Радиоактивная

Повествование от лица Эйлин Я снова проснулась, окружённая соснами. Опять мне тут ждать, пока не залают первые собаки? Какая же это всё чушь. И будет ли здесь опять Вильгефорц… или кто бы то ни был? Не удивлюсь, если усугубившиеся проблемы с головой — его рук дело. Откуда берутся эти голоса, зачем они это со мной делают? Будто у меня больше занятий нет, как терпеть их. Думала, что это всё уже в прошлом, что пережила этот период. Однако, как видите. От постоянного чувства безысходности было не легче. Мне уже никак не вернуться обратно, а здесь я навсегда останусь чужой. Мама скорее всего уже мертва, а даже если и нет, то без должного лечения ей не протянуть больше двух-трёх месяцев. Я не оставила ей ни одного прощального слова, просто испарилась без следа. Пополнила собой список пропавших без вести. — Ну, здравствуй, — на сей раз Вильгефорц появился сидящим на каком-то валуне. Его усмешка меня раздражала. Я нахмурилась ещё пуще прежнего и хотела пройти мимо, но он увязался за мной. — Скучаешь по дому? — Я лишь глубоко вздохнула, останавливаясь. Наконец посмотрела ему в глаза. Или, точнее, в один глаз, не знаю, рабочий ли этот его кристальный шар. — А ты как думаешь? Не идиот вроде. Это ты усугубил моё состояние? — тихо спросила я. Он сложил руки за спиной, продолжая идти рядом, и насмешливо фыркнул. Эти синие оттенки леса уже так приелись, что хотелось зажмуриться и не открывать более глаз. — А ты теперь будешь винить меня во всех смертных грехах? Отличная стратегия, умница, — сказал он. Его голос был убаюкивающим, но я не переставала чувствовать опасность. — Я не имею к твоим психическим проблемам никакого отношения. — А кто? У меня такого уже давно не было, я же пила лекарства, ходила к терапевту, почему тогда? — я слегка помотала головой, мои глаза были устремлены вперёд и не хотели ничего видеть. Истощение, страх, безразличие — неужели из этого теперь состоял спектр моих эмоций? — Стрессовая ситуация, как у вас говорят. Быть может, дело в этом. Хотя, откуда мне знать. — Как же, ты же у нас гений, как ты можешь чего-то не знать? — нарочито удивлённо вскинула я брови. Он снова усмехнулся и поднял голову к беззвёздному небу. — Почему ты тратишь на меня время? Чем это поможет твоему плану? — Знаешь, твоя паранойя порой доходит до смешного. — У тебя цель всей жизни — это не ответить ни на один мой вопрос нормальным ответом? — Попробуй тут с вами не стать параноиком. Я уже ни в чём не была уверена. Поскорее бы всё это закончилось. Я нигде не в своей тарелке, схожу с ума, для всех только глупая обуза. Омерзительно. Обездоленный ребёнок в оболочке взрослого человека. — У моей жизни нет цели, а если бы и была, то точно не связанная с какой-то отравленной девчонкой, не льсти себе. Вероятно он подразумевал это как колкость. Прозвучало точь-в-точь как нечто сказанное тошнотворным голосом внутри моей головы. Это одновременно разозлило и расстроило, а чародей смотрел на меня с недоумением. Я почувствовала предвещающие приступ спазмы в груди. — Так и иди к чёртовой матери, блять! — сорвалась я на крик. Вильгефорц сделал шаг назад. — Убей меня, убей отравленную девчонку! Сделай уже хоть что-нибудь! Или ты такой же трус, как и эта чёртова болезнь?! — мой голос предательски срывался от подступающих к горлу всхлипов. Вильгефорц тут же исчез из поля зрения. И правильно сделал, мудак. Что я такого плохого сделала? За что мне это изгнание, в добавок к которому от меня пыталось избавиться и моё собственное сознание? Несмотря на кончающийся воздух, бесконтрольный хохот вырывался наружу, а я пыталась утирать слёзы рукавами. Проснулась я, естественно, в восхитительном настроении. Впрочем, день прошёл весьма скучно (наконец-то хоть один скучный день, теперь в мраке из сплошного трындеца это было как лучик света). С утра и до обеда мы с Геральтом очень