Идаллион

— Инглинг, спасибо тебе за всё.       Чуть ли не рыдая у меня на плече, со мной прощалась девушка Майя, которую привезли сюда после серьёзной аварии, в которой она потеряла своих самых близких — мужа и трёхлетнего сына. Сама девушка получила инвалидность и ездила на инвалидной коляске, но Эпопея, с которой проводила всё своё свободное время Майя, почти смогла поставить её на ноги.       Рыжеволосая и зеленоглазая девушка благодаря лёгкой на подъём кобыле вновь расцвела, начала радоваться жизни и перебралась на костыли, от которых уже потихоньку отказывалась, хотя врачи ей сказали, что кресло на колёсах останется её единственным транспортом до самого конца. Но я со своими лошадьми в Идаллионе привык ломать стереотипы, да и врачебное слово никогда не брал в расчёт — все способны ошибаться, особенно в отношении здоровья того или иного человека. Но самой большой моей уверенностью была мысль о том, что все беды и болезни человека только в его голове — если думаешь, что заболеешь или после серьёзной аварии не встанешь на ноги, то так и будет. Потеря веры в себя и возможности своего тела — одна из самых серьёзных потерь, от которой мы с моим лошадьми учим людей избавляться. — Спасибо вам за Майю, — пожимая мне руку, со слезами на глазах проговорил её отец, который и привёз девушку ко мне, прося меня о помощи. — Я в неоплатном долгу перед вами, Инглинг.       Помню он тогда написал расписку и заверил её у нотариуса, что обязательно выплатит мне всю стоимость реабилитации, но я порвал ту бумагу прямо у него на глазах, когда он приехал ко мне уже со своей дочерью, а потом и сказал ему, что помогу безвозмездно. Слёзы этого мужчины я вижу второй раз. — Просто делайте всё возможное, чтобы она чаще улыбалась, — отвечая на рукопожатие, я и сам улыбнулся. — Совсем скоро костыли уже будут не нужны. Если ей вдруг захочется повидать Эпопею, то обязательно приезжайте. Думаю, обе будут рады снова увидеться. — Обязательно.       Кивнув на прощание, вновь обняв Майю и пожелав ей всего самого наилучшего, я решил прогуляться, но далеко уйти не успел, потому как передо мной буквально вырос Фокстрот, на котором восседал Дагур. Этот рыжий всегда наблюдал со стороны, как я встречаю или провожаю людей, но никогда не мог понять, почему я остаюсь таким бесстрастным. — Ты даже в этот раз скупую мужскую не пустил, — как-то даже возмущённо пробормотал друг, спешиваясь с когда-то хорошего конкурного коня.       Сейчас же Фокс живёт у меня, а конкур и бывший хозяин его даже не вспоминают, хотя я для этого сделал в своё время очень много, но результатом я доволен. Этого коня мне не дарили, я его не покупал, а просто выкрал из конюшни после последнего дня соревнований. А всё из-за того, что просто стал случайным свидетелем не самого приятного разговора о дальнейшей участи этого копытного. Фокстрота ждала не самая приятная смерть, ну, а я никак не мог такого допустить, поэтому просто выкрал его ночью из конюшни и привёз к себе на ферму, где жеребец освоился почти сразу. — Зачем мне плакать, если я рад за эту девушку? — Задал я вполне логичный вопрос, посмотрев на рыжего. — Мне улыбаться хочется, что я человеку помог, а не рыдать в три ручья. — Кстати, о рыдать, — щёлкнул пальцами Дагур, что-то явно припоминая. — Я не знаю, как её зовут. Она в оранжевой футболке, а значит, на ознакомительной неделе. Блондиночка, высокая такая. С длинным хвостом. Видел её в компании Кисея. И всё было бы хорошо, если бы она не плакала. Даже не так, рыдала, как ты выразился, в три ручья. — У неё были сложные отношения, как я понял, — пожав плечами, ответил я, посмотрев в ту сторону, где вдали было озеро. — Да и вообще. У нас многие плакали на ознакомительной неделе, но о них ты мне не говорил. Откуда такой интерес к этой девушке? — Понравилась мне, — так же пожав плечами, Даг погладил жеребца по шее, на что тот довольно фыркнул. — Ты не разрешишь мне подойти к ней? — Ни в коем случае, — отрезал я и, не желая никак пояснять своё решение, сразу двинулся в сторону дома.       