жизнь меня не учит. я — дурак. я наивен, как в далеком детстве. от любви до ненависти — шаг. я же, рот раскрыв, стою на месте! прошлое стоит, как в горле ком: всех люблю, с кем время разлучило! если бы я звался кораблем, то его давно бы затопило., но на все способен человек, если у него большое сердце; я дурак — мое вмещает всех, кто хоть раз его коснулся дверцы! и с собой не справиться никак, я люблю в пожизненные сроки. от любви до ненависти — шаг, но мои не слушаются ноги. то стоят, а то спешат назад, новых по дороге подбирая; я — дурак, но сказочно богат, чувствами, не знающими края. Ах Астахова
Трясущимися руками Мари пыталась застегнуть колье. Непослушные пальцы никак не могли справиться с этой проклятой застежкой. Вышедший из ванной комнаты Ягер сразу обратил внимание на красные заплаканные глаза девушки. Он вспомнил колкие фразы, брошенные в ее адрес. Внутри опять что-то сжалось. Эти глупые чувства были неподвластны разуму. Заметив, как Мари после неудачных попыток отчаянно отбросила украшение куда-то на столик, Клаус подошел к ней и, аккуратно отодвинув длинные волосы, сам с легкостью застегнул колье на ее шее. Затем тяжелые руки легли на плечи, осторожно сжав их. — Не нужно выставлять себя плаксивой дурой, — наклонившись к ее уху, ледяным уверенным голосом прошептал Ягер. Ласточка ничего не ответила, лишь вздрогнула от пугающего контраста. Когда Клаус только подошел, казалось, он хотел как-то успокоить или поддержать, однако теперь стало очевидно — его заботило только то, в каком свете она может его выставить. Мари вдруг вспомнила, каким он показался ей впервые: холодный, черствый, неспособный к жалости и сочувствию, не терпящий слабости. Возможно, Ягер всегда таким и оставался, но наивная девушка видела лишь желанный образ. — Ты готова? — почти не выражающий эмоций голос вырвал Ласточку из мыслей. Не желая отвечать что-либо, Мари молча встала и отошла от столика, за которым сидела. Клаус же, стоя перед зеркалом, поправлял мундир. Встреча с комендантом не была важна, ведь, по-сути, это он был обязан способствовать выполнению задания Ягера. Однако оберштурмбанфюрер Рихтер отправляет еженедельные отчеты, в которых, конечно же, необходимо упоминать и о высших чинах, прибывающих в лагере. Такие вроде бы незначительные характеристики могут в какой-то мере способствовать восстановлению подорванной карьеры. Закончив, Клаус подошел к Мари и, глядя в ее глаза без намека на нежность, проговорил: — Используй свой актерский талант, чтобы выглядеть веселей. Мы-то с тобой знаем, как хорошо ты умеешь бросать пыль в глаза. Холодная ухмылка вновь заставила невольно сжаться, но Ласточка все еще не хотела верить в его черствость, ведь совсем недавно она видела его совсем другим. Заглянув ему в глаза, Мари с нежностью провела рукой по шрамам на его щеке. — Клаус… Я никогда не врала тебе, прошу поверь. Девушка видела борьбу в его глазах. Сначала в них мелькнула ответная нежность смешанная с растерянностью, затем недоверие, а после и вовсе презрение. Внезапно перехватив тоненькое запястье, Ягер почти прорычал: — Не врала, говоришь? Тогда скажи мне, как ты это называешь? Честно вытащила конверт, честно передала его черт знает кому, ну, а затем честно и невинно смотрела в глаза, будто ничего не произошло. — Клаус, пожалуйста, пойми я… я…люблю тебя, — Ласточка хотела оправдаться, но даже не знала как. — Ты меня совсем за идиота держишь? — скрепя зубами рявкнул Ягер. — Довольно тратить время. Я терпеть не могу опаздывать.***
Мысли были сейчас не с ней, и девушка даже не заметила, как оказалась на другом конце длинного коридора. Солдат, дежуривший у покоев коменданта, едва заметив приближающегося штандартенфюрера, поспешил доложить об этом коменданту. Как только пара подошла к двери, ее немедля распахнули перед ними. Клаус зашел первым, Ласточка засеменила следом. На пороге их встретил оберштурмбанфюрер Рихтер, который, сухо улыбаясь, указал на вход в небольшую столовую, добавив из вежливости: — Штандартенфюрер, рад вашему визиту. Прошу проходите. В столовой Клаус молча отодвинул для Мари стул, и когда та села, занял соседний. Оберштурмбанфюрер, едва заметив девушку, поменялся в лице. Сухая вежливость сменилась на какую-то приторную любезность. Уловив такие перемены, Ягер со злостью стиснул челюсти. Комендант начал было что-то говорить, но Клаус грубо перебил его. — Позвольте представить — моя дорогая Мари, — резко бросил он. — Красивые женщины здесь большая редкость. Очень приятно познакомится с вами, Фройляйн Мари. Или Мадемуазель. Как вам будет удобно? — Так, как удобно вам, Герр… Комендант, — подыгрывая мужчине, в той же приторной манере ответила Ласточка, затем, выждав небольшую паузу и кокетливо протянув мужчине