Не 10-0

И если успех вдруг приходит к тебе, Найдутся и те, кто придет за тобой (Наутилус Помпилиус - Скованные одной цепью) - Знаешь… э… Не знаю, что ты активировал… но если эта штука поможет нам выбраться… - Вряд ли это будет такси, Алад. Эта штука может быть древней, как сама башня. Сколько там лет назад ее оставили? Я вообще удивлен, что тут ещё хоть что-то работает. - В Бездне нет времени, - парировал Алад, - в привычном понимании этого слова, разумеется. Э… я объясню. Просто не сейчас. Двое сидели на полу с бешено бьющимся сердцами, не сводя взгляда с голубой консоли. У обоих дёргался глаз. У Ви - правый. У Владимира - левый. Оба понятия никакого не имели, что происходит. То, что Реликт случайно активировал какой-то механизм и переговорное устройство, ввел какой-то пароль черте знает куда, Ви было понятно. Другое дело, что мозгу исследователя уже настолько хватило чудес Реликта, что он отказывался воспринимать новые возможности этого живого ископаемого. Хотя казалось, что Владимир не сделал ничего такого. Просто говорил. - Ви… Скажи… то, что я сделал… насколько это нормально? - тихо поинтересовался Владимир. - Э… слушай… если я… хм. Если я скажу, что это… вообще ненормально, тебе… хе… что… легче станет? - Знаешь, станет. Не сейчас, но однажды. - И… когда же? - Когда помру. Что-то внутри башни натужно заскрипело и загудело, защелкало. Владимир подпрыгнул на месте. По его спине стекали капли холодного пота. Изменившийся звук ему абсолютно не нравился. Он что-то значил, а, как привык считать молодой человек, внезапные перемены никогда не несут ничего хорошего. Гул поднимался по стенам, полз выше, к самому потолку, эхом расходясь под сводами, пока не сорвался с уханьем в звенящую тишину. Потом еще раз и еще. И еще несколько раз. Казалось, сама башня дрожит от верхушки до основания, стряхивает с себя многовековой сон. Оседающая пыль, мелкая и светлая, заволокла помещение туманом. - Вам пора, - прохрипела голубая консоль, - все подготовлено к эвакуации. В этот момент высокое окно неподалеку, за которым до этого была лишь бело-зеленая пелена, стало темным от тени. Что-то огромное приближалось к башне, огромное и, судя по звукам ударов по стенам, вооруженное. - Подожди… Где ты нас ждешь? Кто ты? Хриплый голос молчал. Ответа не было. Тень исчезла и где-то неподалеку раздался грохот. Башня вздрогнула, струйка белой мелкодисперсной пыли потекла вниз маленьким ручейком. - Слушай… Э… Я, конечно… Не строитель, но кажется мне… кхм… Нам пора делать ноги, - нетерпеливо заметил Ви. Словно в подтверждение его слов огромная мраморная панель в конце зала покрылась трещинами и начала медленно оседать с невообразимым грохотом и скрежетом. Пол под ногами задрожал. Башня дрогнула в последний раз, после чего затихла. Это показалось Владимиру странным. Ви настойчиво тянул его в сторону выхода из зала, консоль молчала. Все, чего хотелось парню - остаться на месте и притвориться мертвым. Но надежда теплилась в груди, похожая на раскаленный уголь, и не давала спокойно жить. Страх полз липкими щупальцами по спине, заставляя вздернуть голову вверх. “Что будет с пулеметом, который заставили стрелять спустя тысячу лет?” - поинтересовалась интуиция, пока парень, не веря собственным глазам, наблюдал, как по белому мрамору ползут тонкие трещины. Наконец, сообразив, чем это грозит, следом за Ви Владимир бросился к выходу из зала. Какофония звуков обрушилась на него мгновением позже, похожая на лавину. Медленно, непривычно медленно рокотали звуки. Зал казался бесконечным, а бег слишком медленным способом передвижения. Скрипели перекрытия, натужно гудели балки, скрежетали, ломаясь, окна, брызгая звенящим стеклом. Острые брызги блестели радугой в рассеянных лучах света. Метр за метром, шаг за шагом - пространство смазывалось в единый ком, нарушая законы физики. Владимир переставал понимать, где он находится и что делает, все подергивалось черной, пульсирующей сетью. Последние минуты бегства стерлись из его памяти. Казалось, что вот еще он бежит - под ногами все пляшет и трясется, мелькает серый бок транспорта в разверзшейся пробоине стены, а сейчас уже… Сейчас уже он, Занука и Ви сидели в полумраке недр какого-то корабля, огромного, как тундра, и косплеили выдр в гетрах, будучи такими же несуразными и неуместными на этом транспорте, как, собственно, выдры в гетрах посреди тундры. С ведрами. Владимир крутил несчастную поговорку в голове, спасаясь от ощущения того, что это утлое корыто “не разваливается только потому, что его птицы засрали, сэр!” Корыто скрипело. Что-то выше стучало и щелкало, как неправильно сделанный протез коленного сустава. Иногда раздавался гул, который заканчивался легким “пх-пх-пх” и стоном металла, очевидно, вызванным вселенской усталостью. - Она существует… - пробормотал Ви в стотысячный раз, осматривая помещение, - Существует! Э… Это… Ох… Как же это? О… Чудесно, сногсшибательно, потрясающе, очаровательно… Алад, казалось, продолжал бы еще целую вечность, однако Владимир, который не был под столь сильным впечатлением недовольно хмыкнул, разглядывая потертости на поверхностях, неровно мигающие огоньки непонятных выступов, похожих на болезненные наросты, и ржавчину, которая грызла кусок палубы прямо перед ними. - То, что она существует, не значит, что она не развалится на ходу, - фыркнул молодой человек, устало садясь на пол, - черт… Тут даже сидений нет. Интересно, они уже сгнили, или их не поставили? Еще эта штука над нами, - Владимир поежился и поднял голову вверх, туда, где сквозь стекло