Послание для двух адресатов

      — Значит, вы узнали своего старого знакомого, Уинстон? — спросил Тайрон, ослабив галстук и расстегнув пуговицу на воротнике. По лбу у него текли капли пота.       На пути из Мэрилебона в Бэлхэм Аримба выслушал предостережения Уинстона и принял их ко вниманию, но затем продолжил размышлять над предложением Калверта, пока его телохранители внимательно следили за появлением «конголезского призрака». До самого конца поездки он так и не появился. По крайней мере его больше никто не видел. Родезиец исчез, словно призрак, затаившийся во мрачном уголке старинных улочек до прихода вечерней тьмы.       — Да. Он хорошо управляется с автоматом. В Конго все считали его выскочкой. А родезиец был готов убить любого, лишь бы доказать всем, что они ошибались. Я не знаю, за чем он поехал воевать. То ли из-за денег, то ли из-за тяги к приключениям. Мне доводилось слышать, что именно этот самый родезиец ограбил дом зажиточной семьи колонистов. Связал и оглушил их, потом вынес все до последнего, — рассказал Элдридж. — Даже не знаю, или у него духу не хватило, чтобы убить целую семью, или он не настолько плох. Даже повстанцы «симба» дома не грабили.       Тайрон, сидя в простеньком кресле, что стояло в углу у двери вдали от окна, внимательно слушал Элдриджа. Его круглое лицо с пухлыми щеками и большими глазами, как обычно, излучало добродушие. Милый толстячок редко когда злился. Он отличался очень миролюбивым нравом, что делало его настоящим уникумом на фоне толп агрессивных и воинственных африканцев, истреблявших друг друга в кровавых межплеменных войнах.       Голубые обои в синюю полоску, маленькие кресла, круглый столик и шкафы с книгами — помещение было обставлено скромно, но со вкусом. Тайрон предпочёл поселиться не в роскошных апартаментах в Мэйфере или Мэрилебоне, а в простеньком террасном домике, арендованном за гораздо меньшие деньги в южном Лондоне. Своё богатство Аримба решил потратить на организацию борьбы в изгнании. Беглец искренне верил, что он когда-нибудь вернётся в Лафианду и приведёт её к процветанию, а полковник Нгемала отправится на свалку истории.       — Мой дорогой Уинстон, вы не накручиваете? Я больше разбираюсь в вопросах просвещения и политики, чем в тайных операциях. Но не кажется ли вам, что даже такой недалёкий человек, как Нгемала, не станет нанимать для моего убийства мальчишку-дилетанта?       — Я не вижу других причин, почему родезиец объявился в Лондоне и поглядывал на вашу машину, — высказался Уинстон, которого не покидало тревожное ощущение того, что за ним следили. — Он понял, что мы с Фридрихом его заметили. По-другому я не могу объяснить, почему малец вдруг вышел через чёрный вход и набрехал продавцу, что за ним гонятся. Скажете, ему захотелось меня проведать? Чепуха, он мне не друг. Мы с ним от силы раза два разговаривали в Африке.       — Странно, конечно, однако вы меня убедили. Юджин, что скажете? — далее Тайрон обратился к суровому мужчине в коричневой рубашке с галстуком, чьи прямые золотистые волосы всегда были зачёсаны вправо.       — Всякое возможно, сэр. Профи не каждому по карману. И далеко не каждый профи согласиться работать на изгоев, подобных вашему штанда… полковнику Нгемале, — дал ответ Юджин. Он стоял справа от окна в другом конце просторной комнаты и следил за задним двором. Уинстон знал, что на самом деле его звали Юри Каск, как тот сам ему признался.       — На ваш взгляд, наш дорогой Уинстон прав?       — Прав он или не нет, но я бы взял его версию в разработку, — опасения Элдриджа показались эстонцу вполне обоснованными. — Подосланный к нам белый дилетант выглядит намного незаметнее группы чернокожих убийц из вашей армии. Но и они вполне могут прийти по вашу душу. Обе версии не стоит сбрасывать со счетов. Как бы их не стало больше.       — Сегодня ночью я попрошу вас быть особенно внимательными.       «Наглый самовлюблённый мальчишка очень опасен. Я видел его в бою. У него хватит прыти ворваться сюда с автоматом наперевес и убить нас всех. Фактор неожиданности работает на него. На нашей стороне численный перевес. Сомнительный аргумент: из нас пятерых боевой опыт есть только у меня, Юри и Фридриха. Уме с Фредди ещё не показали себя в деле. А малец набил руку в Конго. Мы на равных», — рассуждал Уинстон.       — Я бы напал как раз ночью, — кивнул головой «Юджин». Даже в отставке он продолжал мыслить по-военному. — Сложно предугадать наперёд. Всё возможно, и любая версия имеет право на жизнь. Родезиец может дать задний ход. Как-никак, его раскрыли. Я бы так поступил. Но я — это я. Моя логика очень складная. А он — это он. И какая у него логика, если она вообще есть, я не знаю.       — Он думает, что мы посчитаем именно так, и ударит, — уловил мысль Каска Элдридж. — Его нападение кажется нам глупостью, профи так делать не станет. А он возьмёт и ударит, думая, что мы не ждём его.       — Очень запутанный ход мыслей. Мне сложно его понять. Я доверяю вам. Раз вы говорите, значит, дело так и обстоит, — проговорил Тайрон. — Дорогие мои, защитите меня и мою семью от убийцы. Если нас убьют, моя страна навсегда потеряет надежду на лучшую жизнь. Никто кроме меня не борется с тиранией полковника.       — А как же Говонда? — спросил Юри Каск.       — Майор Говонда, приди он к власти вместо Нгемалы, пойдёт по его стопам. Они оба жадные и очень властолюбивые люди. Полковник грозен и жесток, зато Говонда молод и хитёр, а потому я могу с уверенностью сказать, что он даже опаснее Нгемалы. У майора больше наглости. Он действует изящнее.       Месяца три назад в газетах мелькали заметки о бегстве некоего майора Говонды в Либерию. Преданный соратник полковника Нгемалы, более образованный и красноречивый, майор по одной версии впал в немилость новому властителю Лафианды, по другой пытался свергнуть его. Так или иначе, уже находясь в Либерии, Говонда в агрессивной форме объявил перед журналистами о начале «войны за освобождение Лафианды от тирании».       Ходили также слухи, что не только майор Говонда пытался свергнуть полковника Нгемалу. Ещё более наглый капитан спустя всего лишь три месяца после военного переворота задумал вписать своё имя в историю, видимо, руководствуясь логикой: «Чем я хуже?». К великому счастью или к глубокому сожалению, ему не повезло. Офицера расстреляли из пулемёта на глазах у простых людей. Грубыми, словно удар молота, однако надёжными и проверенными веками методами Нгемала подавил сопротивление своему диктату.       — Не нужно волноваться. Мы вас защитим, — доверительным тоном сказал Уинстон.       — Да, только рано или поздно вам придётся поставить точку в разговоре с полковником, — поделился собственными соображениями с Тайроном Юри.       — Что вы имеете в виду? — задал вопрос Аримба, ни понимая, о чём говорил «Юджин».       — Всё просто. Нгемала должен умереть. Тогда конфликт разрешится в вашу пользу.       — Вы предлагаете мне убить его? Опуститься до уровня кровожадного дикаря, мой дорогой Юджин? Я хочу уничтожить диктатуру в моей стране! Уничтожить! А никак не возглавить её! Я не хочу стать диктатором с кровавым следом! Мы должны изжить дикость! — слова Каска вызвали у африканца глубокое возмущение.       Даже на эмоциях изгнанник никогда не источал злобу. Он мог возмущаться и негодовать, не более того. Предложение избавиться от Нгемалы же по-настоящему поколебало душевное равновесие Тайрона, из-за чего он едва не вскипел от ярости от охватившей его волны возмущения, словно его назвали убийцей и диктатором.       — Дело ваше. Учтите, сам ваш об… полковник не уйдёт, — сказал, оговорившись, Юри.       «Оберст. Полковник по-немецки. Штандартенфюрер, аналогичное эсэсовское звание. Опять Юри оговорился. В какой уже раз? Я догадался, за кого он воевал во Вторую мировую, через пару недель после знакомства с ним. Фридрих тоже», — подумал Элдридж. У них с Юри сложились доверительные отношения, в знак чего эстонец назвал Уинстону своё настоящее имя. И всё же о себе он рассказывал мало, часто ограничивался фразой: «Меня ваши в плен взяли и приютили. Обратно к русским я не хотел».       — Я знаю. Нгемалу необходимо передать в руки правосудия. Его должен судить цивилизованный суд. Мы не имеем права опускаться до уровня такого примитивного и тёмного человека, поймите меня правильно.       «Поразительный человек. Африку захлестнули войны, просто кошмарные и чудовищные войны. Политика превратилась в межплеменную грызню. Образованных людей свергают кровожадные и озабоченные лишь толщиной собственного кармана негодяи. А мистер Аримба сохранил веру в лучшее. Он не уподобился чудовищам. Их методы для него неприемлемы. Его можно уважать за верность самому себе. Ценности мистера Аримбы остались прежними даже после выхода на сцену Нгемалы. Ради такого человека можно, нет, просто необходимо постараться», — задумался Уинстон.       — Ваше дело. Говонда вам тоже мешает, — произнёс Юри. — Как хотите.       — Я политик, Юджин. В молодости учился здесь. Я получил прекрасное образование. Оно моё оружие, — сказал Тайрон. — Я не убийца. Поступать справедливо сложно. Я верю, что у меня всё получится. Нгемала и Говонда потерпят крах.       — Удобно вам говорить. Людей вашего обер… полковника в больницу не вам отправлять. Уинстон, — слова Каска теперь адресовались Элдриджу, — обойди наших.       — Сейчас, — ответил Уинстон.       — Вы правы, Юджин. Каждый занимается своим делом. Вы не верите в мои идеалы, но зато я верю в вас.       — Дело не в том, верю я или не верю. Я хочу помочь вам решить проблему с Нгемалой. Я знаю, как вернуть вас к власти.       — Я вспомнил кое-что, — произнёс Уинстон, остановившийся у двери. — Родезийца, кажется, зовут Энди. Либо Эндрю.       — Знать нужно наверняка, — ответил Юри и продолжил говорить с Тайроном.       Элдридж вышел в коридор, понимая, что разговор Тайрона и «Юджина» скоро зайдёт в тупик. Каск явно хотел получить должность в правительстве Лафианды после триумфального возвращения Аримбы домой. «Юри желает осесть где-нибудь на старости лет при деле и при деньгах», — вспомнилось Уинстону.       Перед тем, как спуститься на первый этаж, Элдридж обошёл второй. Коридор с оклеенными голубыми обоями стенами пустовал. В уютной, пусть и небольшой спальной слева по коридору, ему никто не встретился.       В комнате, где жила дочь Тайрона, телохранитель увидел один лишь холст на стене. Перед глазами наёмника предстали апокалиптично-красное небо, пылавшие под его тяжестью дома, горы мёртвых тел и горстка несчастных людей. Они упали на колени перед зелёным танком, из люка которого торчал офицер в мундире цвета хаки. Девушка не нарисовала его лицо, но Элдридж догадывался, кто именно сидел в танке на месте командира.       На узком столике лежала прошлогодняя газета. «12 апреля 1966 года», — прочитал на пожелтевшей странице Элдридж. — «Полковник Нгемала — кто он? Новый президент или мятежник?» На первой фотографии запечатлели танки «Шерман» с длинноствольными орудиями на улицах Джеймстауна. На втором снимке вещал с трибуны полковник в мундире с золотыми украшениями.       