руку, добавила. — Рада знакомству. — Для вас, моя дорогая, просто Гюнтер, — ответил комендант, целуя руку девушки. Клаус смотрел на все это со злостью, холодный взгляд, казалось, уничтожает все вокруг. Взглянув на него, Мари почувствовала, как по коже пробежали мурашки. Однако Ягер сам хотел увидеть ее игру. Черт с ним! Он ее получит. Может быть тогда Клаус наконец поймет, что она никогда с ним не играла. Ласточка впервые почувствовала колкую обиду на Ягера, ведь он даже не захотел ее выслушать. — Обычно офицеры оставляют своих возлюбленных дома. Видимо, вы столь великолепны, что штандартенфюрер не может вами насытиться, — комендант заговорил, глядя Мари прямо в глаза. Девушка в ответ задорно захохотала. Она продолжала играть образ, однако совершенно не понимала, откуда оберштурмбанфюрер берет столько наглости, ведь Ягер старше его по званию. Обернувшись к Клаусу, Мари едва не вздрогнула. Он выжидающе смотрел на Рихтера так, как смотрит хищник на добычу перед последним прыжком. Комендант, видимо, и сам понял, что зашел за опасную черту, потому отошел к небольшому буфету и заговорил так, словно ничего не произошло: — Герр Ягер, какой коньяк предпочитаете? — На ваш вкус, оберштумбанфюрер, — после долгой паузы Клаус ответил голосом, в котором звучал метал. — А что же вы, дорогая Мари? — Рихтер говорил уже не столь любезно, очевидно, не желая вновь провоцировать Ягера. — Предпочитаю напитки по-мягче, — коротко ответила девушка. — Тогда для вас у меня есть прекрасный рислинг, — протянул мужчина, разливая алкоголь. Ласточка краем глаза наблюдала за Клаусом, он был все также зол. Девушка уже пожалела, что затеяла эту игру. Однако Ягер сам хотел этого. Злить его — не лучший вариант, но его нежелание выслушать не оставляло сил молча терпеть. Рихтер подошел к столу и поставил бокалы с алкоголем, затем вальяжно развалился на стуле и заговорил: — Штандартенфюрер, архив доложил мне, что вы уже отобрали заключенных для своей работы. Если это так, я рад, эти дармоеды смогли ускорить вашу работу. — Я забрал несколько карточек, но мне нужен лишь один. Я поставлю ему задачу, а уже экипаж пусть выбирает под себя. Так что в ближайшее время верну документы в архив. В глазах Клауса мелькнул азарт. Он уже не был так напряжен. Коньяк уже, вероятно, сыграл свою роль, ведь тяжелого напряжения в воздухе больше не было. Мари решила не встревать и делать вид, что до этого разговора ей нет дела. Однако девушка понимала, что сейчас получит ответы на большинство своих вопросов. — Но мне все равно не понятно — почему для испытаний русского танка так необходим русский экипаж? Не думаю, что он так сложен в управлении, они любят все упрощать, — с противной усмешкой любопытствовал комендант. — Дело не в танке. Курсанты должны понять, что это значит — сражаться с русскими. Поверьте, в учебниках этого не пишут. В них есть горящее отчаяние, заставляющее действовать так, как ни одному здравому человеку в голову не придет. — В таком случае, ставить их против курсантов может быть опасно. Что им терять? — Я позабочусь об этом. Полигон будет окружен, курсантов, так или иначе, большинство, ну и, конечно же, снаряды у русских будут холостые. — Тогда как вы собираетесь заставить русских сражаться? Загнать их в танк не проблема, но станут ли они действовать? Зачем им это? Они, так или иначе, трупы, — лениво потягивая коньяк, с той же усмешкой протянул оберштурмбанфюрер. Клаус усмехнулся и долго молчал в ответ, затем, сделав крупный глоток алкоголя, заговорил: — Я уже нашел того, кто мне нужен. Это решит все проблемы, — не желая углублять коменданта в свои планы, Ягер решил перевести тему. — Оберштурмбанфюрер, на завтра я запросил переводчика. Но мне важно, чтобы им был кто-то из остарбайтеров. Тот, кого можно пустить расход. — Да, да. Меня уже уведомили. К счастью, с переводчиками среди лагерных проблем нет. В отличие от проблемы с танковыми командирами… Ласточка уже не слушала их разговор. Очевидно было одно — комендант стремился показать, что осведомлен обо всем, что происходит в лагере. Девушка, наконец, узнала причину, которая заставила Ягера приехать сюда. Но теперь это заботило ее в меньшей степени. Коля… Все мысли были о нем. Как она могла ему помочь? Поговорить с Клаусом… Но разве он выслушает, разве сможет понять? Нет, сейчас он скорее наоборот уничтожит его, что сделать ей больно. Организовать побег… Идея еще более глупая. В лагере Мари никого не знает, прикрыть ее некому. Но даже если она и сможет что-то придумать, станет ли Коля делать то, что она скажет? Отец всегда говорил, что он «упертый как баран». В детстве брат часто делал все наперекор, вопреки всем. Вряд ли он поменялся сейчас. Сердце девушки больно сжалось от теплых детских