Человек, осознавший абсурд, навсегда к нему привязан. Человек, утративший надежду и осознавший это, перестаёт принадлежать будущему.
Альбер Камю, "Миф о Сизифе"
Повествование от лица автора Замок Стигга был, есть и будет полон странных вещей и людей. Отделённый от общества плоскогорьем, болотами и реками, для кого-то он служил убежищем, для кого-то местом временной работы, а для кого-то и вовсе тюрьмой. Хозяйская спальня располагалась на верхнем этаже центральной башни. Хоть это и была одна из самых богато убранных комнат, в отличии от остальных помещений, в ней, по некоторым причинам, не было никаких картин. Вильгефорц осознал, насколько его убивает усталость, лишь когда дошёл до своих покоев. «Хоть бы она ничего не натворила до моего пробуждения», — думал он, расстёгивая свой повседневный чёрный камзол. Противоречивое предчувствие изнутри водило когтистой лапой по коже, но он списал это на недосып и пытался не обращать внимания. Однако это крайне плохо ему удавалось. — Ненавижу это. Я теряю нить её мысли, я не способен сделать безошибочный анализ, поставить приемлемые рамки, всё слишком непоследовательно… — прохрипел в полусне Вильгефорц. Наконец, чёрная пелена расстелилась перед его глазами. Пару часов он смог проспать спокойно, но до жути реалистичный кошмар не дал ему нормально отдохнуть и восполнить силы. Вильгефорц пробудился от навязчивого ощущения чьего-то присутствия. Распахнув глаза, он увидел нависающий над постелью силуэт и по нечётким очертаниям тут же определил, чья это фигура. Чародей приподнялся на руках и, не веря своим глазам, стал усерднее вглядываться в темноту. — Эйлин? Почему ты не у себя? Ты должна спать… Безумный, ужасающий смех оглушил его, а по мебели сами собой побежали дорожки огня. Теперь он мог видеть её. Самый настоящий страх заполнил его разум. У Вильгефорца не было времени на осознание того, что всё происходящее — лишь дурной сон. Эйлин выглядела так, как в то время, на которое ею завладел демон. Вся в чужой крови, с перепутанными волосами и полностью алыми глазами. Её мучил приступ, но она словно упивалась им. Словно она ждала возможности потерять контроль и наслаждалась этим. Хохот не прекращался, а огонь тем временем крепко цеплялся за всё, что попадалось на пути. Но дыма не было. Вильгефорц заметил клыки, заменившие Эйлин зубы. Когда приступ стих, широкая улыбка так и не сошла с её лица. Она стала медленно приближаться к Вильгефорцу. Он почувствовал себя беззащитным ребёнком, немощным стариком, забитым до полусмерти щенком. Ему страшно было видеть это хорошо знакомое, даже красивое лицо в таком безобразно искривлённом виде. Но оно было с каждой секундой всё ближе и ближе. Каждое её движение загоняло его в угол, он судорожно сжимал в ладонях простынь и напрягал мышцы спины до предела. Всё вокруг пылало, кожа его покрылась горячей испариной. В красных глазных яблоках Эйлин танцевали языки пламени. Вдруг, когда она подошла совсем близко, она перекинула ногу через него, таким образом сев верхом. Непоследовательность её действий жутко пугала его. Непонимание давно не поражало его с такой силой. При иных обстоятельствах он бы вряд ли был против занятой ею позиции, но сейчас он бы предпочёл утонуть в болоте или быть освежёванным заживо. «Это не она, это монстр», — лишь смог подумать он, чувствуя, как по его корпусу медленно водят длинными когтями. Её ладони напоминали больше звериные лапы, нежели человеческие руки. — Ты меня породил, но убью тебя я, — сказала Эйлин, хватаясь за горло чародея. Агония захватила его плоть так, словно это было наяву. Ужас, боль и оцепенение достигли апогея. И он проснулся. Вильгефорц сел на постели, тяжело дыша и держась руками за голову. Широко раскрытыми глазами он, аки в лихорадке, всматривался в синие тени спальни. Идеальная тишина и понимание того, что он совершенно один, успокоили его. «Окончательно я с ума схожу что ли? Приснится же… От этих демонов одни беды…» — думал он, устало потирая виски.***
К вечеру Геральт ушёл из дома — хотелось побыть одному, выпить где-нибудь в окружении крестьян, в глазах которых не будет упрёка и разочарования. Толпа незнакомцев — порой отличный способ уединиться и подумать как следует, либо же наоборот забыться и раствориться в шуме глупых разговоров и стучания посуды. Надо было только пониже натянуть капюшон, дабы скрыть ведьмачьи глаза. Геральт зашёл в первую попавшуюся корчму: народу было не много, а помещение выглядело прибранным и тёплым. Больше всего радовало, что никто не стал заострять на нём внимания, хоть и мужики, сидевшие компаниями в разных концах зала, имели отнюдь не интеллигентный вид. Ведьмак подошёл к стойке. — Добрый вечер, Вам пива, медовухи, настойки? — лишь мельком глянув на подошедшего, осведомилась тучная женщина в заляпанном переднике. Она мыла