Вечная весна.

Сегодня я вспомнила, что вечером, в 5 часов, пройдет юбилейный концерт театра Сатиры. Конечно, я туда пойду. Надеюсь, что мы сможем поговорить с ним. Хотя я не очень в это уверена. То, что произошло вчера, все из-за меня. Если бы я не стала его выводить, может быть все бы закончилось лучше, чем закончилось. Если бы я не спала с этим парнем, этого бы не случилось. Можно его понять, когда твоя женщина, или уже не твоя, тебе с кем-то изменяет, такое простить сложно. Мужчинам это можно прощать, такова их природа, а женщина — это домашний очаг, искренность, верность, это все заложено в нас природой и историей. Хотя многие сейчас начинают это все переворачивать, не понимая, что если ты не примешь истину, жить ты не сможешь. Я собралась с мыслями и начала собирать вещи, в который я пойду в театр. Вечный вопрос: «Что мне надеть?» Заставляет миллионы женщин ломать не только себе голову, но и своим мужчинам. В моем случае — только себе. Я решила, что надену легкое голубое платье до колена с белым поясом, белые туфли на маленьком каблучке и заплету высокий хвост. Хотя мой каштановые волосы не особо меня слушаются, но что же делать, нужно соответствовать себе. Я подняла с пола рубашку Андрея, заплаканную, повесила сушить ее на веревочку. Оказывается, что некоторая его одежда до сих пор висела на ней. Я забрала ее домой. Пока завтрак готовился, я погладила свою одежду, одежду Андрея и успела почитать несколько рассказов моего любимого Автора. В дверь постучали. Собрав все свои мысли и надежды в кучу, я вышла в прихожую. Открыла дверь. — Марис? — Да. Привет! — улыбнулся он и поцеловал меня. — Какими судьбами? — мягко сказала я. — Скучал по тебе! Марис прошел в комнату и сел на свое любимое место: на стул возле окна. — Я завтрак приготовила, хочешь? — Нет, спасибо. Я за другим. — Что случилось? — Американская школа запрашивает тебя… — О, Господи… Только не это… — Да, они сказали, что помнят твой должок… Ты должна будешь работать в их университете актерском. — Они же не могут меня заставить? — Не заставить… Призвать. Ты обязана это сделать… — с отчаянием сказал он. — На сколько? На месяц, на полгода? — Я не знаю… — Надеюсь, что не как другие… Я буду предателем Родины? Да? — Я не знаю… Надеюсь, что нет… — Я понимаю, они слишком много для меня сделали, но это очень жестоко. Хотя с их стороны это кажется обычной просьбой на сотрудничество, но в Советах… Я навсегда попаду в немилость. Марис устало потер переносицу и сказал: — Я боюсь за тебя. Сможешь ли ты вернуться обратно… — Я не знаю… Я села на диван и закрыла лицо руками. Марис подбежал и сел передо мной на корточки, обнимая за плечи. — Ну, что ты? Все будет хорошо! Мы что нибудь придумаем. Даже рыдать сил не было. Хотелось выйти через окно и не входить обратно. — Когда я должна уехать? — На следующей неделе… — Уже? Серьезно? — Да… — Нет… Я вскочила с дивана, подошла к окну и стала смотреть на живую улицу. Люди куда-то бежали, забегали, выбегали. В общем — суматоха. — Что-то случилось? — Что? — Почему они все торопятся? — Деточка, это Москва… Я зашагала по комнате и начала рассуждать: — Может мне что нибудь придумать? Я же не могу уехать из своего театра. Из Москвы. От тебя. От всех остальных. Нельзя же так. Господи… Я села на стул и запрокинула голову на стену. — Разве я что-то сделала плохого? М? — Ничего… — Вот видишь… Почему меня так наказывают? — Не знаю… Я положила руку на стол и уперлась головой о кулак. — Ты куда-то собиралась? — Собиралась. — Куда? — На юбилей Сатиры. — Я тоже хотел пойти, но у меня репетиция… — У тебя всю жизнь репетиции! — вскипела я. — Алёна, угомонись… — Что «угомонись»? Ты всю жизнь на своих репетициях, я тебя не вижу, ты понимаешь? — Понимаю… — А потом удивляются, почему им изменяют… — буркнула я себе под нос. — Что? — Ничего! Иди на свои репетиции! Раз они тебе важнее, чем я. — Я эту войну не начинал! — Молодец! Гуляй дальше! Марис ударил ногой диван и вышел из квартиры. — Вот, я теперь совсем одна. Я подбежала к телефону, набрала знакомый номер. — Шура… — Алёна, мне сейчас некогда, я тебе позже позвоню. — грубо сказал он. Саша отключился. — Вот оно как… Как одиночество неизбежно… Я съехала по стене на пол и взялась за голову. — Как, оказывается, иногда нужны люди. Как я всех не ценила. Если бы я ценила Андрея, я бы не изменяла ему, не издевалась бы. Если бы я ценила Мариса, я бы ждала любой встречи и была за нее благодарна. Если бы я ценила Сашу, я бы не вспоминала о нем только тогда, когда мне плохо. Как я не ценю свою жизнь, свою работу, своих близких. Вот ко мне все и возвратилось… Я зажала рот рукой и заскулила. От боли. От душевной боли… Нужно собраться и объясниться со всеми. Я резко встала. Подошла к окну. Подняла глаза вверх, чтобы слезы не выделялись, и пошла одеваться. Я надела платье, заплела хвост. Я достала свою маленькую косметичку, которую ношу с собой в сумке и достала тушь. Подкрасила ресницы. Достала помаду и накрасила губы. Надела свои туфли, куртку и вышла на улицу. Во дворе стояла моя Волга, которую я не очень часто использую, но сегодня явился случай и мой «Ласточка» примет бой. Я села в машину, завела ее и поехала в театр сатиры. По дороге я видела своих знакомых, друзей, врагов. Это, может быть, последние минуты, когда я их вижу. Проехав несколько кварталов и затратив немного времени, я уже стояла на главном входе театра Сатиры. Было очень много людей. От слова — очень. Я встала лицом к стене, чтобы меня не узнали. Но через несколько мгновений я услышала знакомый голос. — Алёна! Я обернулась и увидела Валентина Николаевича Плучека. — Здравствуй, милая! — Здравствуйте. — улыбнулась я. — Чего ты здесь стоишь? Я думал ты пройдешь через другие ходы. — Не подумала… — смутилась я. — Пойдем, я тебя проведу. Я взяла его под руку и мы пошли тайными ходами. Через несколько минут я уже была в зале и села на самые лучшие места. Артисты продолжали репетировать. Никого, слава Богу, мое присутствие не мешало и не напрягало их. Через несколько минут всех впустили в зал. Проходили статные дяденьки и тетеньки. Некоторые в мехах, кто-то в простой одежде, но все этим вечером были элитой. Бородатые мужчины вальяжно садились на стулья, которые скрипели от их заднего достоинства. Худенькие дамы садились на стулья, и казалось, что на стул могло влезть еще четыре варианта разных тётенек. Маленькие детки крутились около своих родителей и расспрашивали у них что к чему. Проходили бывшие, нынешние актеры этого театра, проходили ярые театралы. Проходили все. Все, кто успел купить билеты. Популярность этого театра всегда бешеная. Никогда нельзя успеть купить билеты. Раскрылся занавес. Все замерли. В углу стоял Шура. — Сводный боевой отряд московского театра Сатиры коллективно с творческим огоньком, сатирическим запалом, шутки на перевес, зубоскальство в сторону, хмурые лица прочь, с равнение на классиков, с прицелом по недостаткам, на торжественный, праздничный, юбилейный парад СТАНОВИСЬ! Заиграла музыка, открылся второй занавес, артисты были на крутящейся конструкции. Все улетают, все как на ладони, все улыбчивые, открытые. Артисты! — Молодое, ищущее, дерзающее поколение сатировцев призывного возраста! На сцену строевым шагом пошли молодые парни. — Они несут на своих детских плечах почти всю тяжесть нашего репертуара! Парни разошлись по разным сторонам. — Лучшая часть молодого, ищущего, задорного поколения сатировцев! Вышли девушки. Молоденькие. Красуется перед зрителями. Здесь и Градова, и Егорова, и Корниенко, и Ицыкович… Все-все. — Крепкое среднее поколение сатировцев! На сцену вышли взрослые девушки и взрослые мужчины. Все бодрые, подтянутые. Тут и Васильева, и Державин, и он… Какой он красивый… Как в сказке… Все выдали поклон и