воспоминаний. Коля был старше ее, но она запомнила его вредным голубоглазым мальчишкой, постоянно встревающим в какие-то передряги. Когда они были детьми, он всегда защищал Ласточку. У них были теплые отношения, они никогда не бросали друг друга в беде. Только прошли годы и детские передряги превратились в серьезные взрослые проблемы. Теперь, когда ее ошибка могла стоить жизни им обоим, Мари не знала, что может сделать. Страх словно сковывал ее. Но одно Ласточка знала точно — она ни за что не оставит брата в беде. Важно найти возможность поговорить с ним, а вместе они смогут что-нибудь придумать. Только как получить эту возможность? В голову пришла только мысль умолять об этом Клауса. Но, глядя ему в глаза, Мари не могла понять — было ли правдиво то холодное безразличие, с которым он смотрел на нее? Если это теперь его настоящие чувства, то рассказав ему о брате, она собственноручно предоставит ему серьезный козырь в игре против нее. Конечно, девушка понимала, что Клаус будет пытаться добиться от нее сведений о разведке. Тогда как ей быть? — Фройляйн Мари! — полупьяный голос коменданта вырвал Ласточку из раздумий. — Вы нас не слышали? — Прошу прощения, задумалась. Вы о чем-то меня спросили? — она умело изобразила растерянность. — Нам интересно, что, по вашему, лучше: наш рислинг или ваш французский сотерн? «Русский самогон», — мысленно сыронизировала девушка. — «Пьяная скотина, думаешь, я твой «сатурн» на завтрак, обед и ужин пью?» Девушка понятия не имела, о каком вине идет речь. Однако выкручиваться ей как-то нужно было. Что ж, придется попробовать отделаться общей фразой… — На мой вкус, французские вина слишком терпкие и кислые, — как бы невзначай кокетливо бросила девушка. — Первый раз вижу француза, который признал, что их вина — отвратительное пойло, — с пьяным задором проговорил оберштурмбанфюрер. Клаус в ответ усмехнулся и заговорил: — Замечу: не француза, а француженку. Вероятно, Мари устала, — сделав глоток коньяка, он продолжил. — Уже поздно. Мы пойдем. — Фройляйн, прошу, останьтесь. У нас еще много вина, — протянул пьяный комендант, вальяжно показывая рукой на полки с алкоголем. — Гюнтер, мы обязательно продолжим в следующий раз. Клаус прав. Я действительно устала, — ответила Мари, вставая со стула. Было совершенно очевидно, что оберштурмбанфюрер относится к тому типу мужчин, которые, едва выпив, превращаются в маменькиных нытиков. Комендант подскочил со стула, едва не упав. Он, шатаясь, подошел к девушке и, крепко взявшись за обе ее руки, настойчиво развернул к себе. Девушка не ожидала такой смелости и сначала опешила, затем перевела взгляд на Ягера. Клаус стоял позади нее, его взгляд, казалось, вновь испепелял все вокруг. Ласточка не знала, как поступить. Следовало бы послать коменданта к черту, но Ягер сам захотел этой грязной игры. Набравшись решимости, она повернулась к коменданту и улыбнулась ему. — Дорогая, я не позволю себе отпустить вас, пока не обниму, — еле собрав слова в единое целое, промычал комендант. Он потянулся к девушке, однако та, понимая, в какую ярость это приведет Ягера, сделала решительный шаг назад. Комендант подался за ней, но ноги отказались подчиняться пьяной голове. Мужчина потерял равновесие и упал навзничь. Его тяжелая туша, едва было не придавила Ласточку, однако Клаус успел оттащить ее на себя. Игнорируя неловкие попытки коменданта встать, Ягер потащил Мари к выходу и прорычал: — Оберштурмбанфюрер, вы слишком пьяны. Проспитесь. В коридоре Клаус отпустил девушку и быстрым тяжелым шагом, не обращая на нее никакого внимания, направился в выделенные им комнаты. Ласточка сначала пыталась успевать за ним, но вскоре оставила эти попытки и шла позади него. Через какое-то время, не выдержав, она остановилась и, представив всю абсурдность произошедшего, громко засмеялась своим заливистым смехом. Ягер замер. Этот смех… Он сводил с ума с того момента, как Клаус впервые его услышал. Такой искренний, беззаботный, задорный и уже родной. Как же давно он не слышал его… Все то, что когда-то любило и восхищалось Мари, казалось, ожило в нем с новой силой. Поддавшись эмоциям, Клаус, едва заметно, засмеялся в ответ. Набравшись смелости, Ласточка подошла ближе. — На меня очень давно не падали пьяные мужики, — с задором сказала она. Клаус долго молчал. Здравый рассудок в его голове боролся с эмоциями. Нельзя было позволить этому глупому мальчишечьему чувству вновь взять вверх. Какого черта он вообще себе позволяет? Эта стерва подставила его, играла чувствами и до сих пор продолжает это делать, а он, как наивный идиот, готовь все забыть из-за беззаботного смеха. Нет. Он больше не поведется ни на одну из ее уловок. — Этот бы тоже не упал, если б ты его не спровоцировала, — резко оборвал