кубки и миски. — Давайте пива. — Хорошо, присаживайтесь где хотите, милсдарь. А кушать изволите? Ведьмак отрицательно покачал головой и сел за дальний стол, на приличном расстоянии от шумных компаний. Особенно разражались криками те, что играли в гвинт. Кто-то то и дело подозревал оппонента в мухлевании. Стараясь отвлечься от мыслей, что мучили его весь день, Геральт из-под капюшона наблюдал за посетителями корчмы. С облегчением он убедился, что здесь не было ни единого знакомого ему человека. «Может, Вильгефорц действительно не врал? Может, её можно будет забрать спустя этот срок? Раз уж он обозначил всё в такой точности, значит велика вероятность правдивости его слов. Если бы он хотел ускользнуть, то написал бы лишь в общих чертах, или же и вовсе ничего бы не стал писать. Ох, скорее всего это ловушка, скорее всего всё сложнее», — думал уже в который раз за день Геральт. И всё время мысли упирались в одно и то же — единого решения нет, остаётся лишь ждать и проверять. Когда принесли его заказ, он отдал пару завалявшихся в карманах оренов женщине и сделал глоток. Пиво было так себе, но бывало и хуже. «Бывало и хуже» в последнее время многое было способно оправдать, хоть и легче от этого не становилось. От того, что он уже выпил ранее, стала сильнее прежнего кружиться голова. Он не знал, о чем думать и на чем сконцентрировать своё помутнённое внимание. Помещение корчмы, все стулья, столы и люди постепенно смешивались в сплошной тёмно-оранжевый шум. До него вполне доходили лишь особо громкие выкрики уже достаточно выпивших посетителей. «Всё испорчено. Никчёмный мутант, неспособный ни о ком позаботиться, вот кто я. Не для этого я был рождён, так как мне хватило наглости начать то, что я не могу довести до конца? Я создан, чтобы убивать чудищ, это единственная верная дорога, но я постоянно схожу с неё и бесконечно жалею об этом, каждый раз. Я не тот, кто может помочь им. Они только больше страдают от моего содействия, это всё только усугубляет. Пора принять свою бесчувственную и бесхарактерную сущность, перестать пытаться выходить за рамки. Если я буду жить в этих пределах, так всем будет лучше. Да, пора вырвать этот сорняк с корнем», — думал Геральт, без движения сидя за столом. Внезапно некий силуэт вырос перед ним, но он не стал поднимать взгляд. Всё окружающее не волновало его, он наглухо замкнулся в своей мысли и силился её разрешить. — Эй, Геральт, ты что ли? Вот так встреча! — Но до ужаса знакомый голос заставил его вцепиться взором в стоявшего напротив мужчину. Тот непринуждённым движением отодвинул лавочку и сел так, чтобы визави мог разглядеть его лицо. Его рассечённое шрамом, зачастую недовольное и насмешливое, но такое родное лицо. — Ламберт? — не поверил своим глазам ведьмак. — Собственной персоной, сто лет не виделись! Святая Мелитэле, что с твоей рожей? Все померли, что ли? — говорил с издёвкой Ламберт, нарочито старательно вглядываясь в лицо Геральта. — Девку тебе какую найти, может? Повеселеешь? Раз уж бухло не помогает, то пора другие варианты искать! — Не в том дело… А ты зачем в Оксенфурт?.. — пробормотал неразборчиво Геральт, желая сменить тему разговора. — Да так, езжу, работаю понемногу… Не пытайся увиливать, старый хрен! Я тебя спрашиваю: что за вселенская скорбь такая случилась, что ты тут в одиночестве нажираешься? — Скажем так, в очередной раз убедился, что опекунство в любом его проявлении совершенно не мой конёк, — с горькой самоиронией ответил он. — Чего? Слушай, только не говори, что это ещё одно Дитя Предназначения. Думаю, Континент ещё один раз не вытянет… — Нет, конечно. Всё сложнее… — Боги, оно ещё и сложнее Предназначения, что за кошмар? — протянул Ламберт, запрокидывая голову. — Это сейчас неважно. Скажи, куда ты планируешь ехать дальше? — Ох… ну, собирался заглянуть в Велен, поговаривают, там сущий кошмар начался. Достаточно я отдохнул уже, да и деньги кончаются, так что пора посмотреть на эту кучу грязи и дерьма, туманникам бошки поотрывать. Надеюсь, с оставшихся там людишек удастся содрать побольше монет. Ну и если позволить монстрам дальше беспрепятственно размножаться, они всех нас сожрут скоро, сам понимаешь. Вряд ли мой вклад погоды сделает, но и сидеть и ждать, когда чудища доберутся сюда, ещё хуже. Раз уж обречён быть ведьмаком, так и буду им. — Я поеду с тобой, — сказал Геральт. — Нет уж, если ты собираешься светить возле меня этой своей мрачной физиономией, то я предпочту утопиться в луже. — Хорошо, что у тебя физиономия всегда светится от счастья и веселья. Не выёбывайся, Ламберт, я не в настроении это выслушивать, — прошипел Геральт. — Конечно, злой седой волк. Рассказывай уже. — Ты скажешь, что я с ума сошёл. — А мало ли я тебя сумасшедшим называл? Эдак попробуй столько прожить на этом Континенте треклятом и с ума не сойти…***