Брат не пошёл следом, не стал что-либо у меня выяснять, да и я бы не рассказал ему — мои тараканы только мои. Добравшись без всяких происшествий до кабинета, я заперся и достал из ящика бутылочку скотча. «Джонни Уокер» была одной из тех немногих марок шотландского виски, который я мог пить без каких-либо последствий — он не вызывал у меня головных болей на утро, от меня за версту не разило перегаром, даже если я вдруг переберу с количеством выпитого.       К вечеру, когда литровая бутылка янтарной жидкости опустела почти на половину, я выбрался из кабинета со стойким желанием покушать — как раз было время ужина. Единственное, чего я не ожидал от сегодняшнего вечера, так это встречи с Астрид, лицо которой действительно выглядело заплаканным, но девушка молча прошла мимо меня, помня все мои инструкции — постояльцам нельзя разговаривать даже со мной. Да, были редкие случаи и исключения даже из такого правила, но их возникновения сводились к нулю. — С тобой всё в порядке? — В последнюю секунду поймав девушку за руку, я аккуратно придержал её, но лицом ко мне Астрид не повернулась и, молча покачав головой и вырвав руку из моей и так слабой хватки, пошла по коридору. — Хочешь выпить?       Мой вопрос заставил блондинку остановиться и явно задуматься, а когда я уже не рассчитывал на ответ, он последовал — Астрид повернулась ко мне лицом и молча кивнула. Приняв её желание соблюдать правила, я протянул ей ключи от кабинета, всё же решив немного прояснить ситуацию. — Это ключ от кабинета. Там на столе стоит початая бутылка отличного скотча. С меня на сегодня хватит, а ты можешь налить себе пару стаканчиков, — когда объёмная связка оказалась в руках блондинки, я молча удалился в столовую, оставляя девушку одну.       Астрид уже бывала в моём кабинете, поэтому, думаю, проблем с его повторным нахождением у неё не возникнет, но, если что, она меня, как мне самому кажется, найдёт. Уже в столовой невероятно вкусная отбивная была съедена достаточно быстро, а потом организм захотел прогулку перед сном, и я не смог ему отказать.       На улице в свои права постепенно вступала луна, окружая себя мириадами звёзд, среди которых ярче всех пылала путеводная. Полярная звезда стала для меня неким ориентиром, словно десяток лет назад, когда в моей жизни начались первые проблемы, я был несмышлёным моряком, что потерялся на просторах мирового океана. Жизненные волны, полные боли и разочарований, накрывали меня с головой снова и снова, пока не наступила ночь и не засияла одна единственная звезда, за светом которой мне и нужно было следовать.       Все проблемы только в голове — именно тогда, в свои неполные шестнадцать, я осознал эту весьма простую истину. В голове зарождаются наши проблемы и там же погибают под действием наших правильных мыслей и решений. Я топил свою боль от потери самого близкого в моей жизни человека в океане других своих чувств и эмоций, а потом вдруг осознал, что из шторма выбрался один — отец продолжал топить горе в алкоголе, оплакивая глупую смерть своей любимой женщины.       Тогда вытащить отца из этой ужасной трясины мне помог наш чёрный ньюфаундленд Бес, которого подарила мне мама буквально за несколько месяцев до своей гибели. Тогда вместо бутылки я сажал пса на стол, и папа изливал тогда ещё щенку всю свою душу, переживания и мысли, от которых хотелось спрятаться, а не рассказывать кому-то. Однако Бесёнок не умел разговаривать, но умел слушать, что в тот момент было самым важным для отца — ему нужно было выговориться. Позже я стал замещать пса, который удобно сопел у отца на коленях, а потом отец вдруг стал оживать. Вместе с ним до конца ожил и я, сохраняя в своём сердце светлую память о первой любимой женщине — о матери.       Рядом вдруг послышалось лошадиное ржание, а через мгновение рядом приземлилась тёмная тушка. Лишь по светлой, почти белой гриве в сочетании с вороной мастью я узнал в лошади Гаянэ — одну из самых молодых кобылок на ферме. Эта девочка любила меня, как своего отца, потому что я взрастил её с самых малых лет, прикармливая тогда ещё малютку с бутылочки. Гая попала в похожую ситуацию, но лишилась матери гораздо раньше — она её даже не видела, ведь её зрение прорезалось позже. Её мать погибла при родах Гаянэ — как оказалось, её сердце было слабым и просто не выдержало подобной нагрузки. — Что, родная моя, — невесело усмехнулся я, обнимая кобылку за шею и целуя в ганашу. — Пришла меня подлечить?