повисшее молчание Ягер и, не взглянув на Мари, пошел дальше. — Я спровоцировала?! Сам сказал — «используй свой актерский талант». Чем ты недоволен? — Ласточка, казалось, именно этого упрека и ждала. — Знаешь, «использовать талант» у тебя получилось крайне скверно. На деле ты либо флиртовала с Рихтером, либо сидела, уставившись в одну точку, — Ягер усмехнулся в ответ. — Мне, по-твоему, нужно было обсуждать танки, отвагу русских и величие арийской нации? Дело не в том, что делала я. Дело в твоей воспаленной ревности, — пытаясь не отставать от него, бросила в ответ Мари. — Кажется, я уже говорил, что к вещи не ревнуют? Дело тут в том, что ты опять умело воспользовалась чей-то слабостью, чтобы добиться своей цели. В глазах Ягера уже блестела ярость, но остановиться Ласточка уже не могла. Она все еще не до конца понимала, злится она на Клауса или нет. Но все те эмоции, которые за последние недели собрались в камень, тянущий на дно, теперь просились наружу. Ей хотелось высказать Ягеру многое, ведь он все это время слепо игнорировал ее. — Я никогда не пользовалась тобой! Тебе так легче думать. Но ты и сам знаешь — я люблю тебя. Именно поэтому ты еще не… Клаус не дал ей договорить. Он с силой впечатал ее в широкий проем между окон. Одной рукой стальной хваткой держа Мари за шею, он заговорил: — Я предупреждал насчет подобных заявлений. Видимо, ты глупей, чем кажешься. — глядя ей в глаза, прорычал Ягер. Холодные голубые глаза точно смотрели насквозь. Этот яростный взгляд пугал. Ласточка хотела было отвернуться, но Ягер сильнее сжал руку на ее горле, слегка перекрывая доступ кислорода. Когда девушка, наконец, обреченно с покорностью взглянула ему в глаза, Клаус освободил тонкую шею от крепких оков. Однако он не спешил отпускать Мари. Все еще прижатая одной рукой к стене, Ласточка услышала звук расстегиваемой пряжки ремня и почти испугано попыталась возразить ему: — Клаус, ты же не собираешься… здесь… Мы в десяти шагах от нашей комнаты. — Именно здесь, — хриплым шепотом, глядя на нее с возбуждением, отрезал Ягер. — Ты не хочешь здесь, а я — наоборот. Пора бы тебе, наконец, понять — не важно, что ты хочешь и чувствуешь. Будет так, как нужно мне. — Ты совсем уже… — девушка хотела возразить, но холодная глубина его глаз заставила замолчать. Ласточка посмотрела вокруг: во всем длинном коридоре горели всего три тусклые лампы. Было уже поздно, и вряд ли кто-то мог появиться здесь. Но даже в таком случае полумрак с легкостью скрыл бы их лица. Мари понимала — главная цель Клауса подчинить ее. Нет смысла еще больше портить отношения из-за таких мелочей. Во-первых, девушка не исключала, что ей потребуется Ягер, чтобы помочь брату. А во-вторых, она надеялась, что, наигравшись с ее покорностью, он, наконец, успокоится. Сделав глубокий судорожный вздох, Ласточка аккуратно обвила его шею. Однако Клаусу ее нежность была сейчас ни к черту, он грубо закинул на себя ее ноги и, отодвинув мешающую ткань, без каких-либо прелюдий вошел в нее глубоким резким толчком. Девушка едва не вскрикнула, затем, глядя ему в глаза, прошептала: — Клаус, мне больно… В глазах Ягера виделась уже знакомая Ласточке борьба. Но когда его взгляд вновь налился свинцовой тяжестью, он, грубо усмехнувшись, ответил: — Знаешь, я думал, что такие, как ты, всегда готовы. Девушка почувствовала обиду и даже злость. Он назвал ее шлюхой! После всего, что было между ними. Она никогда не давала ему повода так думать. Собравшись с мыслями, Ласточка со всей силы дала звонкую пощечину Клаусу, который все еще смотрел на нее с той же ухмылкой. Ягер явно не ожидал, что Мари осмелится его ударить. Ее смелость пробудила в нем азарт. Осознав, наконец, что произошло, он собственнически жадно впился в ее губы, затем, оторвавшись, резко развернул девушку к себе спиной и облокотил на широкий подоконник. Его руки грубо ласкали ее грудь, вероятно, оставляя после себя синяки, губы украшали нежную шею болезненными засосами, укусами, а после утешали поцелуями. Затем он опустился к бедрам и с оглушающим треском ткани избавился от мешающего нижнего белья. Ласточка все это время стояла, не отталкивая Клауса, но и не отвечая этой игре. Когда его пальцы оказались внутри нее, девушка не смогла сдержать сдержать хриплого стона. Ягер, сначала желавший грубо отыметь ее, заметив, как Мари пытается побороть желание, подавить стоны, решил подчинить ее по-другому. Нет, она вновь будет умолять его продолжить… Поймав очередной толчок стройных бедер, Клаус наклонился к ее уху и, прикусив его мочку, с наигранной заботой прошептал: — Милая, тебе уже не больно? — затем его рука переместилась на ее волосы, он требовательно потянул за них, заставляя девушку выгнуть спину, и властно добавил. — Может быть, теперь