следующей палубы было смутно видно очертания какой-то капсулы, - она похожа на гроб. Ты не знаешь об этом? Ви отмахнулся от Владимира. Жадно поглощая всякую новую информацию, мэтр Юпитера вряд ли задумывался о собственной безопасности. Сейчас, увидев для себя интересное, это снова был большой ребенок, которому только что дали самую вкусную конфетку и новый сортер. - Ты… Э… Просто не понимаешь всей… хм… ситуации, да, мой.. э… юный друг. Видишь ли… Это не просто транспорт. Это… Э… Темпестария! Корабль - легенда, корабль - призрак… Ви понизил голос, как будто рассказывал детскую страшилку, а затем рассмеялся, заливисто и звонко, после чего снова продолжил заговорщицким шепотом, устроившись поудобнее. - Когда-то очень, очень давно, еще… э… при древней эпохе, при Золотой эпохе, для этих… Э… Тенно… строили особые корабли… Они назывались рэйлджеки. Смертоносные, скрытные… Ну, во всяком случае, так говорят. Я-то… хе… ни одного даже в глаза не видел. Поверить не могу, что мы… здесь. Да! Так вот… По легенде один из кораблей, а возможно и несколько, во время Старой войны наплевали на приказы Золотых. Вместо того, чтобы убивать, они спасали тех, кого можно было спасти. Тех, у кого… э… как ты сказал. Не было выхода. Конечно, это всего лишь легенда, если не знать об участи Лукреции. Не знаю, что спровоцировало ее на это, но, кажется, она существует, и теперь мы… Мы здесь! Там, где не дуют ветра, на самом…э… холодном дне! Представляешь? Ви улыбался. В полумраке глаза его лихорадочно блестели. Кажется, он был абсолютно счастлив и для него путешествие на Луну и эвакуация с помощью Темпестарии была не более чем очень крутым приключением, которого он так давно хотел. - Ты счастлив, как ребенок, которого в лунопарк сводили, - вздохнул Владимир, качая головой. - Да! - Алад даже вскочил было на ноги, но затем скривился, пошатнулся и упал обратно, позволяя Зануке устроить себя удобнее с помощью манипуляторов, - только… э… друг мой… Что такое “лунапарк”? Владимир не видел смысла отвечать. Но видел смысл осмотреться, хотя в темноте, едва потревоженной тусклым и неровным светом постоянно мигающих лампочек, ориентироваться было практически невозможно: пытаясь изучить хотя бы пространство вокруг себя, молодой человек то и дело натыкался на какие-то провода, и закономерно о них запнувшись, оказывался на полу, на котором так же стояли коробки, с парой из которых он чудом разминулся лбом при падениях. Но существовала необходимость не только сориентироваться, но и найти аптечку, хоть какую-нибудь. И имя этой необходимости было Алад V. Он, конечно, вряд ли даже понимает, что ему не очень хорошо, и что выглядит он тоже не лучшим образом, но запас лекарств в Зануке подходил к концу, а это значило то, что очень,очень скоро переломанного Ви, зависимого от своих шприцов, обезболивающих и энергетиков, скрючит в такую букву зю, что разогнуть не смогут даже на прокаточном станке. Второй необходимостью бродить во мраке в поисках чего-нибудь был голод. Он подавал сигнал при каждом движении тянущим чувством в животе. Иногда он урчал на два голоса из двух пустых брюшек единовременно и пиликал низким уровнем зарядки робособаки. Впрочем, если Занука разрядится в ноль, это одно, а вот если они с Ви в ноль разрядятся… Владимир раздраженно пнул ногой ближайший ящик. Пальцы ноги мгновенно откликнулись болью. Контейнер не сдвинулся и на миллиметр, но странно брякнул верхней частью. Крышка что ли? Не заперт? Парень наклонился посмотреть, присел на корточки, в темноте ощупал странный ящик. Верхняя часть чуть выступала, прилегала неплотно. Контейнер здесь. В трюме, куда их посадили. Что все это значит? Парень попробовал приподнять крышку. Пальцы коснулись чего-то мокрого, влажного, скользкого… И холодного. Вода? Владимир нахмурился, лизнул палец. Немного пахло металлом и, кажется хлором, но это была определенно вода. Значит… то, что было в этих ящиках, возможно, предназначалось для случайных пассажиров? Какое… странное корыто. Впрочем, если Алад говорит, что это спасательный корабль… Владимир начал судорожно ощупывать в темноте другие контейнеры поблизости, стараясь ничего не опрокинуть и ни на что не напороться. Если это спасательное судно, на нем просто должны быть провиант и медикаменты. Обязаны, и будут они где-нибудь под рукой, на самом видном даже для тупого месте. Главное - найти. Тем самым временем Реле Крония, Сатурн Холодный металлический стакан с мутной жижей. Сколько ее уговаривали перестать? Вала не знала. Прошло столько времени… Столько гребаного времени, которое должно было залечить раны. Но мудрые ошиблись - время ничего не лечило. Зато лечил алкоголь. Вне зависимости от качества - лишь бы горело, лишь бы давало уснуть без снов где-нибудь на жесткой металлической койке места, в котором согласятся приютить. Ни одна золотая рука не могла убедить Валу перестать пить. Даже если ее были готовы лишить карьеры… Женщина посмотрела в стакан. Отражение на мутной жидкости плясало, было размазанным. В какой-то момент ей показалось… Нет, она увидела это четко, ясно, так же четко, как тогда. Зажмурилась, холодея от ужаса. Дрогнули пальцы, металлический стакан полетел на пол. Плечи Валы дрогнули. За что? Почему именно она? Когда никто не видел или никто не знал, каждый раз, каждый чертов раз она оставалась наедине с этим… Хотя это было очень, очень давно. Настолько давно, чтобы пытаться убедить себя, что это неправда. Настолько давно, чтобы мозг дорисовал то, чего не было, перемешал явь и кошмары, сплел их в липкую, мерзкую паутину, из