Кри в объятиях этой… Джоанна до сих пор не могла подобрать цензурные слова для определения той самой брюнетки. Эти мысли причиняли и сейчас вызывали беспросветную тоску, несмотря на то, что смогла простить Кристиана, потому что всегда любила его до безумия. Джоанна почувствовала, что засыпала, и резко мотнула головой, пытаясь прогнать сон. Снова огляделась и грустно усмехнулась — международный аэропорт Руасси не вызывал приятных ассоциаций. Чаще всего она оказывалась здесь после неприятных событий. Заболела мама — ей предстояла серьёзная операция, и Джоанна снова ждала посадки на рейс до Хьюстона, погрузившись в тяжёлые мысли и переживания. Тогда казалось, что мир перевернулся с ног на голову и уже никогда не станет прежним. В общем, так и получилось. Тогда девушка задержалась в Техасе дольше, чем планировала, и не нашла ничего лучше, чем заглушить боль и волнение за здоровье матери в объятиях симпатичного ударника Тима, игравшего в ночных клубах родного города в составе довольно популярной в Хьюстоне рок-группы. Возвращение в Париж после этого тоже не принесло ничего хорошего… Джоанна зажмурилась — было ощущение, что в глаза насыпали песка — они болели, зудели, слезились. Усталость превращалась в измождение, давала о себе знать слабостью и рассеянностью. Девушка достала из сумки бутылку, осторожно налила воду в ладонь и смочила лоб. Стало немного легче. Воспоминания понемногу растворялись в суете аэропорта, в гуле тысяч голосов, трелей чужих телефонов и звуках шагов. Джоанна не хотела даже мысленно возвращаться в то время, когда покидала Париж, как тогда казалось, навсегда, захлёбываясь слезами после трусливого побега Кристиана после известия о беременности Линды. Она ненавидела в тот момент всех на свете, себя, свои чувства и жизнь. Джоанна радостно, вмиг забыв об усталости, вскочила с кресла, когда информатор объявил о посадке на рейс до Нью-Йорка. Она вошла в самолёт одной из первых, удобно устроилась в кресле и закрыла глаза, а едва лайнер взмыл в небо — провалилась в сон. Не было ни сновидений, ни мыслей — она лишь иногда сквозь дремоту ощущала, как проверяла, никуда ли не делось с безымянного пальца подаренное Кристианом кольцо. Теперь оно было своего рода талисманом и напоминанием о беззаботной жизни на Острове Любви рядом с любимым человеком. Джоанна, однажды проснувшись, перекусила и, слегка опустив спинку кресла, снова прикрыла веки и задремала, успев заметить, что больше её не беспокоило странное состояние, ощущение, что не хватало воздуха. Она просто спала, а самолёт уносил девушку в совершенно другую жизнь, которая виделась в самом мрачном свете. Лайнер приземлился в Нью-Йорке глубокой ночью. Джоанна получила багаж и вышла из аэропорта, огляделась, увидела неподалёку жёлтые машины такси, но привлекать внимание водителей не торопилась. Она вдыхала прохладный воздух, и казалось, будто у него особый запах — родного дома и… смертельной боли. Джоанне, словно она только осознала, зачем прилетела в родную страну, стало страшно. Ноги мгновенно стали ватными, слёзы брызнули из глаз; ослабев, девушка тяжело опустила чемодан на асфальт и села сверху. Она поймала себя на мысли, что оттягивала поездку к дяде, и причиной тому был далеко не поздний час. Джоанна боялась посмотреть правде в глаза, признать диагноз, начать борьбу за жизнь. Не тем должна заниматься молодая, красивая женщина, которая до недавнего времени была счастлива с любимым мужчиной и могла бы стать его женой. Но проклятая болезнь превращала в руины планы, мечты, всю жизнь. И не только самой Джоанны. Она была уверена, что заставила Кристиана страдать, искать ответы на многочисленные вопросы, и это причиняло самую страшную, невыносимую боль. Наконец девушка тяжело поднялась и призывно вскинула вверх руку. На этот жест сразу отозвался жёлтый «Форд» — машина остановилась напротив, водитель