Принципы

Кай зажмурился, когда чьи-то сухие губы крепко поцеловали его в щёку, и уже через секунду услышал громкий смех счастливых людей, которые договаривались сидеть кругом, но очень скоро его рассыпали, предавшись беззаботному веселью. Соль на губах, в крови алкоголь, беспечное скитание по свету — нет, из всей земной суши для него существовали лишь родной дом и Тортуга, которую он гордо величал домом вторым. Кай жил в море и в нём же желал умереть, спокойно, покачиваясь на волнах, как в люльке, ощущая, что получил от пиратской жизни всё, о чём обычному человеку можно было только мечтать. Он поднял кружку вместо со всеми. — За четырёх капитанов! — За свободу! — За равное братство! Хмель разлился в горле приятной горечью и осел на языке сладковатым привкусом мёда. Перед ним целовались все: молодые девушки в мыльных треуголках и лёгких крестьянских платьях, бывалые старики, новоиспеченные юнги в потёртых матросках, местные куртизанки со своими беззубыми завсегдатаями, и никто здесь не смел и слова вякнуть, если не хотел вернуться в свою лачужку с разбитой мордой и пьяным до белочки. Чья-то пышная ладонь огладила его точёное лицо и мягко развернула к себе. — Марго, — поприветствовал её Кай. Её красные губы расплылись в заигрывающей улыбке, а в глазах, напомаженных смолянистой тушью, промелькнули хитрые искорки. — Сидишь тут весь хмурый, — она сложила губы трубочкой, надув щёки, и жалобно свела уголки бровей к переносице. — Я вижу, что ты устал, тебе нужен отдых… Кай мягко улыбнулся, передавая ей кружку с пивом. — Всё хорошо, — взглядом он дал понять, что не нуждался в её услугах. Марго жадно приложилась к напитку и в знак своего разочарования выпила всё до последней капли. Почувствовав на губах остатки пенки, она смочила их языком и глубоко вздохнула, выпятив вперёд свой солидный стан. Марго отчаянно стремилась завоевать внимание Кая, движимая влечением к его поджарой фигуре и властным чертам лица, но никогда ей этого не удавалось: тот был твёрд в своих принципах, как скала, и только и делал, что одаривал её дружелюбными улыбками и услужливо угощал алкоголем. — Что ты за человек! — в который раз возмутилась она, подобрав с грязного пола подолы платья. Кай улыбнулся во все тридцать два и коротко рассмеялся. — Датчанин, — сказал он с сильным акцентом. — Не датчанин, а сноб! — Марго вылупила глаза для пущей убедительности. — Смотри,  — Кай кивнул куда-то вправо. — Бобби. — Ой, Бобби! — Марго вскочила с места, как егоза, и торопливо запрыгала в сторону худощавого мужичка, зажимающего в своих кривых пальчиках какое-то яркое украшение. Кай даже завидовал ему белой завистью, что у него есть такая веселая, эффектная женщина, которая, может, и ветреная простушка, зато скучает по нему совершенно искренне. Рядом свалилась пара молодых контрабандистов, запутавшихся в энергичном ритме ирландского танца, вспотевших и рвано дышащих. Не обращая на него никакого внимания, они присосались друг к другу, словно пиявки, лихорадочно подрагивая от нехватки воздуха в душном помещении. Кай, почувствовав некий стыд, отвёл взгляд и тут же оторопел: на него, кружась, летела Аделаида. Она неуклюже упала к нему на грудь, громко с себя рассмеялась и перекатилась на правый бок — туда, где лавка была свободна. Пытаясь отдышаться, она забрала за уши взмокшие пряди волос, поправила съехавшую с плеча тунику и по-ребячески подтянула ногу к груди. Затем заёрзала вновь, сев боком, и положила голову на его голое предплечье. Кай старался сохранять равнодушие. — Хорошо здесь, — едва слышно сказала она. В голосе слышалась хрипота, что напитывала её слова особой проникновенностью и чувственностью. — Легко дышится. Кай знал, что никогда бы не смог почувствовать то, что чувствовала в этот момент она — девушка, родившаяся в роскоши, укутанная благородными тканями и обученная чтению и письму. Для Аделаиды Тортуга была совершенным открытием, желанной землей из её детских грёз, описанной в приключенческих романах, как сказочный остров-черепаха, богатый сокровищами, красивыми девушками и бурлящий водопадами мягкого алкоголя. А пираты всегда пьяны, пускай и наполовину. Кай долго решался, прежде чем просто к ней прикоснуться: к нежной девичьей коже должны притрагиваться такие же нежные и холёные руки, а не широкие лапы с цепками. — Я знаю место, где дышится легче, — как бы между прочим сказал он. Аделаида подняла на него заинтересованный взгляд. — Ну так отведи меня туда.