ты хочешь большего? Мари упорно молчала в ответ. Злость в ней боролась с желанием, ведь Ягер играл с ее телом, чувствами, гордостью. Ласточка попыталась оттолкнуть руку, все еще изводящую ее, но Клаус ловко перехватил тоненькое запястье и теперь стал играть с девушкой ее же рукой. Еще через пару минут этой сладкой пытки, она попробовала свести ноги, но Ягер, разумеется, пресек и эту попытку. Терпение Клауса было на пределе, а потому действия Мари лишь провоцировали его. Звонкий увесистый шлепок заставил девушку вскрикнуть. — Клаус, прекрати! — Мари возмущенно попыталась возразить. — Мы можем оба получить удовольствие, а можем проторчать здесь до утра. Все в твоих руках, моя сладкая, — властно прошептал Ягер, аккуратно с нежностью заглаживая покрасневшую кожу ее ягодиц, затем с наигранным любопытством добавил: — Как думаешь, твоему новому поклоннику понравится такое зрелище? Ласточка понимала, что Ягер так или иначе добьется своего. Пусть забирает… Она, и так, уже давно проиграла ему. — Ладно. Делай, что хочешь. Только побыстрее, — недовольно ответила девушка. Клаус самодовольно усмехнулся. Но все-таки такой ответ его не устроит. Похоже, она забыла, что принадлежит ему полностью? А вообще, какого рожна он позволил ей скрывать свои эмоции? Резко развернув Мари к себе, он взялся за ее подбородок и, пристально глядя в глаза, в которых виднелась обида, заговорил: — Дорогая, ты ответила так, словно мы уже 20 лет в браке и мне нечем тебя удивить. Даже если и так, где же твой актерский талант? «Да, пошел ты! Хочешь талант — наслаждайся!» — мысленно взорвалась Ласточка. Она резко потянулась к его губам и теперь сама целовала собственнически и властно. Руки уже расстегивали его китель. Хочет в коридоре — пусть стоит голый. Запрыгнув на подоконник, Мари спустила вниз его штаны и, обхватив ногами за бедра, притянула к себе. Наблюдая за тем, как девушка резкими движениями избавляла его от рубашки, Ягер не мог поверить, что она, последние пару недель, как тень, выполнявшая все его прихоти, сейчас превратилась в страстную фурию. Нет, Мари, конечно, никогда не была бревном, но инициатива-то всегда оставалась за ним. Осознав, наконец, что происходит, Клаус попытался перехватить инициативу у девушки. Войдя в нее все тем же глубоким и резким толчком, положив одну руку на грудь, а другой придерживая за талию, он сдал двигаться так яростно, насколько это было возможно. Мари в ответ намерено царапала его спину, в поцелуе прикусывала губы. Они превратились в безумцев, вымещающих таким извращенным способом друг на друге всю скопившуюся злость и обиду. Было совершено неочевидно, кто из них одержал победу. Клаус, хоть и добился своего, вновь не чувствовал желанного удовлетворения. На этот раз ее покорность сыграла против него, и ее даже не в чем упрекнуть. Что ж, раз не получилось сыграть на ее покорности, он сыграет, например, на жалости или страхе…***
Ласточка проснулась от лучей слепящего солнца. Попыталась зарыться в подушки, но протяжно застонала, почувствовав, как ломит тело после вчерашнего безумства. Однако сладкие остатки сна прогнала дерзкая усмешка Ягера. Мари никак не ожидала, что он будет в комнате, ведь обычно он уходил еще до ее пробуждения. Именно сейчас, когда ей было необходимо тщательно продумать сложившуюся ситуацию, она никак не могла остаться наедине со своими мыслями. Девушка услышала тяжелые шаги, а затем почувствовала, как прогнулась кровать, когда Клаус сел на ее край. Мари оторвала голову от подушки и встретилась с холодным, уверенным и самодовольным взглядом. Не отводя глаз, Ягер с уже знакомой усмешкой заговорил: — Знаешь, вчера ночью я убедился, что не ошибся, не избавившись от тебя. Тебе еще есть, чем меня удивить. Ласточка молчала в ответ, но внутри пробивалось малознакомое ей раздражение. Игнорируя Клауса, Мари встала с кровати. В комнате стоял запах кофе, очевидно, завтрак принесли пока она спала, но есть почему-то не хотелось. Девушка мельком взглянула на рабочий стол Клауса, там были хаотично разложены те самые карточки танкистов. Вероятно, он выбирал нужного. Ласточка подумала каким-то образом подтолкнуть его выбрать Колю, но вспомнила небрежно брошенную фразу коменданта про то, что все, кто кто будет в этом участвовать — трупы. Нет, Ягер ничего не должен знать про то, что ее брат здесь. Нужно действовать самой. Главное найти возможность поговорить с Колей. Но как? — Если ты задумалась о том, как проведешь сегодняшний день, можешь расслабится — мне есть, чем тебя занять, — усмешка Клауса вырвала Мари из раздумий. Если раньше его уверенный тон буквально пленил ее, то сейчас самоуверенная циничность с каждой фразой раздражала все больше и лишь вызывала желание послать его куда подальше. Ласточка