Радиоактивная

Повествование от лица Эйлин — Получается, здесь у меня каждый день — это день рождения, — невесело усмехнулась я, размеренно шагая по узкой тропинке вниз по горному склону. Чародей в том же темпе шёл позади. — Вечное семнадцатое мая… — Боюсь, милая, ты ещё не научилась делать торты со свечами из воздуха, — хмыкнул Вильгефорц у меня за спиной. Ну да, может хоть в этом мире научусь готовить, пусть и таким жульническим способом. Пространство между соснами занимала густая растительность, и чем ближе к подножию — тем больше её становилось. Изредка попадались длинные цветущие растения фиолетовых оттенков, напоминающие чертополох. Впрочем, я в ботанике разбираюсь так же плохо, как и в любой другой отрасли биологии. — А ты? — А что я? Я тут почти бессилен, даже чтобы хоть поверхностно прочесть твои мысли мне надо приложить огромные усилия. Уже не говорю о чём-то посложнее, — ответил он. Но я-то не должна быть бессильной здесь, не так ли? И ещё, с какого хрена он так добр со мной? Что-то совсем не так я представляла себе одного из худших злодеев Континента. Или он действительно думает, что я поведусь на этот его фальшивый образ? — Но я-то тут, по идее, имею те же способности? — скорее констатировала, нежели спрашивала я. — Возможно даже более мощные, чем в нашем мире, — спокойно подтвердил Вильгефорц. И тут же почти напоролся на мою спину, так как я резко притормозила. Хочется как-нибудь проверить… — Ты чего? — Хочу что-то сделать… — Чтоб силы опробовать? Думаю, для того сгодится любой ведьмачий знак, — недовольно сказал чародей намного ближе, чем я привыкла слышать его голос. Даже мурашки по спине чуть пошли. Ох уж этот ведьмачий слух, ёлы-палы. Ну, ведьмачий знак так ведьмачий знак. Аард подойдёт. На секунду выставив ладонь в нужном положении, я выпустила сильный поток воздуха куда-то вперёд, заставив несколько камней покатиться вниз, а ближайшие ветки затрепетать. — Вот видишь. Я, как всегда, прав. — Воть видись. Я кяк всегдя пляв, — передразнила я, продолжая путь вниз по тропе. Вильгефорц, хмыкнув, пошёл за мной. — Гениальный приём. В детском саду научилась? — насмешливо спросил маг. — В младшей школе. Уже и не вспомню, сколько раз мне от учителей прилетало линейкой по рукам за это. Но я до сих пор люблю так делать иногда, — с грустной ухмылкой сказала я. Интересно, от моей школы ещё осталось что-то, или она уже тоже превратилась в руины? — Жаль, поблизости ни одной линейки… — наигранно расстроенно вздохнул чародей. — Ага, то есть сначала говоришь, что тебя можно не бояться, а теперь линейками угрожаешь? Прямо человек слова, — чуть поворачивая голову назад, сказала я. Вильгефорц снова натянул фирменную усмешку и ничего не ответил. Вдруг я почувствовала откуда-то справа сильный цветочный запах; к очевидному источнику вела боковая тропинка, расположенная в метрах двадцати от нас. — В Альпах разве столько цветов растёт? Я думала, что тут чисто сосны да ёлки… где-то рядом полянка какая-то, наверно. — Конечно. Тем более, в мае как раз разгар цветения многих растений. — Пойдём туда тогда. — Куда захочешь, милая, — уж слишком покладисто согласился Вильгефорц. — Да с какого перепугу я «милая»-то? Хватит уже, у меня есть имя, в конце концов, — искренне возмутилась я. Чародей поравнялся со мной и посмотрел в мою сторону так, будто к нему пристал какой-то пятилетний ребёнок. — Как скажешь, милая, — раздражающе спокойно сказал он, снова устремляя взгляд вперёд. Я не выдержала и пихнула его в бок локтем, а он только рассмеялся. Вот ведь скотина. — Не забывай, что я, между прочим, — могущественный чародей. — Ой, могущественный-хующественный. Мне терять уже нечего, сам знаешь, — чуть нахмурившись, ответила я. «Уже нечего» — это точно. Снова волна безразличия прошлась по телу, выжигая испытанные за весь день эмоции. Какое же мерзкое