Неприкаянные

13 ноября, 19:42. Акира безразлично наблюдал, как в сток раковины утекает грязная вода — он тщательно намылил ладони во второй раз, но машинное масло и смазочные материалы иногда бывают до противного въедливыми. Свою вчерашнюю угрозу молодой человек выполнил, он вышел в смену, отработав её от и до, находясь под строгим взором Таканори. Тот нет-нет да заглядывал в ремонтный ангар, чтобы проверить, как идут дела у едва оздоровевшего брата. Дела шли вполне неплохо, разве что Сузуки донимала небольшая слабость, но не настолько, чтобы прервать рабочий день. — Ну что, порядок? — Така подошёл к нему, протягивая полотенце. — Конечно. Спасибо, — Аки принял полотенце и вытер насухо руки. — У тебя всё? Или ещё есть дела? — Нет, можно ехать домой. Ты выглядишь усталым. — От того, что ты это говоришь, лучше мне не станет, — усмехнулся Сузуки. — Если смотреть по графику, завтра у меня выходной. — И как ты планируешь его провести? — Таканори двинулся за братом к выходу из ангара. — Дополнительную смену брать не буду, не боись. Посижу дома, долечусь. — Чудненько. Тебя хватит на захватывающее путешествие в супермаркет? У нас в холодильнике стадо мышей повесилось. — С удовольствием. Акира с трудом удерживал глаза открытыми, пока Така вёл машину. М-да уж… а простуда здорово подтачивает силы. Сузуки зевнул и потёр веки, сон настойчиво звал его в объятия, а он противился, как мог. — Я смотрю, ты бодр и полон сил, — иронично заметил Таканори, когда они заезжали на парковку. — Зря смеёшься, всё так и есть, — фыркнул Сузуки и отстегнул ремень безопасности. — Идём уже. Аки медленно вышагивал по рядам и между огромными стеллажами, время от времени скидывая в корзину нужные продукты. Сонливость по-прежнему не отпускала его, но он держался за мысль, что вот-вот они окажутся дома, Така приготовит им вкусный ужин, а после Сузуки, сытый и довольный, нырнёт под тёплое одеяло в уютную кроватку. Идеальный план. Нетерпеливая вибрация зажатого в ладони телефона, и Акира вяло развернул его дисплеем к себе. Два сообщения в мессенджере, одно от Таки. Братец попросил взять рыбу и лимон — восхитительно. Ужинать они будут запечённой рыбой. А второе сообщение? «Вечер добрый. Как самочувствие?» От Койю. Ну, он же обещал, что напишет позже. «Привет. Отпахал полную смену. Как видишь, я в строю.» «Не может не радовать. Когда у тебя ближайший свободный день?» «Ого, вот так сразу? А как же испросить благословения моей маменьки?» «Если это обязательное условие — пожалуйста.» «Жаль, я не могу понять, серьёзно ты или нет. Выходной у меня завтра, всё по графику.» «Ты не занят после трёх?» «Я завтра вообще ничем не занят, кроме праздной лени.» «Хорошо. Я заеду за тобой.» «Сохраняешь интригу? Даже не намекнёшь?» «Нет. До завтра.» Акира покачал головой и улыбнулся. Надо воздать Такашиме должное — Сузуки и близко не мог предположить, что задумал рыжий. Заедет после трёх и, видимо, повезёт боги ведают, куда. Едва ли это будет какое-то развлекательное заведение а-ля клуб — ну кто ездит по клубам днём? Кроме того, будь это клуб, Койю сразу бы сказал. Наверно… или господина Такашиму пробило на сюрпризы? Странно… Койю и сюрпризы — нечто несочетаемое, он до жути прямолинейный, хитрости в нём ни на грамм. Поразительно, а сон-то как рукой сняло. — Ты чего застыл? — возмущённый голос Таки, и Сузуки поднял глаза на брата. — Ничего, — Аки убрал телефон в карман куртки. — Рыба есть, лимон есть. Ты ещё что-то хотел? — Вроде, нет. Идём на кассу? *** 14 ноября, 14:51. Проснувшись, Акира первым делом прислушался к себе и своему самочувствию. Главное, чтобы не стало хуже, и