Радиоактивная

Повествование от лица автора Погода снова была пасмурная, а на улице становилось всё холоднее. Тонкие линии утреннего тумана незаметно скользили между домами. Эйлин разбудил тихий стук в дверь. — Могу зайти? — немного обеспокоенно прозвучал голос Трисс. Ведьмачка села на постели, рьяно потирая глаза. — Да, Трисс. Доброе утро, — сипло пробормотала она, разглядывая вошедшую. Дверь со скрипом затворилась, а Трисс, в своей обычной манере, присела на краю кровати. «Ну конечно, сейчас начнётся допрос с пристрастием…» — недовольно думала Эйлин, глядя, как чародейка пыталась придать своему лицу относительно хладнокровное выражение. — Ты была там? — ударив на последнем слове, спросила Трисс, невольно сжимая в кулаке одеяло. — Да, он начал мне затирать, мол, не бойся меня, я тебе ничего плохого не сделаю. Шутки шутил, короче, ничего особенного не было, — лениво перечисляла ведьмачка, ещё не до конца проснувшись. — Какие ещё шутки? Вдруг он что-то подразумевал под ними? Рассказывай всё. — Как ты не понимаешь? — шумно выдохнув, с нажимом произнесла Эйлин. Трисс недоумевающе повела подбородком. — Мне плевать, пусть делает, что хочет. Убивает, мучает, что-угодно. Мне без разницы уже. — Эйлин, а что, если дело не только в тебе? Откуда нам знать, что он задумал и сколько людей могут в итоге пострадать? Ты об этом подумать не соизволила?! Не всё в этом мире из-за тебя или ради тебя, запомни! Ты можешь быть его пешкой, подопытной крысой, кем-угодно, но, если бы ты не была его необходимостью, он бы никогда не потратил и секунды своего времени на тебя, — понизив голос, строго выпалила чародейка, порой почти срываясь на крик. Она сверлила девушку взглядом исподлобья, а у той от неприятного чувства стыда, смешанного с замешательством, в животе образовался стягивающийся всё туже узел. Выдержав паузу, Трисс продолжила в более спокойном тоне. — Надеюсь, ты меня услышала. А сейчас, рассказывай, что он говорил тебе. Около тридцати минут ушло на то, чтобы обсудить всё то, что Эйлин смогла узнать и запомнить. И, ожидаемо, в догадках было прогресса мало. Точнее сказать, от ведьмачки Трисс решила пока что скрыть самый вероятный и логичный вариант, к которому, в силу своей неосведомлённости, девушка самостоятельно прийти не могла. В связи с тем, что ведьмаков как таковых почти не стало, а люди с нежитью борются совсем не идеально, популяция монстров начала расти с бешеной скоростью, особенно в последние десять лет. Стаи фледеров и экимм уничтожали целые деревни, а эндриаги не давали крестьянам безопасно ходить на охоту и обрабатывать поля. Сельское хозяйство Севера, да и экономика в целом, летели к чертям; уровень преступности достиг небывалых высот. Чародеи, до сих пор брезговавшие подобной работой, теперь вынуждены были заниматься ликвидацией чудищ, и то с весьма переменным успехом. Правители пытались ухватиться за любую мелочь, что могла бы хоть чуть-чуть улучшить ситуацию в их королевствах. Вариант развития событий, предполагаемый Трисс, был в том, что Вильгефорц, чтобы вернуть себе расположение сильных мира сего, чтобы выйти из тени с чем-то новым, блестящим — он мог бы использовать Эйлин как эксперимент. И этим экспериментом могло оказаться возобновление создания ведьмаков. Конечно, идея не новейшая, появились ещё чародеи, которые, в связи с проблемами теперешнего времени, судорожно стали копаться в архивах и пытаться найти способы повторить мутационные процессы, в которых когда-то преуспели Косимо Меласпина и Альзур, но, естественно, попытки их терпели крах. А вот Вильгефорцу вполне хватало решительности и ума взяться за нечто неизведанное, то, о чём его коллеги не могли и подумать. Всю эту теорию так же укрепляла фраза «ты буквально мой последний шанс на нормальную жизнь», сказанная им однажды. Трисс колебалась: с одной стороны, незнание и неопределённость точно будут нервировать Эйлин, а с другой, это вполне может быть ошибочным мнением, соответственно, зачем говорить, если не ясно наверняка? Йеннифэр, с которой Трисс делилась всеми