ощущение; точнее, отсутствие ощущений вовсе. — Я понимаю о чём ты думаешь. Умирать — слишком скучное решение для человека с твоими возможностями, — внимательно посмотрев на меня, сказал Вильгефорц. Я хихикнула и покачала головой. — Что ты имеешь в виду? В каком плане «умирать»? — Чародей лишь недоумевающе повёл подбородком. Я продолжила. — Смерть — это конец жизни, нет? Жизнь свою я уже потеряла. Дыхание есть, но моя жизнь исчезла, — обыденным тоном говорила я, хоть и под веками ощутимо жгло. — Да и говоришь ты так только потому, что я нужна тебе живьём. Я не настолько тупая, насколько тебе кажется. Прибереги свои спектакли для тех, кому не всё равно, — перебирая пальцами швы на кофте, говорила я. — Используешь и выбросишь, такую простую систему не сложно запомнить. — Наоборот, человеческая система сложна, ошибочно упрощать её до такой крайности, — покачал он головой. — Тебе стоит обдумать всё не так поверхностно, милая. Дай себе время осознать произошедшее. Хватит убегать от собственной памяти. — Очень смешно. Не делай вид, будто тебе не плевать на меня и на то, о чём я думаю и от чего убегаю, — отчеканила я. Небольшое поле было совсем близко, за деревьями и хаотичными зарослями виднелось множество небесно-голубых цветов. Красиво. И пусто. — Когда-нибудь ты сама поймёшь, Эйлин, — тихо сказал Вильгефорц, пропуская меня вперёд, так как тропа постепенно сужалась. — Надо же, ты всё-таки вспомнил моё имя. Не так-то уж и сложно было, м? — театрально вскинула брови я, отодвигая руками мешающие ветви. Наконец, маленькая полянка открылась глазам без всяких преград. Невысокая трава проглядывала сквозь множество незабудок; в синеватом лунном свете их цвет был особенно красив. Тропинка вела к небольшому участку, где не было никаких цветов, куда я и направилась. Наверное, там ставили когда-то палатки. Кругом был словно ярко-голубой ковёр, кончающийся с одной стороны лесом, с другой — скалами. Изредка среди незабудок возвышался фиолетовый чертополох, который уже не раз встречался по дороге. Я села прямо на землю и просто смотрела вперёд, туда, где пушистое цветочное покрывало было наиболее плотное и живописное. Такого я бы в жизни никогда не увидела, если бы всё осталось так, как было полмесяца назад… Маг аккуратно опустился рядом со мной и смотрел в ту же сторону. И зачем он вокруг меня возится? Какая ему с того выгода? Устало вздохнув, я обхватила ладонями колени и упёрлась в них подбородком. — Зачем ты болтаешься здесь со мной? Какой смысл тратить на меня время? — задала я очевидные вопросы, ответы на которые самой найти как-то не получалось. — Не хочу быть для тебя незнакомцем и не хочу, чтобы ты была тут одна. Я знаю, что тебе сложно, — ответил чародей. Голос его налился грустными нотами. — Одиночество делает из людей либо злодеев, либо трупов. — А, ясно. Тебе ведь не выгодно, чтобы я стала трупом, — всматриваясь в маленькие цветки, тихо говорила я. М-да, у него что ни фраза, то какая-то цитата Камю или Ницше, умник хренов. У нас в школе таких били. — Твой больной скепсис искажает смысл моих слов. Под трупами я разумел не только физиологию, милая. — Сил нет уже разгадывать эти твои метафорные метафоры… давай просто смотреть на цветочки, пока я не проснусь. Я так устала, — сказала я, укладываясь на живот и вытягивая ноги позади. Прохладная трава приятно прилегала к рукам, к которым я прижалась щекой. Как здесь спокойно. Ни одного лишнего звука, да и вообще ничего лишнего. Я ничего не понимаю. Где моя сестра? Что именно всем от меня надо? Это точно не кошмар? Вопросы, вопросы, вопросы… — Почему все ведьмаки не могут плакать, а я могу? Я хочу избавиться от этого, — почти шёпотом говорила я, на секунду оборачиваясь на Вильгефорца. Тот коротко выдохнул, легко пощипывая пальцами траву. — В тебе немного другие мутации произошли, понятное дело, что