Повествование от лица автора
Солнце снова спряталось за облаками, утро было серым и невзрачным. Ночью падал мелкий сухой снег, который уже давно смешался с грязью на тротуарах и дороге, но остался совершенно нетронутым на деревьях и крышах домов. С наступлением холодов приостановился не только природный ритм жизни, но и человеческий. В такой период лишний раз спешить, да и вообще выходить из тёплого дома не хотелось никому.
Эйлин проснулась, по привычке потянувшись рукой к тумбе за телефоном, дабы посмотреть который час, но с неприятным осознанием одёрнула ладонь обратно. Привычки больно резали голову даже самыми незначительными воспоминаниями. По крайней мере, раньше они казались незначительными. Этой ночью ничего особенного не происходило: какие-то отрывочные сновидения и на том всё. Беспокойство на секунду зажглось в груди, но тут же потухло, ведь за время пребывания в этом мире обычные сны тоже порой бывали.
Смутно вспомнился вчерашний вечер, заставляя зажмуриться и тихо выругаться от нахлынувшего стыда. Впрочем, с ней было то же самое каждый раз на утро после подобного… культурного отдыха. «Разреветься и отрубиться… м-да, годы идут, ничего не меняется. Спасибо, что Геральт хоть в порыве заботливости меня переодевать в ночную сорочку не стал», — рассматривая потолок и щупая рукава своей шерстяной накидки, думала Эйлин. От припоминания прикосновений его рук по спине пробежали приятные мурашки, а губы тронула лёгкая улыбка, но ведьмачка вмиг стёрла её. Она знала — это ничего не значит, очередное проявление учтивости и вежливости, только и всего.
Дура наивная. Как была, так и осталась. Нужна ты кому-то, ага, конечно.
— Я и так в курсе, Лилиан, — тихо процедила Эйлин, закатив глаза. С неохотой сев на кровати, она с трудом распустила ранее завязанные волосы и принялась их расчесывать. С средневековыми инструментами ухода за собой она уже почти свыклась, но, конечно, с деревянными гребнями и вязаными лентами было не так удобно, как с резинками и пластиковыми расческами.
Прислушавшись, ведьмачка поняла, что опаздывает к завтраку: Лютик и Геральт уже сидели в столовой, что-то негромко обсуждая. «Конечно, Трисс-то уехала, будить некому», — фыркнула про себя Эйлин, умываясь в стоящей на дубовой подставке бадье с водой. Расстеленная на полу шкура какого-то зверя мягко согревала голые стопы.
— О, доброе утро, голубушка! Не хотели тебя будить, — с дружелюбной улыбкой поприветствовал вошедшую в комнату ведьмачку Лютик. Геральт лишь немного кивнул, внимательно смотря на её лицо. Не без облегчения он заметил, что она выглядела довольно отдохнувшей, и всё же упорно избегающие его глаза здорово портили общее впечатление.
— Доброе. Извините, я всегда из-за алкоголя засыпаю сразу, — поджимая губы, сказала Эйлин, усаживаясь напротив уже приготовленной для неё порции.
— Да это ещё нормально. Тут некоторые личности вообще в платья переодеваются по пьяни… — издевательски покосился на друга бард, на что оный лишь гневно выдохнул. Ведьмачка попыталась сдержать смешок, но получилось весьма никудышно; словив на себе пронизывающий взгляд сидящего напротив Геральта, она замаскировала рвущееся наружу хихиканье кашлем и таки взялась за еду.
После завтрака ведьмаки занялись тренировкой, а Лютик наводил порядок на кухне и что-то негромко напевал себе под нос. Порешили на том, что теперь придётся использовать пустое пространство столовой, так как на улице становилось всё холоднее и всё неудобнее находиться. Хозяин недовольства не выказал — в комнате итак кроме деревянной мебели, канделябров и пары керамических ваз, расставленных по углам, ничего, рискующего получить повреждения, не было.
К великому удовольствию Эйлин, постепенно тренировки из нудных зазубриваний позиций и движений переходили на уровень некоего лёгкого спарринга: теперь Геральт не просто объяснял и показывал, а позволял использовать знания на практике. Такой порядок занятия намного больше нравился ведьмачке, так как в ходе чего-то более-менее похожего на поединок навык оттачивался явно быстрее. Естественно, наставник отбивался только в пол силы, при этом вставляя замечания и подсказки насчёт техники.
Спустя примерно полтора часа Эйлин уже вполне неплохо влилась в динамику и порой очень даже прытко отвечала на выпады ведьмака и начала понемногу использовать свои козыри — растяжку и различные акробатические элементы. Иногда даже пируэты пригождались.
К этому времени поэт уже занимался своей университетской работой наверху. Геральт нанёс очередной дуговой удар жердью, но вместо того, чтобы заблокировать атаку, ведьмачка сильно прогнулась в спине, позволяя «оружию» пролететь над головой. Затем резким движением она перенесла руки, горизонтально удерживающие шест, за голову и молниеносно ударила чуть опешившего наставника правой ногой немного ниже подбородка прямо во время сальто.
— Ой, извини, — виновато покривила губами уже вернувшаяся в исходное положение Эйлин.
— Нет, это хорошо, что ты используешь свою физическую подготовку, немного неожиданно просто получилось в этот раз, — кашлянув, сказал ведьмак. — Думаю, на этом можем закончить, мне нужно ехать.
— Ладно, — кротко кивнула Эйлин, оставляя свою жердь возле одного из шкафов. «Не буду спрашивать зачем, не моё дело, в конце концов. Боже, сейчас с этими иллюзиями манаться ещё, понапридумывали тут хрени на этой Старшей Речи, теперь сиди и учи как дебил по транскрипциям…» — мысленно закатила глаза она, поднимаясь на второй этаж.
