Фальшивка

      Чимин сжимался под чужим свирепым взглядом, отступая от человека напротив всё дальше и дальше. Сердце так сильно и отчаянно клокотало внутри, не давая дышать полной грудью, а тревога забила всё рецепторы и инстинкт самосохранения.       Юнги навалился на него всем телом, вжимая в холодную, твёрдую стену. На красивых доселе пальцах вздувались синие, отчётливо выпирающие вены. Ногти мгновенно удлинились, превращаясь в когти, крепкие и острые, оттого и опасные. Пусть альфа и был невменяем, относился к чужому телу с осторожностью. Истинность вносила свои коррективы и мир прожжённый похотью, свернул им двоим шеи в направлении объединения в постели. Звериные инстинкты творили вакханалию.       Запах яблок был таким сильным, что пробивался даже сквозь барьер из паники, заставляя душу омеги взволнованно сжиматься, а тело размякать, всё больше и больше. Каждое касание чужих мозолистых ладоней разливалось внутри тягучей нугой из гаммы эмоций и поддающемуся ласкам телу.       Юнги был одного роста с омегой, оттого его чёрные, мутные глаза, упирались прямиком в испуганные омежьи. Чимин видел в них такой же страх перед неизвестностью и устрашающую похоть, как у себя. Альфе, казалось, было всё равно на всё и всех вокруг, он долго рассматривал чужое лицо, касался губами и облизывал, будто пёс, долго ждущий своих хозяев. Любая попытка вырваться пресекалась, сила, таившаяся в тощем теле напротив, удивляла. Чимин мысленно приходил в себя, постепенно возвращая кусочки пазлов на место, хотя его тело продолжало дрожать и не отвергать чужих поглаживаний.       У Юнги начался гон, это было намного страшнее, чем то, что его увидели в таком отвратном виде. Чимин не успел и рта открыть, как в его губы врезались чужие, требующие к себе должного внимания, но не получающие ничего взамен. Они незнакомцы друг другу, но мир, решил соединить их в этом замызганном месте, где Чимин все еще ненавидел свое тело. Для своего дорогого человека, для такого красивого парня, он должен был быть — идеалом, а не свиньей.       Юнги был рад, не имея никаких претензий к чужому телу, он будто впитывал в себя аромат омеги, кажущийся ему таким соблазнительным, самым лучшим, восхитительным. Поглаживал мягкие бока, талию, настойчиво целовал и едва ли не мурчал от удовольствия. Губы омеги казались слаще мёда, тёплые, пухлые и податливые. Хотелось ближе, так, чтобы тела сливались в единое целое, чтобы никто и никогда не трогал, не смотрел на омегу. Счастье распирало изнутри, ведь ему повезло найти родную душу в таком раннем возрасте.       Чимин дурел, чужой запах забивал всё вокруг, голова кружилась, и плясали круги перед глазами. Несложно было догадаться, что перед ним предначертанный судьбой альфа. Он медленно терял связь с реальностью, омега внутри льнула и желала, человек же был напуган и взволнован этими событиями. Не сейчас. Это должно было случиться не сейчас. Юнги рычал по-звериному и помечал его шею беспорядочными поцелуями и засосами, своими бёдрами то и дело притираясь к его, даря всего себя будущему партнеру.       Им обоим было жарко, душно и хотелось всего и сразу, особенно вдыхать полной грудью феромон, образующего гармоничную смесь.       Чимин потерял остатки осознанности, когда липкая смазка начала пропитывать нижнее белье. Истинности было всё равно на чувства обоих, мысли и страхи, она требовала свою пару, подпитанная подростковыми гормонами и жаждой к ласке. — Пока я еще могу соображать, скажи мне, готов ли ты переспать со мной?       Чимин презирал природу, что вынуждала пары, знакомиться путем секса, а не милых свиданий. Он задумался, опечаленный своим телом, смотря на горчящие глаза, которые искренне хотели его тело. Безобразное, мягкое, с обвисшей кожей в некоторых местах, с растяжками и абсолютно точно не подпадающие под стандарты красоты. С другой стороны ему хотелось. Как подростку, как человеку, только увидевшего такого красивого альфу, готового подарить ему крошки любви… Может это будет их последний раз? — Да, я согласен.       