которой было не выбраться. В баре шептались. В баре всегда шептались. Иногда, как сегодня, кто-то отпинывал мешающий пройти стакан. Металлический лязг заставлял Валу закусить губы, сжаться в комок. Звон и грохот лишали ее речи, запрещали ей говорить. Металл по металлу… В памяти сразу всплывало, как скрежещут готовые развалиться переборки. Звон разбитых стекол, мерзкий красный свет. В такие моменты, Вала зажимала себе рот руками, до крови впиваясь зубами в ладонь. Лишь бы не кричать. Найдет. Убьет. Убьет, как и всех. Найдет. Убьет. И ее бледное тело так же поплывет в бесконечных просторах космоса, лишенное кислорода и внешнего давления, пока несущиеся на бешеной скорости ледяные осколки не оставят от нее ничего, кроме фарша. В такие моменты реальность для Валы переставала существовать. В баре шептались. Глядя на мокрые грязные разводы на ее щеках. И иногда из жалости кто-нибудь ставил единственной выжившей с Лукреции еще немного выпивки, позволяющей заснуть без снов. Вала медленно наклонилась, подняла стакан дрожащей рукой. Никто не знал этого, никто не мог знать, но каждый раз, когда отражение не было четким, каждый чертов раз в любой зеркальной поверхности она видела их: Гину и Тьюду, с белыми, выпученными глазами, похожих на надутых лягушек с открытыми ртами и перекошенными от ужаса лицами. Каждый раз. Каждую ночь. Каждый день. Постоянно. Вала не знала, как ей избавиться от этого кошмара. Все, что она могла - это позволить жизни перемалывать собственную личность, стирать ее с лица Вселенной. А память упрямо, с каждым вдохом все чаще, подбрасывала видения погибших. Сестры, друзья, случайные знакомые. Лукреция была огромна. Лукреции больше не было. И извращенные за давностью лет образы, дополненные, докрученные услужливой памятью до абсолюта за годы кошмаров, теперь прилипли к коже. Прилипли и не отпускали. Тем самым временем, Темпестария, нижняя палуба, Где-то возле проксимы Сатурна Консервы, перевязочный материал, ампулы с чем-то золотистым, сухие пайки и даже немного оружия. В контейнерах нашлось все необходимое. Только вот этого было недостаточно. Большую часть консервов невозможно было открыть, протеиновые батончики высохли настолько, что ими можно было заколачивать гвозди, пайки с галетами рассыпались в пыль. - Это все тут тоже со времен Старой Войны лежало? - Раздраженно поинтересовался Владимир, с сомнением глядя на прозрачную ампулу с золотистой жидкостью и пытаясь найти на ней срок годности. Алад не отвечал. Последние полчаса он балансировал на грани сознания и обморока, и его состояние стремительно ухудшалось. Иногда Ви казалось, что черное, покрытое золотыми шипами тело Реликта стоит в тени, отдельно от него самого. Иногда ему казалось, что кто-то говорит, когда в помещении была тишина. Одному из младших орокин никогда еще не было настолько дурно. Даже когда его вышвырнули в окно. Поддерживать себя в сознании помогало лишь восхищение и стремление запомнить как можно больше о Темпестарии. Но в мозгу отчетливо билась мысль, смешанная с обидой - почему тогда она не пришла? Почему она не пришла тогда, когда была нужна больше всего? Перед глазами мелькали фиолетовые диоды АнтиМОА, которых не было здесь. Мутно и кроваво блестели скопления рубедо в контейнерах. Почему… Почему не пришла тогда, когда… Тупая боль скреблась где-то внутри, но на фоне общего состояния Ви уже не фиксировал ее. Но тысяча “почему” были горькими как настой зеленоцвета и холодными как недра Европы. Владимир меж тем, привыкнув передвигаться практически на ощупь, ухватился за какой-то выступ на стене, подтянулся, вылез на стеклянную палубу. Капсула, которая стояла на ней, была пустой. По правой стороне находился какой-то пандус. По левой - тоже. По правде говоря, это был один пандус, просто разделенный стойкой. Немного подумав, парень бросился по пандусу вверх. Небольшая площадка, два коридора. Правый… Тупик. Левый? Тупик. Владимир от досады пнул стену и стукнул в нее кулаком. Перед глазами на мгновение все поплыло, подернулось уже знакомой сеткой, затянулось неожиданно быстро, окончательно лишив зрения. В темноте проснулся иррациональный страх. Боль подстегнула. Владимир пытался успокоиться, но не выходило - эмоциональный Фаграс неосознанно давил рациональную составляющую. В голове гудело набатом “Выбраться отсюда. Выбраться извне. Выбраться. Спастись”. Мысль пульсировала, билась с ритмом сердца, колотящегося с бешеной скоростью. Пол уходил из под ног, перед глазами плясали красные мушки. - Эй, внучок… Ты, видать, совсем заплутал. Старческая рука потрепала по голове. Знакомый голос выдернул Владимира из пучины иррационального страха. - Бабушка Фатима? - Изумленно выдавил из себя парень, неуверенно оглядываясь вокруг. Темнота молчала. Беспросветная, вязкая и густая, слегка звенящая, она была пустой. Бабушки Фатимы никак не могло быть здесь - добрая соседка по лестничной клетке, которая в детстве стала ему третьей бабушкой, умерла, когда ему было пятнадцать лет. - Все так, внучок. Все так. Вот ты мне скажи, родненький, ты чего боишься? Грозы напугался? А чего ее бояться? Ну гневается небо, но если бы на тебя, так ты бы знал, а если не на тебя, так и чего бояться? Окна закрой и все. Владимир почувствовал, как по щекам текут слезы. От знакомого голоса перехватывало дыхание в груди. Значит… Если она здесь… - Живой ты, внучок, живой. Только дыши ровнее и трястись перестань, как овечий хвост, - не терпящим возражения голосом ответила темнота. Сухо щелкнули спицы. Как в тот раз, когда они виделись последний