Вечная весна.

Прошла неделя наших гастролей. Я бы может и не поехала, если бы Степан Григорьевич смог освободиться от своих обязанностей в театре. Но уже если я поехала и не участвую в спектакле, то вполне могу немного отдохнуть. Я ходила гулять по снежному городу, просматривая каждый ларек с сувенирами, читала книги и встречалась со своими далекими друзьями. Вечером, когда я отдыхала после очередного спектакля — руководить тоже сложно, ко мне пришел Вова Беликов. — Привет… — тихо сказал он. — Привет, проходи. Он сел рядом со мной на диван. — Ты что-то хотел? — Нет, я поговорить хотел… — О чем? — О чем нибудь… Я так скучал по тебе… Меня это напрягло, но я не подала виду. — Как у тебя сегодня день прошел? — спросила я. — Как обычно, сидел за кулисами. Степан Григорьевич распорядился, чтобы с завтрашнего дня спектакль играл я. — Странно, что он мне не позвонил. — Он просил передать… Вова робко подвинулся ко мне. — А можешь еще стихотворение прочитать? — Кого? — Есенина?.. — Сторона ль ты моя, сторона! Дождевое, осеннее олово. В черной луже продрогший фонарь Отражает безгубую голову. Нет, уж лучше мне не смотреть, Чтобы вдруг не увидеть хужего. Я на всю эту ржавую мреть Буду щурить глаза и суживать. Так немного теплей и безбольней. Посмотри: меж скелетов домов, Словно мельник, несет колокольня Медные мешки колоколов. Если голоден ты — будешь сытым. Коль несчастен — то весел и рад. Только лишь не гляди открыто, Мой земной неизвестный брат. Как подумал я — так и сделал, Но увы! Все одно и то ж! Видно, слишком привыкло тело Ощущать эту стужу и дрожь. Ну, да что же? Ведь много прочих, Не один я в миру живой! А фонарь то мигнет, то захохочет Безгубой своей головой. Только сердце под ветхой одеждой Шепчет мне, посетившему твердь: «Друг мой, друг мой, прозревшие вежды Закрывает одна лишь смерть». — Ты очень красиво читаешь! — восхитился он. — Давай, сходим погулять? — Ты хочешь погулять? — Ну, может ты хочешь? — Не очень. — Хорошо. — Говори прямо, зачем пришел. — Просто так… — заволновался он. Вова вздохнул и сказал: — Ты мне нравишься… Я понимаю, что ты не свободна, особенно я: жена, будущий ребенок. Но я не требую от тебя любви! — замахал руками он. — Можно я просто буду всегда рядом с тобой? — Зачем же? Зачем же такие унижения? — Я люблю вас!.. Не откажите в своем внимании! — Я не отказываю, но и вы поймите меня, я же не могу, зная, что мальчик в меня влюблен, я буду спокойно с ним общаться, знакомить его со своими друзьями, молодыми людьми. — Не знакомьте! Мне в радость ваше внимание. Я не достоин вашей любви, но хотя бы вашего внимания и присутствия. — Мне кажется, что все это глупости, Вова… — Я понимаю, но сгораю от любви к тебе. — Но как же ты будешь жить с этой любовью и пониманием, что любовь безответная? — Без любви жить сложнее… Я встала с дивана и подошла к окну. — Не нужно нам это начинать… Я занята и ты занят, а простое общение, я думаю, что у нас точно не получится. Он тихо подкрался ко мне сзади и сказал: — Ну, я ведь не требую любовных отношений, простого общения… — Как ты себе это представляешь? Ты молодой юноша, в расцвете лет… Простое общение. Ладно я — старуха, а ты то… — Ты не старая, ты молодая… — Естественно… Давай… Я не закончила говорить, как он развернул меня к себе и поцеловал в губы. Он аккуратно положил руки мне на талию и продолжал целовать. Я упиралась руками в его грудь, чтобы оттолкнуть его, но он сильно прижимал меня к себе и не допускал, чтобы я вырвалась. Когда я сдалась, он переложил руку на мою шею и стал нежно гладить. Он прижал меня к стене и начал поднимать мою футболку. Вова расположил свои руки на моей голой талии и начал целовать шею. Он поднял меня на руки и отнес на диван. Утром, когда я проснулась, Вова сидел передо мной, на