ты отличаешься от ведьмаков. Твоё психическое состояние из-за мутаций, полагаю, не поменялось… — Но я же бесплодна, правда? — намного бодрее спросила я, шире раскрывая глаза. Чародей немного удивлённо повёл бровью на мои слова. — Ты так этому рада? — Ну, вполне довольна, скажем так, — с облегчением сказала я, поудобнее укладывая голову на ладонях. — А в чём причина, позволь спросить? — Много причин, — начала я, с минуту подумав, — не думаю, что имею право давать кому-то жизнь, или забирать. Мне кажется, все плохие родители пытаются быть хорошими. Но, дело сделано. Ни им, ни детям уже некуда деться. Когда мне нужна была мама, то её будто и не было. Папа, в котором до сих пор нуждаюсь, погиб. Ничего уже не сделать, я существую, охраняя их кусочки в себе. И это больно. И я не хочу создавать что-то, что буду так сильно любить, зная, что не смогу уберечь от боли, — говорила я, словно сама с собой. Чувствовала его тяжёлый взгляд на себе, но была не в силах повернуть голову. — Да и вообще, если я захочу искалечить своё тело — лучше придумаю что-нибудь другое. В конце концов, есть ты, который отлично умеет заставлять людей страдать. — В этом я тебе не помощник, — мрачно произнёс Вильгефорц. Да что ты говоришь, дружок? Или я настолько жалкая, что даже самый бездушный злодей Континента решил меня пожалеть? Я обернулась, улыбаясь уголком губ. Какой же этот его перламутровый глаз странный… впрочем, в нашем мире люди со своей внешностью и не такое творят, я уже давно привыкла к подобным штукам. А нормальный глаз — какого-то тёмно-серого цвета. Никогда внимания не обращала. — Почему это? Мне всегда казалось, что это твоё любимое дело. — «Всегда казалось». Моей вины нет в том, что какой-то старый маразматик решил сделать из меня воплощение всех существующих зол. Я живой человек, а не кусок картона, как ты могла заметить. Опирайся на здравый смысл, а не на «всегда казалось», — с вызовом глядя мне в глаза, проговорил Вильгефорц. Я озадаченно поджала губы, осмысливая его слова. А он ведь прав. Может, не так страшен черт, как его малюют? И всё же я уверена, что он просто играет выгодную ему роль. Как был чертом, так он чертом и останется. Если он думает, что я поведусь на его актёрскую игру, то глубочайше ошибается. Повествование от лица автора Мелкий дождь начал моросить ещё сутра. Теперь же дома оставалась только Трисс, так как Лютик уже отправился в поместье к Присцилле, а ведьмаки уехали выполнять заказ на гулей. Кладбище, нуждающееся в зачистке, находилось на другом конце города, так что дорога была не такая удобная и безлюдная как в прошлый раз. Тут и там сновали люди и повозки, мешающие свободно передвигаться. Если Геральту было не привыкать к такой езде, то Эйлин всеми известными человечеству матами ругалась себе под нос и обдумывала каждое движение копыт Леси (они с Трисс договорились так называть гнедую кобылу), чтобы не снести какого-нибудь крестьянина. «Ещё и дождь этот… прям Кьюберг на минималках, ей-богу», — ворчала про себя ведьмачка, то и дело натягивая вечно слетающий капюшон до предела. Геральт еле как сдерживал ухмылку, наблюдая за её забавными движениями. Когда столпотворение стало потихоньку сходить на нет, девушка наконец смогла выдохнуть спокойно. — Ты точно помнишь, где это кладбище? Мы по городу уже час едем… — с сомнением спросила Эйлин, вытирая о плащ мокрые ладони. Копыта громко хлюпали по только-только появившимся лужам. — Нет, решил чисто прокатиться с тобой на лошадках в такую чудесную погоду. Конечно, помню. Осталось минут пятнадцать, переживёшь, — ответил Геральт. — М-да… а чтобы гулей убивать нужны какие-то специальные штуки? — Мы будем использовать масло от трупоедов, обработаем им клинки как приедем. — Поняла, — кротко кивнула ведьмачка. — Далеко от меня не отходи, прислушивайся внимательно, чем быстрее будешь