Около двух часов ведьмачка сидела на кровати, окружённая желтоватыми пергаментами и обшарпанными книгами. Их запах, схожий с тем, как пахли старые тома классики из школьной библиотеки, делал атмосферу в комнате гораздо уютнее. Не хватало только кружки горячего чая да приглушённых звуков включённого телевизора соседей сверху… уже давно не хватало, честно говоря. Всякая мелочь, напоминавшая о доме, который уже не вернуть, больно отзывалась изнутри. Каждую минуту хотелось просто выглянуть в окно, и увидеть не облачённый в туман и лёгонький слой снега Оксенфурт, а дождливый Кьюберг, со всеми пёстрыми рекламными вывесками, серыми домами с треснувшей штукатуркой и бесконечными очередями из машин. Но это всё из привычной рутины превратилось в жалкое и нечёткое воспоминание.
Мать, где-то там, под наверняка обвалившимся зданием больницы… её ведь даже похоронить некому. Быть может, она была далеко не самой образцовой матерью, однако Эйлин почти никогда не обижалась на неё за это. Она лучше, чем кто-либо, знала, через какой ад проходила эта женщина буквально каждый день. Да, было обидно, когда родной маме было плевать на то, что дочь часто возвращалась домой поздно ночью, было обидно, когда она жутко срывалась на ней из-за сущих мелочей, обидно, что временами почти не интересовалась учёбой и жизнью Эйлин в принципе. И всё же теплота в их отношениях мелькала, а Эйлин с малых лет училась хвататься за эти проблески, чтобы хоть на миг забывать все крики, синяки и слёзы.
«Что-то я отвлеклась…» — тряхнув головой, подумала ведьмачка. С усилием она подавила ком в горле и продолжила изучать оставленные наставницей материалы.
За весь этот период обучения более сложным магическим приёмам не раз и не два приходилось сталкиваться со Старшей Речью, но, так как Трисс не могла параллельно ещё и усиленно учить Эйлин этому языку, чародейка просто писала на всеобщем то, как звучат сами заклинания. Таким образом было тоже не шибко легче, но вот уж экстренного курса обучения «второму иностранному» голова ведьмачки бы точно не выдержала. Посему оставалось лишь запоминать бессмысленные наборы звуков, как-то пытаясь связать их с требуемым магическим эффектом. Также она не могла не поблагодарить Трисс за то, что та научила её магическому приёму, который исправно помогал во время приступов, так что теперь можно было пресечь отвратные ощущения беспомощности тела пред самим собой на корню, а не терпеть по десять минут эти постылые выворачивания наизнанку.
Усердно просидев над записями ещё около получаса, Эйлин, устало вздохнув, свалилась на подушки.
— Как же я уже заеб… — прошептала было она, но услышала неторопливый стук в дверь. — Входи! — прикрикнула, мигом выпрямляясь, ведьмачка. Это, естественно, был Лютик: переодетый в другие одежды (на сей раз изумрудных оттенков), даже в шляпе, с небольшой стопкой каких-то тетрадей в руках. «Господи, мне бы так над своим внешним видом к тридцати семи годам париться…» — быстро окинув вошедшего взглядом, думала она, рефлекторно приглаживая свои растрёпанные во все стороны волосы.
— Присцилла приглашала тебя в их поместье. Чудное место! А флигель Присси и вовсе очаровательный! Как раз сможете объясниться с глазу на глаз, а я почитаю её последние работы, — воодушевлённо изрёк поэт, всем своим видом показывая, что отказ не принимается. Он знал, что это наглая манипуляция, так как совсем недавно сам говорил, что это «исключительно её выбор», но ещё вернее он знал, что ей нужно найти общий язык с кем-то кроме него и двух наставников. Присси — идеальный, надёжный кандидат. Да и оставлять Эйлин одну дома ему не хотелось — мало ли, что в эту необычную голову может взбрести в полном одиночестве.
— Кхм… хорошо, но мне надо хотя бы собраться, — неуверенно проговорила она.
— Конечно-конечно, голубушка, скорее переодевайся, я подожду тебя внизу, — затараторил бард, а затем, закрыв дверь, направился к лестнице.
«Зачем мне это всё… эти иллюзии, эти Присциллы…» — неопределённо думала ведьмачка, переделывая хвост уже раз четвёртый за день. Не желая сильно задерживать Лютика, по окончании сборов она стала натягивать шерстяную кофту поверх рубахи уже спускаясь на первый этаж. На поясе как всегда был закреплён меч, а тёплые брюки не слишком облегали рельефные ноги.
— Ты как раз вовремя, кучеру, посланному из их дома, даже ждать не пришлось, — мельком оборачиваясь к окну, сказал Лютик. Он уже был закутан в плотный плащ, из-под которого еле видны были кожаные сапоги. «И так вот всю зиму обматываться придётся… в Кьюберге такая холодина максимум недели на три бывала», — думала Эйлин, надевая верхнюю одежду. Только что прибывший извозчик рьяно поправлял вязанный головной убор, периодически потирая алые от холода руки.
Морозный воздух сильно ударил в лицо, цепко щекоча кожу. Леся в стойле со скучающим видом перебирала копытами, не обращая на окружающий мир почти никакого внимания. Лютик и Эйлин благополучно сели в экипаж, затем ямщик небрежно хлестнул лошадей и колёса стали постепенно набирать скорость на покрытой снегом и грязью дороге. Тряска, громкий шум от копыт и проникающий внутрь сквозь решётчатые оконца ветер были совершенно непривычны для человека, всю жизнь использовавшего либо такси, либо метро, и всё же Эйлин была довольна новым опытом. Она внимательно осматривала устланные мехом сидения, резьбу на дереве и белёсый пейзаж, трудно видимый сквозь многочисленные прутья. «Ну, в этом транспорте тоже есть свои плюсы… экологичность, например», — рассеянно думала ведьмачка, слушая, как рядом сидящий бард листал какие-то записные книжки, которые зачем-то прихватил с собой.