Альфа кивнул и не отлепляя от себя омегу, очень быстро закрыл дверь магазина изнутри и выключил свет. То ли здравый рассудок вернулся к нему на столь короткое время, то ли альфа не хотел делить своё с чужими, но итог был очень удачлив для их будущего.       Чимина лихорадило от альфы, он впервые испытывал настолько сильное влечение к кому-то. До дрожи в коленях и мурашек по телу. В голове только чуждое Чимину «моё», и в какой-то момент прямо на пути, по которому его тащил Юнги, он сам целует того. Очень невинно, неумело, что никак не помешало альфе собственнически порыкивать, отвечая на все действия, прижимая тело к злосчастному прилавку. Листик с корявым почерком нужных низкокалорийных продуктов упал на пол, вместе с толстовкой омеги и пуговицами от рубашки альфы.       Чимин не ощущал стыда, потому что будто отключился от реальности, подпитывая свою дрёму ароматом яблок. Фрукта, от которого у него текли слюни, хотелось откусить кусочек, что он и пытался сделать, впившись в шею Мина, сам того не понимая, помечая объект своего вожделения. Омега начал хныкать, когда его оторвали от сладкой шеи и глубоко, мокро поцеловали в губы. Он сидел между ног альфы, беспорядочно поглаживая каждую выступающую косточку, участки открытой кожи.       Мин не остался в долгу, спрятав наконец свои когти, до боли сжимая желанные бёдра и ляжки, приближаясь к аппетитной заднице. Его не интересовали ни растяжки, ни полнота, ни слегка ухудшенный вид омеги. Его внутренний альфа и человеческая сущность никогда не создавали иллюзорных идеалов красоты, потому податливое, словно хорошо вымешанное тесто, тело, казалось посланным с небес. Ему одному. Никому больше.       Парень подхватил под задницу свою омегу, прижав поближе к себе и двигаясь в сторону футона, на котором он спал после ночных смен.       В какой-то момент они повалились вместе на импровизированную постель, беспорядочно целуясь. Делали это совсем неумело, по-детски, но с ужасной жаждой. Альфа, тяжело дыша, оставлял россыпь поцелуев на животике и груди, балуясь со вздёрнутыми налитыми сосками. Чимин только хныкал, едва соображая, где он и что с ним, ощущая лишь бесконечное наслаждение и тепло. Хаотично тёрся о пах альфы, откинув голову на подушку, постанывая и оглаживая голую спину парня пухлыми пальцами.       Юнги достаточно быстро снял с них остатки одежды, громко выдыхая, когда его возбуждённый член обхватили маленькие пальчики, беспорядочно елозя то вверх, то вниз. Смазка омеги пахла сказочно, будто самое вкусное блюдо в мире, потому он просто слизывает её с перепачканной внутренней части бедра. Продолжая своё занятие, он проскальзывает одним пальцем в анус омеги, раздвигая девственные стенки.       Чимин был так сильно расслаблен и утомлён, что не чувствует никакого дискомфорта даже от двух пальцев. Особенно после того, как альфа подарил ему поцелуй с привкусом его смазки, впрочем, альфа продолжил двигать пальцами внутри, другой же рукой принимаясь надрачивать его небольшой член.       Юнги вошёл лишь тогда, когда изнурённый Пак начал хныкать и царапать его грудь. Альфа внутри него кричал от удовольствия, как и омега Чимина. Он двигался быстро и обрывисто. продолжая оставлять крошечные поцелуи на сладкой коже. Шептал комплименты, милые и забавные, будто вычитал их в сборнике по пикапу, надеясь никогда не расставаться с только что приобретенной половинкой. Кончали они практически одновременно, задыхаясь от быстрого темпа и жара в груди.       Гон и течка требовали большего, окончательно забирая разум обоих, укутывая пеленой наслаждения и похоти. От удовольствия после мучительной стимуляции простаты Чимин начал плакать.       Плакать так же, когда очнётся ранним утром, осознав, что кто-то видел его искалеченное тело и душу. Что кто-то просто так подарил ему жаркие чувства, а главное окутав любовью и лаской, не замечая ни единого минуса во внешности.