двигаться, тем лучше, — перечислил Геральт, глядя на небо. «Дождь на целый день, видимо», — недовольно подметил про себя он. — Да-да, ясно. А чего гулям делать с могилами-то? Кости сухие обгладывать? — Не только. Уже двух или трёх сторожей сожрали. Те думали, что сами справятся, но получилось всё как обычно… — сказал ведьмак. Эйлин чувствовала прилив сил от предстоящей работы и едва слушала наставника. «Месяц назад я жаловалась, что у меня сломалась микроволновка, а теперь… езжу чудовищ истреблять. Ну, с кем не бывает», — насмехаясь над собственным положением, думала она. На следующем повороте таки показалось небольшое кладбище, большую часть которого занимали не привычные для Эйлин могилы и кресты, а именно здания склепов. — Не прошло и полгода… это ж оно? — слегка наклонив голову, спросила она. Геральт закатил глаза. — Оно-оно. Оставим коней здесь, а то перепугаются ещё, — сказал он, останавливая Плотву возле невысокого металлического забора. Привязав лошадей к ржавым прутьям и обработав мечи специальным маслом, ведьмаки направились к ближайшим входным воротам. Сторожей нигде не было — из-за монстров люди теперь, понятное дело, боялись приходить на работу. Каменные, с редкими резными деталями построения выглядели мрачно и лаконично — собственно, как и всё кладбище. Тут хоронили людей из интеллигентных и богатых семей, посему всё было весьма опрятно и чисто. — Иди за мной, тут точно будут, — коротко прохрипел Геральт, подходя к одному из самых больших склепов и жестом показывая, чтобы Эйлин шла позади. Она послушно держалась рядом и вслушивалась в каждый шорох, который доносился до ушей. «Эти, наверное, ещё противнее утопцев… чем дальше, тем лучше, не поспоришь», — хмурясь и сжимая рукоять меча посильнее, думала она. Высокая дверь, выполненная почти идентично забору, еле держалась на петлях и была открыта настежь. Воздух был пропитан промозглой сыростью, а передвигаться по покрытой лужицами брусчатке и одновременно отличать сопение монстров от звуков дождя было крайне сложно. На слабо освещённый каменный порог капала вода с крыши, а дальше была просто кромешная тьма. — Мы что, в темноте их херачить будем? Может я там световую сферу запущу или что-то ещё… — почти шёпотом говорила Эйлин, снизу смотря на чуть напряжённый профиль Геральта. С бело-серых волос уже вовсю падали капли, он ещё на входе в кладбище снял капюшон. «Ай, хер с ним. И так уже промокли до нитки», — подумала она, так же скидывая уже изрядно надоевшую жёсткую ткань с головы свободной рукой. — Надо выманить, ослепишь светом — только раньше времени потревожишь. Лучше действовать постепенно, — так же тихо сказал ведьмак, медленно приближаясь к болтающейся металлической двери. Просунув меч между прутьев, он стал бить клинком из стороны в сторону, производя неприятный лязг. Недовольное сопение становилось всё громче, порой переходя в мерзкое утробное рычание. Эйлин сжала челюсти и перехватила рукоять меча обеими руками, уже на автомате становясь в нужную позицию. Она перестала обращать внимание на текущие по лицу капли воды, ибо сейчас главной задачей было сделать свою работу должным образом. Долго ждать появления тварей не пришлось: уже через пару минут из тьмы показались две отвратительные морды и не менее отвратительные два туловища. Гули стояли на четвереньках, их иссохшие тела источали запах гнили и запёкшейся крови, а глаза были такие же чёрные, как и когти, выступающие вены и грязь промеж кожных складок. «Фу, бля… чем я вообще занимаюсь…» — брезгливо морщась и чуть отступая назад, думала Эйлин. Чудища даже не глянули в сторону ведьмачки — их сейчас больше интересовал источник шума. Ответив на тупые взгляды гулей сущим безразличием, Геральт молниеносно вытащил меч из дверцы и спустя каких-то пять секунд дохлые туши уже валялись у его ног. Сие зрелище заставило Эйлин