своими предположениями, также склонялась к этой теории, но вот стоит ли нагружать ещё сильнее итак морально слабую девушку? «Ещё не время», — решила в итоге чародейка. За завтраком сегодня было оживлённее обычного: Лютик, Присцилла и Трисс вели активную беседу, то и дело пытаясь втянуть в разговор ведьмаков. Если Геральт был молчалив просто потому что он практически всегда такой, то Эйлин никак не могла отойти от грозной речи колдуньи. «Да почему меня должны, сука, волновать незнакомые люди, которые чисто гипотетически могут пострадать? Я более чем уверена, им движет чисто учёный интерес, он просто хочет сделать из меня предмет для опытов, причём здесь могут быть другие люди-то?» — недоумевала ведьмачка, гуляющая по лицам присутствующих невидящим взглядом. Геральт пытался просто забыть о ночном диалоге, но это треклятое «больше не буду доставать тебя» не давало хоть чуть-чуть прислушаться к истории Лютика, от которой залились смехом Присцилла и Трисс. Ведьмачка, заприметив это, ненадолго выдавила улыбку, хоть и мало понимала, чего такого смешного сказал бард. «Больше не буду доставать тебя», дело даже не в фразе, вовсе нет, самое ужасное скрывалось в интонации, в голосе, в нахмуренных бровях. Она в тот миг была совершенно уверена в том, что её существование приносило всем одни неудобства, а разговор — так вообще глупая наглость с её стороны. Геральт даже начал злиться на неё из-за этого, но сразу же постарался отсечь эту эмоцию. «Не моё дело, какая мне вообще разница?» Присцилле совсем не давали покоя опущенные глаза ведьмачки, которая предстала для неё теперь новой, жутко интересной загадкой, которую хотелось поскорее разгадать. Она неожиданным образом развернула разговор в ином направлении. — Эйлин, надеюсь, ты уже посещала наш великолепный университет? — поинтересовалась поэтесса. Ведьмачка неохотно подняла голову и дёрнула подбородком, силясь не выдать сонливости и задумчивости. — Кхм… нет, — кашлянув, ответила она. — Как же это возможно! Лютик, у тебя есть совесть? Она здесь целую неделю, а ты не удосужился показать ей самое главное в городе место! — по-доброму возмутилась Присцилла, широко раскрывая свои зелёные глаза. — Дорогая, давай мы сегодня же и прогуляемся, с этим нельзя тянуть, а то и глазом не моргнёшь — а там уже такой собачий холод, что из-под одеяла высунуться боязно! Там такая архитектура и скульптуры, ты обязана это узреть! — Я бы с удовольствием, но тренировки… — начала было Эйлин, поджав губы, но Трисс перебила её. — От меня у тебя сегодня отгул, у меня куча дел, — сказала она ученице, — так что после обеда она вся ваша, — любезно улыбнувшись, проговорила чародейка Лютику и Присцилле. — Как славно! — тряхнув светлыми волосами, сказала поэтесса. «Уже интересно, что это за университет такой… охереть, того пореза от ножа на ладони будто бы и не было, будь я человеком, шрам бы точно остался! А я уже и забыла о нём…» — чуть сдвинув брови и уставившись на свою руку, думала Эйлин. Присцилла было хотела позвать Геральта, но тот по каким-то наскоро выдуманным причинам отказался. После завтрака ведьмаки занялись рутинной тренировкой, поэты — редактурой текстов, сданных на проверку студентами, а Трисс села за дела государственной важности, закрывшись в своей комнате. Пасмурная погода так и клонила в сон, но его нынче никто в этом доме не мог себе позволить посреди дня. На деревьях оставались последние хлипкие листья, но и их потихоньку устранял свободно гуляющий промозглый ветер. Долина Понтара уже была готова принять суровую зиму со всеми её тяготами. В этот раз Геральт больше тренировочного времени выделил на совершенствование приёмов, нежели на отрабатывание стойкости. Ведьмачка сослалась на то, что это просто постепенное изменение процесса обучения и что скоро эти «дурацкие стояния в дебильных позах с периодическим пинанием» вовсе прекратятся. Однако, пока Эйлин, присев на корточки, покрепче перетягивала шнуровку на сапогах, ведьмак полностью опровергнул всякие её ожидания. — Сегодня больше по манёврам, потому что