Геральт уже давно уехал: работу-то никто не отменял, даже при условии, что кризис, связанный с растущей популяцией монстров пока что мало коснулся Оксенфурта и близ лежащих поселений. Было очевидно, что это скорее затишье перед бурей, нежели удачное положение, так как с Веленских болот люди мигрировали целыми деревнями, разбегаясь кто-куда, лишь бы подальше от угрозы быть либо съеденными заживо чудищами, либо заморенными голодом.
Да и не сказать, что в Оксенфурте совсем уж сложно находить поручения: достаточно было зайти в любую корчму, снять капюшон и сесть на самом видном месте, чтоб в ближайшее время к «мастеру ведьмаку» подскочил какой-нибудь потенциальный заказчик. А там уже решать Геральту: сделать всё самому либо же взяться за работу с новоиспечённой ученицей. Впрочем, выбор был несложный, ибо если попадалось чудище опаснее среднестатистического трупоеда, соучастие Эйлин вмиг отпадало. Заштопывать ей потом раны и лечить переломы не хотелось совершенно, учитывая ещё и то, что ведьмачьи эликсиры могли на неё не действовать, а может и вовсе губительно сказываться на организме.
Спустя около получаса неспешной поездки поместье вдовы Софьи де Клех (тёти Присциллы) показалось среди покрытых инеем деревьев. Город остался чуть позади, из фасадных окон большого дома Оксенфурт мог быть виден лишь в общих очертаниях. Знобкая светлая мгла вокруг заставляла невольно вжиматься в сиденья и одежду поплотнее, а высаженные вдоль дороги мёртво застывшие тополя словно пробивались сквозь туман насильно. Лютик, явно привыкший к подобной погоде, мало смотрел в решётчатые оконца; он был чересчур занят выискиванием чего-то на плотных пергаментных страницах кожаной книжицы, несмотря на то, что освещение в карете было весьма скудное. А вот Эйлин окружающая обстановка повергала в противоречивые ощущения, даже немного приятные. Мрачная красота, промозглое сочетание чёрных и белых оттенков буквально везде — от видения этого хотелось, чтобы ямщик гнал лошадей в каких-угодно направлениях, лишь бы не останавливался. И тем не менее что-то настораживающее и щемящее витало в морозном воздухе.
Но самое главное, что она не могла не заметить, — это то, что в этой красоте был свой неповторимый характер, тогда как смотря вокруг себя, идя по улицам Кьюберга, в голове всплывали лишь ассоциации со словами «безвкусица» и «покорность». Словно все эти огромные дома и дешёвые памятники стояли на земле не потому, что просто стояли, а потому что их кто-то силой заставил, жестоко принудил. Поэтому все люди предпочитали смотреть себе под ноги, к тому же так можно было не бояться, что ты ненароком навернёшься из-за какой-нибудь ямы или криво поставленной тротуарной плитки. Лучше бояться, чем испугаться, да?..
Сад поместья был просторным и выполненным просто, но не без изящества. Прямая щебневая дорога, по которой двигался экипаж, была направлена прямиком к резным дверям дома. Каменные массивные стены, аккуратные окна, клубы дыма, поднимающиеся от крыши — особняк выглядел безопасным и надёжным местом.
— Снаружи выглядит уныло, знаю, но внутри очень славно! — оживился бард, заметив, что карета уже остановлена у порога дома. Ловко перехватив все свои вещи, он отворил дверцу и вышел на улицу. — Вон там, справа, флигель Присциллы. Местечко милейшее! — продолжал тараторить Лютик, галантно подавая свободную руку вылезающей из столь непривычного транспорта Эйлин.
Кучер уехал куда-то вглубь сада, а приезжие зашли в дом. Поэт не врал: внутри и впрямь было уютно и тепло. Вмиг к ним подбежали две служанки, помогая избавиться от верхней одежды и часто опасливо озираясь на странные глаза ведьмачки. Одна из них, повесив плащ на локоть, кротко заговорила:
— Вам-с угодно к госпоже де Клех? Уж с утра как поплохело-с, из-за сердца говорят-с, никак не может-с принять…
— Голубушка, передай ей мои искренние пожелания о скорейшем выздоровлении, будь добра, — перебил девушку Лютик, говоря сие, видимо, исключительно из вежливости. — Присси у себя ведь?
— Да-с, госпожа Присцилла у себя-с, конечно. Пройдёмте-с, господин де Леттенхоф…
— Не стоит, голубушка, я прекрасно знаю, куда идти, — обезоруживающе улыбнувшись явно оторопевшей служанке, сказал Лютик, уверенным шагом направляясь правее по коридору. Везде уже были зажжены свечи, шкуры животных весьма внушительных размеров и чучела на стенах погружали Эйлин в атмосферу какого-то старого исторического произведения. Спешно окинув взглядом всё помещение ещё раз, она пошла за бардом. Мебели было довольно мало, но по имеющейся было видно, что она без сомнений твёрдо простоит здесь ещё лет двадцать, судя по качеству дерева и отделки.