Эйлин проснулась рано, как-то уж слишком резко и неестественно. Словно из-за какого-то громкого звука, хоть в комнате и царила тишина. Слабость всё ещё сковывала движения, но теперь она чувствовала, что может встать, думать, ходить даже. «Всё хорошо, Эля», — слова сестры преследовали её голову нескончаемым и болезненным шлейфом. От них было не так одиноко и пусто. Они направляли на истинный путь своей честностью и прямотой. Воздух был свежий, табаком отдавало совсем немного, да и то, вероятно, из-за того что Вильгефорц оставил свою трубку на тумбочке. В камине лежали истлевшие поленья, из восточных окон потихоньку поднимались холодные лучи восходящего солнца. Эйлин села на постели и потёрла заспанные глаза. «Странно, неужели я нормально выспалась… В общем-то, это не имеет значения. Время не имеет значения. Сегодня, завтра, через месяц, я сделаю то, что решила ещё там. Предмет, не готовый подчиняться, должен исчезнуть. Тогда будет хорошо. Тогда всё будет хорошо», — думала она, лениво окидывая взглядом комнату. Её состояние было весьма шатко, но всё же намного лучше вчерашнего. Чувствовать своё тело живым и дееспособным было облегчением, хоть оно и до сих пор казалось ненужной, тяжёлой ношей от которой стоило как можно скорее избавиться. Однако, привычка жить веками стоит выше привычки мыслить. Эйлин с трудом вылезла из постели. Шкура, лежащая около кровати, защекотала стопы. Она увидела, что была одета в свободную ночную сорочку. «Мягкая, с кружевами, пахнет цветами… Да и судя по убранству комнаты, Вильгефорц явно не из бедствующих. Эта спальня размером как вся моя квартира. Даже картины висят, пейзажи… интересно, кто их писал», — думала Эйлин, в постепенно улучшающемся освещении внимательнее всматриваясь в окружающие предметы. Она привстала. Ноги плохо поддавались, как будто к ним привязали утяжелители. По спине побежали мурашки — под одеялами было намного теплее, к тому же огонь в камине давно потух. Эйлин сразу направилась к окнам: солнце неспешно поднималось из-за горизонта, слева немного видно было плоскогорье, а прямо под ним мерцало в утренних лучах озеро, уже начинающее замерзать вдоль берега. Голые деревья, среди которых попадались и ели, были слегка посыпаны снегом. Лес засыпал, чувствуя приближение сильных холодов. Однако этот красивый пейзаж имел одну большую странность — останки огромных кораблей, которые как бы сваливались с плоскогорья и постепенно утопали в озере. Некоторые остовы были обуглены, а некоторые сгнили сами собой. — Это ещё что… — хмурясь, одними губами произнесла Эйлин. Она представить себе не могла, откуда в этом месте могли взяться корабли, тем более разрушенные и сожжённые. Местность совсем не выглядела как приморская. Напротив, вдалеке виднелись серые и туманные территории болот. Имя тем трясинам было Переплют. Эйлин внимательно вглядывалась вдаль, но не могла заметить ни единого живого движения в нагих зарослях. Немудрено, с такой высоты сложно было всматриваться в детали. Опустив взгляд, она увидела лишь небольшое расстояние от стены до каменного забора. Он возвышался над землёй примерно на два с половиной метра. «Так, не могут ведь все окна выходить только в сторону леса», — подумала Эйлин, направляясь к тому окну, что было возле письменного стола. Оттуда отчасти была видна центральная башня и обширный сад, который пополам делила щебневая дорога, ведущая от главных ворот ко входу в замок. Примерно на сажень ниже окна начиналась покатая крыша, объединявшая под собой замок Стигга целиком, со всеми его залами, флигелями и оранжереями. Несколько месяцев назад это место купалось в яркой зелени, ароматных цветах и пении птиц, сейчас же всё вокруг потускнело, выдохлось. Вскоре зима заметёт долину снегом, на стёклах затанцует иней и толстый слой льда спрячет под собой озеро. «Всё хорошо, Эля», — вновь зашептало подсознание. Эйлин не знала, как избавиться от навязчивого звука голоса сестры. Раньше этот голос был чётким и осознанным, теперь это было похоже на полупрозрачное облачко, норовившее растаять в небе, но из раза в раз принимавшее прежние очертания. Эта дымка заполняла лёгкие, заменяла настоящий воздух неотступным призраком прошедшего. Плоскогорье словно специально огибало замок, надёжно закрывая от внешнего мира. За воротами было не видать дороги, лишь лес и туман. «Красиво. Не самое худшее место для заточения. Да и никакое заточение не остановит меня. Я точно знаю — пора прекращать», — разглядывая пейзаж сквозь оконную решётку, думала Эйлин. В ней не осталось чувств, которые можно было бы обозначить словами. Точно можно было определить лишь внутреннюю пустоту, в которой разум не мог найти ни одной точки опоры. Ни одной, кроме навязчивой мысли, что вцепилась в её сознание аки бешеная собака. Эйлин поддавалась давлению и искала выход, способ избавиться от вогнанных в плоть клыков, но виден был только один путь. Чем дальше она шла, тем слабее становился страх. «Я даже не проверила, закрыта ли дверь. Впрочем, меня не это волнует», — подумала она, отворачиваясь от окна. Эйлин тут же принялась осматривать все шкафы, проверять все ящики. Всё, помимо гардероба было опустошено. Ни одной книги, ни одного листка пергамента, и, естественно, ничего острого. «Конечно. Он понимал риски. Глупо было надеяться», — упрекнула мысленно себя Эйлин, задвигая последнюю шухляду. Среди одежды поясов было много, но в комнате не было ни единого подходящего выступа. «Всё хорошо, Эля». Смутно стали слышаться приближающиеся торопливые шаги. «На Вильгефорца не похоже», — пронеслось в её голове, когда она выпрямилась и как следует прислушалась. Из-за смятения и слабости она успела забыть, что обладает магическими способностями. Спустя минуту стало ясно: двое-трое человек поднимались к ней, по раздающемуся неразборчивому эху можно было понять, что все женщины. Когда же они достигли последнего этажа, где и находилась спальня, то замолкли и несколько секунд неподвижно стояли у двери. Затем раздался робкий стук, после чего в замочную скважину вставили ключ и провернули. Эйлин облокотилась на спинку стула, что был у кровати, и почти без интереса смотрела на входящих. Первой зашла Франческа. Старушка опешила и замерла посреди комнаты: она не ожидала застать Эйлин пробуждённой. Косыми глазами она некоторое время изучала её лицо так, будто впервые видела. За ней тихо зашли две служанки: Миловзора и Марилла. С первой читатель знаком, а второй стоит уделить немного внимания. Это была молодая и крепкая девушка, которая главным своим достоинством считала волосы и неустанно о них заботилась. В распущенном состоянии они пшеничными волнами достигали аж колен, однако обычно Марилла, или, как её часто называли остальные слуги — Царапка, заплетала причёски такой степени сложности, что никто кроме неё не мог да и не пытался их расплетать. На её голове всегда было бесчисленное количество завитков и кос самых разных размеров и техник. Цирюльное дело было её единственной пассией, она бы с радостью посвящала этому все своё время, но, в силу многих обстоятельств, была вынуждена работать так же, как и прочие слуги замка. Эйлин не смогла не заметить, с каким отвращением Марилла бросила взгляд на стоящую рядом Зорю. Будто бы находиться рядом с ней было самым настоящим мучением. «Ну, естественно. Старый-добрый расизм, куда же без него. Тем более, в средневековье», — подумала Эйлин, продолжая сверлить незнакомок взглядом. Наконец, старушка выдохнула и поклонилась: — Доброго ж утра, госпожа Эйлин Хьюстон. — Доброе утро, — в унисон подхватили служанки, склонившись настолько низко, насколько могли. — Доброе… а вы, извините, кто? — не шибко уверенно ответила ведьмачка. От скошенного взора экономки ей было немного не по себе. — Ох, Вам ж не обязательно помнить наши имена! Но, раз уж Вам угодно… Я — Франческа, главная в прислуге ж замка. А это Зоря и Марилла, мои ж помощницы, — тепло улыбаясь, говорила экономка. — Нынче ж Вы в добром здравии, раз уж сами ж подняться смогли? — Наверное… во всяком случае, лучше, чем вчера, — ответила Эйлин, начав теребить расшитые кружевами рукава. Она чувствовала, что должна надеть маску дружелюбия, хоть и через огромные усилия. Внутри не было эмоций. Лепить улыбку из ничего — задача не из лёгких. «Всё хорошо, Эля». Прощание отказывалось исчезать и резало уши изнутри снова и снова. — И ходить ж можете? — И ходить могу. — Прекрасно ж, прелестно! Мы Вашим ж туалетом займёмся сию же минуту, — засуетилась старушка, подходя к Эйлин. — Вы присаживайтесь ж ко мне спиной, да, вот так, Мари, сделай ж что-то простое, но красиво ж, как умеешь, бегом! Мы ж с Зорей покамест подготовим платье, извиняйте, что не из большого ж гардероба, нынче думали ж ещё почивать будете, так что отсюдова поглядим… Миловзора и экономка стали искать подходящий наряд в шкафу, а Марилла вытащила из карманов гребень и ленты, с интересом осматривая стан новой госпожи. Эйлин перебирала меж пальцев ткань сорочки и боковым зрением наблюдала за хлопочущими в другой части комнаты слугами. «М-да уж, особо не разгуляешься… как можно так безбожно отстригать свои родные волосы», — подметила про себя недовольно Марилла, аккуратно забирая все локоны каштановых волос назад. Но вдруг, она увидела лазурно-белую прядь и чуть ли не подпрыгнула от страха. — Ах, что это! — вскрикнула она, выпучив глаза. Франческа и Зоря вопросительно оглянулись. — Не бойся, это из-за мутаций. Я тоже испугалась, когда увидела, — невесело хихикнула Эйлин, обернувшись к служанке через плечо. — Царапка, что ж за манеры! Давай ж, за работу! Нашла ж чего пугаться! — рявкнула на служанку Франческа. — Простите-простите, — выдавила