опять вздрогнуть и скривить губы, но она довольно быстро смирилась с неприятной наружностью противников. «Наверно, половина населения Кьюберга сейчас выглядит примерно так же», — уныло заметила про себя она, уже беспристрастно глядя на мёртвые тела. — Чего пялишься? Сейчас рванут, приготовься, — мельком обернувшись, предостерёг Геральт. Ведьмачка тряхнула головой и сосредоточилась на опасливо выходящих из тени гулей. Но, как только те увидели своих растерзанных собратьев, незамедлительно ринулись в бой. Повадки у них были почти такие же, как и у диких собак: всё время рычат, пытаются сбить с ног и нападают целой стаей. С основной массой чудищ расправлялся Геральт, так как стоял ближе к самому склепу, а Эйлин уже добивала остальных. Гули действительно были несколько проворнее и хитрее утопцев, но от бесконечно сыплющихся на них ударов мечей и магии это их не спасало. Ведьмачка часто использовала приём, недавно выученный с Трисс — временная остановка циркуляции жидкостей в организме противника, которая заставляла его либо замереть, либо и вовсе свалиться. В таком случае, обезглавить монстра было намного легче. «Мой принцип прост: зачем напрягаться, если можно не напрягаться. Когда-то я буду на их месте, просто лягу и буду гнить где-нибудь», — мрачно думала Эйлин, отрубая очередному чудищу голову. Через некоторое время склеп был полностью очищен от гулей, а перед ним было настоящее месиво из отрезанных конечностей и органов. Геральт невольно задержал взгляд на отрешённом лице ведьмачки. В прошлый раз она даже радовалась проделанной работе, а теперь… теперь она просто стеклянно смотрела на хаотично валяющиеся кругом тела. По всему лицу бежали капли воды, а лазурные глаза неестественно выделялись на фоне общей серости антуража. «Под трупами я разумел не только физиологию, милая», — эхом отозвалось где-то в её сознании, а она всё не могла сдвинуться с места. Геральт отвёл взгляд в сторону другого близ расположенного склепа и направился туда, думая, что Эйлин сразу пойдёт за ним. Но она продолжала стоять, почти не моргая. Только попадающие на ресницы капли заставляли иногда закрывать глаза. Мы все встретимся по ту сторону. — Эйлин, что такое? — обернулся ведьмак, заметив, что она не пошла за ним. Непонимающе хмурясь, девушка повернулась на его голос, не разбирая значения слов. Всё-таки она окончательно пришла в себя после минутного наплыва странных мыслей и голосов и поняла, в чём дело. — Ничего. Прости, иду. Геральт ещё несколько секунд недоверчиво следил за лицом Эйлин, а она просто шла ему навстречу, перебирая обеими ладонями рукоять своего меча и смотря в пол. Её волосы совсем промокли из-за дождя, который с каждым часом шёл всё сильнее. — Всё точно нормально? Я и сам могу закончить, — предложил ведьмак, свободной рукой останавливая Эйлин, которая хотела пройти мимо него к следующему склепу. Она хмыкнула и улыбнулась уголком губ. — У меня вообще всё прекрасно, Геральт. Пошли уже, — нарочито уверенно сказала ведьмачка, ловко перехватывая правой рукой меч. «Прекрасно всё у неё… конечно, у тебя же иначе и не бывает», — говорил мысленно беловолосый, тяжело вздыхая. Последующие четыре склепа было зачищать легче, чем первый, так как они были поменьше, соответственно и гулей не такое множество. Эйлин повалила последнего монстра замертво. На неё вдруг нахлынула слабость: хотелось просто свалиться и разжать ладонь, отпустить меч. В последние дни часто на неё накатывало это желание, просто лечь и не вставать долго-долго, и каждый раз приходилось бороться с собой. С трудом она устояла на ногах и поплелась за ведьмаком на выход. Теперь чувство выполненной работы не приносило никакого удовольствия. Такое состояние уже часто бывало с ней ещё в родном мире: порой даже неделями она существовала как что-то аморфное, не имеющее ни целей, ни желаний. — Эйлин, если