Лютик резко остановился напротив нужной двери и несколько раз настойчиво постучал. Эйлин не могла не уловить звука скорых лёгких шагов, послышавшихся после первого же стука. В тот же миг дверь отворилась, а из проёма выскочила Присцилла, облачённая в довольно простое платьице кирпичного оттенка. Золотистые волосы, как всегда, прямыми прядями ниспадали на плечи и спину.
— Здравствуйте! — с оживлённой улыбкой сказала она, посмотрев на пришедших. Поэтесса мимолётно коснулась поцелуем губ Лютика, затем пропустила всех внутрь.
Комната была просторная, чем-то напоминала Эйлин типичную квартиру-студию по структуре: мебель для самого разного использования в одном помещении, большие окна с видом на белёсый от инея сад, никакого явного разделения между предметами. Здесь была и кровать, и письменный стол, и место для омовения, и клавикорды, и шкаф с книгами. Всё было выдержано в неброских тонах, а некий творческий беспорядок придавал комнате только больше шарма.
— Ну, где ж твоя пьеса, Присси, я сгораю от нетерпения, — проговорил бард, с лёгкой ухмылкой оглядывая знакомую обстановку. Ведьмачка лишь спокойно стояла в стороне, уже мысленно подбирая подходящие слова для будущей беседы.
— Да-да, секунду, здесь мои черновики, глянь, будь так любезен… но это ещё не оконченная работа, само собой. — Присцилла подскочила к столу, небрежно перебирая пергаменты и кожаные записные книжки, Лютик же пошёл в том же направлении, оставив пёструю шляпу на ближайшей тумбочке.
За окном начинало неспешно темнеть, в саду было гнетуще безлюдно. Лишь изредка птицы садились на заледенелые ветви старых деревьев и кустарников, рассаженных в чёткой последовательности. Пока поэты о чём-то переговаривались, Эйлин стояла у окна возле книжного шкафа, перебирая ткань рукавов в пальцах и индифферентно разглядывая идеально округло остриженные кусты, вероятно, сирени. «Госпожа де Клех явно перфекционистка, всё так ровненько, сантиметр к сантиметру», — рассуждала про себя ведьмачка, как вдруг увидела какое-то подозрительное движение в глубине сада, там, где уже начинался лес. Неприятное предчувствие кольнуло внутри, но она быстро сослалась на то, что это наверняка была какая-нибудь лиса или собака.
В отличии от коридора и прочих комнат, здесь были зажжены свечи лишь в некоторых местах, Присцилле никогда не нравилось изобилие совершенно ненужного света. Договорив с Лютиком, она мигом подошла к ведьмачке.
— Ну как тебе у нас? — поинтересовалась, склонив голову, поэтесса.
— Красиво, уютно. Я никогда в таких домах не была. — «Потому что в двадцать первом веке это всё осталось разве что в музеях… которые я тоже особо не любила», — дополнила мысленно она, снова невольно цепляясь взглядом за шрамы на лице визави. А та лишь удивлённо вскинула брови. Видимо, несколько театральные повадки присущи всем бардам.
— Как же не была? На Севере каждый третий дом обставлен так же! — сказала поэтесса, откидывая локоны с правого плеча на спину. Эйлин в ответ лишь пожала плечами. — Присаживайся, чего нам стоять, — она кивнула в сторону двух кресел, расположенных подле высокого книжного шкафа.
Ведьмачка чётко видела в лице собеседницы ожидание разъяснения, но предвкушение этого странного разговора смущало её. Когда сели, Присцилла не спешила говорить, а только с интересом заглядывала в глаза Эйлин. Кратко выдохнув, ведьмачка таки начала рассказ.
— В общем, тебе, наверно, интересно, откуда я… очень дурацкая история, да и не думаю, что ты поверишь…
— Я внимательно выслушаю и поверю, что за сомнения? — перебила девушку Присцилла так, словно они знакомы сто лет, а не пару дней, и что сомнений между ними никаких быть не может.
— Ну, ты сама захотела…
Около часа Эйлин силилась максимально понятно рассказать сию неординарную историю своего появления в этом мире. Присцилла не могла скрывать откровенного шока, не один раз Лютику приходилось отвлекаться от чтения работы возлюбленной, дабы подтверждать слова ведьмачки. Под конец она даже расплакалась, приведя Эйлин в совершенное недоумение. Конечно, ей и самой было так себе от разворошённых сызнова воспоминаний такого не шибко приятного характера, но, чтобы практически незнакомый человек разрыдался… это было для неё непонятно. Лютик окончательно отвернулся от прежнего занятия, настороженно наблюдая развернувшуюся картину.
Вдруг Присси вскочила на ноги и притянула ведьмачку за руку к себе. Она что-то невнятно причитала, обнимая и иногда целуя в лоб опешившую Эйлин. Теперь та вообще мало понимала, что происходит. Когда Присцилла чуть успокоилась и отстранилась, утирая рукавами слёзы, ведьмачка растерянно подала голос:
— Т-ты чего?..
— Ужасно! Это ужасно! Бедняжка, какой кошмар! — напряжённо качая головой восклицала Присцилла, расширенные глаза лихорадочно перебегали с лица визави на пол и обратно. — Как ты можешь говорить это так? Ты ведь ничего не сделала, но как будто заслужила всё, что произошло! Ужас! Ты не одна, ты всегда можешь прийти ко мне, Эйлин, всё обойдётся. Такие страшные вещи происходят только с самыми хорошими людьми, — безостановочно тараторила поэтесса, рьяно потирая глаза рукавами. «Ого, остались ещё те, кто делят людей на хороших и плохих, фантастика», — скептично подумала ведьмачка, глядя на постепенно утихомиривающуюся Присси.
— Ты преувеличиваешь… — только смогла проговорить Эйлин.