весело и увлекательно мусолили стойки и выпады, затем он ушёл искать какой-нибудь заказ. Лютик почти всё время просидел в своей комнате, судя по звукам, писал что-то. С обеда и до вечера Трисс учила меня простейшей магии: то есть использованию стихий, что мне давалось довольно легко, просто тут скорее дело было в практике и аккуратности, нежели в волшебном потенциале. Лишь огонь никак не хотел мне поддаваться. Несмотря на занятость, всё равно на протяжении дня было какое-то отвратное ощущение внутри — поганый сон, эти грёбанные голоса… Не хочу, чтобы это было чем-то обычным для меня. Но мне страшно признать всё, что произошло. Я точно знаю: это будет бой не на жизнь, а на смерть. Мы собрались ужинать, когда уже стемнело. Геральт явился чуть позже, шокировав всех своим видом. Я особо не удивилась — во время нашей первой встречи, он выглядел намного хуже. Поморщиться меня заставил лишь исходящий от него запах гнили. — Боже мой, ты в порядке? — беспокойно спросила Трисс, увидев на пороге ведьмака, вымазанного в крови. — Игоша убил беременную женщину на окраине. По мирному не получилось, пришлось отрубать башку. Мерзкая тварь. — Фу, они и впрямь отвратительны. Иди быстрее мойся, потом поешь, — брезгливо скомандовала чародейка, стараясь не смотреть в сторону Геральта. Тот согласно кивнул и удалился, дабы отмыться от грязи и кусков внутренностей чудовища. Лютик с отвращением повёл плечами, видимо, красочно представляя себе перерубленное тело монстра. А я с интересом склонила голову, ожидая от Трисс разъяснения, что это за существо такое. — Он появляется, когда нежеланного ребёнка, родившегося мёртвым, не хоронят должным образом. Премерзкое зрелище. — А что значит «по мирному не получилось»? — Их можно расколдовать и сделать духами хранителями домашнего очага, то есть чурами, но это далеко не всегда получается. Когда они набираются сил, то становятся только агрессивнее, и тут уже никакой Аксий не поможет. — Ох, вот нельзя было это без меня обсудить? Мерзость, мерзость и ещё раз мерзость! — прохныкал поэт, отодвигая от себя тарелку. Неужели они настолько ужасно выглядят? Хотя, если представить сгнивший труп новорождённого, ещё и превратившегося в чудовище… ох, что-то у меня тоже аппетит пропал, да и я всё равно практически закончила со своей порцией. Вскоре все разошлись по своим комнатам, оставив еду и питьё для Геральта, который спустился позже. Я не хотела засыпать. Хоть я уже и переоделась в ночнушку и села на кровать, понимание, что снова там окажусь, не давало сомкнуть век. Лучше уж вообще не спать. Выглянув в окно, я заметила, как полумесяц освещает близ проходящие облака. Чёрно-белый размытый пейзаж. Чем ближе была зима, тем меньше красок можно было различить в ночной мгле. Как только голова освобождалась хоть на немножко, сразу нападали воспоминания, от которых то хотелось избавиться всей душой, то припоминать каждую маленькую деталь. Конечно, ты всё потеряла. Так тебе и надо. Какая же ты жалкая. Надо проветриться. Мне насрать, что там, скорее всего, десять градусов мороза. С радостью отморожу себе что-нибудь, если ещё способна это сделать. При такой температуре точно спать не захочется, особенно в одной сорочке. Холод поможет почувствовать хоть что-нибудь. Я сошла вниз, стараясь не шуметь. Лавочка в саду стала моей маленькой зоной комфорта. Глубоко вдохнула. Почти полная тишина, лишь несильный ветер да приглушённый шум, исходящий из центра города. Морозный воздух заставил кожу сразу покрыться мурашками, что мне и было нужно. Пока я сидела, в голове будто пронеслось по кадру каждой ночи, проведённой в моём мире, дома. Как папа самостоятельно придумывал мне истории на ночь, когда я была совсем мелкая и не хотела ложиться; как мы с мамой спали в обнимку после того, как отец умер; как мы с Хоакином пили сидр после выступлений и обсуждали всякую