запланированную Такашимой поездку не пришлось переносить. Однако никаких отрицательных сдвигов не наблюдалось, а положительные Сузуки решил закрепить успевшим набить оскомину горячим чаем. Ну, чтоб наверняка. Така уехал трудиться в начале восьмого, Люцифер дрых без задних лап в гостиной, поболтать не с кем. И ещё Аки поймал себя на мысли, что в кои-то веки его одолевает нетерпение. Мало кто и мало чем мог его заинтересовать, но рыжему это удалось без особого труда. Поди туда, не знаю куда. На первый взгляд — ничего особенного. Тогда, возможно, всё дело непосредственно в интригане? Знакомый, приближающийся звук работающего мотора — Акира напряг слух. Этот звук он не спутает ни с каким другим. Сузуки отодвинул опустевшую кружку выглянул в окно. — Вот и ты, — вздохнул он, вставая из-за стола. — Время встречать гостей. Такашима застыл с занесённой рукой, не успев постучать в дверь, — та распахнулась, явив гостю хозяина дома. — Ты что, караулил меня? — усмехнулся Койю. — Безусловно, волнуюсь же, как девица перед первым свиданием, — Аки закатил глаза и посторонился, пропуская пожаловавшего. — И чего волнуемся? — Как — чего? Ты тащишь меня куда-то, не говоря ни слова о тайной дислокации, — Сузуки потрепал по голове проснувшегося Люцифера, когда они зашли в гостиную. — А вообще, я просто сидел на кухне и увидел тебя. — Я разочарован. Успел понадеяться. — Бывает. Я сейчас, — Акира взошёл на первую ступеньку лестницы. — Приоденусь и примчусь. — Жду. Такашима присел на край дивана рядом с котом и погладил его по мохнатому боку. Люцифер сонно щурил глаза, лениво волоча длинным хвостом туда-сюда. — Привет, парень. Украду твоего хозяина часа на три-четыре. Ты не против? Кот совсем не возражал и положил голову обратно на лапы, поняв, что всё в порядке. Чего нельзя было сказать о Койю. Отняв свою ладонь от тёплой шерсти Люцифера, рыжий нахмурился. Пальцы мелко дрожали, а пульс, к его неудовольствию, превышал нормальный. Воистину, как девица перед первым свиданием, или как там выразился Сузуки. Но почему всё так? Это ведь Акира… — Я готов, — Сузуки спрыгнул с трёх последних ступенек. — Веди. Молодые люди уселись в машину, Сузуки не стал отказывать себе в удовольствии и занял переднее пассажирское сиденье. Взгляд зацепился за плотную картонную подставку с двумя высокими стаканами. Из кофейни? — А, это, — Такашима неотрывно смотрел в зеркало заднего вида, выезжая с площадки перед гаражом, — один кофе для тебя. — Благородный жест, ценю, — Аки взял стакан. — Ты едва пошёл на поправку, лишним не будет. Акира едва не подавился. Нарочито небрежный тон? Обычно, в голосе Койю редко прослеживались какие-либо эмоции, он сохранял нейтральность во всём — и в том же голосе, во взгляде, в поступках. А тут внезапно проявление хоть и преподнесённой весьма скомкано, но заботы. Или как правильнее назвать? Внимание? Да чёрт с ним… кофе — он и в Африке кофе. Надо его выпить и не забивать голову непотребными мыслями. — Итак, — Акира поставил стакан на колено, — ты по-прежнему держишь место назначения в тайне? — Хм, да, — рыжий повёл плечом, сверившись с навигатором на панели, отображающим перемещение машины. — Ты привезёшь меня на пристань и сдашь работорговцам? — Примерно так. — Я серьёзно, Такашима. — Я тоже, в общем-то, — к Койю вернулась прежняя невозмутимость, когда по нему совершенно невозможно что-либо понять. — Не суетись, скоро всё узнаешь. Сузуки выглянул в боковое окно, оценив обстановку — они приближались к выезду из города. Но дальше по трассе, по которой они ехали, ничего нет на несколько десятков километров. Буквально лишь поля да леса, а до ближайшего