— Ах, никак нет! Расскажи, как ты чувствуешь себя? Как ты можешь говорить об этом так спокойно? — не прекращая отрывисто мотать головой, не прекращала своей тирады Присцилла. — Садись, расскажи мне, как ты так холодно говоришь о таком! — сев обратно на своё место сказала она. Действительно, лицо ведьмачки теперь не выражало ничего, кроме лёгкого недоумения. Она последовала примеру визави, пытаясь понять её вопросы.
— Я… у меня иногда просто нет сил плакать и жалеть себя, — апатично ответила Эйлин, не отводя стеклянный взгляд от поэтессы, которая всё ещё тщетно пыталась усмирить собственное дыхание. — И иногда осознание того, что я никчёмная и абсолютно чужая здесь мошка не кажется таким уж удручающим. Я просто жду, когда меня прихлопнут, наверно. Да, именно, надоедливая мошка, так оно и есть, — уныло усмехнулась ведьмачка, плавно переводя взгляд в пол. Внутри опустело, будто все чувства разом провалились куда-то настолько глубоко, что почти невозможно было дотянуться.
— Это ужасно, Эйлин, нельзя так… — уже более слабым голосом парировала поэтесса, нервно озираясь по сторонам и резко дёргая правым коленом. Лютик так и наблюдал за их диалогом, сдерживая себя от вмешательства. Он знал, что Присцилла точно отреагирует с излишним драматизмом, но по-другому ведь никак, выбор невелик. — Ты, видимо, думаешь, что тебя тут никто не любит, никто не ждёт…
— Не думаю, а знаю. Да и банально не за что меня любить и ждать, так что предпочту воздержаться от сахарных фантазий, — не стирая с лица напускную ухмылку, перебила Эйлин, снова поднимая взор на собеседницу.
— Не глупи, всех людей кто-то да любит, многие не догадываются об этом, а многие просто глупцы, — говорила Присцилла, стирая с щёк последние слезинки. — Бывает, такие отвратительные люди находят любовь, а ты! Красивая, умная, единственная в своём роде, вот таких как мы с Лютиком — целый Континент, а ты одна!..
— Вот видишь! — перебила, вскинув руку в направлении поэтессы, Эйлин. — Всё правильно. Я одна. Была, есть и буду, и я больше не собираюсь делать из этого трагикомедию. Мы получаем, что заслуживаем. Вот и славно, думаю, я получила очень даже сполна.
— Эйлин, ты снова тянешь одеяло в одну и ту же сторону, — таки вставил слово Лютик, недовольно поджимая губы. — Везде есть баланс, а ты тщетно пытаешься затушить пламя трагедии вялыми капельками комедии, словно так станет легче. Только вот легче не станет. Тебе нужно время чтобы смириться и привыкнуть, перегореть этим, а ты упорно не желаешь этого делать из совершенно непонятных мне соображений, — чуть строгим тоном сказал поэт, с глухим постукиванием перебирая пальцами по лежащему на столе исписанному пергаменту. Присцилла хмуро опустила голову, вероятно, соглашаясь с ним.
— Тебе легко говор… — начала было ведьмачка, но сидящий в полуобороте Лютик опять опередил её.
— Да, мне легко говорить, но не думай, что я обесцениваю твои чувства и проблемы. Мне не понять, но, сама знаешь, издалека картина всегда открывается полнее. Может, стоит попытаться отдаться своим чувствам, а не закапывать их? От них ведь в любом случае никуда не деться, — рассуждал неспешно поэт. Не переставая дёргать коленом, Присси внимательно наблюдала за мрачным выражением лица ведьмачки.
— Лучше бы их вообще не было, чувств этих поганых… — процедила Эйлин, глядя сквозь барда и машинально теребя ткань рукавов в ладонях.
— Если бы мы жили без чувств, то… зачем тогда вообще жить? — удручённо произнесла Присцилла, склонив голову к плечу. Светлые локоны небрежно упали на шероховатую обивку кресла. Ей трудно дался рассказ Эйлин, а переварить весь этот разговор и навести порядок в голове было ещё труднее.
После этой фразы в голове ведьмачки опять резко опустело: словно беззвучный взрыв стёр всё, все мысли, напрочь. Её брови невольно искривились от внезапного осознания:
— Это так отвратительно… бояться жить, бояться умереть. Этот вечный страх жрёт меня изнутри, — рвано выдохнула она, опустив взгляд в пол.
— Любой страх можно побороть, но важно же руководствоваться не только холодным голосом разума, а всем своим существом, — сказал Лютик. Воцарилось довольно продолжительное молчание.
Почти окончательно стемнело, в сумерках просторный сад выглядел ещё более гнетущим, зато ненавязчивое сияние сальных свечей тепло ласкало окружающие предметы. Где-то в коридоре сновали слуги, изредка перекидываясь между собою короткими фразами.
— Мне только одно совершенно непонятно, как он всё-таки умудрился так попасть в другой мир?.. — задумчиво пробормотала Присси, безынтересно осматривая пыльные книжные полки над собой.
***
— Ужасно странная история, ужасно странная… но расскажи мне подробнее, как именно ты так… переместился? — заправляя за ухо короткую насыщенно-рыжую прядь, вопрошала Шани. Она сидела за обширным столом, на котором был почти идеальный порядок. Канделябр, стоящий на оном, ярко подсвечивал её уставшие зелёные глаза.
Уже около пары часов Геральт провёл в гостях у медички, прямо в её рабочем кабинете, расположенном в небольшом трёхэтажном доме близ Оксенфуртского порта. Везде были щедро расставлены горшки с различными растениями, на стенах висело множество пергаментов с анатомическими схемами, а в воздухе неизменно стоял запах трав и медикаментов. Сколько бы лет не прошло, здесь почти ничего не менялось. В этом отчасти больничном здании всегда присутствовало неуловимое очарование.