чушь; как я могла ночи напролёт читать любимые книги по пятьдесят раз. Слёзы снова подступили к глазам. Я никогда так не осознавала, что значит слово «дом», как сейчас. Хотелось взвыть на эту чёртову луну, чтобы кто-то услышал и забрал меня обратно. Не туда, где теперь разруха, война и густой смог, а туда, где хорошо, уютно, спокойно. Но этого уже никогда не будет. Дома, наверное, тоже. Вдруг я почувствовала, как на плечи легла какая-то тяжёлая ткань. — Ты с ума сошла? Что ты здесь делаешь посреди ночи? — укоризненно прохрипел ведьмак, закутывая меня как ребёнка в пелёнки. Я сразу вытерла редкие слезинки с щёк и поспешила убрать руки Геральта с плеч. — Какая разница? Иди спать, всё нормально, я просто хотела подышать воздухом, — слабо пробормотала я, уставившись неживым взглядом в ладони, лежащие на коленях. Я куда-угодно готова смотреть, лишь бы не ему в глаза. Он сел на скамью рядом. — Рассказывай, — требовательно произнёс ведьмак, сверля меня взглядом. Я не удержала всхлипа, и снова начала дрожащими ладонями тереть глаза. Тупая размазня. Какая ведьмачка, ты хуже любой кисейной барышни. Бездарность. — Прости меня, мне так стыдно. Не понимаю, что со мной… хочу, чтобы всё закончилось, остановилось. — Наконец я встряхнула головой и втянула побольше воздуха, прекращая этот жалкий поток лепета и соплей. Получилось продолжить более спокойно: — Прости, пожалуйста, меня спасли от смерти, а я веду себя, как тряпка. Едва заслуживаю вашего времени. Мне так больно думать, что я одним махом потеряла всю свою жизнь. — Слова тихо резали тишину. Боковым зрением я заметила, как Геральт закачал головой и опустил брови до предела. Мне хотелось сдирать с себя кожу, вырывать волосы, что-угодно, лишь бы больше не думать. — Почему ты так себя ненавидишь? Эйлин, я не понимаю, что ты боишься мне сказать? — Да нечего мне говорить, лучше бы вообще разговаривать не умела. Мне мерзко, отвратительно, и я не знаю, что с этим делать, — ломая руки говорила я, пытаясь скинуть с плеч плед. Вот бы просто вернуться во времени назад, исправить всё, пойти учиться на какого-нибудь юриста, зарабатывать больше, чтобы мама была мною довольна, переехать в другое место и забыть обо всём, что произошло. Но сколько бы здесь ни было колдунов, монстров — всё равно это никакая не сказка. Да и конец «жили они долго и счастливо» представить тут было довольно сложно. Не говоря ни слова, Геральт прижал меня к себе. Прямо как я тогда. Крепко зажмурившись, я уткнулась в его плечо и сцепила руки за его спиной. Отвратные ощущения, естественно, никуда не делись, но всё же его поддержка привнесла некоторое облегчение. Повествование от лица автора Он хотел сделать так, чтобы ей было хоть немного лучше, но не имея возможности понять, какой беспорядок царит в её голове, он не мог вполне решить проблему. В этом и была вся гадость этой проблемы — сущая неопределённость. Это всё равно, что пытаться сделать скульптуру из тёплой воды, результат либо секундный, либо и вовсе никакой. Он просто прижался к ней покрепче, чтобы она осознала, что, хотя бы для него, она не была здесь лишней. Эйлин сделала то же самое, когда ему хотелось крушить и ломать всё к чертям от всеобъемлющего чувства несправедливости. Оставалось лишь надеяться, что это поможет. Всё это время он чувствовал себя ужасно виноватым: оказался рядом и в мгновение ока испортил ей жизнь одним только своим присутствием. А она думала о себе в том же самом ключе, но это скорее было каплей в море её бесконечных сомнений. Спустя некоторое время Эйлин отстранилась, решительно стягивая с себя плед трясущимися ладонями. Она снова опустила взгляд, её ресницы трепетали от холода и нервов. Геральт не знал, куда теперь деть руки, и его пальцы сильно сжимали обветшалые доски скамейки. — Прости, я пойду, — тихо сказала Эйлин и быстро, не чувствуя собственных