завтра будем зачищать пару семейных склепов от гулей. А это тебе не тупицы-утопцы, эти как спрыгнут где-то за спиной и всё, выкручивайся как хочешь, — безынтересно говорил Геральт, разминая плечи. «Ну конечно, а я уже успела обрадоваться, что не придётся больше по два-три часа конечности выжимать» — мысленно закатила глаза девушка, поднимаясь на ноги. Ведьмачка устало потёрла левый глаз, принимая правильную боевую позицию. В мыслях царил сумбур, а концентрация давалась очень нелегко. Хоть она и старалась делать всё как надо, до совершенства ещё было как до луны. Всё же было легче от того, что Геральт не пытался впихнуть кучу информации за раз, а повышал нагрузку медленно, а вот Трисс наоборот, всегда пользовалась девизом «чем больше — тем лучше», из-за чего запоминать заклинания и их назначения было чересчур сложно. «А это ещё монстрология не началась…» — уныло проносилось в голове Эйлин к концу тренировки. — Всё, закончим на этом, — решительно произнёс ведьмак, забирая протянутую девушкой метровую палку. Эйлин уже собиралась уйти к себе, но Геральт резко окликнул её. — Стоять. Ничего рассказать не хочешь? — Не хочу, но надо, — вздохнула она, поворачиваясь лицом к наставнику. — Да, он там был. Говорил, что я могу делать и говорить, что хочу, говорил, что я могу его не бояться, мол, он мне ничего не сделает ужасного… да и зачем тебе эта информация-то? Трисс уже итак в курсе. От того, что я буду пересказывать тебе его слова, ничего не поменяется. — Я должен знать, — нахмурившись, сказал ведьмак. «Зачем, блять. За забором…» — раздражённо думал он, глядя в лазурные глаза. Эйлин снова взялась перебирать пальцами ткань кофты. — Ничего ты не должен, Геральт. Не знаю, почему ты решил оставить себе дополнительный геморрой в виде меня и почему тебе так не хочется, чтобы я сдохла в какой-нибудь канаве, но мои тупые пересказы сейчас не принесут никакой пользы, — лишь мельком поглядывая на насупленное лицо Геральта, говорила ведьмачка. Тот в свою очередь немалым усилием воли сдерживался на каждом третьем слове, чтобы не перебить её, но всё-таки выслушал до конца. — С каких пор ты не слушаешься меня? — совмещая в голосе злость и спокойствие, спросил ведьмак. Девушка непонимающе нахмурила брови. — Я, вообще-то, всегда тебя слушаюсь. — Серьёзно? Я вроде просил тебя больше не говорить ничего подобного, — сделав сильное ударение на последнем слове, отчеканил Геральт. — Какого «подобного»? Типа, мне нельзя воспринимать мир таким, каким он является? Нихера. Это такой мир, где благородные рыцари не спасают просто так каждую тупую сироту, которая попадётся. Я уверена, что ты понимаешь, что сделал тогда ошибку и что у тебя своих проблем хватает… — Я никогда так не думал, — перебил ведьмак. — У тебя здесь никого нет, тебе некуда идти. Я не мог бросить тебя. — Некуда?! — неожиданно хохотнула Эйлин. Тотчас же наружу, несмотря на то, что она рефлекторно закрыла рот рукой, вырвался болезненный смех, который она смогла усмирить лишь спустя несколько минут. А для него эти несколько минут были словно час. И опять он ничего не мог сделать. Больному человеку одними своими благими побуждениями не поможешь, а действиями возможно даже навредишь. — Почему ж некуда? Высохшие, ненужные листья слетают с деревьев, слабые тонкие ветки первыми исчезают в огне. Это закон, который и в моём, и в твоём мире работает одинаково, — ломающимся голосом сказала она. Не дожидаясь ответа, ведьмачка решительно скрылась в доме. А в принципе, останься она, что бы он мог сказать ей теперь? «Её больное сознание не моё дело. Она в праве думать так, как хочет. А если и правда что-то с собой сделает? Нет, конечно, нет, она не может. А если так всё и закончится? Нет, я не прощу себе если дойдёт до этого, я не могу позволить ей довести себя до такого исхода», — хаотично думал Геральт, сжимая в ладонях тренировочные палки и мерно постукивая ими о редкий щебень. Закрывшись в своей комнате, Эйлин рухнула на постель. «Мне не стоило всего этого говорить. То, что происходит в моей башке — никому