***

      Чимин не помнил, как дошёл домой. Утром он проснулся от жуткой боли и ломоты во всём теле, рядом лежал тот парень, крепко сжимающий его руку. Ни с чем несравнимое чувство осознания своей неудачи, желания выдрать на голове оставшиеся волосы и исчезнуть из мира в один миг. То ощущение пустоты, гложущее внутри, съедающее и настойчивое: «Зачем?».       Он не хотел оставаться ни на минуту в этом помещении, смотреть в чужие незнакомые глаза и разговаривать об этом. Не знал и не хотел знать причин, почему это произошло и чем руководствовались его инстинкты в тот злосчастный момент, хотя подсознательно догадываясь, как это случилось. Этот Юнги, видимо, был слишком юн или глуп, как и сам Чимин, поддался физическому влечению, а теперь пожалеет обо всём этом.       Чимин не хотел смотреть, как пренебрежительно его осмотрят с крупных щиколоток до пухлых щёк и изуродованной внешности, пусть сейчас всё практически прошло. Приятный запах яблок вдруг превратился в отвратительный альфий феромон Ёнджуна, эфемерное ощущение текущей по телу краски и колкое «пухлый» било набатом в голове.       Он не был создан для любви, как минимум, пока будет выглядеть столь отвратно. Пока его мягкий живот не станет плоским, не выступят ключицы, режущие своей изящностью глаза. Если у них с этим парнем была истинность, то это лишь пара для удачного спаривания, которая могла высосать из него весь настрой и порушить его план.       Он не был готов признавать, что мог понравиться человеку в таком обличии. Не был готов смотреть на Юнги как на хорошего человека. И не хотел.       Впопыхах оделся, натягивая на голову капюшон и поспешно сбегая. Парень спал крепко, будто не делал этого целую вечность, морщась во сне и куксясь от холода. Чимин почему-то укрыл его одеялом, вспоминая, как тот помог ему, и в благодарность оставил все свои сбережения, из продуктов ограничиваясь одним яблоком.       Как воспоминание, которое он съест и проглотит вместе с фруктом. Будто ничего не было.       Домой он практически бежал, не останавливаясь, не смотря на людей. Сердце клокотало то ли от бега, то ли от страха перед прохожими людьми. Зато в голове было пусто, лишь живот жалобно ныл, съедая себя изнутри.       Уже дома он несколько минут стоял неподвижно в коридоре, смотря в одну точку. Держал в руке один кроссовок и тискал яблоко, пока то не продавилось под натиском пальцев, кое-где чернея.       Жизнь оказалась непредсказуемой штукой, которую Чимину не раскусить никогда. Пак спокойно снял с себя всю одежду, пока шагал к ванной комнате, оставив злосчастное яблоко на тумбочке. Дал себе волю лишь под струями горячего душа, льющего по истощённому и измученному телу. Слёзы лились по щекам, сливаясь в комок жажды секса и гложущего чувства внутри его живота.       Он услышал скрип двери, как по его телу побежали холодные мурашки, несмотря на пышущий жаром почти кипяток над его головой. Даже и не знал, что лучше в этой ситуации: грабитель или мама. Первый хотя бы не будет задавать вопросы, особенно это становилось страшным, когда в зеркале он увидел месиво из засосов.       Уехала мама в командировку…       Чимин ещё в ванной напечатал сообщение Тэхёну, слыша, как за дверью его ругали за бардак. Выполз из ванны он только тогда, когда осознал, что друг не прибежит к нему из Сеула за три минуты с костюмом для дайвинга. А жаль.       В комнату он ввалился как мешок с картошкой, зацепившись за небольшой порог при входе. Страшно, безумно страшно, что мама увидит его в таком виде.       Ещё больше ему стало гадко, когда он увидел себя в водолазке с горлом, наблюдая, как его чрево торчало, а бока, зажатые крепкой резинкой штанов, расплылись на две части. Какой же он мерзкий и толстый.       Мама зашла к нему спустя какое-то время, держа в руках пакет с булками и чашку сладкого капучино.       — Такой худенький, — мама ласково провела по жёстким волосам и утянула его на кровать, счастливо улыбаясь.       Чимин правда был рад видеть её, но прятал испуганный взгляд в ворохе сладко пахнущих волос, обнимая её, чтобы не показать этого. Он просто молился, чтобы запах яблок не пропитал его насквозь, а если старшая омега и догадалась, то тактично промолчала. Ему было стыдно, он не знал, что говорить, и стоило ли это делать, забываясь под приятным ласковыми словами мамы и поглаживаний по его спине.       Мамин запах был самый лучший, даже сердце успокоилось и забылось на время, отключая разум и желание проткнуть себя чем-то острым за промах. Мама поцеловала его в лоб, когда он прикрыл глаза, впадая в дрёму, наслаждаясь теплом её тела.       Второй раз за сутки он просыпался, когда его телефон упал с тумбы на пол из-за настойчивых звонков. Тэхён истерически орал в трубку, что он вызывает полицию и пойдёт перекусывать горло придурку, что позарился на тело друга. Чимин рассказал ему некоторые важные детали, что случились, но вызов часто прерывался из-за того, что парень ехал в поезде. Они прекратили разговор ближе к полуночи.       Нервы и переживания бурлили в нём, несмотря ни на какую поддержку. Он просто решил выпить таблетку от течки, когда наткнулся взглядом на булки и остывший кофе.       И сам не понял, как жадно присосался к напитку, выпивая несколькими большими глотками. Вкус сахара взорвал все рецепторы, разливая по телу сладостную эйфорию, действующую как обман. На кофе он не остановился, за несколько минут вталкивая в себя практически не жуя две булки, калорийность которых свыше его теперь уже привычной нормы в два или три раза.       Безумие прекратилось, когда он начал слизывать сахарную пудру с упаковки. В руках лишь было воспоминания о лакомствах, пустой и влажный от слюны пакет.       Животный ужас затопил его всего, и будто всё тело вмиг стало мешком набитого дерьма. Рука поспешно потянулась к телефону в поисках выхода из ситуации, но на форумах отчего-то были одни советчики правильного питания и спорта четыре раза в сутки.       Он почти зарыдал, закусив нижнюю губу. Пока в голову не пришла его любимая мама в тот злосчастный день возле туалета…