раз. Тогда бабушка Фатима позвала к себе младшего соседа и попросила подкармливать кота. Про смерть не говорила, Владимир как-то сам об этом подумал. “Ишь, подумаешь, смерть. Что ее бояться? Мы все смертны, так если постоянно в страхе жить, жить-то не успеешь” - сказала старушка, щелкая спицами. Сухо. Точно так же, как сейчас. - Молодец, помнишь раз. Вот и не бойся. Гроза она пошумит и пройдет. А страх сердце губит, черным делает. Голос бабушки Фатимы раздавался в темноте странным эхом, тянулся и тек, как мед, звучно падал вниз и шелестел старостью. По спине парня полз жидкий холод. Тревога постепенно отступала, на прощание даря самые крепкие объятья. Темнота сгущалась, но это больше не пугало: пришло осознание собственной никчемности и неизбежности. - Бабушка Фатима… Если я живой еще, пусти, а? - неожиданно для себя попросил Владимир. Темнота рассмеялась старческим скрипучим смехом - словно сухой рис кто в плошку пересыпал. Рассмеялась и начала отползать, похожая на туман, на морок, на кошмар. В глаза резко ударил бело-голубой свет. Владимир прикрыл глаза рукой. Черная сетка бледнела. Голова кружилась, болела. Слегка подташнивало. Спине было отвратительно холодно, но постепенно становилось столь же отвратительно тепло. Владимир пощупал пространство вокруг себя и понял - лежит. Повертел головой. Незнакомое вытянутое помещение с прямоугольными панорамными иллюминаторами заливал бело-голубой свет. Слева боковое зрение выхватило расплывчатую серую фигуру. - Бабушка Фатима? Владимир резко развернулся на движение, но сбоку от него никого не было. - Хочешь выбраться отсюда - не круши корабль. Твой спутник погибнет, - прошелестел хриплый голос откуда-то сверху, - вас доставят в безопасность. На некоторое время реликт опешил. После чего внезапно осознал - он говорит с капитаном корабля. С капитаном этой чертовой развалюхи. Ярость вонзилась в разум как клещ, с каждым ударом сердца заполняя собой все больше. Перед глазами снова мелькнуло черное марево. - Ви и так умрет, если ему не дать обезбол! - Рявкнул Владимир, пытаясь вскочить на ноги, но завалился на бок, не удержав равновесия и шмякнулся пластом на холодный пол. Ладони обожгло болью. Тело было неподатливым, тяжелым и отказывалось подчиняться. Безумно хотелось пить. Владимир дополз до ближайшей переборки и оперся на нее, переводя дух. Ярость расходовала огромное количество сил, и, когда силы кончились, сменилась тупым отчаянием. - И мы оба подохнем без чистой воды, которой у тебя нет, - неожиданно подытожил парень, сомневаясь, что его вообще слушают, - у меня уже галлюцинации. Знаешь, Ви говорит, что ты спасатель. Так вот. Хреновый ты спасатель, чесслово. Но все равно. Даже если я тут сейчас сдохну, прямо у тебя на корабле… Спасибо, что это не произошло там. У тебя хотя бы есть гроб. Говорить становилось труднее, предательски закрывались глаза. В оглушающей тишине только странный звон и гул, похожие на песню и едва слышимые, баюкали и усыпляли. Бороться со сном не было ни силы, ни желания. - Три золотых ампулы на особь. Этого должно хватить до Реле. Резко зазвучавший шелест сорвал с парня сонное оцепенение, заставив сонно озираться. Ему казалось, что говоривший был совсем рядом, но его не было. Неровный свет бросал на пол блики, рисуя замысловатые узоры. - Кто ты? - осторожно спросил Владимир. Вместо ответа сама собой поднялась правая часть стены в дальнем углу помещения, будто приглашая реликта снова спуститься в темноту. Четыре часа спустя, Реле Крония, Сатурн - Свободно? - Незнакомый техник кивнул на стул напротив Валы. - Решил поглумиться над выжившей с Лукреции? Женщина горько усмехнулась и уронила голову на руки. Такие встречи были не редкость. Много кто подсаживался вот так, уговаривая ее рассказать, что произошло тогда. А память все глубже врастала от этого под кожу, все больше разрасталась ядовитым плющом. - Решил предложить работу. Вала посмотрела на гостя с нескрываемым удивлением. Работа? Ей? О, ей уже несколько лет никто не предлагал работу, с тех пор, как она впала в истерику на ледодобывающей платформе, увидев приближающийся пилар. С большинства мест ее вышвыривали за пьянство. - Работу? Мне? Техник кивнул. Вала рассмеялась, развела руками, едва не упав со стула. - Провода крутить или гайки завинчивать? - Ни то, ни другое. Мое предложение… Относится к делу, которое только ты можешь довести до конца, Вала Глэриос. Вала устало махнула рукой. Иногда ей предлагали пожертвовать руки. Продать тем, кто в этом нуждается. Но призрачный шанс зажить нормальной жизнью все еще сохранял ее в целости. Незнакомец протянул ей планшет. - Вот. Ознакомься, когда будешь одна. Ее видели сегодня на реле Страта. И есть кое-кто, кто очень неплохо заплатит тебе и очень здорово поможет, если больше ее никто и никогда нигде не увидит. За Лукрецию, сестра. Техник поднял стакан повыше, будто произнося тост. В рукаве мелькнула смутно знакомая тесьма с опознавательным знаком. Вала неверяще помотала головой. - Ты… ты от самого… - склонившись над столом, произнесла она едва слышно. - Ага. Но у Мастера есть условие. Все в планшете. Согласишься - я буду ждать тебя у терминала вылета. Откажешься - можешь просто не приходить. Я отправляюсь через полтора часа. И да, Вала… Я бы согласился. Только так ты сможешь избавиться от прошлого. Только отомстив за них. Вала мельком посмотрела на планшет. В темном экране отразились растрепанные волосы, запавшие щеки, темные круги под глазами. Совсем как… Женщина помотала головой. Воспоминания о том дне снова захватили