тебя обидел Вильгефорц… На этот раз её смех был до жути искренний — приступы не при чём. Ей просто стало смешно от того, насколько сказанное ведьмаком прозвучало как типичная фраза её покойной матери. «Кто обидел? Всех побьём, Эля, я им как дам…» — мамин голос на задворках сознания заставил улыбку моментально исчезнуть, а брови насупиться. «Нет, Эйлин, не думай, сейчас не время, нет, хватит. Всё потом, всё потом», — внушала себе она. Правильно, убегай дальше от осознания тяжёлых истин. Это ведь спасёт тебя. Это ведь так эффективно. Тряхнув головой, она вернулась в реальность, где дождь, Геральт, промокшие волосы, ждущие всадников лошади и всё прочее. — Если мне не изменяет память, он ни разу ещё не обижал меня. Всё нормально, Геральт. Так и должно быть, — не до конца понимая суть собственных слов, проговорила она. Ведьмак ничего не ответил и, отвязав Плотву, сел верхом. Эйлин последовала его примеру, и они поехали по тому же маршруту обратно домой. Отмывать клинки было негде, так что ведьмачка кое-как обчистила их магией воды. — Ты говорил, что объяснишь, как контролировать сердцебиение, — безразлично обратилась к едущему рядом ведьмаку девушка. Теперь народу почти не было, а по улицам текла грязь вперемешку с дождевой водой. Пришлось снова натягивать капюшоны. — Помню. Я просто не уверен, выйдет ли у тебя. Это же с детства, это как уметь двигать пальцами, не знаю даже, как тебя научить это делать. Да и мутации у тебя другие… — говорил ведьмак, напряжённо наблюдая за безэмоциональным выражением на её лице. «Ему не до меня. Конечно, как я могла не надоесть за всё это время, это было более чем очевидно». — Ладно, забудь, — коротко оборвала его Эйлин. Ей уже было плевать, что вода бесконтрольно капала на руки, что она неудобно села в седло. Все привычные чувства будто выпали из неё, оставив только тело и разум. Впрочем, она ведь этого и хотела, избавиться от эмоций, думала, что так будет лучше. После весьма продолжительного молчания ведьмак разорвал тишину: — Ты всегда можешь мне выговориться, выплакаться. Я всё пойму. Попытаюсь, по крайней мере. Конечно, пожалей нашу несчастненькую. Она же у нас тупой ребёнок, который банально не может сделать вид, что всё хорошо. Ты просто обременяешь всех, как всегда. Бездарность. — Ой, хватит. Не надо мне из вежливости и жалости плечо подставлять. Это даже хуже, чем если бы ты хер на меня забил, — устало закатила глаза Эйлин. Геральт прикрыл глаза, силясь утихомирить очередную волну гнева. «Старайся не делать ей ещё хуже, чем уже есть», — набатом бил голос Трисс изнутри. — Есть такая вещь, как сочувствие, Эйлин, — наконец выдохнул ведьмак. — Какое ещё сочувствие? Ты меня знаешь недели две, плевать ты на меня хотел. Мог бы просто оставить там, помахать ручкой и забыть, — вдруг внутри неё разгорелась необъяснимая злоба, она не могла боле контролировать свои слова. — Так нет же, притащил сюда, а теперь только начал понимать, что я тебе нахер не сдалась, а выкидывать уже стыдно и как-то не по-рыцарски, да?! — рявкнула ведьмачка со слезами на глазах. — Да почему ты не можешь понять, что кто-то просто хочет тебе помочь?! — в тон ей ответил Геральт. Лошади беспокойно замотали головами, не понимая, почему вдруг всадники начали повышать голоса. — Да потому что люди — конченные твари! Потому что люди ничего просто так, из доброты душевной, не делают! — Но я же сделал! — И пожалел, — уже чуть спокойнее парировала Эйлин. Несколько слезинок уже давно затерялись в текущем по лицу потоке дождевой воды. Капюшон мало спасал от непогоды. — Нет, — моментально рыкнул ведьмак, сжав челюсти чуть ли не до зубного скрежета. — А как же. Не обманывай себя, — сказала ещё немного дрожащим голосом она. — Мне лучше знать, Эйлин. Ты всё говоришь неправильно… — А что во мне правильного осталось? М? Скажет мне кто-нибудь, что