кресле. — Доброе утро… — робко сказал он. — Доброе… — Я извиниться хотел за вчерашнее… — Ну, время уже назад не отмотаешь. — Ну, да… — Ты что-то хотел? — Я хотел понять, как мы будем дальше? — Как и обычно. — Я понял… Извини… Я поднялась и прикрылась одеялом. — Мне выйти? — И уйти. — А… Хорошо, прости… Вова вышел из моего номера. Я обессиленно откинула голову на спинку дивана и не двигалась. Через несколько минут я решилась встать и пошла к моему рабочему столу. Я достала письмо, на котором было написано: «Открой, когда совершишь глупость». «Алёнушка, дорогая моя, когда ты совершишь глупость, обязательно прочитай это письмо! Когда я впервые зашел в театр Сатиры, я сорвал с артистки платье… Сейчас объясню как. Моя первая репетиция должна была состояться в два часа дня, но я решил, что приду пораньше. В это время была женская репетиция к какому-то спектаклю. Честь по чести: в костюмах, в гриме. Я сидел в главном зале, решил, что пойду в гримерную, так как репетиция женская закончилась. (что мне делать, когда все женщины уходят — ухожу, одному что-ли оставаться) Когда мы проходили по коридору, я зацепился языком с одной молоденькой артисткой. Я применил чудеса своего обаяния (?!) и пригласил ее к себе домой. Когда я полез целоваться к ней (она естественно не отказала), я встал на ее длинное платье. Она этого не заметила. Когда она собралась на свой этаж, ее платье с треском упало на пол при всех мужчинах. После этого в гости она ко мне не пришла. В общем, все глупости, которые происходят в жизни, слава богу, забываются. Остается только посмеяться над ними.» — Андрей-Андрей… Я отложила это письмо и позвонила на знакомый номер. — Да? — Шурочка? — Алёна? Где ты? Как ты? Я как на иголках сижу! Почему ты мне не звонишь? — Шура, все хорошо… — Что ты опять натворила? — Ну… — А-а-а… Алёна, ты артистка! Это неотъемлемая часть жизни любого артиста. — Ну, что ты из меня шалопендру делаешь? — Не делаю, говорю очевидное. Алёнушка, тебе все мужчины это прощают, они же понимают, зачем ты это делаешь. — Так я же не сама! — Он приставал? — Ну, застал врасплох… — Это впервые я слышу из твоих уст. — Что мне делать? — Ничего. Слушай, когда твоя инициатива, ты как-то легко с этим справляешься, а тут ступор? — Ну, считай, изнасиловал меня… — засмеялась я. — Дура. — подхватил он. — Дурой то почему сразу? — Я уж думал, что ты серьезно переживаешь! — Нет, я переживаю… А как же Андрей, он не простит, если узнает. — Марис простит. — Шура! Посерьезнее давай! — Сейчас, настроюсь на серьезность… Все. Ну, что ты там говорила? — Идиот. — Сама дура. — спокойно сказал он. — Что нового? — Да… Ничего вроде… — Что-то серьезное? — Да не то чтобы… — замялся он. — Что случилось? — Дрюсик опять с Егоровой… — Серьезно что-ли? — Ага… — Ну, ебучий случай… — И не говори. Сходим погулять, как только ты приедешь? — предложил он. — Конечно. — Ну и хорошо. Как спектакль? Стараются? — Стараются! Я услышала голос Андрея на заднем плане. — Ой, пришел, сейчас драться будет. Ну, давай, говори, что хотел. — сказал Шура Андрею. «Это Алёна?» — Алёна, естественно. «А она чем занимается?» — Алёна, чем ты занимаешься? — Ничем. — Ничем, она говорит. «А почему утром мне не позвонила?» — А почему ты ей сам не позвонил? — защитил меня Шура. «Я не мог…» — Не мог? С Танькой опять ебал… «Тише…» — Чего тише? «Не говори это…» — Так уж все знают. Чего не говорить то? «Ну, не говори…» — Я уебу тебя… «Не надо…» Теперь уже мне: — Ты звони, сейчас у меня репетиция. Андрей, вон, смотрит, как щенок невинный, слюни пускает, ревнует… Ну, не ревнуй! — обратился он к нему. — Пусть поревнует, ему полезно. — Он просит, чтобы ты его не обижала. — А он меня не обижает? Спроси у него. — Он ушел. Обиделся. — Начинается… — Давай, приезжай поскорее… — Пока… — Пока…