Сила в Пути

Тая обладала на удивление скверным характером. Её покладистости хватило менее, чем на полчаса. За это время Бен почти полностью сполз на пол, не замечая, что засыпает. — Можно тебя почухать? — нарушила она чудесную тишину. Бен вздрогнул, стряхивая дрему, и хмуро посмотрел на неё. Что бы ни значило слово «почухать» в её исполнении, он его точно не хотел. — Молчание — знак согласия, — решила девчонка, выждав паузу, и начала приближаться к нему. Ему пришлось напрячься: — Нет. — Совсем нет? — приуныла Тая. — Нет. — Без единого шанса? — Нет! — Окей, окей, — подняла она руки, сдаваясь перед агрессивностью своего сокамерника. Тишина длилась недолго. Но и этого хватило, что бы он почти уснул. Снова. — Ты не передумал? — Нет, — Бен уже забыл, что она хотела до этого, но соглашаться не стал бы из принципа. Она грустно вздохнула. Это было тяжело признавать, но её надоедливость спасала от сна. Сон пугал его своей неизвестностью, вероятностью не проснуться. Ощущение, что стоит закрыть глаза, и всё, конец, не покидало его. Но Бен проигрывал. Медленно, но неизбежно, с каждым разом все быстрее. — А сейчас? — Что? — встрепенулся он, сбитый с толку. — Пошурхать можно? — Что пошурхать? — Тебя, — пожала Тая плечами. Повисла пауза, в которую Бен доходил до простой мысли. — Нет, — с сомнением решил он. С ним ничего нельзя делать без его желания. — Точно? — Нет, — по привычке ответил он. Потом одумался. — Да. — Так да или нет? — Тая про себя засмеялась. Бен хотел было ответить, но потерял нить разговора. Он хотел спать, но не мог себе этого позволить. Его тело подводило его. Тая же явно над ним издевалась, видя его бессилие. Его вспышка гнева дорого обошлась. — Ты хочешь спать? — спросила она, между делом вновь что-то доставая. Что это было, в темноте разглядеть не удалось. Как оказалось, и ей тоже. Поэтому она щелкнула зажигалкой и принялась… Чистить орех лезвием? — Откуда? — спросил он в недоумении. Её разве не должны были обыскать? — Плох тот вор, что урожай заканчивать не умеет, — простодушно ответила Тая, продолжая свое нехитрое дело. Бен посмотрел на нее внимательнее. Она была воровкой. Этот факт не добавлял ей очков доверия. — Неприятно с ворюгой куковать, да? — почти выплюнула она с презрением, глядя только на лезвие и орех. — Удивительно, как всего один факт о человеке может кардинально изменить мнение о нем, да? Достаточно узнать, чем ты помышляешь, и все, — ярлык навечно! Можно смотреть с недоверием и одаривать презрением. С этим заявлением было сложно поспорить. Знай она, кем был он, тоже бы одарила уничижительным взглядом. Не ему судить её за то, чем она помышляет. Сам не лучше. Бен отвернулся, признавая её правоту. — Да ладно? — не сдержала удивленного выдоха она. — Ты второй человек на моей памяти, который прислушивается к этим моим словам. Уважаю. Будешь орешек? — Второй? — Да, не первый, уж извини. Так орешек будешь? — Опять? — вздохнул Соло, поняв, что проигнорировать не получится. — Не опять, а снова. Нам еще тут весь день торчать, — она протянула очищенный орешек. — Что это? — решил уточнить он, неуверенно протягивая руку. — Сушеное что-то там со сложным названием. Когда-то было красным. Съедобное, можешь не переживать. Днем я съела такой же. Хотя ты не видел. Конечно же. — Спасибо… — задумчиво протянул он, беря «сушеное что-то там». От недельного голода оно не спасет, но это лучше, чем ничего. На зуб орех оказался достаточно твердым. И горьким. Жевал он долго. Повисла пауза. Девчонка почистила еще один орех, и с кислым лицом его съела. Бен плотнее прижал ноги и руки к телу, стараясь сохранить тепло и найти в такой позе баланс между болью и желанием сжаться сильнее. — Если что, я спать, — оповестила вдруг его Тая. — Услышишь, что за нами пришли, тыкни меня, если я сама не проснусь. Хотя… Можно тебя почухать? Бен громко и обреченно выдохнул. Сколько уже можно?! — А жаль… И не забудь тыкнуть, — Тая зашуршала и забренчала, устраиваясь поудобнее. И стихла. Он радовался недолго. Очередной бой со сном он проиграл, даже не заметив этого.