Марилла, стыдливо опуская глаза и запуская подрагивающие пальцы в волосы Эйлин. Прикосновения её были бережными и мимолётными, будто прядей касался не человек, а ветер. Спустя буквально десять минут, на голове ведьмачки были заплетены две извилистые косы. — Так будет хорошо? Госпожа, посмотрите, пожалуйста. Эйлин подошла к длинному зеркалу, что стояло в углу чуть дальше двери. От удивления она вскинула брови. «Как она умудрилась всё это… Это какая ловкость рук нужна, чтоб все эти детали сделать, причём за такое время», — думала она, пристально изучая работу Мариллы. Точная ритмика изгибов прядей, неровности, которые выгодно и гармонично сливались в одно целое. — А у тебя талант, Марилла. Спасибо, — сказала Эйлин, подходя обратно к служанке и невольно рассматривая её лицо. Загорелое, брови и ресницы настолько светлые, что их было не видно. А главное — бирюзовые, чистые глаза. И всё же виднелось в их глубине нечто фальшивое, даже гадкое. — Вам спасибо, славно, что Вы довольны! — улыбнулась она, кланяясь. «С чего это они так пресмыкаются передо мной, будто принцессу какую-то обслуживают, серьёзно», — думала Эйлин, с угасающей усмешкой наблюдая за мельтешащими вокруг служанками. Те всё не могли определиться, какое платье и какой корсет выбрать. — Слушайте, не надо так нервничать, мне лишь бы тёплое и удобное было, — вмешалась не без робости ведьмачка. «Неужели их Вильгефорц так запугал? Почему они так волнуются?» — Ох, ладно, всё ж правильно говорите, только очнулись, вам ж беречь себя главное, пусть будет это голубоватое и корсет тот, — согласилась Франческа, тыкая пальцами по выложенным на постели вещам, которые тут же подхватили Зоря и Марилла. — Сорочку не снимайте, всё вместе хорошо будет. «Всё хорошо, Эля». Даже с преимуществами ведьмачьей реакции, Эйлин не совсем понимала, что с ней делают. Лишь когда на тугом корсете затянулся последний узел, она смогла хоть как-то осмотреть себя. Платье выглядело изящно, ничего никуда не впивалось и не зажималось, чего она вполне ожидала от классической средневековой моды. Даже корсет на деле оказался не так страшен и неудобен, как она думала сначала. — Присядьте, будьте так добры, — попросила тихо Миловзора, держа в руках кожаные башмаки с длинными шнурками. Они напоминали чем-то современные балетки, но не имели такой твёрдой подошвы. — Ой, ну не надо, давайте я сама, — усаживаясь на постели, сказала Эйлин и протянула руки, чтоб взять обувь. Ей становилось откровенно неприятно от того, как о ней заботятся эти совсем незнакомые женщины. Словно она чем-то лучше них, словно они ей что-то должны. Она привыкла сама о себе заботиться и ей казалось неприемлемым обременять подобными мелочами других. Зоря с искренним непониманием посмотрела на Эйлин и проигнорировала всякие её попытки самой закончить одеваться. «Безысходность в глазах. Само воплощение покорности. Синяк возле шеи… мне всё больше и больше не нравится это место…», — думала она, с досадой разглядывая занятую шнуровкой Зорю. Она выглядела, как измученный ребёнок, коим, вероятно, и являлась. Спустя пару минут с приготовлениями было покончено. — Ох, не знаю ж, послать за господином ж наверно надобно, спросить… Он ж думал, Вам ещё отдых нужен будет, а Вы вот ж молодец какая… — запричитала экономка. «Тяжёлые шаги, размеренные. Это, вероятно, он. Ещё примерно двадцать ступенек и будет здесь». — Он сейчас придёт, — безынтересно констатировала Эйлин, то зажимая, то отпуская ткань рукавов. Служанки недоумевающе на неё посмотрели, но вскоре и сами услышали приближающееся эхо шагов. — А как ж это Вы определили? — спросила Франческа. — Ну, я же ведьмачка, — пожала плечами Эйлин, показывая пальцем на глаза. Старушка пробормотала что-то себе под нос и закивала. Вильгефорц единожды стукнул в приоткрытую дверь, ради хотя бы мнимого соблюдения приличий. Заметив, что ключ остался в замке, он вытащил его и положил в карман камзола. Эйлин провожала холодным взглядом каждое его движение. «Она изменилась. Посмотрим, помешает ли это делу. Посмотрим, как сложно будет её сломать», — думал Вильгефорц, останавливаясь посреди комнаты. Служанки как одна склонили головы. «Всё хорошо, Эля». — Можете идти, — обратился к прислуге чародей. В его тоне была небрежность и властность, от которой Эйлин стало мерзко. — Как ты себя чувствуешь? — повернулся он к ней. — Великолепно, — покривив верхней губой, ответила она, когда Марилла закрыла за собой дверь. Как только Эйлин осталась с ним наедине, что-то ей подсказывало, что дружественные маски больше не были нужны. Черты её лица безжизненно разгладились, голос утратил интонационную окраску. — Ходить можешь? Голова не кружится? — стал уточнять Вильгефорц, подходя ближе. Эйлин упёрлась взором в пол и долго не поднимала на него глаза. — Я всё