ее с головой. Как весело пересмеиваясь, шли делать норму, не зная, что не вернутся. Как шутили, доедая пищевые батончики на завтрак и запивая энергетической жижей. Какие бы условия ей не ставили… Прежде, чем незнакомец встал, она схватила его за рукав. - Я с тобой. Я согласна. На любых условиях, но… - Но? Вала сжала руку техника сильнее и поджала губы. - Я хочу лично видеть, как эта мерзость горит. Шесть часов спустя, Юпитер, станция Фемисто, Личная комната Алада V Алад Ви потихоньку приходил в себя. Занука свернулась на лежанке. Над металлической мордой повис индикатор заряда. Владимир сидел, обняв ладонями термос с подобием чая, забравшись на небольшой стол с ногами. Пищали приборы. Сипло дышал под маской исследователь, мэтр газового гиганта. Мутный взгляд мужчины блуждал по потолку. Владимир смотрел в термос. В металлической посуде было темно. Темнота была уютной и пахла теплым металлом. Вздохнув, парень ссутулился, откидывая назад прядь светлых волос, попавших в глаза. Он не мог перестать думать о бабушке Фатиме. До того, как ее голос не раздался во тьме, реликт и подумать не мог, что настолько сильно по ней скучает. И не только по ней. Осознание того, что ее больше нет, осознание того, что его родителей больше нет и города, в котором он рос, больше не существует, что нет ничего, хоть мало-мальски похожего на знакомый мир, душило. Эмоции кипели, не находя выхода, как в закрытом котле. Владимир закрыл глаза. Рассказать… Или… Вдохнул. Выдохнул. Досчитал до пяти. Стало хуже. Внутренности скручивало тоской. Из термоса доносился противный в своей привычной чуждости запах. Пальцы сжали посуду чуть сильнее. Побелели костяшки. Тоска не отступала. Владимир вздохнул, отставил термос на край стола и откинулся назад, больно ударившись затылком о переборку. Боль заглушила эмоции лишь на мгновение. Потом они нахлынули снова. Холодная опора под спиной своей чужеродностью только подгоняла их. Владимир вздохнул и закрыл глаза. Грузить Ви своими проблемами не хотелось, но почему-то парень верил, что его услышат и, более того, поймут. - Мы можем поговорить? - Спросил он наконец у Алада, приоткрыв один глаз. Ви сделал неопределенное движение рукой. Шумное дыхание размеренно шуршало под сводами его дыхательной маски. Взгляд рыбьих глаз сфокусировался на Владимире, давая понять, что тот может говорить. Парень закрыл глаз и постарался успокоить дыхание. – Я не знаю, поверишь ли ты мне… Но там, на Темпестарии… Я видел мертвую женщину. Бабушку Фатиму. Она умерла, когда мне было пятнадцать лет. И все же… там… я слышал ее голос. – Бездна, – с некоторым благоговением прошептал Алад, едва шевеля губами. Разговор давался ему с трудом. То, что рассказывал реликт, несомненно представляло интерес. На счастье, Владимир то ли не слушал Ви, то ли не слышал. Реликт продолжал свой рассказ. Сбивчивый, сумбурный, слишком личный, личный настолько, что держать эту историю внутри себя парень смог бы, только похоронив. – Было темно. Как будто меня заперли в гробу и закопали. Все, чего я хотел - выбраться. Не важно куда, не важно, как. Мне подходил любой путь. Почему-то важно сказать тебе, что путь мог быть любым. Мне важен был только конечный исход. А потом я услышал ее голос. Она… успокаивала меня. Представляешь? Знаешь… когда-то я был очень сильно болен. Близость смерти я чувствую. Моя бабушка по маме говорила, что я вообще со смертью венчанный. Из-за шрама на руке, которого теперь нет. Я… в этой темноте я был ближе к смерти, чем когда-либо. Владимир рассказывал все больше о себе и о семье, не замечая этого. О лепешках бабушки Фатимы и о том, как он с отцом запускали змея. Мысли парня, его эмоции и чувства все больше походили на гудящий осиный рой. Причинно-следственные связи растворялись, исчезали, перетирались. Наконец, когда вереница образов кончилась, Владимир неожиданно дотянулся до термоса, едва не скинув его на пол, отпил немного, поморщился. – Она отпустила меня потому что я попросил, Ви. Но эта темнота… она… Я чувствовал, как она пропитывает меня. Она была везде, липкая, вязкая как смола. Ещё этот странный, непонятный звук… Мне все время казалось, что она поет. Хотя это было едва слышно. Так, как будто за несколькими стенами у соседей по диагонали. И все же… Я попросил. И она отпустила. Что было бы, если бы я не попросил, Ви? Я… я бы ведь умер, да? Владимир смотрел на мэтра Юпитера, ожидая ответа. Алад с трудом сел и осторожно снял маску. Сделал несколько вдохов, заставляя себя дышать. Откинулся на подушку, закрыл глаза. –Ох, Реликт… ты не хочешь… знать, поверь мне… что бы с тобой…э… было. Но то, что Она… отпустила тебя… это… хм… интересно. Исследователь замолчал, чтобы перевести дыхание. Ему потребовалось сделать пару вдохов и выдохов, чтобы снова иметь возможность говорить. – Кажется… пришло время рассказать тебе кое-что о кое… О кое-чем. О Человеке в стене. И… о Ней. О Бездне. А ещё… хм… да. О Заримане. Видишь ли… кхм. Наш мир не всегда… не всегда был таким, какой он есть. В один из моментов известной… истории… Альбрехт Энтрати открыл… открыл способ путешествовать через пространство, которое мы называем… Бездной. Голос Ви постепенно креп. Фразы становились длиннее, обычно прерывистое дыхание больше не мешало ему. И странное величие заполняло тщедушное тело. Рыбьи глаза вспыхивали искрами, которых ранее не видел Владимир. Казалось, воспоминания о старых временах предают его знакомому сил. Шаг. И ещё один. И ещё. Каждое движение мэтра Юпитера было наполнено невиданной до этого силой и элегантностью. Будто