Он совсем не походил на могучего воина: среднего роста, худощав, хоть и жилист. Лик диктатора напоминал гнилую сливу. Однако от тяжёлого взгляда маленьких и притаившихся между могучим лбом и округлыми шёками глаз Уинстону стало не по себе. В них смешались властолюбие и свирепая жестокость. Повидав в Конго немало монстров в человеческом обличье, Элдридж сумел прочитать во взгляде диктатора готовность убить любого, кто посмеет посягнуть на власть полковника. Имелось в нём нечто пугающее, что делало из правителя с заурядной внешностью воплощение ужаса во плоти.       «Такой убьёт и пойдёт обедать с чистой совестью, без капли раскаяния. Люди, подобные ему, убивают с той же лёгкостью, с какой рабочий закручивает гайки на заводе», — посчитал Уинстон.       Комната сына Тайрона ничем не удивила Элдриджа. В заднем дворе было пусто. Зелёная лужайка, кирпичный забор с трёх сторон, дом напротив — привычный вид из окна заставил телохранителя вздохнуть с облегчением. «Призрак из Конго» там не объявился.       — Сегодня ночью глядим в оба, — сказал Фидлеру в широкой гостиной на первом этаже Элдридж. — Всё в порядке? Никого не видел?       Темнобородый немец глянул в большое окно, откуда открывался вид на парк.       — Разве что вон те трое. Вон там, — Фридрих указал на трёх подозрительных типов у голубого «Форда». Они стояли правее, и Уинстону, чтобы увидеть их, пришлось встать слева от окна и прижаться к стене.       «Негр, битломан и верзила. Стали бы они так светиться?» — задался вопросом Уинстон.       — Он из Африки? — спросил Элдридж.       — Ты про негра в водолазке?       — Да.       — Не знаю. Отсюда его не услышать. Те двое больше него трепятся. Хорошо играют. Будто правда. Максимум на кого они тянут, так это на мелких бандюков.       — Разберусь. Будь начеку.       Уинстон пошёл в коридор.       — Что-то случилось? — спросила у него Танди Аримба. Немного полноватая, как и её муж, но по-своему привлекательная, она напоминала Уинстону добрую служанку из фильмов про американский Юг. — Вы взволнованы.       — Пока ничего. Но смотрите в оба, — дал ответ Элдридж и вышел, продолжив обход постов.       У выхода в задний двор он нашёл Фредди, громадного и мускулистого лафиандийца, до военного переворота охранявшего президента Аримбу. С каменным лицом верный Тайрону страж сидел на выходе из кухни спиной к голубой стене. Фредди едва умещался на маленьком стуле.       — Президент сказал быть внимательным сегодня ночью. Возможно нападение. Видел кого-нибудь? — поинтересовался Элдридж.       — Нет. Проказник надоедает. Ему нравится донимать меня, — с улыбкой на огромном грозном лице произнёс Фредди, попивая кофе. В наплечной кобуре у него ждала перестрелки «Беретта» M1951. Левый глаз Фредди следил за окном, правый — за дверью.       — Я видел сегодня одного старого знакомого. Из таких, которых лучше не встречать, — затем англичанин описал африканцу родезийца. — Если увидишь его, скажи мне.       — Понял.       — На нас хотят напасть? Вы ведь нас спасёте, дядя Фрэдди? А вы, дядя Уинстон, сделаете из людей Нгемалы дуршлаг? — спросил Сэмми, сын Тайрона.       Десятилетний мальчик делал домашнее задание на понедельник, сидя за столом на кухне. Ему нравилось проводить время с телохранителями отца. В глазах ребёнка они мало чем отличались от супергероев из американских комиксов и мультфильмов. Взрослые, ещё и мужчины с опасной работой, привлекали Сэмми намного больше сверстников. Они потеряли для него всякий интерес.       — Не всё ли равно, кто сделает дуршлаг из плохого дяди? Пусть лучше полиция его арестует, — ответил Элдридж. — Не отвлекай дядю Фредди. Иди лучше к себе в комнату.       — Я не мешаю ему!       — Мешаешь. Если дядя Фредди не увидит головореза Нгемалы, то мы можем умереть. Тебе не стоит быть таким беспечным, — Уинстону не хотелось напоминать мальчику об угрозах, нависших над его семьей, но пришлось. «Мы испортили ему детство. Даже лишили его обычных детских радостей. Всё во благо, ради того, чтобы защитить», — считал Элдридж.       — Все вы повторяете одно и то же. Кроме Фидлера. Он вечно ворчит. Я один раз его ослушался, а он уже ударить меня хотел.       Фридрих считал себя телохранителем, а не воспитателем. Сэмми раздражал его, за что мальчик всегда называл немца по фамилии. «Дядей» он для него не стал.       — Слушайся нас. Тогда тебя ругать никто не станет, — посоветовал мальчику Уинстон.       — Ладно, пойду в комнату. Ваши нотации скучные. Как в школе.       Ещё до переворота Нгемалы Сэмми изучал английский язык в местной школе, где преподавали европейские миссионеры.       В небольшой комнате, находившейся напротив гостиной, слышалась речь на слабо понятном Элдриджу языке. Молодой и ветреный, однако в то же готовый умереть за Тайрона телохранитель по имени Уме о чём-то увлечённо беседовал с Марсией, дочерью свергнутого президента.       — Общая тревога. Ночью не спать, смотри в оба. Увидишь одного парня, скажи мне, — прервав их, англичанин описал наёмника из Южной Родезии. — С ним шутки плохи. Он не станет нас жалеть. Тебя тоже, Марсия. Скажи нам, если увидишь кого-то похожего на него и прячься.       — Я поняла. Да, я скажу, — слов Элдриджа оказалось достаточно для того, чтобы девушка задрожала от страха. Иногда Уинстона посещала мысль, будто одно только имя полковника Нгемалы могло заставить Марсию содрогнуться от ужаса. Рисунок на холсте лучше тысячи слов выражал её состояние. — Как же мне хочется, чтобы всё закончилось! Я не могу прятаться вечно, я хочу жить нормальной жизнью.       — Не волнуйся, я им всем задам трёпку, — успокоил чернокожую девушку в красной рубашке Уме, на котором хорошо сидел спортивный костюм.       В сравнении с другими телохранителями, молодой и легкомысленный Уме выглядел как заигравшийся мальчишка. Юри, Фридрих и Уинстон воевали, кто один раз, кто два, кто три. Профессиональным телохранителем из президентской охраны как Фредди он тоже не работал. Порою у Элдриджа возникало впечатление, что парень с лёгким отношением к жизни и неиссякаемым оптимизмом не служил ни в армии Лафианды, ни в тамошней полиции. Но с пистолетом вроде неплохо управлялся.       — Неужели ты не понимаешь? Легко не будет. Он придёт сюда, чтобы убить нас, всех до единого! И он не остановится! В противном случае его убьют люди полковника! — в панике кричала Марсия.       — Я знаю. Но что, теперь нам повеситься? Или кричать: «Мы все умрём!»? — спросил Уме. — Я не бывал в деле, да. И что? Мне теперь дрожать? Как я тогда буду защищать тебя и твою семью? Он один против пятерых.       «Один против пятерых. Хватило уверенности. Хотя, возможно, вместе с ним придут и другие», — задумался, смотря в окно, Уинстон. — «Людям Нгемалы пригодится проводник. Этот родезиец, по всей видимости, бывал в Лондоне. Иначе как объяснить, что он нас нашёл? Белый наёмник провёл разведку, дальше можно задействовать чёрных. Хватило ли у них жестокости, чтобы убить мальчика? Глупый вопрос. Насколько безумен родезиец? Тут много вариантов, может, его выведут из «игры», ведь мы его видели. Тогда придут совсем другие люди. Тут можно ожидать чего угодно».       Темнокожий бородач, стоявший вместе со своими друзьями по имени Родни и Алекс, как выяснилось, оказался уроженцем Ямайки или какой-нибудь другой карибской колонии. Элдридж с Фидлером услышали характерный акцент. Родни копался в моторе, Алекс курил, а негр не сводил глаз с парка. Теперь странная троица перестала вызывать подозрение у телохранителей. Попутно Элдриджу вспомнилось, что у них в отделении лет одиннадцать назад служил солдат Родни из лондонского Ист-Энда.

