Идаллион

— Ты совсем рехнулся? — Я смотрел на Дагура, который в ответ смотрел на меня и давил какую-то уж слишком довольную улыбку, пытаясь понять, когда его крыша тронулась и почему он мне об этом не сказал. — Прекрати лыбиться как придурок и ответь на мой вопрос. Ты рехнулся? — Да что такого произошло, что ты орёшь, как потерпевший? — Манерно вздохнул рыжий и присел на диван, пока я продолжал мерить шагами свой кабинет. — Какого чёрта ты подходишь к Астрид? — Зло бросил я, падая в своё кресло и закрывая глаза. — Она пришла ко мне вчера не первый раз, а уже третий. Пообещала, что в следующий раз оторвёт тебе яйца. Если честно, я буду даже рад этому.       Вчера ко мне снова вечером пришла Астрид, которая была неимоверно зла — почти сорвала мою дверь с петель, и рассказала мне о Дагуре, который уже не раз приставал к ней, пытался её поцеловать и даже как-то намекнул на совместную бессонную ночь. Рыжий же, на моё удивление, ничего не отрицал, а наоборот — заявил, что влюбился в неприступную блондинку, но я на это только покачал головой, вспоминая жуткий рассказ, из-за которого, собственно говоря, Астрид и оказалась в Идаллионе.       Это произошло с ней два года назад. С утра, когда собиралась на занятия в институт, она узнала о том, что ночью её родители попали в аварию, умерев ещё до приезда машины скорой помощи. А вечером она застала в квартире, которую снимала со своим парнем, этого самого парня, на котором «с картинными стонами скакала какая-то тёмноволосая выдра». По крайней мере, так выразилась сама девушка.       Она ожидала поддержки от этого козла, но в итоге получила нож в спину, но больше, как мне кажется, её сломила смерть родителей, которые ехали к ней в гости на выходные. Они просто хотели приехать к ней побыстрее, чтобы застать её ещё до занятий, поэтому её отец проехал на жёлтый на перекрёстке, но фура всё решила за них.       Убитая горем девушка сначала выгнала парня с той выдрой из квартиры, выкинув все его вещи из окна, на минуточку, восьмого этажа, а через несколько дней, заняв у всех, у кого только можно было занять, похоронила родителей. Но всё не закончилось так радужно, как хотелось бы, ведь Астрид не смогла оправиться от всего того, что с ней произошло в один день, поэтому начались походы к психотерапевтам, потом были психологи и психиатры, но толка было мало — да, девушка вела себя нормально, была жизнерадостна и улыбчива, но всё это пропадало, когда она оставалась одна. Истерики и панические атаки стали её друзьями, а про всевозможные препараты от депрессий и прочего подобного она бы могла читать лекции.       Дни, проведённые с Кисеем, помогли Астрид немного отойти от всего с ней произошедшего, а уж отсутствие какого-либо контакта с людьми дало возможность разобраться в себе. Сейчас же происходящее портил только Дагур, который явно имел цель затащить девушку в кровать, да вот только он одного не учёл — Астрид не была той девушкой, которая следовала правилам, поэтому она докладывала мне буквально о каждом слове, которое мой рыжий друг произнёс в её сторону. — Я же, кажется, уже говорил тебе о том, что влюбился в эту девчонку, — заявил парень, вальяжно развалившись на диване. — Поэтому не планирую отступать. Тем более, скоро кончится её вторая фиолетовая неделя. — Если ты хорошо помнишь правила Идаллиона, то следующие недели голубые, — хмыкнул я, поднимая бровь. — Но ты, друг мой, заставляешь девушку нарушать правила фиолетовой. Однако, чтобы такого больше не было, я дал Астрид некое разрешение. — Разрешение на что? — Дагур напрягся буквально всем телом, забывая о своём напускном спокойствии. — Каждый раз, стоит тебе только к ней подойти, как будут страдать твои яйца, приятель, — весело произнёс я, наблюдая, как на лице друга меняются эмоции. — Прости, но ты сам в этом виноват.       