крупного населённого пункта около полутора часов езды. Так-так… а дело принимает интересный оборот. Но, коль скоро Такашима не собирается ничего рассказывать, остаётся потягивать кофе и смиренно ждать. — Ты сам-то хоть был там, куда мы едем? — поддел рыжего Акира. — Или тебя попросту возбуждает неизвестность? — Что ж ты никак не угомонишься, — вздохнул Койю, но деваться некуда, иначе Сузуки не отвяжется. Придётся аккуратно подбирать слова. — Да. Был. — Ну вот, уже что-то, — удовлетворённо кивнул Аки — его забавляло происходящее и нахмуренные брови Такашимы. — Ладно. Тогда буду надеяться, что ты не выкинешь меня связанным где-нибудь в поле. — Не заткнёшься — так и сделаю. Сузуки рассмеялся, запрокинув голову. Чисто, громко, заразительно. Так, что Койю не смог сдержать улыбки. Что за человек этот Акира… он действительно стал одним из тех немногих людей в окружении Такашимы, которые могли заставить его улыбнуться. И ещё рядом с Акирой почему-то становилось спокойнее. Спокойствие… что-то знакомое, но уже давно позабытое. *** 16:12. — Приехали, — Койю остановил машину на обочине посреди полей. Наверно, летом здесь что-то выращивают — об этом ясно говорила сухая стерня*, покрывающая почерневшую от заморозков землю. Да, не исключено, что это сельскохозяйственные угодья, ибо дальше виднелись ровные ряды яблоневых и грушевых деревьев, чьи серые ветви были печально воздеты к мрачному ноябрьскому небу. Акира озадаченно осмотрелся, но вышел из машины следом за водителем. А ветра тут совсем не было… и так тихо, пустынно. Словно они с Койю остались последними людьми на планете. — Тишина какая… — негромко проговорил Сузуки, прищурившись. — Точно. Нам туда, — Такашима указал направление их дальнейшего перемещения, осуществлять которое придётся уже на своих двоих. Аки последовал за своим гидом, поняв, что речь шла о небольшом кленовом леске, расположившемся чуть в стороне от плодового сада. — Странно, — он внимательно осмотрел деревья, к которым они приближались. — Что странно? — Эти клёны… в городе все деревья давно без листьев. Магия, — усмехнулся Акира. — Да, я тоже так подумал, когда увидел их, — не оборачиваясь, отозвался Такашима. — И надеялся, что листья продержатся до нашего приезда. Этим клёнам явно не один десяток лет — высокие, величественные, раскидистые. А самым удивительным стало то, что их ветви всё ещё покрывали звёздчатые, багряные листья, что так нереально, почти сказочно смотрелись среди серого уныния полей. — Необычно, — с улыбкой признал Сузуки, когда они остановились у деревьев. — Это не всё, — голос Койю стал ниже, будто он опасался, что их кто-то услышит. Больше он ничего не добавил, а Акира не стал уточнять. Он точно был уверен, что скоро он сам всё увидит, а нарушать объявшую их тишину казалось преступлением. Здесь царствовали безмолвие и незыблемый покой, Сузуки чувствовал их призрачные прикосновения к своим плечам. Словно они обрели плоть и шли по пятам за своими внезапными гостями. Такашима отодвинул массивную кленовую ветвь и придержал её для Акиры. — Смотри под ноги, — предупредил он. — Тут повсюду камни. И правда — почва из чернозёмной превратилась в песчаную, повсюду выглядывали разноцветные макушки крупных камней. Какой резкий переход… как если бы раньше тут было не поле, а… — Лет десять назад власти города осушили протекающую здесь речку, — будто прочитав мысли Сузуки, произнёс Такашима. — Хотели расширить полезную площадь полей под кукурузу и зерно. Немного клёнов и ручей — всё, что от неё осталось. — Ручей? — переспросил Акира. Вместо ответа Койю посторонился, открывая ему вид на извилистый, шустрый