прекрасно понимала — он имеет право злиться. Но одно дело — злиться, другое — манипулировать, играть, точно шахматной фигурой. Девушка осознавала, что ее положение безвольно. И ситуация с братом еще больше ухудшила его. Что ж, если ей и придется ему подчиняться, то теперь делать это она будет не так, как Ягер ожидает. Он больше не увидит ее виноватый взгляд. — Планируешь опять споить коменданта? — в его же манере ответила Мари. — Нет, дорогая. Планирую устроить для тебя экскурсию, познакомить со здешними обитателями, — Клаус подошел ближе и, глядя теперь с холодным презрением, тем же наигранным тоном продолжил: — Мог бы сказать, что тебе понравится, но я так не думаю. Однако не будем забывать про твою безграничную любовь и преданность. — Что ты задумал? — испуганно прошептала девушка. — Сказал же: просто экскурсия, — с нежностью проведя по ее щеке, Ягер добавил: — Не бойся, я еще не наигрался тобой.***
Ласточка чувствовала, как ноги с каждым шагом становились ватными. Длинный, темный, сырой коридор, по которому они шли, наводил на нее какой-то неподвластный разуму ужас. Голова кружилась от давящей атмосферы этого места. А каждый тяжелый шаг отзывался по холодным стенам эхом, от которого по коже пробегали мурашки. Внутри разгоралась паника, подавить которую девушка никак не могла. Мари понимала, что Ягер сейчас не собирается ее трогать, к тому же еще до того, как они попали в это ужасное здание, Клаусу дали переводчицу. Было очевидно: все это связанно с его заданием. Однако Ласточка никак не могла понять, зачем он потащил ее с собой. Хочет добиться полного подчинения? Но она и так никогда с ним не спорила. Этот вопрос разъедал Мари изнутри. Набравшись смелости, она догнала впереди идущего Ягера и решительно заговорила: — Я не сделаю и шага, пока ты не скажешь — зачем я здесь. Клаус усмехнулся и лишь кивнул идущему рядом Тилике, чтобы тот куда-нибудь испарился. Затем, не сбавляя шага и даже не глядя на девушку, заговорил ледяным голосом: — Ты уже пять шагов сделала. — Лишь потому, что не хочу закатывать сцен. Просто скажи, зачем я тебе, — Мари снова чувствовала раздражение, вызванное его манерой обращаться с ней, как с вещью. — Чтобы удовлетворять потребности, — фактически без эмоций ответил Ягер. — Хватит цепляться к словам. Ты прекрасно понимаешь, что я имела ввиду, — Ласточка взорвалась в ответ. — Ты здесь потому, что мне так захотелось, — с раздражением бросил Ягер, а затем, наклонившись к ее уху, ледяным, пробирающим до мурашек шепотом, добавил: — Или потому, что тебе здесь и место. От его последней фразы Мари вновь почувствовала свою вину. Только она виновата в том, как Ягер сейчас с ней обращается. Внутри словно что-то оборвалось от теплых воспоминаний. Ведь он был совсем другим — тот Клаус, которого она знала еще каких-то пару недель назад, умел любить, улыбаться… В дали коридора показались несколько офицеров. Вероятно, они ждали Ягера. Мужчины перекинулись со штандартенфюрером парой фраз, пытаясь что-то ему возразить, но тот быстро сумел их заткнуть. Наконец один из офицеров открыл камеру, расположенную на отдалении от остальных. Ягер зашел первым, за ним Тилике подтолкнул переводчицу и осторожно подал руку Мари. Девушка неуверенно зашла внутрь и ожидала, что кто-то зайдет следом, однако тяжелая дверь с оглушающим скрипом захлопнулась. Ласточка невольно вздрогнула. Паника с новой слой подкатила к горлу. Идиотская прихоть Ягера… Что ей здесь делать? Мари неуверенно остановилась, сделав лишь пару шагов вглубь камеры. Свисающие с потолка цепи, высохшие брызги крови на стенах, назойливые в повисшей тишине капли воды с потолка заставляли невольно вздрагивать. Ласточка испуганно смотрела на Клауса, пытаясь понять его намерения. Но тот уже не обращал на нее никакого внимания, он сосредоточенно смотрел на человека, лежащего на деревянных досках. Этот заключенный, кутающийся в какую-то грязную тряпку, на которой выступали следы крови, никак не отреагировал на появление людей. Ягер подошел ближе и, наконец, уверенно заговорил: — Давно не виделись, солдат. — Клаус сделал долгую паузу — Помнишь 27 ноября 41-го? Село Нефедово. Переводчица быстро перевела сказанное, и человек, уловив суть пронесенных слов, попытался сесть, но давалось это ему с трудом. Ягер кивнул переводчице, чтобы та помогла. Но когда девушка только коснулась спины, человек вскрикнул, и смог сесть уже сам. Ласточка увидела его лицо и буквально почувствовала, как подкашиваются ноги, точно ее столкнули с какого-то обрыва. Коля… — Это твою роту я разбил, — едва слышно произносит он. Ласточка его слова разбирает только с помощью переводчицы. Голова идет кругом, все это выглядит, как ужасный сон. Такого просто быть не может. Неужели Клаус