удалились. — Старшее поколение сатировцев! Все молоденькие девушки содрогнулись и улетели по конструкции. Перед зрителями появились взрослые дамы и мужчины. — Самая юная поросль старшего поколения театра! Остальные присели на бордюр. Перед нами стояли три артиста. В них я узнала Папанова и Пельтцер. Третьего не припомню, но лицо знакомое. — И наконец ветеран нашего театра! Георгий Тусузов! Маленький мужчина бодро выбежал в центр сцены. Он поклонился зрителям, всем актерам и начал свою речь. Вслед за ним вышла Рина Зеленая. В своей непревзойденной манерой сыграла монолог, где очень рассмешила всех зрителей. Дальше последовала песня из спектакля «Безумный день или женитьба Фигаро» правда немного переделанная. Подразумевался легкий танец, который каждый из артистов выдержал стоически. Стоял Андрей в красивейшем костюме, подтянутый, яркий… Дальше последовали другие номера. Через полчаса вышел Андрей с отрывком из спектакля «У времени в плену». В форме, будто бы испуганный, взволнованный, злой, страстный. Он на грани всех эмоций сбивал челку, громко говорил. Он получал удовольствие. Строевым шагом из-за кулис вышли артисты в форме. Он присоединился к ним. Они пели: Белая армия, чёрный барон Снова готовят нам царский трон, Но от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней. Так пусть же Красная Сжимает властно Свой штык мозолистой рукой, И все должны мы Неудержимо Идти в последний смертный бой! Красная Армия, марш вперёд! Реввоенсовет нас в бой зовёт. Ведь от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней! Так пусть же Красная Сжимает властно Свой штык мозолистой рукой, И все должны мы Неудержимо Идти в последний смертный бой! Голоса удалялись. Приближался другой монолог. — Для вас поет любимец монмартры, исполнитель песен о любви, дружбе, товариществе, на худой конец — сожительстве. Жульен Папа-младший. Вышел Андрей. — Я спою… для вам l'amourrrrrrrrrrrrr… ЛЮБОВЬ! Что в жизни волнует и мучает нас? Любовь, любовь, любовь. Что лиру поэту настроит под час? Любовь, любовь, любовь. Что нам доставляет столь радостный миг? Любовь, любовь, любовь. Что ищет порой на бульваре старик? Любовь, любовь, любовь. Любовь — не картошка, Не бросишь в окошко, Она всех собою манит… Сначала забвенье, Потом наслажденье, Потом поясница болит… Сухоты, ломоты, и нету охоты Вершить до конца жизни тур! Но все же, о Боже, мы лезем из кожи И все мы кричим «Vive l'amour»! Что двигает мир весь, спросить вас хочу? Любовь, Любовь, Любовь! О чем я ночами тихонько грущу? Любовь, Любовь, Любовь! Что пару лошадок заставит заржать? Любовь, Любовь, Любовь! И что нас не может никак удержать? Любовь, Любовь, Любовь! Любовь — не картошка, Не бросишь в окошко, Она всех собою манит… Сначала забвенье, Потом наслажденье, Потом поясница болит… Сухоты, ломоты, и нету охоты Вершить до конца жизни тур! Но все же, о Боже, мы лезем из кожи И все мы кричим «Vive l'amour»! Он в танце выбежал за кулисы, крича что-то на французском. Шли номера, номера, номера. Финальная песня и речь Плучека. — Валентин Николаевич, один вопрос: Над чем смеемся? — спроси Папанов. По залу прошел легкий смешок. — Над собой смеемся… И это правильно. Кому же как ни нам, ни нашей могучей стране, гордящейся своими великими историческими успехами, быть нетерпимыми к своим недостаткам. И сегодня в этот волнующий момент мне хочется поделиться своей самой сокровенной мечтой: Вы знаете, я мечтаю о том дне, когда наш московский театр Сатиры… закроют. Закроют, потому что ни одной сатирической темы не останется для его спектаклей. Но это только мечта. А сейчас — жить, жить и работать! Прогремела песня. Артисты, под звон аплодисментов, так же красиво улетели на парящей конструкции. Через несколько минут все зрители поднялись со своих мест и направились к выходу. Слышались голоса восторга, высокомерия, надменности… Но работа была сделана