ручеёк, чьи воды морозы так и не сумели сковать. Ручей проворно бежал по валунам, огибая их, по пути образовывая миниатюрные водопады. Чуть ниже по течению поток вымыл в песке целую чашу — неглубокую, с кристально-прозрачной водой, что затем продолжала свой путь, уплывая в кленовую чащу. Точно зачарованный, Акира подошёл ближе, остановившись у самой воды. Поднявшийся от ручья пар во время заморозков осел узорчатым инеем на валунах и склонившихся к потоку ветвях невысокого кустарника. Белоснежные кристаллы, обнимавшие тонкие веточки, пленяли своим изяществом и красотой, описать которую вряд ли можно простыми словами. Так вот почему Койю не сказал сразу, куда и зачем они поедут… всего лишь потому, что это невозможно передать речью. Это можно лишь увидеть и навсегда запомнить, как одно из самых невероятных чудес. — На это я тоже надеялся, — начал Такашима, смущённый молчанием. — Что иней сохранится до нашего визита. Без него немного не то. — Сложно тебе угодить, Койю, — покачал головой Акира. — Мне кажется, и без него будет красиво. — Нравится? — неловко спросил рыжий, сжимая пальцами манжету куртки. Он и впрямь нервничает! Ещё одно забытое чувство, наряду со спокойствием. — Очень, — Сузуки, наконец, повернулся к нему. — Ты давно знаешь об этом месте? — Может, лет пять-шесть. — Часто приезжаешь сюда, да? — Акира подошёл к Койю, остановившись в шаге. — Ранней весной, пока поля не засеяли. Зимой. Осенью… — Такашима говорил, не поднимая взгляд. — Здесь… красиво, когда выпадает снег и облетают листья. — Да, представляю. Хотел бы и я это увидеть. — Ну, это можно организовать, — скромно улыбнулся Такашима. — Возьмёшь на себя ответственность? — Постараюсь. Молодые люди замолчали, и Акира, словно сомневаясь в следующем шаге, сжал губы и задумчиво нахмурился. Ну, он же ничего не потеряет, правда? А не попробует — так, возможно, будет винить себя до конца жизни. — Ты странный, Такашима, — Сузуки подошёл к нему вплотную, послав всё в пекло. — А ты — не первый, кто мне об этом говорит, — Койю не отстранился. — В это определение можно вложить множество смыслов. — И какой же смысл вкладываешь ты? — Такашима заставил себя поднять голову и посмотреть Акире в глаза. — Скорее, положительный. — Не может не радовать. Сузуки тоже был весьма далёк от полной невозмутимости. Сердце грохотало, непонятно, как его не слышит Койю. Хотя… и самому Койю своего хватает, судя по закушенной изнутри губе и покрытым алым налётом скулам. Вот так новость… Такашима Койю смущён! — А ты не такой уж непробиваемый, оказывается, — Акира собрался с духом и, протянув руку, убрал упавшие пряди волос Койю ему за ухо, открывая себе его лицо. — Ты только заметил? Я расстроен. — Прошу прощения. Непривычно видеть тебя без шипов. — Мне тоже непривычно. Позади них с тихим журчанием катил свои воды ручей. А Акира, не отрываясь, рассматривал лицо Такашимы. Испарилась холодность, которой дышал его облик в их первую встречу. Баррикады рухнули, осев пылью. Койю просто стоял перед Сузуки, открытый. Беззащитный. Уставший — не физически. Аки чувствовал это. Потому что он знал, насколько это тяжело — быть сильным. Их молчание затянулось, но никто не ощущал неловкости. Может, потому, что Сузуки знал, что он сделает следующим шагом? — Почему ты решил показать мне это место? — он перешёл на шёпот, ведь они стояли так близко друг к другу, что повышать голос не было надобности. — Я просто… захотел с тобой поделиться. — Правда? Я ценю это. — Я знал, что ты поймёшь. Достаточно будет с них слов. По крайней мере, сейчас. Акира положил ладони на плечи Такашимы и, приблизившись, очень осторожно коснулся