знает ее брата? Что их связывает? А если он притащил ее сюда, зная, что они родственники? Нет, такого быть не может. Ягер точно не догадывается об этом. Если так, то нельзя, чтобы Коля сейчас ее узнал. Мари инстинктивно делает шаг назад, жмется куда-то к выходу, пытаясь скрыть от брата лицо. Чувствует, как щиплет глаза накатившей волной слез, как тихий всхлип просится вырваться из груди. Нет. Нельзя. Не сейчас. Не привлекай внимание. Все это время она фактически ничего не слышит, только до боли знакомая усмешка Ягера вырывает из мыслей. Коля что-то ему сказал. Очевидно, что-то дерзкое. «Соберись, дура! Если хочешь помочь брату, нужно знать планы Клауса, а не сопли на кулак наматывать», — Ласточка пытается заставить себя сконцентрироваться на происходящем. — Неисправим. Не пригоден к использованию. Подлежит уничтожению, — Ягер зачитал характеристику из личного дела. Для Ласточки каждое из этих слов прозвучало как приговор, отдающий глухой болью в висках. Если бы у нее, как у кошки, было девять жизней, то только сейчас она умерла три раза. Однако Коля, заслушав перевод, лишь криво усмехнулся, точно бросая вызов последним словам. — Я даю тебе еще один шанс. Ты подберешь и подготовишь экипаж русских танкистов… Мари слушала Ягера и невольно вспоминала слова коменданта. Это скорее шанс умереть, чем выжить. Но если Коля согласится, у нее будет время поговорить с ним и что-нибудь придумать. Вот только этого не будет… Ласточка хорошо помнила его характер. Когда ее брат чего-то не хотел делать, заставить его было просто невозможно. Даже отец не мог этого сделать. Тем более сейчас, когда после оглашения фактически его смертного приговора, на лице, покрытом множеством синяков, появилась дерзкая усмешка. Он ни за что не согласится. — На своей земле сражались, Фриц, — донеслось будто откуда-то издалека. Девушка не слышала предыдущих фраз, однако сейчас едва не присела. К счастью, переводчица не стала переводить последнее слово, но Ягер, наверняка, его уловил. Немцы терпеть не могут это прозвище. Хоть Клаус и оставил это без внимания, Мари заметила, как напряглись скулы на его лице. «Встретились два барана: Клаус, который никогда не отступает, и Коля, который никогда не сдается», — от натянутых, как струна, нервов Ласточка начинала мысленно иронизировать. Если она хоть немного знала этих двоих — просто так никто из них не уступит. — Я жду ответ, — безэмоционально объявил Ягер. — Да пошел ты! Переводчица замялась, но Клаус все понял. Он развернулся и вроде, действительно, пошел. Однако, сделав пару шагов, остановился и достал пистолет. Ласточка едва не вскрикнула и даже сделала шаг вперед в надежде защитить брата, но застыла, заметив, что оружие Ягер навел не на Колю, а на переводчицу. — Считаю до пяти. Один… Два… Три… Четыре… Пять, — оглушающее ледяное спокойствие пугало больше оружия. — Да, хорош. Согласен я, — казалось, в последний момент нервно выкрикнул Коля. Девушка облегченно выдохнула. Ягер убрал пистолет и, кажется, сейчас брату ничего не угрожает. Однако сердце все еще бешено колотилось. Судорожный вздох. Судорожный выдох. Камеру наполняют всхлипы переводчицы. Ласточке было жалко девушку, но утешить ее она не могла. Нельзя привлекать внимание. Ягер тем временем подошел к Коле и, что-то у него узнав, направился на выход. Мари долго смотрела на брата. В груди щемило тупой болью. Как же она вытащит его от сюда? Он в таком состоянии… Нет, Коля выживет. С ним все будет хорошо. Поняв, что Клауса давно нет в камере, девушка поспешила следом. Нельзя провоцировать его на какие-нибудь догадки.***
В коридоре девушка услышала, как Ягер распорядился, чтобы Колю перевели в медблок. Он говорил что-то еще, но Ласточка, напрочь игнорируя все происходящее, решительным быстрым шагом направилась на выход. Ей нужно было сделать спасительный глоток свежего воздуха. Нужно было остаться одной. Нужно было испариться, исчезнуть. Словно все это — сон. Сейчас она проснется рядом с Клаусом в его доме подальше от этого ужасного места, и все снова будет хорошо. Или на чердаке в деревне. Но только не здесь. Судорожно хватая воздух, Мари пыталась побороть истерику. Заметив, что на улице на нее обращено слишком много любопытных взглядов, девушка направилась в их с Клаусом комнату. По дороге она молилась всем богам, чтобы Ягер не поперся следом. Именно в таком состоянии она могла сделать множество ошибок. Оказавшись в комнате, Ласточка трясущимися руками налила бокал любимого коньяка Клауса и залпом, по-русски, опустошила его до дна. Постояла пару минут, закрыв глаза и запрокинув голову, но чертово спокойствие, видимо, забыло к ней дорогу. Также налила второй бокал, но, долго всматриваясь в глубокий янтарный цвет напитка, что было силы швырнула