— Не могу не согласиться, произошло всё действительно очень странно, — чуть нахмурившись ответил Геральт, сидящий напротив, на месте, где обычно восседали потенциальные больные или практиканты. — Я тогда был на востоке Каэдвена, в какой-то деревне. Там предложили заказ, мол, полуденница уже всем крестьянам нервы измотала, умертвила разом трёх или четырёх мужиков. Пошёл я, значит, работу свою работать, а это оказалась нихера никакая не полуденница. Это была, мать её, Пряха — выжившая после встречи с Цири ведьма с Кривоуховых болот.
— Бред какой-то… Кривоуховые топи же в Велене, — закачала головой Шани, продолжая изредка откидывать пряди волос назад.
— Вот именно! Эта курва сумасшедшая специально долгое время набиралась сил, чтобы отомстить за своих сестёр, а так как Цири… сама знаешь, то она решила на мне отыграться. Вот и, сука, отыгралась, — приподняв бровь, повествовал ведьмак. — Если бы Лютик тогда не связался с Трисс и Йенн, не знаю, сколько бы я ещё на шее у Эйлин мог просидеть. А, ну да, нисколько, их город же атаковали, так что просидел бы я разве что под развалинами многоэтажного дома, — открыто иронизируя над собственным положением, говорил он.
***
Остаток вечера был проведён вполне приятно. Вскоре служанка принесла закуски и вино, и ужиная, они пытались поднимать более нейтральные темы, типа погоды и предстоящего праздника Саовины. А после трапезы, дабы отвлечь себя и дам от угрюмых мыслей, Лютик принялся исполнять различные шутливые отрывки из баллад, используя лютню Присциллы. Для пущего эффекта он даже, пританцовывая, расхаживал по комнате. В один момент девушки всё-таки не выдержали его нарочито трагического лица во время исполнения песни о каком-то свинопасе и в унисон прыснули от смеха. Окончив исполнение сей композиции, бард с чувством выполненного долга прочистил горло и отложил лютню в сторону, а Присси уже давно интересовал один вопрос, который она, перестав хихикать, и задала ведьмачке:
— А у вас музыка отличается, наверно?
— Конечно, у нас такое уже лет пятьсот не поют, — поджав губы, ответила Эйлин.
— Спой нам что-нибудь! — тут же загорелась энтузиазмом Присцилла, чуть ли не подпрыгнув в своём кресле. Лютик также согласно закивал.
— Так вы же не поймёте ничего… — попыталась выкрутиться ведьмачка, не стирая с лица чуть насмешливой ухмылки.
— И что теперь? Потом переведёшь немного и поймём, — не отступала ни в какую поэтесса.
— Да я и петь почти не умею…
— Все петь умеют! Давай-давай! — несколько по-детски капризным тоном сказала Присси. Бард, снова сев боком за письменный стол, сдерживал смешки кулаком.
— Господи, ладно! — сломалась Эйлин, неопределённо взмахнув руками. — Дай мне хоть подумать чуть-чуть.
Спустя пару минут, в памяти таки всплыла песня* с вполне незамысловатым текстом и приемлемыми для диапазона её голоса не шибко сложными нотами. Прокашлявшись, она начала довольно тихо и тонко напевать первый куплет, стараясь не глядеть на слушателей:
I am not the only traveler
Who has not repaid his debt
I've been searching for a trail to follow again
Take me back to the night we met…
С еле видной улыбкой Присцилла внимательно слушала совершенно непонятный пока набор слов, с удовольствием замечая совершенно незнакомую ей структуру мелодии. Лютик испытывал несколько смешанные чувства от аккуратной и робкой манеры пения ведьмачки. А та, к своему удивлению, почти не ощущала неловкости и даже не заметила, как уже наступил последний куплет:
I had all and then most of you
Some and now none of you
Take me back to the night we met
I don't know what I'm supposed to do
Haunted by the ghost of you
Take me back to the night we met…
— Как интересно! Вы там, наверно, все грустные ужасно, Эйлин! Я ещё понятия не имею, о чём поётся, и всё равно слёзы сдерживаю, это ж надо было такую мелодию горькую выдумать… — с весьма противоречивым выражением лица говорила Присси.
— Очень даже мило ты поёшь, голубушка, нечего стесняться… так о чём же это? — спокойно осведомился поэт, занимая свои руки бессмысленным перебиранием бумаг на столе.
— Ну, так сложно пояснить. У нас песни устроены так, что каждый может вывести из них личное значение, смысл. Нет конкретного сюжета или персонажей, в основном, — неопределённо ответила Эйлин. — Но вообще, это, как я понимаю, о путнике, который мучается расставанием с любимой, о его чувствах.
— Вот, без чувств людям никуда, Эйлин. Даже ваши печальные песни твердят об этом, — чуть выгнув брови, сказала Присси. Ведьмачка в ответ лишь хмыкнула, продолжая переминать пальцами ткань кофты.
Спустя ещё один период недолгого молчания, Эйлин спохватилась:
— Так, уже совсем поздно, мне пора возвращаться.
— Это ещё зачем? У нас же куча гостевых комнат, я думала вы оба останетесь, — сказала Присцилла, в недоумении поведя подбородком.
— Да нет, не могу. Мне вставать рано, у меня тренировки, — твёрдо произнесла ведьмачка, решительно поднимаясь с кресла. Присси покосилась на Лютика, а тот легко закивал, подтверждая её слова.