его приоткрытых губ. Койю застыл, не смея шелохнуться. Он никогда не умел говорить о своих чувствах. Тем более — делать это красиво и без присущей ему неуклюжести. Его никогда нельзя было назвать романтиком. О его отношении ярче слов говорили поступки. И он долго думал, как и когда лучше всего пригласить Акиру в это укрытое от нежеланных глаз место. В кои-то веки Такашима боялся отказа. Боялся, что Акира не оценит его порыв, не поймёт… но все опасения оказались напрасными. Койю видел это в глазах Сузуки, слышал в его приглушённом голосе, чувствовал в мягких прикосновениях к своим плечам. А когда он в последний раз так сильно волновался? Он не помнил… спроси кто в эту секунду, как его зовут, Койю, вероятно, и не ответил бы. Дожил… и всё же усилившаяся в коленях дрожь не помешала ему ответить на поцелуй, вцепившись в куртку Сузуки, будто он вот-вот свалится прямо здесь. Нет, конечно, это вовсе не был его первый поцелуй. Но чтобы это сопровождалось таким шквалом сшибающих с ног эмоций — такое точно впервые. И Такашима однозначно не сказал бы, что ему не нравится. Это было… необычно. Сердце отряхнулось от сковавшей его ледяной корки, забившись с новой силой. — И совсем не страшно, правда? — Акира отстранился, но не выпустил рыжего из объятий. — Ну да, целуешься прилично, — тихо засмеялся Койю, зная, что Аки имел в виду другое. — Вот как, значит? — Сузуки иронично поднял брови. — Я рад, что мы приехали сюда. — Да… я тоже. Такашима огляделся, заметив, что над кленовой рощей сгущаются сумерки. — Мы можем побыть здесь ещё немного, но задерживаться не стоит. Темнеет рано, — он скользнул взглядом по незащищённым перчатками обожжённым рукам Акиры. — Хорошо, — кивнул Сузуки. — Ещё чуть-чуть, и поедем обратно. Покажешь, что там, ниже по течению? *** 20:41. Акира не старался прокрасться в дом в режиме Стелс, но и особенно шуметь тоже не стал, оповещая брата о своём прибытии. То, что Таканори дома, стало ясно по зажжённому в кухонном окне свету. Скинув кроссовки и бросив на треногу куртку, Сузуки прошлёпал на кухню, где и обнаружился Така, спокойно поедающий свой ужин. Без вездесущего и успевшего привыкнуть к братьям Люцифера уже, конечно, никак. Мейн-кун лениво воззрился на пожаловавшего к столу Аки и, будто поприветствовав его, махнул длинным хвостом. — Привет. Где был-то хоть? — Матсумото постучал пальцем по записке, оставленной Сузуки на обеденном столе. — Привет, — Акира подошёл к плите и приподнял крышку кастрюли, учуяв аппетитный запах мясного рагу с грибами. — Ну, я был… далеко. — И с Такашимой, естественно. Сузуки едва не уронил горячую крышку на непредусмотрительно оставленные на краю кастрюли пальцы, но вовремя удержал её. Хах, Така же у окна сидит. И он однозначно заметил машину Койю, когда Акира выходил из неё. — Как съездили? — обыденно поинтересовался брат, отправив в рот вилку с мясом и глянув на Акиру. — Да хорошо… — отстранённо ответил Сузуки. Правда же. Просто — хорошо. Никакие другие слова на ум не шли, остались лишь эмоции, но словами их не передать. — Ты так и будешь кастрюлю гипнотизировать? — усмехнулся Таканори. — Давай, накладывай себе пожрать и садись. — Ага. Така не узнавал Акиру, изумлённо глядя, как его обычно собранный и расторопный брат потерянно осматривает подвесной шкафчик в поисках нужной тарелки. Вот влип-то. Хотя… только ли об Акире можно так сказать? Матсумото и сам не лучше. — Поездку можно назвать успешной? — без привычного сарказма спросил Така, когда Сузуки уселся напротив. — Да, — Акира опустил вилку в содержимое тарелки, но вдруг усмехнулся и потёр лоб свободной ладонью. — Когда вообще это успело