лектор в университете, Ви четко расписывал основные вехи истории, связанные с Бездной и открытием путешествий, о современном мире и опасностях небольших прыжков без монорельса, пока внезапно не подытожил, возвращаясь к теме диалога. – В Бездне… Нет времени. Только события. Несвязанные между собой. Тысячи вероятностей в одной точке. Благодаря этому Она позволяет преодолевать бесконечные пространства… почти мгновенно. Не буду больше утруждать тебя техникой перемещений, историей, но скажу тебе… кое-что… Бездна - это простейший путь к бессмертию. И кратчайший путь к смерти. Она меняет все, чего касается. То, что попадает в Ее лапы, остаётся неизменным. Она даёт - Она отнимает. Это абсолют знания. Это абсолют безумия. Она чужда для нас, вернее, была чужда, ибо само ее существование разрушает и подтверждает все, что было известно до этого. Ее совершенно невозможно изучать, но… мы… э… то есть Орокин, да, Орокин… они научились ее использовать. Силы покинули Ви так же внезапно, как появились. Взгляд его помутнел и исследователь остановился, чтобы перевести дух. – Постой. Ты… Орокин? – Владимир посмотрел на своего знакомого, склонив голову на бок. На мгновение в глазах Ви мелькнул странный огонек, но тут же угас. – О, нет, конечно нет, я простой исследователь, – улыбнулся мужчина. "Врет. Я уже говорил тебе. Тогда ты даже не задумался об этом" - неожиданно спокойно подытожил Фаграс. "Солидарен" - откликнулся где-то внутри модуль 1.015. Перед глазами пронеслась высадка на Луа. "Забирай Орокин. Его собаку. И вали отсюда." Владимир едва не поперхнулся местным чаем и от греха отставил термос. Ведь и правда… Фаграс упоминал это ранее. Но больше Владимира удивило другое. "Вы что, умеете соглашаться друг с другом?"- подумал он, стараясь не задумываться, что говорит, по сути, сам с собой. "Если ты все ещё не заметил, Носитель, мы работаем сообща. Только поэтому ты ещё жив." - откликнулся брезгливый голос модуля 1.015 – Ви… во избежание… пожалуйста… не ври нам, – осторожно начал Владимир, чувствуя, как что-то в его только начавшей выстраиваться картине мира снова возникает брешь размером с Марианскую впадину, – Фаграс… один из модулей, вшитых в мой мозг, рассказал мне, кто ты. Алад поджал губы и внутренне выругался. Неожиданно проворно спрыгнув с кровати, заложил руки за спину и выпрямился. В тишине захрустели кости. Ви недовольно дёрнул бровью, затем размял шею, будто ставя на место голову. Когда он заговорил вновь, в его голосе не было ни шелеста, ни дрожи, ни заикания. Длинные фразы не дробили вздохи, а сила, сокрытая в этом голосе, придавливала к полу необъяснимой мощью. – Я… уже привык быть тем, кто я есть. Видишь ли, мой друг, быть Золотым удобно, пока за это не слетит с плеч твоя голова. Я родился в то время, когда головы летели налево и направо, и мир был утоплен в… крови. В новых условиях, мой друг, побеждает эволюция. Всегда. Либо приспосабливаться и побеждать, либо… э… влачить жалкое существование где-нибудь в дыре, как некоторые мои… более именитые знакомые. Я выбрал… Если для того, чтобы жить, надо… спуститься с небес, значит надо спуститься. Вернёмся к… Зариману, да. Видишь ли… много, очень много лет назад мы пытались колонизировать Тау. Это все, что я знаю. Результатом стали дети Заримана, Тэнно. И Владеющие разумом, Тау. Могло быть хуже. Могло. Поэтому где-то в промежутке между расцветом и упадком мы придумали техноцит и варфреймов. Подробности мне неизвестны. Я, хоть и золотой, происхожу из младшей касты. До Исполнителей мне так же далеко, как всем остальным здесь - до Луны. Владимир усмехнулся и покачал головой. –Так ты становишься невыносим, как лектор в университете. – Так или иначе, симбиоз Тэнно и варфреймов породил существ, подобных тебе. Очень похожих на тебя. Но… абсолютно других. Тебя с ними объединяет почерк создателя, вернее, создательницы… но… отличает суть. Так. Хм. Вернёмся к Зариману. Итак, когда пришло время отправлять колонистов, им разве что в ноги не кланялись,– Ви брезгливо скривился, как будто говорил о тараканах, – но… что-то пошло не так. С прыжком тянули. Намеренно. А когда Зариман прыгнул… его потеряли. Во всяком случае, так рассказывал отец. Ни одна лампа Энтрати так и не указала его положения. Его нашли спустя несколько лет, дрейфующим без сигналов, застрявшим в складках Бездны возле Сатурна. – То есть, он так и висит там? Ви устало потёр переносицу, как будто ему приходилось объяснять очевидные вещи. – И да и нет. В Бездне есть только исходы. А какой уготован тебе… итак. Хм. На борту выжили только дети. Их должны были уничтожить, вот только вмешалась одна деятельная… девушка. На самом деле, не одна, но… сейчас это не играет роли. Смутная догадка пронзила Владимира столь неожиданно, что он едва смог выдохнуть: – Маргулис? Ви кивнул. Что-то хрустнуло в его спине, но он не обратил внимания, продолжая свой рассказ. – Девушка имела друзей в… самых высоких кругах. И очень хотела детей. А ее… друг… очень хотел, чтобы она была счастлива. Счастливых людей крайне удобно использовать. Больше я ничего не знаю. Я родился уже тогда, когда эти детишки сокрушили и сломали сошедший с ума мир, а мой отец, сорвав с себя реле, залёг на дно. Это был сумасшедший мир. И все же… – Ви неожиданно стиснул зубы и сжал кулак. Его агрессия делала воздух вязким. Она не была направлена на Владимира, но тому становилось некомфортно. Он только сейчас понял, что совершенно ничего не знает о Аладе. А мэтр Юпитера настолько привык играть свою роль, что сейчас, сбросив шкуру, как змея, слепил