— Хорошо, я тогда скажу кому-то, чтоб кучера нашего послали, отвезёт тебя, — с нотками разочарования проговорила поэтесса, также поднимаясь с своего места.
Попрощавшись с Лютиком, который снова возвратился к изучению каких-то записей, Эйлин вышла в коридор и направилась к прихожей, где висели их верхние одежды. Присси подошла спустя несколько минут в сопровождении той же девушки, которая принимала гостей, когда ведьмачка уже оделась.
— Подожди немного, ямщик приготовит лошадей и подъедет к ступенькам… ты можешь идти отдыхать, Мари, — обернулась к опустившей голову служанке поэтесса, после чего оная, кротко поклонившись, ретировалась. — Ладно, спокойной ночи, Эйлин, — выдохнула Присси, заключая визави в объятия. Чуть отстранившись, она снова приблизилась и несколько раз невесомо поцеловала её в висок. В последний раз взглянув в глаза ведьмачки, Присцилла исчезла за одной из дверей весьма длинного коридора.
Эйлин не хотела стоять и ждать в прихожей, посему, отворив довольно плохо поддающиеся двери, она вышла на улицу. Холод знакомо защипал кожу, запах сухого снега ударил в лёгкие. Кромешная тьма начиналась там, где свет из окон не мог достать, где фонари не были зажжены. Ни одной звезды на небосводе. Где-то вдалеке копошился кучер, никак не могший совладать с какой-то заевшей застёжкой. «Видимо, ждать ещё минут десять, судя по его пыхтению», — подметила про себя Эйлин, спускаясь со ступеней на дорогу. Под ногами гулко зазвучал щебень. Она стала бесцельно ходить туда-сюда, посматривая в кое-где подмёрзшие окна и на тускло светящие фонари.
Вдруг, откуда-то сверху послышались весьма и весьма подозрительные звуки. Ведьмачка вмиг застыла и, максимально прислушавшись, подняла голову наверх. Неестественный, буквально секундный стук черепицы, сиплое, чересчур медленное дыхание. Луна еле-еле проглядывала промеж плотной пелены облаков, но даже её хрупкого света хватало, чтобы очертить силуэт очевидного источника шума.
— Ох, блять, — хрипло ругнулась Эйлин, резким движением вытягивая меч из ножен. Тяжёлый плащ упал в сторону, прямо наземь. Она начала медленно пятиться, уходя как можно дальше от звуков копошащегося где-то слева конюха.
Существо заметило, что его увидели, и стало приближаться к самому краю крыши. Ведьмачка теперь могла вполне разглядеть, что чудище было примерно ростом с человека, но с странной формой головы и корпуса в целом. В черепе словно были какие-то две округлые выступающие сферы, туго обтянутые шершавой блеклой кожей, глаза в темноте сверкали тупым бешенством. Адреналин заставлял концентрироваться по полной, инстинкты подсказывали, что схватка не будет лёгкой ни в одном проявлении. Это был гаркаин, низший вампир, о чём Эйлин узнает только позднее.
Пока тот готовился к прыжку, с маленьким облегчением она приметила, что конечности его довольно худощавы, да и было такое впечатление, что монстр либо чересчур молод, либо ослаблен чем-то. Его движения были не очень резки и ловки, в отличии от ему подобных. Он часто медлил и не нападал сразу.
В секунду чудовище приземлилось в нескольких метрах от Эйлин, на удивление, почти бесшумно. Как только она увидала противника вблизи, захотелось вырвать, расплакаться и убежать, но она упрямо противилась сему желанию. «К такому меня жизнь не готовила… и Геральт, кстати, тоже», — обречённо пронеслось в её голове, а она продолжала неспешно пятиться от вампира в обратном направлении. На холод, пробирающий насквозь, было уже глубоко плевать. Кожа и мышцы на нём были прикреплены словно в хаотичном порядке, противно всяким законам анатомии, а мясистая морда жутко напоминала летучую мышь. Приподнявшись, он во всё ещё полусогнутом состоянии так же медленно приближался к Эйлин.
«Чем дальше от дома, тем лучше. Надо использовать магию и меч одновременно», — соображала, пытаясь взять себя в руки, ведьмачка. Она крепко перехватила рукоять правой рукой, а левой приготовилась управлять заклинаниями.
Вдруг гаркаин издал протяжное шипение, в одночасье посылая какие-то ультразвуковые импульсы, на пару мгновений оглушившие Эйлин, но та кое-как смогла оградиться Квеном от дальнейших когнитивных ударов. Поняв, что одними ментальными атаками вампир жертву не повалит, он, снова издав утробный рык, совершил прыжок навстречу. Ведьмачка успела отскочить, но одна когтистая лапа таки резанула поверх лодыжки, разрывая кожный покров и ткань штанов. Ругнувшись под нос, она, лихорадочно обдумывая свой дальнейший план действий, заметила, что совсем рядом есть горящий фонарь. Недолго думая, Эйлин магией высвободила пламя через прорези в стекле и с силой мазнула прямо по морде уже собиравшегося совершить очередной выпад соперника. С хриплым выдохом сквозь мириады острых зубов, тот прикрыл голову лапой.
Дом остался где-то позади, она надеялась, что никто не увидит этой схватки. Тем более больная на сердце хозяйка. Гаркаину не понадобилось и минуты, чтобы забыть о новоприобретённом увечье и возобновить атаку. На сей раз он был ещё быстрее и гневнее, поэтому еле как увернувшись корпусом, ведьмачка всё-таки сделала невольный кульбит из-за ещё более мощного удара по ноге. На левом колене теперь красовалось несколько довольно глубоких порезов, от боли она не смогла сдержать глухой стон. Снег вперемешку с землёй на открытых ранениях чувствовался адским покалыванием, нижние конечности словно онемели и не могли нормально функционировать.