***

      Вечером фигура невысокого роста парня с пышной чёрной шевелюрой появилась в парке Тутинг-Бек-Коммон. Выглядел он довольно забавно, тёмно-синий тренчкот был ему великоват, на два или три размера больше. Широкие усы на его гладком лице скорее всё портили, чем придавали ему шарм. Да и смотрелись они неестественно и чужеродно, словно вчерашний школьник вдруг резко захотел поиграть во взрослого. Чёрные, точно уголь, брови занимали, наверное, половину лба. Они придавали парнишке сходство с уроженцами солнечного юга. Правда, его англосаксонское лицо ни за что бы не сошло за арабское, итальянское или греческое.       С перекинутой через плечо сумкой, подобно мальчишке-почтальону, Эндрю наблюдал из тёмного парка за домом Аримбы. В окнах горел свет, но никого, кроме телохранителей, Крейн там не увидел. «Пятый в заднем дворе», — вспомнил наёмник.       Днём родезиец обследовал район. Красно-кирпичные дома с треугольными крышами, белой окантовкой и эркерными окнами имели лишь один выход к дороге. Их задние дворы представляли собой окружённый с трёх сторон забором тупик. Один двор непременно упирался в другой. Лишь два дома по краям террасы могли похвастаться калиткой, что вела на улицу и к дороге. К вящей радости Крейна, Аримба жил в самой середине террасы. Путь к спасению для него лежал через главный вход.       «Аримба — жирный мешок со слоновьим дерьмом. Он никогда не перелезет через забор. Вот если сделать из него воздушный шар! Хах! Жирдяй никуда не денется, Он целиком мой. Двести кусков тоже мои. Остальные могут перемахнуть через забор. Плевать! Пусть мне не мешают, я всего лишь пару фоток на память сделаю. За их трупы мне не платят. Не помешает потом уболтать Путиду. Вдруг мне придётся перещёлкать их? Пусть тогда мне по десятке тысяч фунтов за трупы Элдриджа и других идиотов. Ладно, как получится, так получится, но жирдяй должен сдохнуть. Кто мне тогда заплатит?» — думал Эндрю, притаившись за деревом вдали от света фонарей.       С соседями проблем не возникло — их не оказалось на месте. В окнах дома слева и другого справа от убежища Аримбы не горел свет. Крейну хотелось, что сегодня вся улица погрузилась во тьму. Однако ему пришлось довольствоваться малым. «Повезло ещё. Если б тут находился второй ряд домишек, тогда бы задница вышла. Но вместо неё парк. Сделал дело и смылся туда», — впрочем, Крейн всё равно остался доволен ситуацией.       Лондонское лето совсем не походило на африканское. Живя в Родезии, Эндрю успел буквально породниться с теплом и зноем. Поздним вечером в столице Британии наёмник успел замёрзнуть. Он ещё не успел полностью акклиматизироваться и приспособиться к таким резким перепадам температур. Тренчкот служил ему по своему прямому назначению — согревал увешанного оружием теплокровку-родезийца. «Как они тут живут? У меня пальцы чуть не заледенели. Холодно, чтоб их!» — негодовал Крейн.       Перед выходом на «дело» у Эндрю возник соблазн позвать на помощь того же Раймонда Роджерса, возможно, даже Путиду или кого-нибудь из громил Уорвика. В конечном итоге, наёмник решил обойтись без «компаньонов» и сработать «соло»: «Ага, буду я ещё с ними делиться. Сейчас прям! Я сам продырявлю их всех. Двести кусков достанутся мне одному».       Сейчас Крейн подумал точными одиночными выстрелами устранить одного за другим телохранителей Аримбы. Спустя минуту от сей затеи дерзкий юноша решил отказаться: «Я свалю парочку, остальные разбегутся и звякнут легавым. Жирдяй не тупой, у окон его не видно. Интересно мне, как его потом фоткать? Всё равно придётся идти внутрь. Так не пойдёт. И автомат у меня так далеко и метко не огрызается». Взвесив каждый аргумент по отдельности, посланец с «письмом» от диктатора двинулся к дому жертвы.