блеском своей новой чешуи – Мой отец любил меня. Заботился обо мне. Иногда даже слишком. Ви замолчал. Его лицо застыло, похожее на маску. В его разуме металось прошлое. Прошлое, от которого он столько лет бежал, пытаясь скрыться за заповедью, перешедшей по наследству: думать только о том, что будет завтра и что есть сегодня. Не вспоминать. Не думать о собственной трусости. Не пытаться винить себя. Он слишком поздно понял, кем был его единственный друг. Друг, который не был другом, но отчаянно пытался им стать. Друг, который заменял собой мир. Прибыль заглушает боль. Прибыль - это будущее и настоящее. Но почему, если Темпестария прилетела сейчас, почему она не появилась тогда? Почему тогда, когда он был готов опуститься до мольбы и плача, она не услышала его? Радость обретения знания смешивалась с болью. Непрожитой вовремя. С болью, от которой сбежали. С болью, от которой отгородились. И боль с каждой секундой становилась сильнее. Ви вяз в ней, тонул, как в гнилом болоте. Голос реликта оказался протянутой рукой, но бил как вымоченная в солёной воде плеть. Воспоминания отшатнулись, спрятались в самую пыльную из всех коробок сознания, снова забившись в темноту того угла, из которого выбились. – Алад… тебе не нужно… тебе не надо винить себя. Что бы ни произошло. Владимир стоял совсем рядом. Теплая рука на плече… Совсем как… друг. Ощущение отдалось в груди болью и пустотой, которые через мгновение сменились тупой, всесжигающей злобой. Сцепив зубы, Ви улыбнулся. Реликт не был виновен в его прошлом, поэтому Алад и не винил его. Заставив себя успокоиться, мэтр Юпитера поинтересовался: – А? Ты о чем? М? Я задумался… хм… так что там… что я ещё хотел рассказать? Ви влез в свою старую шкуру так стремительно, что Владимир опешил. Желание говорить отпало. Что бы ни произошло в прошлом Алада, он бежал от этого так долго и так быстро, что… – Человек в стене. Ты ничего не рассказал о человеке в стене. И… кто я по твоему? Ты сам сказал, что я не Тэнно и не варфрейм, но что-то среднее между ними. Что я такое? Мэтр Юпитера прищурился и, уже привычно сгорбившись и чуть вытянув руки вперёд, сделал несколько шагов к кровати. – Э… если честно… понятия не имею. Человека в стене обсудим позже, ты пока не готов. Но ты - определенно интересное. Кстати, ты сказал, один из модулей… а какие у тебя есть ещё? Реликт вздохнул. Алад внутренне ухмыльнулся. "Ну же, крошка. Раскрывай свои скорлупки" - подумал он, тщательно маскируя мысли под фоновый шум. В конце концов для всех Ви был всего лишь безумным строителем Газ-Сити с сомнительной репутацией и ещё более сомнительным прошлым. Даже если Владимир и сболтнет лишнего, никто ему не поверит. А желающим проверять пришлось бы искать обломки корабля, который, по большинству данных, никогда не существовал. Тем самым временем, Неизвестная космическая станция, Проксима вуали. Тихо шуршал помехами радиоприемник. Из динамиков проникал, заполняя темное помещение, спокойный голос Ночной Норы. – Говорят, не так давно из темноты космоса снова вынырнула буря и разворошила знатное осиное гнездо возле Земли. Если вы хотите послушать, как звучит на языке гринир "Можно мы спрячемся от этой штуки подальше", то это будет как -то так. Перехваченный кусок переговоров, выставленный Норой на прослушивание, говорил о засорившейся трубе в душе общего пользования. Информация была бесполезной. Сотни диалоговых окон обычно пестрели сообщениями, которые были такими же пустыми и бесполезными, как странная механическая жизнь. Оранжевая строка предупреждения считалась сенсором в самый неожиданный момент, когда Лотос обратила свое внимание на далёкие звёзды за стеклом станции. – За…ра…ю помо…!– Голос оперативника пробивался сквозь помехи и стрельбу. Сигнал был очень плохим. Старые реле эпохи Орокин сбоили от времени и повреждений, новые не могли пробиться через завесу Бездны. Информация, которая поступала таким образом, была недостаточной. И все же сигнал был. Плохой и рваный - но был. Ната перевела репортаж на главный экран. Белые стены. Золотая отделка. Турели Орокин стреляли, не оставляя живого места ни от пола, ни от стен. Белая взвесь висела в воздухе плотным облаком. Связь постоянно прерывалась, изображение рябило. -За… мощь! … Тос! … Ем?! …Лы…но?! Ната наблюдала. Вскоре изображение зарябило ещё сильнее. Послышался грохот, как будто что-то упало. В шуме помех вскоре было невозможно разобрать совсем ничего. В какой-то момент раздался крик. Четкий, надрывный, он прорвался сквозь помехи и потонул в бульканьи. Связь прервалась. Замелькали строки кода. Они давали больше информации. Сенсоры Наты глотали их, анализируя, пока сама хозяйка станции обдумывала следующий шаг. Очищенная от шумов картинка дрожала. Белые стены были испещрены выстрелами. Последний отчет оперативника указывал на то, что кто-то побывал на Луа. Потрёпанный разбившийся транспорт гринир, появление Темпестарии… Ната вывела особый канал и отправила сообщение. Она знала, что это бесполезно - таинственный транспорт никогда и никому не отвечал. В окне переписки маячили старые сообщения. Привычно высветилась строка: "сообщение не доставлено". Что ж, так то оно так, но второй вариант решения уже был готов. Пара вопросов там один взлом тут… Немного информации из сворованных данных… – Ви, – заключила Ната, – поганец… Состояние, которое она испытывала, можно было описать только как высшую степень раздражения. Несносный Алад лез во все щели без мыла. Ему нужно было все потрогать, пощупать, попробовать на зуб. Как дитя, выбравшееся из