прекрасно. Если же другие выходили через главный вход, то я пробралась через тайные на мужской этаж. Когда я проходила по коридору, крепкая рука схватила меня за запястье. — Что ты здесь делаешь? Я резко повернулась и увидела Шуру. Я, было дело, уже пыталась замахнуться, но Саша схватил мою руку и прижал к себе. — Что ты здесь делаешь? — повторил он. — Я гуляю… — Гуляешь? Сначала звонишь мне во время репетиций, теперь гуляешь по мужскому этажу… — Мне нужно идти… — Куда? — Давай я потом все объясню… Я вырвалась из его рук. — Ты от меня никогда ничего не скрывала… Как знаешь… — Я от тебя и не скрываю… — А что ты делаешь? Явно не хочешь мне этого говорить. Опять к Мирону? Отпусти ты его уже! Ты ему не нужна! Как ты этого не понимаешь! Меня очень задели слова Шуры. Я ускорилась и побежала к гримерке Андрея. Я робко постучалась. Был слышен женский голос. Мне открыла Таня. — Что тебе нужно? — Я к Андрею. — А я не хочу, чтобы ты к нему ходила? — А может, ты спросишь желание Андрея? — Он давно сказал, что не желает тебя видеть. Думаешь, если ты такая известная и любимая всеми, но Андрей тебе точно после измены не откажет? Ты ошибаешься. — А тебя это не должно касаться. Я думаю, что мы без тебя разберемся. — Попробуй. Она закрыла передо мной дверь. Я попятилась назад. Как быстро ты теряешь влияние, когда показываешь себя слабой. Еще вчера все с осторожностью относились ко мне, сегодня все отворачиваются и делают больно. Я сама во всем виновата. Легче жить одной, чем делать людям плохо. Я бегом вышла из театра на улицу, где стоял Шура. Я боялась к нему подойти. Он сверлил меня взглядом. Я чувствую себя человеком, загнанным в лабиринте, который от безысходности прямо сейчас упадет на землю и зарыдает, как малое дитя. — Что стоишь? — крикнул он. — Подойди сюда. Я чувствовала, что я во сне. Никогда я не терпела такого отношения к себе. Шура подошел ко мне и сказал: — Ты извини, я погорячился, с утра мозги все выебали. — Ты говорил правду… — тихо сказала я. — Нет, что ты, я с эмоций. — Ты говорил правду. Я развернулась и пошла к своей машине. Я села за руль… Увидела, как Андрей стоит около машины и разговаривает с Шурой. Я открыла окно. — Что ты ей сказал? — спросил Шура. — Кому? — Алёне, идиот! — Я ее даже не видел! — заорал он. — Она ходила к твоей гримерке! — Я не был в гримерке, там Таня была, она мои вещи забирала… — Я твоей Тане голову отверну! — сказал Шура и зашел в здание. Андрей долго стоял на улице. Решал, что делать. Решил. Сел в машину и поехал. Я не задумалась, завела машину и поехала прямо за ним. Он не замечал меня. Это мне было на руку. Мы проехали несколько кварталов и остановились у дома Андрея. Он вышел с сигаретой в руке. Покурил на улице. Рассматривал дом. Зашел. Через несколько минут я вышла за ним. Я поднялась на его этаж, постучала в дверь. Никто не подходил… Я решила вернуться обратно, но вдруг услышала звук шагов. Он остановился. Думал. Дверь стала открываться. Он стоял передо мной в домашних штанах и футболке. — Зачем ты пришла? — резко спросил он. — Андрей… Я хотела объясниться… — Ты уже объяснилась. Когда спала с этим парнем! Когда издевалась надо мной, сказав мне всю правду! — Андрей, не придавай этим словам значения… — Может мне еще и измене значения не придавать? А? Он начал закрывать дверь, но я протиснулась в квартиру. — Я тебя не звал и видеть не хочу! — Андрей… Извини меня, пожалуйста… — Как у тебя все просто! — Андрей, я люблю тебя… — Если бы любила, не изменила бы. Он стал выталкивать меня из квартиры, но я не поддавалась. — Я тебя сейчас через окно выброшу… — Выбрось. Он прижал меня к стене и сжал руки. Он тяжело дышал и смотрел с ненавистью. — Не смотри так, я подумаю, что ты меня разлюбил… — Я и не любил тебя. — Что? — Да! Не любил! Он кинул мои руки и отстранился. — Это правда? — Правда, теперь уходи! Я развернулась и вышла из квартиры.