от меня вообще осталось? — широко раскрытые глаза придавали её лицу оттенки безумства. Эйлин, склонив голову, сверлила его взглядом, её губы и подбородок сильно дрожали. Он понятия не имел, что ей отвечать, а молчание она могла воспринять за согласие. Но Эйлин и не ждала никаких ответов, просто говорила, почти не контролируя себя. — У меня больше ничего нет, Геральт. Мама, единственный человек, который был моей семьёй и какой-никакой опорой, мертва. Моя жизнь, работа, друзья, дом — у меня больше ничего нет. Жизнь стала кошмарным сном, а я не могу проснуться, — ломающимся голосом отрывисто говорила ведьмачка. С рваным выдохом она повернула голову вперёд и больше не смотрела в сторону наставника. Он не мог ничего сказать, в мыслях совершенно опустело после услышанного. Только в груди продолжало неприятно саднить из-за какого-то непонятного, но до жути знакомого чувства. Она ещё и ноет. Да нет никому тут до тебя дела, могла бы уже запомнить, дурочка. Закрой свой поганый рот и не порти окружающим настроение. Тебе должно быть стыдно за себя. До конца пути никто не проронил ни слова. Дождь всё не прекращался, из-за него дома и деревья казались какими-то размытыми. По дороге встречались лишь редкие недовольные извозчики и крестьяне, бегущие домой, неуклюже перескакивая глубокие лужи. Кругом всё застилала серая дымка. «Если бы я человеком под такой дождярой прошлась, то уже бы лежала с воспалением лёгких…» — одиноко мелькнула в её голове мысль. Когда она выплеснула накопившееся, пусть даже в такой невежественной форме, стало чуть легче. Нервное напряжение внутри постепенно спадало, но на его место становился стыд за то, что она вообще посмела наговорить такое единственному человеку, на которого в этом мире ей можно было положиться. «Если ему всё-таки не плевать на меня… я его обидела, наверно», — с сожалением думала ведьмачка, когда уже подъезжали к дому Лютика. Спешившись, они повели лошадей к стойлу. Девушка внезапно подала голос: — Прости, я наговорила лишнего, — виновато кривя бровями, обратилась к ведьмаку Эйлин. — Я уже говорил, что всё понимаю, — как обычно хмурясь, сказал Геральт. «Точно обидела», — поджимая губы, подтвердила про себя ведьмачка. — Просто… забудь, я не хотела на тебе срываться, — на выдохе произнесла она, закрывая за Лесей калитку стойла. Только сейчас она осознала, что действительно промокла до нитки: одежда противно прилипала к телу, с волос бесконечно капала холодная вода, заставляя моргать в сто раз чаще обычного. Мерзкие и дискомфортные ощущения. Наученная капризной погодой Кьюберга, Эйлин почти никогда не попадала под ливень без зонтика и без денег на такси. А здесь ни зонтиков, ни такси. Только промозглый дождь. Геральт, уже закончивший с закрытием своей лошади, подошёл к ведьмачке почти вплотную, заставляя ту непонимающе поднять на него ещё чуть красноватые от недавних слёз глаза. Сделав вид, что не заметил вопросительного взгляда, он стал собирать совсем мокрые каштановые волосы из низкого, сделанного набок и наспех, хвоста, в свои ладони. Этим действиям Эйлин едва ли могла найти логическое объяснение, потому продолжала сверлить Геральта недоумевающим взором, который тот успешно игнорировал. Наконец, когда вся копна лежала в его руках, он заговорил: — Порой срываться очень полезно… Когда-нибудь всё будет нормально, Эйлин, — аккуратно выжимая из её волос воду, говорил без тени ожидаемой злости или разочарования Геральт. Он снова невольно зацепился взглядом за совсем незначительную деталь — светлая прядь, одна-единственная. Среди потемневших от влаги локонов она выделялась как никогда. Обычно он всегда пытался смотреть на людей в общем, издалека; но только в ней почему-то постоянно старался высмотреть ещё какую-то мелочь, ещё какую-то подробность, а потом даже при желании не мог выкинуть их из головы.