* * *

Отвоевать право бодрствовать оказалось значительно сложнее. И то воевал не столько он, сколько очень настойчивая внешняя сила, с каждым разом напиравшая все сильнее. В какой-то момент он почувствовал, что его трясут. «Братишка, я тебе покушать принес!» — громко шипел кто-то в ухо. «Вставай, ебаный шашлык!» — не отставал кто-то, тряся сильнее. — Пушок, блять! — почти крикнула Тая, очень больно шлепнув одной рукой по шее, а другой по щеке. Бен проснулся одновременно от боли и от возмущения. Он не Пушок! — Эй! — выдохнул он, жмурясь от боли. Воровка с неожиданным напором схватила его за свитер и приподняла, давая понять, что очень недовольна, как минимум. — Хватит спать! За нами придут с минуты на минуту, так что скажи мне спасибо, что я не проспала их приход! Бен, сбитый с толку, непонимающе на неё смотрел. Тая обреченно выдохнула, и отпустила полупроснувшегося сокамерника, отползая от него подальше. — И не позволяй заставать себя спящим. Так, совет на будущее, — уже из дальнего угла более спокойным голосом добавила она. За железной дверью активно топали, рычали и даже кричали. Сон не принес ему облегчения, только сильнее затуманил голову, спутав память. Кажется, ему что-то снилось, но он никак не мог вспомнить, что. Впрочем, не важно. Сейчас он сидел на цепи, будучи проданным, как раб. Бен подобрался и протер глаза, стряхивая липкую сонную пелену. Даже издалека было слышно пыхтение воровки. Неужели она так умаялась его будить? — И долго ты… — спросил он, не окончив вопроса. — Да, тяжелая ты туша, кто бы мог подумать, что ты так крепко спишь, что хрен добудишься, — рассержено ответила девчонка, решив не цепляться к словам. Бен почувствовал себя виноватым. Он вполне мог и не проснуться. Тая, кажется, могла достать и смерть своими выходками. — Спасибо, — благодарно прошептал он. В ответ получил задумчивое хмыканье. Прямо за дверью сначала послышались голоса, а после зазвенел открывающийся замок. Через распахнувшуюся дверь бодро вошли двое охранников в незнакомой зелено-желтой форме. Она не была достаточно строгой для организации, но и не была достаточно свободной для бандитов. Двое тут же направились в сторону хмурого и взъерошенного заключенного, предусмотрительно выставив вперед штыки с электрошоком. Воспользоваться ими, однако, не пришлось — пленник не проявил сопротивления, когда на него надевали ошейник и наручники. В камеру вошел средних лет мужчина в желто-зеленом костюме. Костюм умело скрадывал полноту, а резная трость скорее подчеркивала статус, чем выполняла свою основную функцию. Этот человек имел полное право называться хозяином. Он внимательно осмотрел расслабленно сидевшего перед ним пленника, чьё прикрытое грязными волосами лицо сохраняло равнодушие. Выдавали только глаза, в темноте которых просвечивала злоба. Господин, постукивая тростью, подошел к честно оплаченной новой игрушке и кончиком трости за подбородок поднял голову выше. Та проявила послушность. Но глаза. В них было что угодно, но точно не смирение. Это действительно был товар высшей категории. Лиара не промахивалась в таких вещах. Тростью он покрутил голову в стороны, осматривая. Ей же небрежным жестом откинул отвратительно слипшиеся пряди с лица. И не зря. Мальчишка перед ним держал себя в руках, но не контролировал до конца. Почти восемьдесят тысяч за право наблюдать, как напрягаются скулы и щурится глаз, пряча в глубине ненависть от его действий. Хотелось подойти ближе, но отвращение перед грязью и безопасность перевешивали это желание. Он жестом приказал поднять его. Приказ был исполнен чётко. Тростью приподнял омерзительно грязный край свитера, обнажая кожу. Постучал по бокам, не сводя глаз с лица. Контроль эмоций был хорошим, но не идеальным. Тогда он обратил внимание на ногу с длинным воспалившимся швом. Стукнул по ней, и пленник выдал свою боль: едва заметно дернул головой вверх, заиграл горлом, подавляя резкий вдох, но забывая про губы и выдавая короткий оскал. Почти восемьдесят тысяч. — Пакуйте, — закончил он и оглядел камеру. Он покупал не только жертву Лиары. Девчонка смиренно сидела и ждала своей участи, не сводя глаз со своего покупателя. Он ждал, пока охранники с дорогой игрушки снимут одну цепь и оденут другую, и после приготовят к осмотру девчонку. И повторил почти те же действия с ней. Она смотрела почти раболепно, с полужеста угадывая его желания и послушно их исполняя, проявляя удивительную проницательность. Она явно была матерой рабыней, раз знала, как себя вести. Что ж, имеет смысл поставить её над мальчишкой, пусть учит. Только один человек в этой камере понимал, что произошла какая-то подмена. От злости, вздорности, бесстрашия не осталось и следа, зато появилась смиренная девушка, выполнявшая любое приказание и как будто даже получавшая удовольствие от такого рода унижения. Она не сводила почти коровьих глаз с человека, что считал её вещью, и старательно угождала, хотя пару минут назад со злобой била по чужому лицу. Это был совершенно другой человек, который даже двигался иначе. Их повели следом за зелено-желтым костюмом с человеком внутри, предварительно привязав к электрическим шестам. Тая шла почти как робот, четко выверив и длину шага, и темп, ни разу не сбившись за все время. Бен пытался сначала повторять за ней, благо, что она была впереди, но сбился, когда нога, постепенно наращивая силу боли, начала терять чувствительность. Единственное, что ей было нужно, это покой, которого ей не давали. Он же мог только пытаться не терять темпа, не сводя глаз с Таи и максимально её копируя. Она держалась значительно лучше него. Идти пришлось долго. Сначала через длинные лабиринты местной тюрьмы, а после через не менее извилистые узкие улочки под открытым небом. Знать бы, на какой они планете… На половине этого пути Бен начал задыхаться. Снова. И не мог уже ни о чем думать, кроме как пытаться вдохнуть как можно глубже. Когда они дошли до цели, Бен смог заметить лишь округлую форму корабля и такой же зелено-желтый цвет, как и костюм, и форма охранников. Потом у него окончательно потемнело в глазах от недостатка воздуха.