последнее прощание

      Ей хочется смеяться. Хохотать так громко, так только сможет.       Ей хочется выть раненным зверем и рвать на голове волосы.       Еще больше ей хочется свернуть всем ублюдкам их поганые шеи и отправить на съедение крысам.       Вместо этого она сбегает на Татуин, едва не буквально зарывается головой в песок и старательно медитирует, моля богиню где-то наверху, чтобы у Смерти остался призрак.       К концу первого года она закрывает лицо руками и протяжно воет в пустоту, проклиная на чем свет стоит ту трусливую идею побега от проблем. Она ведь не хотела, не хотела прощаться, забывать и в итоге погибнуть навеки, слившись с бездушной пустотой космоса.       Так уж бездушной, прилетает от подсознания, но она отмахивается лишь и тяжело поднимается на ноги, силой призывая никому не нужный нынче меч. Вертит в руках, противясь назойливому желанию, что скребется когтисто на подкорке, все вынуждает забыть и забыться. Навеки. Отдохнуть наконец, как должно.       — Я знаю, что ты задумала, — Смерть хватает ее за локоть, тянет на себя, вглядывается в глаза. Его взгляд прожигает насквозь, прочно пришпиливает к месту и двинуться не дает. Она глядит с вызовом, подавляя истерично хихиканье откуда-то из недр. Смерть нависает грозным филином, чуть щурится, губы сжимает в тонкую линию. Вздыхает. — Поклянись.       — Не собираюсь я клясться тому, кто свое обещание не сдержит, — стоит хватке ослабнуться, как Чума вырывается, отряхивается и поправляет прическу. — Мне такая жизнь без тебя не нужна.       Смерть что-то ворчит, обнимает за плечи и притягивает к себе, кладет подбородок ей на макушку. Прижимает так, будто хочет слиться навсегда, отгородить от мира и проблем. От опасности затеи, в которую они неосторожно так втянулись.       — Пожалуйста, — выдавливает из себя Смерть, зарывается носом в волосы. — Пожалуйста, я не смогу жить...       — Клянусь, — Смерть знает, что вылетевшее слово — наглая ложь, но что он может против ее упрямства? Ей кажется, Смерть сдался. Всегда сдается, когда дело касается       ее.       Сайбер выкидывается куда-то во двор, и ей слишком лень подниматься на ноги и топать поднимать. Проваляется там до утра, ничего не случится. Пнутый камушек одиноко катится по полу, вызывая приступ неконтролируемого гнева, звериный рык вырывается изо рта, и она падает на колени, жмурясь в попытке остановить текущие по щекам злые слезы.       Она ведь не должна держать обещание! Не должна жить с мыслью, что пустота более в сердце не заполнится, что горю не будет конца. Она не этого хотела!       — Мы могли бы жить где-то далеко, — сипит Рей пустоте. — Стали бы фермерами, родились бы у нас маленькие дети, на нас похожие. Это наказание, да? За то, что ослушались, сбежали, подняли мятеж? Это — моя расплата за убийство? Ответь!       Но пустота молчит равнодушно, лишь ветер чуть воет снаружи, а жара спадает на нет, уступая место промозглому холоду и буре песочной, что заставляет здешних аборигенов в панике прятаться, опасаясь за жалкие жизни.       Глубокий вдох. Она открывает глаза. Смотрит в пустоту, едва заметная улыбка трогает губы, озаряет лицо жутким безумием. Ведь это так просто — вернуться к тому, к чему лежит душа, только руку протяни.       — Ты ведь этого хочешь, да? — хриплый шепот разбивает едва установившуюся тишину. ВВ прячется за сваленной недалеко мебелью, нутром чуя опасность. Она поднимается, выпрямляется и смотрит с кривой усмешкой на стену, словно видит призрака. Призрака со сорванным с губ       «пора».       Ветер воет, и потоки его с утроенной скоростью несутся, уничтожая на своем пути все живое. Зеленый туман окутывает с ног до головы, пробирается в ноздри, бежит по венам и распротраняется вместо крови. Она вздыхает полной грудью, сжимает кулаки. Открывает горящие зеленым пламенем глаза. Глядит вниз и поднимает с пола аккуратную белоснежную корону, что под пристальным взором становится черной. Как же она скучала!       Оглядывает скудный интерьер почти развалившегося дома и щелкает пальцами. Песок под ее ногами превращается в зыбучий, ВВ взвизгивает и пулей проносится к ней, оказываясь рядом. Она улыбается, хмыкает и твердым шагом направляется к выходу на свободу.       Время мусорщицы с Джакку прошло.       Настало время императрицы Палпатин.             Ч у м ы.       — Ты доволен, милый? — спрашивает она у пустоты, с насмешкой рассматривая пораженный эпидемией Мос-Эйсли. — У Смерти нынче пир, не так ли? Не думаешь, что пора вернуться и усмирить возлюбленную, пока она не погубила всю галактику?       Она оборачивается, натыкаясь лишь на простирающиеся до горизонта дюны. Скрипит зубами, в полубезумных глазах плескается боль вперемешку с яростью. Ничего, она выкурит его из укрытия, не раз трюк выходил. Он вернется, и тогда, на руинах Империи и Первого Ордена, они воздвигнут новый мир, став царем и царицей, навеки вместе, навеки не разлучны.       Как она всегда и       хотела.       Верный Сокол ждет недалеко, готовый отправиться уничтожать Джакку тогда, когда ей будет угодно. А пока можно, скрестив ноги, посидеть на песке, наблюдая за прекрасным зрелищем полыхающего города.       Зорри бы понравилось, мелькает мысль и сменяется другой, — а ему вряд ли. Рей только отмахивается. Осталось немного, он ведь ей обещал.       Уж что-что, а ждать она умела.