***

— И не страшно тебе вот так, с угонщицей дорогущего галеона? С бушприта на Аделаиду смотрела красивая женщина в развевающемся по ветру платье, сохраняющая серьёзное лицо и сулящая невидимую угрозу. Прямо как на её «Жемчужине». Кай уверенно уводил судно на периферию гавани, хмуро глядя на горизонт. — Чего бояться? — не понял он. — Со мной шутки плохи. Не менее плохи. Аделаида самоуверенна хмыкнула, и очень ей захотелось поговорить с женщиной на бушприте, как она говорила с её сестрицей на галеоне. Кай отпустил штурвал. Вокруг простиралось бескрайнее море, отражающее свет огней на Тортуге, ночь была поразительно безлюдна: лишь пара небольших бригов направлялась к пристани где-то вдали. Аделаида резко развернулась на месте и столкнулась с высокой фигурой Кая, подошедшего сзади. Он понуро опустил голову, заглядывая ей, миниатюрной донье, в глаза, и свет луны мягко шлифовал его неотесанность, вылепляя из него кроткого юношу, словно впервые ступившего на борт только вчера. Аделаида поняла, что он соврал, сказав ей, что знает место, где дышится легче, чем на самой Тортуге. Здесь, посреди солёного, чуть неспокойного моря, ей дышалось даже труднее. Словно воздух рядом с Каем раскалялся до предела, тяжело ухая в лёгких. — Поцелуй меня, — сама не понимая, что творит, попросила она. Кай сделал шаг назад. — Ты пьяна. Это правда — Аделаида была пьяна, потому что не постеснялась пригубить в том пабе вместо со всеми. — Но не мертвецки же, — будто убеждая саму себя, сказала она. — Говорят, Себастьян отрывает за тебя головы… Аделаида снова сократила дистанцию между ними. — Вот оно что… — протянула она. — Не слишком ли ты уважаешь Себастьяна? — Ты не вещь, — Кай покачал головой. Он взял ее руку в свою и поднёс костяшками пальцев к своим губам. Аделаида неотрывно следила за тем, как он осыпал их влажными поцелуями. — Чтобы ты знал, — с некой гордостью произнесла она, — Я бы и сама кому угодно голову оторвала за Себастьяна… Но это не та любовь, о которой можно подумать. Это как чувство ответственности за члена своей семьи, верного друга, бестолкового юнгу большой команды. Кай искренне не понимал, зачем Аделаида оправдывалась. Он бы за свою команду всех босыми прогнал по ковру из крабовых клешней, побросал в море резвиться с акулами и в заключение перевешал на эшафоте. Потому что он этих обалдуев любил. Любил так же, как Аделаида любила Себастьяна — знаменитую грозу Семи морей, перед которой все поправляли шляпы. И черт бы с ним, с этим Себастьяном, надо будет — поквитаются. — Кай, поцелуй меня, — снова попросила она. И Кай снова замер. — Ну тебе что! сложно! что ли! — она три раза ударила его в грудь и поникла, не дожидаясь ответа. Кай взял её за подбородок, осторожно приник к её мягким губам и нерешительно смял их в своих. Почти оттянул нижнюю губу, чтобы пустить в ход язык, но осёкся, не позволив себе забыться. Он разорвал поцелуй с влажным чмоком и сглотнул подступивший к горлу ком. — И это всё? Кай забегал глазами и ринулся к штурвалу, чтобы отвести корабль обратно к пристани. Вёл себя как мальчишка. Как мальчишка, который только вчера впервые ступил на борт. — На берегу поцелуемся, — твердо сказал он, схватившись за штурвал. — Держись крепко. Аделаида замешкалась. — Ка-а-ай? Палуба начала уходить из-под ног, не поспевая за резким поворотом корабля. Аделаида расставила руки в стороны, стараясь сохранить равновесие, но ноги предательски подкосились, и ее отшатнуло к борту. — Я никогда не пойду за тебя замуж! — отчаянно закричала она, с трудом удерживаясь на месте. — Посмотрим, — буркнул себе под нос Кай. — Ещё посмотрим.