могу. Ещё немного ватная, но терпимо, в общем-то. — Быстро оправилась, умница. Идём, завтрак внизу, в общей зале. Тебе обязательно надо поесть. Познакомишься с наставниками заодно. Он было протянул руку, но, только завидев его жест, Эйлин поднялась с края постели самостоятельно и направилась к дверям. Однако Вильгефорц остановил её, взяв за запястье. — Погоди, ещё одно… — сказал он, свободной рукой вытаскивая что-то из внутреннего кармана. Это был цельный металлический браслет с мелкой орнаментальной гравировкой. «Это ещё что… Застёжка простая, по виду крепкая. Узор выглядит бессмысленно, наверно, сделан просто так. Не понимаю», — пыталась угадать смысл этой вещи Эйлин. Одним быстрым движением Вильгефорц застегнул «украшение» на её руке. — Зачем это? — Эйлин почувствовала, как браслет сжал её кожу сам собой, будто имел собственные мышцы. Колени подкосились, она с трудом удержалась на ногах. — Чтобы нейтрализовать твои сверхъестественные силы. Пока он на тебе, ты, по сути, обычный человек. Снять его могу только я, — пояснил чародей. Эйлин слабо засмеялась. — Боишься меня? — Весь дрожу от страха. И сокращаю свой объём хлопот. Теперь можем идти. «Ты сам меня сюда притащил. Помни об этом, когда будешь жаловаться на хлопоты», — ответила мысленно Эйлин, покидая комнату следом за Вильгефорцем. Каменная лестница оказалась довольно узкой, да и вообще коридор последнего этажа был весьма невелик. «Неужто эта спальня занимает всю площадь башни? В принципе, немудрено, в таком большом помещении при желании можно и многодетную семью поселить», — думала, медленно спускаясь за чародеем, Эйлин. Этажом ниже Вильгефорц остановился. Ведьмачка уловила запах мыла и благовоний. — Здесь есть небольшая баня. Как и спальня — лично в твоём распоряжении. Если изъявишь желание, в центральной башне есть полноценная купальня. — Какое же это «личное распоряжение», если меня в комнате, как собаку, запирают? — вскинула бровь Эйлин. — Теперь никто и нигде запирать тебя не будет. Пока на тебе браслет, ты можешь свободно передвигаться по замку. То, что не предназначено для твоих глаз, в любом случае тебе доступно не будет, — ответил маг и стал спускаться дальше. «Как будто мне есть хоть какое-то дело, больно надо», — фыркнула про себя Эйлин. В последующих коридорах башни они не останавливались, да и там не было ничего особо примечательного: просто какие-то комнаты, может, вовсе не использовавшиеся. Когда они достигли общего здания, что соединяло все башни замка, Эйлин наконец начала улавливать звуки, свидетельствовавшие о том, что в этом месте достаточно много людей и все они заняты своими делами. Тут и там пробегали слуги, кто-то кого-то звал. В этой части замка было больше жизни и пространства. — Слушай, а все эти люди… они как крепостные? Или рабы? — поинтересовалась Эйлин. Теперь места хватало, чтобы она могла идти наравне с Вильгефорцем. «Всё хорошо, Эля». Опять и опять. Словно в чертогах её разума восседал сумасшедший пианист, постоянно жмущий один и тот же аккорд. — Из всей прислуги тут лишь одна рабыня, и то, можно сказать, что бывшая. Я всем выплачиваю жалование и насильно никого не держу. Удивлена? — ухмыльнулся он. — Есть немного. Предполагала, что ты просто запугал всех или магией подчинил их волю, так ведь проще, — неохотно осматриваясь по сторонам, говорила Эйлин. — Магия — это не просто взмах волшебной палочки, к сожалению. Любое заклинание состоит из сложных систем и взаимосвязей, неминуемо поглощает энергию. А если исполнитель не обладает достаточным мастерством, то в итоге может выйти совсем не тот эффект, что был необходим… тебе ещё предстоит узнать всё это, милая. Да и сама подумай: зачем мне тратить драгоценное время на сброд, если мне вполне хватает средств на то, чтобы им платить? «Какие длинные коридоры, высокие потолки… сколько сил понадобилось, чтоб отстроить это?» — думала ведьмачка, параллельно слушая ответ Вильгефорца. Когда тот закончил, она бросила взгляд в его сторону. Строгая осанка, уверенное и спокойное выражение лица. Полная гармония утончённости и силы. Силы, границы которой было невозможно предугадать. Силы, которая не ждала своего часа, а выливалась постепенно и не спеша. — Если что, я уже начала изучать магию с Трисс, так что я понимаю, что это не дело по щелчку пальца, — заметила Эйлин. — Не думаю, что Меригольд многому успела тебя научить, милая. — Не многому, но я могу за себя постоять. Ну, в какой-то степени… Кстати, что за корабли раскиданы возле озера? Как они там оказались вообще? — Долго рассказывать. Грубо говоря, это один из моих источников дохода. — «Неужто ограбление кораблей через заклинание какое-то? Очень аристократично, не поспоришь. А экипаж, я так понимаю, служит удобрением для озёрных водорослей. Прелестно», — не желая продолжать тему вслух, думала