«Ну всё, пизда тебе», — зло подумала она, проговаривая нужное заклятие и решительно вскидывая свободную руку над собой. Вампир уже было хотел прыгнуть, но застыл, так и не сделав желаемого. Жидкость в его организме приостановила движение, превращая опасного монстра в беспомощное тело, безвольную скульптуру. С титаническим усилием поднявшись на ноги и одной рукой удерживая действие заклинания, а второй стискивая меч изо всех сил, Эйлин с триумфальным рычаньем со всего размаху вонзила клинок прямо в середину горла гаркаина. На лицо редкими каплями брызнула чужая кровь. С облегчением отпуская магию, она с трудом вытащила меч из гортани тут же повалившегося наземь противника. Завидев, что оный ещё немного движется, она встала сверху и ещё несколько раз угодила остриём в разные области уродливой головы.
— Спокойной ночи, блять, — выплюнула брезгливо Эйлин, вытирая клинок об итак уже испорченные штаны. Теперь вампир был точно обезврежен.
— Госпожа! Что произошло?! Ваши ноги… — истерически залепетал конюх, хватаясь за свою нелепую шляпу. Ведьмачка уже подходила к стоящей у дома карете, предварительно прихватив с собой плащ. Она пыталась не обращать внимания на режущую противную боль. «Дома обработаю, у Геральта или у Трисс в комнате должно быть что-то», — говорила себе ведьмачка, чуть прихрамывая в направлении экипажа.
— Без паники, у вас там тварь какая-то завелась, я её убила. Вези домой, потом сами разберётесь, — неохотно прервала его она, с трудом залезая в карету.
— Боже, небось в соседнем заброшенном поместье опять зараза развелась! Я быстро, быстро, простите… — продолжал бессвязно восклицать извозчик, закрывая за девушкой дверцу. Сев на козлах, он сильно хлестнул лошадей, и те тотчас понеслись прочь из сада. Стеклянные колбы со свечами, прикреплённые снаружи кареты дабы освещать дорогу, застучали по дереву.
Эйлин уже долгое время было всё равно на лютый ночной холод, она просто устроилась настолько удобно, насколько позволяли ноющие ноги, в самом углу, и подтянула к себе какую-то шкуру, силясь не вымазать её своей кровью. Плащ небрежно кинула подле на сиденье — не хотелось пачкать и его тоже. Слабым жестом вытерла с щёк багровые капли рукавом. Усталость позволила немного вздремнуть даже в беспрерывно трясущемся экипаже.
— Госпожа! Вы без сознания? Боже спаси и сохрани, что-ж делать-то… — суетился у кареты кучер, то сжимая, то разжимая в руке свою шляпу. В доме Лютика почти нигде не горел свет. Нахмурившись, Эйлин нехотя приоткрыла веки.
— Всё норма… нормально, — слабо сказала ведьмачка, потирая виски обоими ладонями.
— Опирайтесь мне на плечи, я Вас отведу, не нужно ножки-то тревожить, — бубнил мужчина, подставляя спину. Но он вмиг выпрямился, услышав звук открывающейся входной двери. — О, сударь, Вы вовремя, тут госпожа…
— В чём дело? — напряжённо сведя брови к переносице, процедил ведьмак. Стоящий в воздухе железный запах сильно напряг его. Услышав знакомый хриплый голос, Эйлин сразу выпрямилась и стала пытаться самостоятельно вылезти из кареты, покрепче сжав зубы, дабы не выдать своих реальных ощущений.
— Нормально всё, не о ч… ай-яй-яй… не о чем беспокоиться, — кривясь от очередной волны ужасного жжения из-за смены позы, проговорила ведьмачка. Завидев её глубокие порезы и мокрые от крови штанины, Геральт сердито выдохнул, жестом останавливая её и отталкивая конюха в сторону.
— Не рыпайся, — приказным тоном сказал он, протягивая руки под её спину и ноги.
— Да я сама могу, — пробормотала Эйлин, окончательно придя в себя от дрёмы.
— Ты себе связку или сухожилие в колене разорвать хочешь? Если оно, конечно, ещё не разорвано, — оперевшись руками о сидение, строго прошипел прямо в лицо ведьмачке он. Она только молча уставилась на него, сверкая лазурными радужками глаз. — Вот именно. За шею возьмись. А ты, — обратился он к обеспокоенному кучеру, — дверь иди придержи. И плащ в прихожей оставь.
— Да-да, конечно… — закивал мужчина, направляясь к дверям и затем открывая их настежь.
Порой резко вдыхая от режущей боли в колене, Эйлин таки перестала препираться и приняла помощь наставника. Когда она обвила руками его шею, то не знала, куда деться и искренне удивлялась как в прошлый раз, то есть вчера, не умерла от смущения. Чересчур странно было слышать его медленный пульс так близко, теплоту рук на себе и всё прочее. В подобном положении даже взгляд спрятать было проблематичнее обыкновенного: куда бы она не смотрела, глаза сами по себе возвращались к точёным чертам лица и янтарным очам. Изредка по позвоночнику пробегали предательские мурашки, в связи с которыми Эйлин оставалось только молиться, чтобы Геральт списал это на озноб и не придал никакого лишнего значения.
Эля, он бы в любом случае не придал значения, сама знаешь. Он бы предпочёл тебе любую смазливую девку из борделя, хотя бы потому, что они не такие занозы в заднице, как ты. Не придумывай себе лишних слабостей, у тебя их и так выше крыши.