ног и пола под ними, ушла в свою комнату. Ей снова было стыдно и неловко. Ведьмак не сразу заметил, что она ушла, в воздухе ещё витала какая-то неуловимая тяжесть, которую она оставила после себя. Из-за её прикосновения ему на спину будто взвалили огромный камень, он упёрся локтями в колени и устало потёр переносицу. Его сознание обступило множество вопросов, и почти каждый из них начинался со слова «почему». И, конечно, ответов совсем не находилось. Полумесяц оттуда, сверху, насмешливо впивался в глаза своей беспечностью и ярким светом. Стараясь ни о чём больше не думать, Геральт поплёлся в спальню. Мрак, царивший в доме, едва ли клонил в сон. Наоборот, хотелось уйти куда-нибудь и вернуться к утру, чтобы всё видеть и не сталкиваться с очередной неточностью типа сливающихся в единый шум чёрных теней. Всё-же ведьмак решительно захлопнул дверь в свою комнату и кое-как смог заснуть. Повествование от лица Эйлин И опять, не успела я лечь в кровать, как проснулась чёрт знает где. На сей раз такого контроля над собой я не чувствовала, будто я была только гостьей в каком-то теле и не могла двигаться по своей воле. Ноги несли меня по какому-то больничному коридору, где характерно смердело лекарствами. Лишь в глубине освещённого каким-то серо-зелёным блеклым светом помещения слышался некоторый шум, но я вообще плохо понимала, что там происходило, пока не приблизилась. И тут я даже перестала понимать, имею ли хоть какой-то контроль над своими мыслями. Перед потрёпанной дверью в одну из палат я увидела какую-то маленькую девочку. Погодите-ка… это же я. Да, всё правильно, я даже помню этот сарафан, я носила его в лет восемь. Силясь прислушаться и рассмотреть хоть что-нибудь, я примерно поняла, что происходит. В груди что-то разорвалось на куски. Нет, только не это… Волосы у неё растрепались, руки и колени тряслись, дыхание сбито напрочь. Как бы я не пыталась подойти ближе, тело не пускало меня. Оставалось лишь наблюдать издалека. Уйти прочь тоже не представлялось возможным. От осознания того, что сейчас будет, хотелось выдавить себе глаза. Не было сил на это смотреть, не было сил это слышать. Девочка стала дышать ещё прерывистее, всхлипы эхом разносились по пресловутому коридору, а её маленькая ладошка раз за разом дёргала скрипучую дверную ручку. Безуспешно. — Пустите меня. Пустите! Там папа, впустите меня! Почему нельзя! — срываясь на писк повторяла маленькая я. А теперешняя я стояла бездвижно, не в силах даже отвернуться. Отчаяние девочки перерастало в бешенство, та начала со всей дури лупить по двери кулачками, слов было уже не разобрать, просто визги и крики. Когда это происходило в реальности, на этом моменте нас с мамой выводили врачи, не давая возможности даже посмотреть вблизи на покрытого волдырями и красными пятнами отца. Я, наверно, никогда не забуду его залитое кровавым потом лицо, которое мельком увидала за спинами санитаров. Радует, что его вообще пытались спасти. Ну, или хоть сделали вид, что пытались. Почему-то, вокруг не было никого, кроме нас двоих. Тогда в больнице было ужасное столпотворение, бегающие как в лихорадке медсёстры, лязг металлических приборов, крики. Словом, отличное времяпрепровождение… Вместе с тяжёлым выдохом, я проснулась. Вот почему со мной что ни возьми, всё, блять, не так? Даже грёбанные сны. Когда уже всё снова станет нормально? И станет ли вовсе? Лишняя. Что тут, что там. Страх, сомнения, болезненные воспоминания, странные сны — всё выгрызает во мне дыры изнутри. Несмотря на то, что меня окружают люди, всё равно чувство одиночества возвращается опять и опять. И Геральт. Недостойна я его времени, и уж тем более заботы. Конечно же недостойна, это лишь из вежливости. Кому ты можешь быть нужна сейчас? Ты просто смешна, если можешь надеяться на искреннее сочувствие с чьей-либо стороны. Его ещё надо заслужить, убожество.