Эйлин. Сие её особо не ужасало и не удивляло. Она и не пыталась ожидать от этого человека чего-либо хорошего. Для неё то, что он не стал запирать её в сыром подвале с крысами, уже было огромной неожиданностью. Эйлин не заметила, как они пришли к зале столовой. Запах свежеприготовленной еды, солнечный свет, пробивающийся сквозь окна, длинный стол в сердце помещения, приходящие и уходящие слуги. Её немного удивило, что к такому большому столу было приставлено всего четыре стула. Два из них были заняты, но с человеческим зрением Эйлин скверно видела сидящих мужчин на таком расстоянии. Вильгефорц на секунду остановился в дверях. — Вот и они, твои учителя. Ну, не считая меня, — чуть наклонившись к Эйлин, сказал он, после чего направился вперёд. Ведьмачка последовала за ним. Трепет от предстоящего знакомства присутствовал, но слишком незначительный, посему внешне на ней он никак не отразился. Однако спокойствие её длилось недолго. «Детлафф… Какого чёрта он тут делает и с какого перепуга он подался в педагоги… Тем более, ко мне в педагоги», — сразу пронеслось в её голове, когда она распознала одного из сидящих. Кем являлся второй — она не имела и малейшего понятия. Широкоплечий и жилистый, побритый на лысо, с густыми рыжими бровями и бородой. На вид ему было не больше сорока пяти. Он многим напоминал ей викинга, в особенности — суровыми чертами лица и развязной позой. — Здравствуйте, господа. Знакомьтесь — Эйлин Хьюстон. Эйлин, слева — Детлафф ван дер Эретайн, высший вампир, а справа — Фридрик Норберг, рождённый волколак, — чуть ли не с официальной интонацией представлял ей будущих наставников Вильгефорц. Эйлин непроизвольно сглотнула и поклонилась. Она почувствовала, будто что-то застряло у неё в горле и не позволяло говорить. — Можно просто Рик, — отозвался оборотень, дружелюбно улыбаясь. Голос его был глубокий и басистый. Хоть его голова и была покрыта шрамами, а брови грузно нависали над глазами, как грозовые тучи, — Эйлин пока не видела в нём ничего чудовищного или опасного. Его тембр был искренен и прост. «Всё хорошо, Эля». Вильгефорц уже занял место в самой дальней части стола, а Эйлин так и осталась стоять. Основной причиной этому было то, что Детлафф вмиг буквально испарился из поля зрения оставив лишь алую дымку после себя. Ведьмачка нахмурилась, но решила ничего не делать и просто немного подождать. Спустя пару секунд её левый локоть грубо схватили и приподняли. «Ну конечно, он решил появиться за моей спиной. Как оригинально, сейчас обмочусь со страху», — мысленно закатила глаза она. Однако от осознания близости столь смертоносного существа, у Эйлин по спине всё же побежали мурашки. — Мало того, что девчонка, так ещё и худая, как палка, — скептично осматривая новоиспеченную ученицу, говорил вампир. Теперь Детлафф перехватил её за ладонь и поднёс близко к своему лицу, принюхиваясь. — Странный запах. Кожа и кровь… другие. Видимо, в этом всё дело. — Детлафф, ну что за манеры! Лишь бы запугать, честное слово… Тем более, у неё будет ещё уйма поводов испугаться, — сказал Рик. По его губам скользнула кровожадная усмешка. Казалось, Детлафф не услышал его: он был занят изучением кожи на руке Эйлин, будто хотел разглядеть все завитки кровеносных сосудов. — Если так надо, то ничего страшного, — поджала губы ведьмачка. Вильгефорц смотрел на неё с одобрением. «Как я и думала. Чем покорнее, тем лучше. Что ж, посмотрим». — Возможно, что кожа и кровь как-то изменились из-за радиации. Я получила довольно сильную дозу облучения в детстве. — Припоминаю, да, Вильгефорц говорил об этом, — задумчиво произнёс Детлафф, наконец отпуская её руку. Кое-где от его «нежных» прикосновений остались красные следы. Возвратился на своё место он так же быстро, как и покинул его. Эйлин незаметно выдохнула и села на единственный свободный стул. Напротив Вильгефорца, с разницей в несколько метров. «Прелестно, буду есть и наслаждаться его высокомерной физиономией, спасибо большое». «Жареная курица, тушёные овощи… Неплохо, очень даже. Лучше, чем жрать кашу каждое утро», — подумала Эйлин, глянув на свою тарелку. — Итак, Эйлин Хьюстон… В своём мире ты тоже была мутантом? — спросил Фридрик, с аппетитом жуя кусок курятины. «И это он-то упрекал меня о манерах… отпрыск скеллигской псарни. Спасибо, что хоть приборы использовать удосужился», — думал Детлафф, с плохо скрываемым отвращением глядя на оборотня. — Нет, в нашем мире таких не существует. То, что произошло со мной… ошибка, — лениво водя вилкой по тарелке, ответила Эйлин. — Как это не существует? — повёл подбородком оборотень. — Наша планета не такая, как ваша. Там нет магии, чудес. Человек всего добивается своими мозгами и трудом. Человек — высшая точка эволюции, — холодно пояснила она. «Всё хорошо, Эля». Хотелось кричать, рыдать в ответ. Но сил не было. — Что