не надо. Он прав, я не должна говорить что-то не по делу. А если просто закончить это всё самой? Хоть бы во мне не было это животного страха больше, я бы смогла это сделать, всё стало бы нормально. Но я, видимо, слишком жалкая и нерешительная. Вильгефорц уж точно не смог бы творить какую-то свою злую херню с одним моим трупом, не так ли?» — думала она, вглядываясь в пасмурное небо за окном. Эйлин чувствовала, что будто с каждым вздохом в груди тяжелело, а от этого спина всё сильнее вжималась в матрац. Послышался стук в дверь. — Эйлин, можно? — спросил тихо Лютик. — Да, конечно, — опомнившись от всех предыдущих мыслей, сказала ведьмачка. Лишь чуть-чуть прикрыв за собой дверь, поэт зашёл в комнату. На нём были одежды тёмно-фиолетовых и тёмно-зелёных оттенков — в этой бесцветной обстановке он был как капля бензина в луже. Эйлин поспешила принять сидячее положение, от чего в голове чуть закружилось. — Нам осталось проверить ещё одно сочинение, так что уже через четверть часа будем отправляться в город, одевайся потеплее. И не делай такое грустное лицо, ради бога, а то я сейчас заплачу! — театрально вскинув брови, воскликнул бард. — Хорошо, не буду, — слабо хихикнула Эйлин. Убедившись в том, что ему удалось немного поднять ведьмачке настроение, он, плотно закрыв за собой дверь, снова ушёл в свою спальню-кабинет, где Присцилла что-то чиркала на исписанном листе пергамента, сидя за столом. «Никто мне так ничего и не пояснил, я им чужой словно», — уныло думал Лютик, поглаживая по плечу поэтессу, занятую проверочной работой. «Так, надо хоть один день не выглядеть как бомж» — решительно вставая с кровати и беря в руку гребень, подумала девушка. Волшебные корректирующие мази очень облегчали жизнь, а вот с прической и одеждой было посложнее. Зачесав волосы в нетугой хвост набок, она пригляделась к отражению в зеркале. Из-за мутации кожа значительно побледнела, а к этим странным глазам Эйлин до сих пор не могла привыкнуть. «Когда я в последний раз краснела?» — мысленно спросила себя ведьмачка, с неприятным ностальгическим чувством проводя пальцем по скуле. Ни одного изъяна, кроме пары впадинок внизу щеки — следствия перенесённой в детстве ветрянки. Поджав губы, она отвернулась от зеркала и направилась к шкафу. «Чёрный — всегда хорошо. Эти штаны и куртка вполне пойдут, да и от холода не сдохну», — думала Эйлин, переодеваясь. Как и говорил Лютик, через четверть часа с сочинениями было покончено, и Присцилла, получив разрешение, вошла в комнату ведьмачки, чтобы лично проконтролировать её готовность к прогулке. — Ох, душа моя, эти пряди так и просятся наперёд, давай-ка, — говорила поэтесса, аккуратно вытягивая итак слабо держащиеся в хвосте пару локонов. Впервые ведьмачка видела её лицо так близко: небольшой продолговатый шрам возле подбородка сразу бросился в глаза. «Рассечение точно ножевое… ещё бы я помнила, как она его получила», — думала Эйлин, пока Присцилла ювелирно накручивала вокруг пальцев пряди волос, придавая им опрятную волнистую форму. — Так-то лучше, идём! — подхватив ведьмачку под локоть, она потянула её за собой прочь из комнаты. Лютик уже ждал в прихожей, когда девушки спустились. Эйлин прислушалась — в стойле была лишь одна лошадь, а ведьмака нигде рядом не было; Трисс продолжала рассматривать различные документы в своей комнате, изредка бормоча что-то себе под нос. Снаружи всё было так же, как и всегда: редкие прохожие, ещё более редкие дети да еле тянущиеся повозки. Погода целый день не претерпевала никаких изменений — лишь беспросветный слой серых облаков и промозглая сырость. «Заказ без меня взял, что ли?» — думала ведьмачка, выходя за порог дома следом за Присциллой и Лютиком и замечая, что вороного скакуна на месте нет. Пальцы невольно скользнули по рукояти кинжала, который она взяла на всякий случай. Естественно, ты настолько мозолишь глаза, что он тебя, наверное, вообще больше не возьмёт с собой. Идиотка, настолько сложно включить свой микроскопический мозг и просто делать, как говорят? Сама виновата. Жалкое отродье.