случиться? — Хороший вопрос, — приглушённо пробормотал Матсумото, глядя в одну точку. Себя он о том же хотел спросить. Всё случилось, а он не понял, как. Вот и приехали — Акиру постигла та же участь. Как и положено братьям — всё делить пополам, дабы укрепить братское единение. Было бы смешно, если бы не было так… ну, не то чтобы грустно, грустить-то их не тянуло. Занятно, непонятно — более подходящие слова. — Поздняк метаться, — отрезюмировал Акира, принимаясь за ужин. — Ясное дело, — Така потыкал вилкой оставшиеся в тарелке грибы с мясом. — У вас… гонка через три дня. — Да, я помню. — Ты сможешь теперь соревноваться с ним, как раньше? — Пока что других вариантов нет. — Будешь продолжать молчать о себе? — Предлагаешь вывалить всё сразу? — усмехнулся Сузуки. — Не слишком ли много? — Да, пожалуй… — Тут больше подойдёт не «да, пожалуй», а «свалился этот рыжий на мою башку». — В этом-то точно никто не виноват. Да и себе не прикажешь. — Сердцу, Така, а не себе. — Ну, пускай сердцу. Тупость какая… — Так-то ты выражаешься о святости чувств? — ехидно спросил Акира. — Я не о них. Я о ситуации в целом, в которую мы с тобой, дорогой братец, угодили. — Ага. Нарочно не придумаешь. *** 15 ноября, 10:22. Койю мрачно созерцал содержимое плана для грядущего радиомоста с Токио, который предполагалось провести в день встречи двух футбольных команд — столичной и Йокогамы. План отображался на экране его рабочего ноутбука, Такашима пришёл к выводу, что чем раньше он разберётся с этой тягомотиной, тем лучше. А работать по плану не всегда легко, оказывается… Койю ценил свободу действий и импровизацию, может, он мог бы даже назвать себя творческим человеком. Наличие строгих рамок никоим образом не способствовало бурной деятельности, стоит попросить о помощи Изаму-сана, чего он там говорил о тренингах для руководителей? Или ещё каких обучающих курсах для прокачки мозгов… оно было бы весьма кстати. Рэмбо, судя по его сонно-помятому виду, только проснулся и теперь сидел на своей лежанке, растерянно озираясь по сторонам и не понимая, где находится. Такашима посмотрел на зашевелившегося щенка и подумал, что сейчас они очень похожи — оба сидят и понятия не имеют, что делать дальше. — Эй, — окликнул он питомца, — я за кофе пойду. Жрать будешь? Со мной пойдёшь? Рэмбо зевнул и, неуклюже переступая лапами, выбрался с лежанки. Очевидно, это следует расценивать, как «да». — Ну, пошли тогда, — хмыкнул рыжий. Под непрестанное зевание до конца не проснувшегося щенка Койю сделал себе кофе и сэндвичи, а Рэмбо удостоился блюдца с кормом. Едва молодой человек приземлился за стол, телефон зазвонил, и от неожиданности Койю чуть не расплескал кофе. — Ах ты… — зашипел он, но быстро умерил пыл, увидев, кто звонит. Он спешно поставил тарелку с чашкой на стол и взял телефон. — Да, Онари-сан? — Койю, здравствуй, — поздоровалась воспитательница, и было в её голосе что-то, что заставило Такашиму насторожиться. Женщина не торопилась продолжать, нерешительно замолчав, и Койю невольно нахмурился — это совершенно не похоже на неё. — Онари-сан, что-то случилось? — мягко подтолкнул он женщину к продолжению диалога. — Наверно, да… я не вполне понимаю, как рассказать тебе, но я должна. — Ну, Вы же позвонили мне, значит, придётся рассказать, — улыбнулся Такашима, понимая, что ещё никогда ему не доводилось слышать воспитательницу настолько растерянной. — У Вас всё в порядке? — сделал он ещё одну попытку. — У ребят? — У меня — конечно, — торопливо заверила его Онари-сан. — У детей — тоже. — Уже хорошо, — бодрее произнёс Койю, действительно почувствовав облегчение. — Но всё-таки Вас