Все дальнейшие слова и размышления прервал зазвонивший телефон, но больше меня смутило имя звонившего — Густав. Этот парнишка жил у меня уже три года — я смог его буквально отвоевать у государства, которое хотело сдать его в детский дом. Изначально, у него был только отец, потому как мама погибла во время родов, но и отец погиб буквально за неделю до того, как Густава должны были забрать домой, — его сбили на одном из пешеходных переходов их родного города. Я смог подготовить нужные документы и забрал его к себе, прекрасно понимая, что пятнадцатилетнего ребёнка никто не усыновит, а после детского дома его ничего хорошего не ждёт. — Инглинг, у нас беда в третьей леваде, — буквально закричал Густав, как только я ответил на звонок. — Дьявол снова сцепился со Штормом. Они уже успели поранить друг друга.       Ничего не ответив, я сбросил вызов и поднялся со своего места, кидая короткий взгляд на Дагура. — Сиди здесь, мы ещё не договорили.       Добраться до третьей левады мне не составило труда, но протолкнуться к двум дерущимся жеребцам, ржание которых было слышно на всю округу, было весьма трудновато. Когда же я смог к ним пробраться, то картина передо мной предстала не самая прекрасная — Шторм, соловый жеребец с чёрно-белой гривой, был весьма потрёпан, а на шее краснел укус от вороного Дьявола, которого большинство лошадей негласно считало вожаком табуна — после меня, естественно.       Резко приблизившись к вставшему в свечку Дьяволу, я толкнул его между передних ног назад, заставляя отступить и снова встать на все четыре. Недовольно цыкнув на него, я повернулся лицом к Шторму, который недобро сверкал глазами, но делать уже ничего не собирался — не при мне. Лошади, поняв, что «сражение» закончилось, начали постепенно расходиться, но не Гертруда, которая явно была виновата во всём, что тут вообще произошло.       Герт была девочкой вольной и к жеребцам относилась как к мимо пролетающим мухам — они её совсем не волновали, но всё резко изменилось, когда ко мне приехал Дьявол. Мало того, что он невольно буквально подчинил себе больше сотни лошадиных голов, так ещё и Гертруду приструнил. Рядом с ним эта кобыла становилась ласковой и нежной, но вот только у неё всё ещё были поклонники. Многие буквально трусили перед вороным жеребцом, предпочитая найти себе в табуне другую кобылу, но только не Шторм, который уже не первый и даже не десятый раз лез в драку. — Меня сначала привлёк табун, который странно собрался в одном месте, — ко мне подошёл Густав, ведя за собой Гертруду, которая этого явно не хотела. — Потом я услышал громкое ржание, а там уже и эти двое на дыбы встали. И ведь я не первый раз вижу драку в табуне, но тут вдруг стало так страшно, ужас. — Ты всё сделал правильно, Густ, — я тепло ему улыбнулся, перехватывая кобылу и щёлкая её по носу. — Что, негодяйка, снова подначила их на драку, да? Наказать бы тебя, чтобы больше так не делала. — Её можно в один из летних загонов поставить, — вдруг предложил Густав, сразу же поясняя. — Другая левада нас не спасёт, потому как оба с лёгкостью перепрыгнут забор, а вот частокол в два метра они вряд ли одолеют. — Отличная идея, — я широко улыбнулся, прекрасно понимая, что это самый оптимальный вариант, и дёрнул кордео, что сжимал в руке, возвращая всё внимание Гертруды к себе. — Пойдём со мной, моя дорогая, будем учить тебя и Дьявола уму и разуму. Ох, главное, чтобы этот негодник не додумался до того, чтобы снести забор, а то ведь он может. Имя-то самое что ни на есть говорящее.       Так, теперь осталось довести кобылу до загона, который находился буквально в другом конце Идаллиона. — Как жаль, ты беременна, Герт, ты бы только знала, — вздохнул я, заводя кобылу в загон, до которого мы всё-таки дошли. — Я бы тебя уже давно оседлал, а тут такая беда — нельзя.       Ну, а теперь можно возвращаться к Дагуру и нашему разговору. Ох, Боги Асгарда, дайте мне сил всё это выдержать.