В своё общежитие тем вечером я так и не вернулся. Заснул с Каччаном в одной кровати, хотя это намного лучше, чем возвращаться ночью, в темень, к себе.
Аккуратно вылезая из постели и ища взглядом свою рубашку, я старался не разбудить Каччана. По-быстрому одевшись, я привёл кое-как волосы в порядок подошёл к письменному столу, заваленному всевозможными тетрадями, листами, письменными принадлежностями и прочей канцелярией. Взяв небольшой лист бумаги и ручку, я быстро написал записку о своём уходе. Вернув ручку на место, подхожу к изголовью кровати, кладу записку на тумбочку, а потом наклоняюсь к своему парню, шепча:
— До встречи в академии, — и целую в лоб. Каччан мычит, хмурит брови, но не просыпается. И это хорошо — пусть отсыпается, ему ещё рано вставать.
Почти на цыпочках выхожу из комнаты, тихо закрываю за собой дверь и сразу иду вниз. По пути захожу в уборную, чтобы хотя бы умыться. Когда прохожу мимо кухни, невольно притормаживаю, так как слышу исходящие оттуда знакомые голоса. Интерес всё-таки взял своё, и я сворачиваю в направлении вышеназванной комнаты.
— Опа, какие люди! — говорит Шин, развалившийся на стуле. Рядом точно так же восседает Киришима с кружкой в руке. — Вижу, ночка прошла отлично!
— Доброе утро, Мидория.
— Доброе, — киваю я, проходясь невольно ладонью по шее. — И да, ночь прошла просто отлично. Я выспался. Шин, ты тоже остался? Я думал ты вчера вместе с Акеми ушёл.
— Да не, я её вчера до общаги проводил, а потом вернулся. И Киришима любезно предоставил мне спальное место на ночь.
— Ага, и себя в придачу, — невольно усмехаюсь я, тут же кусая себя за язык.
Красноволосый же в ответ мне улыбнулся:
— Не без этого.
— Так, ладно, я бы с вами посидел, но мне пора. Кстати, а вы чего так рано встали?
— Да вообще хз, — друг делает глоток из своей кружки. — Может, завтрак на всех приготовим. Я, кстати, пеку зашибенные блинчики.
— Охотно верю, — говорю я, и иду к выходу. — Ну, я пошёл. Увидимся в академии.
— Пока!..
***
— Твою мать…
Это были первые слова, произнесённые мной, едва я открываю глаза. Рядом с ухом невъебически противно звенит будильник, от чего и так нещадно гудящая голова начинает болезненно пульсировать. В глаза будто песка насыпали, во рту вообще пустыня. Пустыня, в которой верблюды все давно подохли и начали разлагаться.
Ух, жопой чую, выгляжу я сейчас совсем не эстетично.
Борясь с желанием запустить сраный будильник в окно, я не без труда сажусь на постели и выключаю, наконец, это исчадие Ада. Мой взгляд тут же цепляется за сложенную вдвое бумажку. Недолго думая, я беру её в руки, разворачиваются и читаю короткое послание:
«Каччан, я ушёл на тренировку, будить тебя не стал. Когда проснёшься, не забудь выпить таблетку от головы и позавтракать. Увидимся в столовой, как обычно.
С любовью, твой Изуку.
И сердечко в конце.
По-доброму усмехаюсь, но тут же морщусь от головной боли. Так, сейчас главное привести себя в порядок. А потом всё остальное…
***
Выйдя из ванной, я чувствовал себя гораздо лучше. Только головная боль никуда не делась, лишь немного притупилась.
Первым делом я отправился на поиски аптечки, в которой уж точно должен быть аспирин.
Отыскав заветную коробку с крестом, я выуживаю оттуда таблетки, да так и застываю. Одна мысль посетила мой слабо работающий мозг:
«А откуда у меня эта записка?»
Насколько я помню, она уже была у меня на тумбе, когда я проснулся. Написана она была Деку, но я не помню, чтобы он оставался у меня на ночь. Да я вообще мало чего помню с вечеринки. Точнее, абсолютно ничего с момента с картами! Походу я вчера всё же напился…
— Надеюсь, я вчера ничего не натворил, — бормочу себе под нос, спускаясь на кухню. Судя по шуму, все собрались именно там. А что? Кухня у нас просторная, двадцать человек с лёгкостью вместить в себя способна.
— Доброе утро Бакубро! — меня тут же встречает Дерьмишима, активно размахивая руками. За ним последовали и все остальные, от чего у меня чуть уши не заложило.
— Да, ёбаный рот, заткнитесь! — я прижимаю пальцы к вискам в попытке унять боль. Вспомнив про таблетки, я иду к раковине и наливаю себе в стакан воды. Закидываю в рот сразу две и запиваю холодной водой.
— Что, головка бо-бо?
— Дерьмоголовый, я тебе сейчас этот стакан в жопу запихаю. Кончай ехидничать!
— А нехер было так ужираться, алкашня! — Каминари смотрит на меня с ехидством и смехом в глазах, явно чувствуя своё превосходство.
— Радуйся, сука, что у меня голова болит, — цежу сквозь зубы. — И почему вы все такие бодрые, а?
— А ты вчера один так напился, бро. Как ты сам заявил: на радостях, — выдаёт Киришима, после чего все заржали. — А принц твой сбежал от тебя, даже после бурной ночи не устоял и ушёл в… рассвет!
— Не понял, — я хмурю брови, уставившись на друга.
— Да не ссы, пошутил я. Мидория ушёл где-то два часа назад, правда даже завтракать не стал.
«А, ну да, у него же тренировка», — запоздало подумал я. Но всё же кое-что у меня в голове не укладывается.
Что за «бурная ночь», о которой упомянул Киришима?..