что-то тревожит. Женщина выдержала паузу, а Такашима не стал её торопить. Боги… что она собирается сказать ему? Почему её голос дрожит? Что ему делать? Бросать всё к чёрту и ехать в приют? Он был в одном шаге от того, чтобы так и поступить, но Онари-сан, наконец, заговорила. — Сегодня, рано утром, к нам пришла женщина. — Так. И? — Она утверждает, что она — твоя мать, Койю. И, боюсь, у неё есть все доказательства. Чашка с кофе повисла в воздухе, застыв на полпути. Койю успел подумать лишь о том, что хорошо, что он уже сидит. Это ещё что… это шутка такая, что ли? Ну, нет… Онари-сан ни за что не стала бы шутить таким — да кто вообще стал бы шутить таким? И… так, вдох-выдох. Ещё разок, вдох-выдох. Наверно, вдох получился слишком глубоким и резким — у Такашимы потемнело в глазах, он еле успел поставить кружку на стол. Он прижал ладонь к мгновенно ставшему горячим лбу и рвано покачал головой. — Койю? — с нотками паники позвала Онари-сан. — Я здесь. Подождите, — Койю несколько раз моргнул, прогоняя серых «мошек». — Что за женщина, какие доказательства? И как она вышла на Вас? — То, что она рассказала мне, знаем только мы с тобой. В полиции о твоём деле тоже есть архивные сведения, но ей бы, конечно, их никто не отдал. Я полагаю, что она пришла к полицейским и попросила адрес приюта, куда тебя привезли из роддома, — голос воспитательницы сбивался. — Эти данные в полиции ей могли предоставить, но не более того. Либо же у неё есть какие-то связи, но, скорее всего, тогда она смогла бы выйти напрямую на тебя. — Ясно. Что Вы сказали ей? — Что передам тебе, что она была у меня, но что дальше — решать только тебе. — И она ушла? Она не угрожала Вам? — Нет-нет, Койю, не кипятись, пожалуйста, всё хорошо, — перебила его Онари-сан. — Наша с ней встреча прошла очень… мирно. — Простите, — Такашима упёрся лбом в ладонь. — В течение часа я буду у Вас. Расскажете мне подробнее обо всём. — Конечно, я буду тебя ждать. Обалденные новости с утреца пораньше. И план на предстоящее мероприятие как-то сразу забылся. Всё забылось… Койю не помнил, как собрался и сел в машину, как доехал до детского дома и поднялся на крыльцо. Почему-то похолодели руки и время от времени немели пальцы, а эмоции как выветрились. Где-то в глубине теплилась робкая надежда на то, что это всё — одна большая глупая ошибка — да, та женщина просто ошиблась, никакая она ему не мать, это всего лишь совпадение, недоразумение, что угодно, но только не правда. Впрочем, один взгляд на обеспокоенную, но улыбающуюся ему Онари-сан всё же пролил свет на взбунтовавшийся рассудок. А зачем, собственно, он всё это делает? Не он ли с пеной у рта уверял, что ему плевать на свою, ха-ха, непутёвую биологическую матушку? Не он ли говорил, что ему плевать, жива она или мертва, что ему нечего ей сказать? Зачем же тогда Койю бросил всё, что представляло для него важность каких-то полчаса назад, и приехал к Онари-сан? — Я догадывалась, что ты захочешь приехать, — суетливо проговорила женщина, пропуская Такашиму в просторную прихожую. — Я больше хотел убедиться, что у Вас действительно всё в порядке. — Ну, после таких встреч и новостей… пройдём в мой кабинет. Воспитательница пропустила Койю в кабинет и попросила помощницу принести им чай. — Мой мальчик, ты хорошо себя чувствуешь? — Онари-сан положила ладонь на лоб молодого человека. — Ты бледноват. — Это не из-за… я много работаю в последнее время. Только и всего. — Пусть так, — кивнула женщина, но с сомнением посмотрела на воспитанника. — Наверно, нужно было попросить тебя остаться дома до поры, до времени. Чтобы ты всё обдумал. — Успеется. Чем эта мадам