колыбели… Проблема состояла лишь в том, что это дитя последний раз своими исследованиями чуть не погубило Систему, решив, что Империя Муталистов - это очень выгодное и мирное вложение, которое пойдет на пользу всем. Мерзость. – Если кто-то хочет купить топливо по выгодной цене, поторопитесь. Говорят, тот-самый-безумец опять сбежал, и теперь где-то ищет себе приключений. Это говорит лишь о том, что количество патрулей Корпуса увеличено втрое, а значит, цена на топливо вырастет, как все мы знаем, в шесть раз. А сейчас - новый сингл от Октавия Банд - Голос Эриды. Крайне заразительный трек, смею заметить. Надеюсь, у вас от него не отрастут лишние конечности. Мелодичный шазин напоминал зов. Лёгкие металлические позвякивания вписывались в ритм мелодии. Это было похоже на звон монет. На скрежет когтей. Да, наверное так бы звала Эрида, если бы могла говорить. Самый крупный хаб, на котором можно было достать все, что душе угодно. Зона карантина, в которую предпочитают не залетать, чтобы не заразить корабль. Ужасное кладбище былого. Последний раз игры Алада закончились тем, что с беглыми образцами Серого штамма пришлось сражаться по всей Системе. До сих пор оставались места, где заражённые плодились как грибы после дождя, и избавиться от них не было никакой возможности. Что понадобилось Ви на Луа? Как он вообще туда попал? Попытки расчетов вели к провалу. Ни одна из смоделированных ситуаций не давала объяснения, как именно Алад оказался там, где по всем законам здравого смысла оказаться не был должен. Знает ли Ви о Резервуаре? Как скоро то, что она прятала годами, всплывёт на поверхность? Ответов не было. Решения приводили к логическим ошибкам. Моделирование ситуации проваливалось. – Вы ещё помните выжившую с Лукреции, сновидцы? – Неожиданно раздался из динамиков голос Норы, – Она вырвалась из сна и теперь набирает экипаж на свой корабль. От ледоруба до капитана пиллара. Хотела бы я иметь такой же карьерный взлет! Но Нора - всего лишь Нора, и я так и останусь сидеть там, где сидела и рассказывать вам совершенно неинтересные истории. А вы будете слушать их, не имея выбора. Сложная штука жизнь, да? – Ты не представляешь, насколько, Нора… – Ната мрачно усмехнулась. Ви мог узнать слишком много. Непозволительно много. Избавиться от него было бы лучшим решением. Избавиться так, чтобы остальные… никогда не прислушались ни к нему, ни к неизвестному, который постоянно появлялся с ним. Кто он? Что он может, если останется один? Ната проверяла по всем спискам. Чисто. Искала по метрикам лица. Пусто. Оперативники взламывали системы, Тэнно шпионили на кораблях, на планетах, на реле и в руинах. Тщетно. Второй раз в жизни Ната ощущала отсутствие гравитации. Ощущение, что ты ничего не можешь изменить. Эмоции разрушали. Эмоции… мешали. Отключив модуль эмпатии, Ната снова сместила угол зрительных сенсоров. На экране все ещё рябило изображение из Резервуара. Сама она находиться там по некоторым причинам не могла. –... Никогда. Не заботит. Волка, – голос Норы был тихим и вскоре он скрылся за шумом помех. Вещание Норы подошло к концу. Ната выбралась из-за пульта управления. Ходить ей не нравилось. Левитировать над полом, как все ее сородичи, было куда удобнее и привычнее. И все же… иногда ей надо было быть хрупкой, как цветок, корни которого уходят так глубоко, что не видны никому. Всего лишь ещё одна личина из многих. Ната подошла к шлюзу и, вызвав панель навигации, чуть задела сияющую точку. У всех есть свои скелеты в шкафу. У всех есть то, что нельзя рассказывать. Голограмма лица исчезла, оставив маску, заменявшую лицо. Так было проще. Сразу падали затраты энергии. Коридоры, скрытые от чужих глаз, тонули в темноте. Ровно через три минуты металлическая рука Наты легла на панель управления одной из дверей. Они дремали здесь. Ее братья. Синие существа в высоких колбах. Когда-то у ее… отца… были такие же. Эти были его… подарком. Для выполнения задания. Задания, которое Ната не пожелала выполнять. В Изначальной системе их звали Наблюдателями. Дроны сканирования Владеющих разумом. Исследовательские единицы без собственных мыслей, но связанные в единую сеть. Их нельзя было послать на Луа - Бездна была для них ядом. Но можно было послать на Юпитер и ещё в пару мест, где видели этих… чокнутых. Ната коснулась панели рядом с первой из колб, считывая показатели. За все время, что у нее было, ей удалось искоренить программную строку, отвечающую за лояльность Хунхау, но рассчитывать на многое было нельзя. Показатели переноса данных… стабильны. Показатели лояльности… высшие. Уровень доступа… приоритетный. Уровень протощитов… сто процентов. Уровень протоброни… сто процентов. Уровень энергозатрат… удовлетворительный. Уровень порога адаптации… полная адаптация. Это был единственный шанс. Единственная возможность. Раньше иллюзию выбора давала она. Ви вернул ее. Вернул ее так же филигранно, как всегда возвращали Орокин - обернутой в красивую оболочку, но лезвием в грудь. Сколько Наблюдателей ей потребуется? Сколько дадут слишком малый сигнал, чтобы их заметили? Сколько смогут изучать, не привлекая внимания ее отца, дремлющего в глубине вод Урана? Многоуровневые подсчёты мелькали строками формул и таблиц. Наконец шесть стекол опустились, открывая колбы. Радостно защёлкали хрусталем полупрозрачные конечности. Ната направила каждому пакет данных, после чего вышла из помещения прочь. Дверь за ней закрылась. Пол под ногами дрогнул, когда открылся законсервированный шлюз. Вероятность успеха… Восемьдесят два процента. Все лучше, чем ничего.