вышел и помог убрать чемодан в багажник. Джоанна же села на заднее сидение и назвала адрес дяди. Мужчина, удивлённо вскинув брови, одарил её выразительным взглядом и тут же придал лицу бесстрастное выражение. Джоанна ехала в такси в северо-западный Бруклин, где давным-давно жил Энтони МакКормик. Город приветствовал девушку миллиардами огней, прохладой ночи позднего лета и толпами не знающих сна и отдыха туристов и местных жителей. Если бы не чёрное небо, в котором отражался неон, невозможно было представить, что стрелки часов давно перевалили за три. Спать Джоанне не хотелось совершенно, и она прильнула к окну, ощущая, как бурление жизни огромного города пролетало мимо. Что же осталось ей? Осесть в стенах больницы, наедине с ужасающей атмосферой? Джоанна поёжилась — казалось, это было равносильно захоронению заживо. Она так хотела жить, любить, дружить, но судьба распорядилась иначе. И разве с ней поспоришь? Тяжёлые мысли больше не уступали, они заполнили всё вокруг, лишая воздуха и заставляя думать о диагнозе, как о смертном приговоре без права на помилование. Девушка устала сопротивляться им, покорно сдаваясь, думала о неизбежности мучительной смерти в одиночестве в больнице. Иногда казалось, что она начала привыкать к новому состоянию, страшным мыслям и периодически накатывающей необъяснимой усталости. Наконец такси остановилось у элитного дома. Джоанна не была здесь очень давно, поэтому, открыв рот, озиралась по сторонам. Улица утопала в огнях фонарей и реклам, создавая впечатление праздника. Но только не для девушки. Водитель вышел, обошёл машину и, распахнув дверь, протянул руку. Джоанна вложила в горячую ладонь свою и вышла из автомобиля. Мужчина помог донести чемодан и на прощание одарил ободряющим взглядом. — Вы красивая, но очень грустная. Всё будет хорошо, мисс. Джоанна с благодарностью посмотрела на седовласого мужчину, по возрасту годящегося ей в отцы, и кротко кивнула: — Спасибо. Он улыбнулся, а в глазах застыло немое сочувствие. И пошёл к машине. Девушка смотрела ему вслед, отчаянно надеясь, чтобы сказанные слова оказались правдой. Вздохнув, подняла чемодан, вдруг ставший таким тяжёлым, что подкосились ноги, и направилась к лифту. Поднялась на семнадцатый этаж и, мысленно сожалея, что придётся среди ночи разбудить дядю, позвонила в дверь единственной на этаже квартиры — не ждать же утра прямо здесь. Джоанна прислушалась — в ответ не раздалось ни звука. Она отчего-то совершенно не думала, что Энтони могло и не оказаться дома, ведь этот молодящийся ловелас часто проводил ночи в клубах и ночных ресторанах в обществе коллег, партнёров по бизнесу и молодых охотниц за богатством. Однако ни одна из последних надолго не задерживалась в жизни мистера МакКормика. Девушка снова нажала на кнопку, и за дверью раздалась едва слышная трель, за которой сразу послышался звук открываемого замка и хриплый, недовольный голос Энтони: — Чёрт бы тебя побрал, Мелани! Неужели я дал тебе так мало денег, что ты потратила их буквально за пару часов? Дверь распахнулась, и взору Джоанны предстал заспанный дядюшка. Он с трудом разлепил веки и пытался сфокусировать взгляд на нежданной гостье. А девушка, снисходительно улыбаясь, молча наблюдала за ним и вдруг поняла, как сильно скучала по нему все эти годы. Когда глаза Энтони привыкли к яркому свету, он в недоумении смотрел на племянницу, словно пытаясь понять, не сон ли это. А Джоанна бросилась к нему, обняла, уткнувшись в могучую грудь, облачённую в пижамную рубашку, и разрыдалась, словно ждала именно этого момента. — Девочка моя… — Энтони одной рукой гладил её по волосам, а второй крепко прижимал к себе. — Довольно. Обещаю — всё будет хорошо. Джоанна в ответ лишь всхлипывала, даже не делая попытки взять себя в руки. За последние два дня она просто устала быть сильной и делать вид, что ничего не произошло.