ты подразумеваешь под «высшая точка»? — переспросил Детлафф, впиваясь в неё хмурым взглядом. — То, что нет никого выше человека. Никого могущественнее, умнее, сильнее. Здесь, я полагаю, чародеи и прочие сверхъестественные существа не ставят себя на один уровень с людьми. У нас же повсюду властвуют люди и никто другой. Мы на пике технологического прогресса. А вообще, не вижу смысла обсуждать это сейчас. Тот мир канул в прошлое, которое у меня нет никакого желания ворошить. — Правильно, думать надо о теперешнем времени, — согласился Рик, хоть ему и было бы интересно побольше послушать о совершенно ином мире. — Тебе надо хорошо поесть, Эйлин, восстановить силы, — сказал Вильгефорц, на что ведьмачка кивнула и принялась за еду. «Ох, если я буду чересчур послушной, понятное дело, что так он мне тоже не поверит. Впрочем, он и его мнение мне не шибко важны. То, что отныне я могу спокойно передвигаться по замку, одновременно упрощает и усложняет мои планы», — думала Эйлин, жуя без особого энтузиазма и периодически бросая взгляды на сотрапезников. «Всё хорошо, Эля». Эхо глухо ударялось об виски. Бесконечная пустыня всплывала перед глазами. От ноющей боли в груди хотелось с головой погрузиться в песок, позволить ему забрать своё тело. Скелетом пропасть под дюнами. Навсегда.***
В Оксенфурте был довольно сильный снегопад. Присцилла этой ночью спала крайне плохо. Под её глазами залегли тёмные круги, от головной боли она всё время держалась за затылок. В который раз за день она возвращалась в спальню Эйлин. Лютику ничего не оставалось, кроме как следовать за ней и внимательно следить за тем, чтобы её состояние не ухудшалось. Сидя на кровати и держась за голову, Присцилла заговорила впервые за последний час: — Мы ничего не успели. Я хотела быть рядом, помочь. Столько не успела сказать, показать, спросить. Наверное, я всё же немного к ней привязалась. Нерешённая задача, которая давит на меня. А теперь… всё. Даже представить страшно, что с ней сейчас. Нет, она не заслужила этого. Она же не виновата, она ничего не сделала, совсем ничего… — Не скорби раньше времени. Возможно, всё будет в порядке. Мы не можем знать, — гладя её по волосам, сказал Лютик. Он хотел сесть рядом, но словно кожей чувствовал невидимый барьер, который она построила вокруг себя. «Нерешённую задачу решит только время», — подумал бард. Присцилла закачала головой. — В порядке… да когда в этом проклятом мире в последний раз хоть что-то было в порядке? Такое ощущение, что всё разом катится в бездну, — с промелькнувшей в голосе злобой, тихо сказала она и подняла взгляд на Лютика. Он заметил, как от усталости потускнела зелень её глаз. — Я их всех ненавижу. Почему… Почему всегда так происходит? Эта несправедливость сводит меня с ума, эта девочка же никому ничего плохого не сделала! А в итоге что? В итоге больше всех досталось именно ей, как будто недостаточно вытерпела… — Мы можем только понадеяться, что она выдержит то, что предстоит. — В этом-то дело! Нам, бессильным людишкам, и не остаётся ничего, кроме этой бесплодной надежды! А те, у кого есть сила, сидят на заднице и наслаждаются своим удобным положением. Ну и ради приличия иногда рыпаются, если уж ситуация совсем критичной становится. Только вот тогда уже поздно. Только вот тогда они не успевают понять, насколько сила растёт вместе с ответственностью! — от переполнявших эмоций она порой повышала голос. — Они думают только о себе, пока не учуют запах гари и не оглянутся кругом! А ведь кругом мир, который состоит не только из них самих, нет. Этот мир создают все, находящиеся в нём, все мы сплетены в один клубок, как можно быть настолько самолюбивыми, чтобы не понимать этого? Если ты не будешь заботиться об огороде, то никаких плодов не будет, то ты просто по своей вине останешься голодным, разве не так? — Лютик отстранился, а Присцилла всё так же сверлила его взглядом. Ей нужно было выплеснуть своё негодование хоть в какое-то русло, он понимал это. — Правильно, всё так, — неохотно подтвердил он. — Конечно, что так. Но это же не зависит от того, слабее растения человека или сильнее. Мы заключены в единую цепь и должны осознавать это. Те, кто думают, что могут от неё оторваться — последние глупцы, хоть и мнят о себе чёрт знает что. Хотят отделиться от толпы, и всё с одной целью: потешить своё самолюбие. Вот из-за таких и страдают те, кто не должен. Те, кто никаким боком не причастен. Так и в этот раз. Старо как мир, но злит меня до жути, — завершила свою тираду поэтесса и начала потирать виски. Боль волнами ударяла из-под кожи. — Посмотрим, Присси, — прошептал Лютик, после чего повернулся в сторону окна. Крупные снежинки кружились в бешеном ритме. Очертания города были едва заметны в белом хаосе вьюги. «Прекрасный танец в неминуемом падении», — вскользь подумалось ему.