аргументировала своё желание встретиться со мной? — Если избегать красивых слов и долгих объяснений, её мучает чувство вины. Не она первая и не она последняя из ей подобных горе-матерей, таких я видела предостаточно. — И что Вы можете сказать конкретно о ней? — Если по совести, то… редко к кому я питаю сочувствие после чистосердечных признаний. Даже видя искреннее раскаяние. — Почему? — Потому что за те долгие годы, что я заведую нашим приютом, я видела столько детских слёз и горя, что порой не могу спать. И мне сложно найти оправдание женщине, бросившей своё дитя, — Онари-сан благодарно кивнула своей помощнице, принесшей чай. — Спасибо, дорогая, — она вновь посмотрела на Койю, когда женщина вышла из кабинета. — И вот, представь. В одну дождливую летнюю ночь у меня на пороге появляется полицейский с крошечным свёртком на руках. Малыш вырастает и не понимает, почему он здесь, почему у других детей за пределами приюта есть мама и папа, а за ним никто не приходит. А я сижу рядом и стараюсь не заплакать вместе с ним, потому что его боль ничем нельзя оправдать. Можно лишь на время утешить и сделать всё возможное, чтобы эта хрупкая душа не сломалась, — воспитательница погладила притихшего Койю по плечу. — А потом приходит неизвестная женщина и говорит, что это её ребёнок. Её, понимаешь? — Онари-сан грустно усмехнулась. — В такие моменты мне хотелось спросить — что она сделала, чтобы заслужить ребёнка, которого имеет смелость называть своим после всего, что он пережил по её вине? — Да, я… я думаю, что понимаю, что Вы хотите сказать, — Такашима уставился на свои сцепленные ладони. — Вы злитесь. — Да, Койю. Это чувство не обошло меня и сегодня. — Заявиться спустя без малого тридцать лет, потому что совесть замучила. Вот что я называю поздним зажиганием, — Такашима взял предназначенную ему чашку, отметив, что руки перестали дрожать. — Что она сказала? — Что должна с тобой увидеться и всё объяснить, что устала жить с грузом вины. Просила твои контакты — адрес или телефон. — Объяснить? Что объяснять, если у Вас сохранилась её чудесная записка, которую она оставила в роддоме, прежде чем слинять, — Койю раздражённо закатил глаза. — Вы отказали ей? — Я сказала, что ты давным-давно взрослый и полностью самостоятельный человек, и сам волен решать, кому передавать свои контакты. И всё, что я могу сделать — поставить в известность о её визите тебя, а что потом — исключительно твоя воля и желание. — Спасибо, Онари-сан. — Я не знаю, что ты сделаешь дальше, но… — Онари-сан поднялась, подошла к письменному столу и выдвинула один из ящиков. — Я просто передам тебе это. Женщина вернулась к Койю и протянула ему визитку. Такашима принял её, безучастно взглянув на напечатанные иероглифы имени и номер телефона. — Кисида Ханако, так вот как её величать, — саркастично ухмыльнулся Койю. — Значит, моё предположение о выдуманной фамилии было верным? — Я ни о чём её не спрашивала. Я думала о тебе, как ты отреагируешь… я не хотела тебя расстраивать. — Расстраивать? — удивлённо переспросил рыжий, более осмысленно посмотрев на воспитательницу. — Вы не можете меня расстроить, Онари-сан. А вот с этим… — он кивнул на визитку. — Я пока не знаю, что буду делать. — Конечно, не знаешь. После таких новостей в себя бы прийти, нам обоим, правда? — Онари-сан положила ладонь на его голову. — Если честно, сегодня я больше не хочу говорить об этом. О ней. Не обижайтесь. — Нисколько не обижаюсь и полностью поддерживаю. Расскажи лучше, как твои дела, как новая должность? Я полторы недели тебя не видела. *Стерня — нижняя сухая часть стеблей злаков, оставшаяся после уборки урожая.