его в стену. Звук бьющегося стекла принес жалкую долю желаемого облегчения. Вдох. Выдох. Вдох. Бессилие и ледяное отчаяние отравляют разум. Только сейчас Мари понимает, что оказалась здесь не потому, что в слепой влюбленности не хотела отказаться от Клауса. Нет. Она окончательно осознала, что сама сейчас полностью находится во власти Ягера. На его милости. Которой, судя по всему, уже нет. Эта игра чувств зашла слишком далеко… Следом за бокалом летит и бутылка. Какая же она дура! Как можно было так слепо влюбиться? Забыть про осторожность и руководствоваться одними чувствами?! Идиотка. Ягер, если и любил, как ей казалось, то не ее, а лишь образ, который она играла, от которого он легко смог отказаться. К черту Ягера! К черту все чувства! К черту саму себя! Теперь все иначе: она в ответе не только за себя, но и за жизнь брата. Сейчас как никогда нужен трезвый, холодный рассудок, которого ей всегда так не хватало. Пора отключить сердце и истерики и включить, наконец, мозг. Вдох. Выдох. Чтобы переиграть Ягера, нужно быть хитрей его. Вдох. Нужно четко понимать шаги на пути к цели. Выдох. Шаг номер один — поговорить с Колей. Вдох. Выдох. Вдох. Где будет Коля ближайшие дни? Выдох. Ягер распорядился направить его в медблок. Вдох. Где этот чертов медблок? Выдох. Как туда попасть? Вдох. Просто так не пустят. Выдох. Думай. Нужно перехитрить Ягера. Вдох. Ягер ничего не заподозрит, если… Выдох. Сам отправит ее туда. Внезапно, открылась дверь. Черт! Со своей дыхательной гимнастикой даже шагов не услышала. Конечно, на пороге стоял Клаус. Закон подлости во всех своих проявлениях. Он усмехнулся, заметив разбитое стекло на полу, затем подошел ближе и в своем привычном самоуверенном тоне заговорил: — Вижу, ты в восторге. Так стремительно испарилась, что даже не узнала, зачем все-таки я тебя туда потащил. Он хотел было продолжить, но Ласточка его перебила: — Затем, что ты жестокая циничная сволочь. Гребаный манипулятор. Ягер рассмеялся: <tab— Кажется, еще недавно я был «любимым». — Это было до того, как… Клаус грубо перебил ее: — Как заставил тебя вылезти из кровати? Или довел до истерики несчастную переводчицу? Интересно, что бы ты говорила, если б я с этим танкистом действовал по-другому? Взял бы пример с Рихтера. Это, кстати, его тупость едва не лишила нас весьма талантливого танкового командира. Мари долго молчала. А ведь Ягер действительно не навредил Коле… Нельзя портить с ним отношения. Нельзя вновь давать волю эмоциям. Сделав глубокий вздох, Ласточка мягким виноватым голосом заговорила: — Клаус, прости. Я не считаю тебя таким. Просто я… Это место ужасно. Ягер обошел ее сзади, аккуратно отодвинул волосы, оголяя бледную шею и опаляя кожу горячим дыханием, хищно проговорил: — Извинишься вечером. Он отошел к своему рабочему столу, достал из сейфа какие-то бумаги и застыл, лениво разглядывая их. — Клаус, ты вроде хотел сказать, зачем потащил меня туда… — Ласточка попыталась узнать его мотив, ведь если он сам заговорил об этом — дело не только в том, что ему хотелось сыграть на ее нервах. — Думаю, теперь только после того, как проверю искренность твоих извинений, — точно заигрывая с ней, ответил Ягер. Мари было очевидно, чего он ждет. Она подошла к нему, отбросила куда-то бумаги, что он держал в руках, затем запрыгнула на стол и, обхватив Клауса ногами, притянула к себе. Ягер хищно усмехнулся и жадно впился в ее губы. Но когда девушка потянулась к ширинке его штанов, перехватил ее руку и, с досадой глядя ей в глаза, заговорил: — Я должен быть в архиве через 15 минут. Ласточка лишь жалобно вздохнула и прижалась своей щеке к его. Сейчас в ней уже не было злости. Это чувство прошло так же внезапно, как и появилось. — Я потащил тебя туда, потому что с этим парнем у вас есть что-то общее. Ты с легкостью обвела меня вокруг пальца, а он когда-то с той же легкостью разбил мою роту одним танком, — неожиданно заговорил Ягер. Девушка отстранилась и долго, удивленно смотрела ему в глаза. Ели бы он только знал, сколько у них общего… Какая идиотская насмешка судьбы. Ласточка не знала, что ему ответить, и просто молчала в ответ. — Я еще хотел донести до тебя — все так или иначе будет так, как нужно мне. Пусть этот танкист и разбил меня когда-то, теперь он полностью зависит от меня и будет делать то, что нужно мне. Подумай, может и тебе не стоит ждать, пока мне придется вынудить тебя. Просто сама выдай, что знаешь. «Ошибаешься, Клаус. Он не будет делать то, что нужно тебе», — зная брата, подумала Ласточка. Она ничего не ответила, лишь задумчиво смотрела куда-то вдаль. Теперь все ее ценности сместились, и как бы она ни любила Ягера, как бы ни была предана разведке, действовать сейчас она будет только в интересах брата. Вытащить его отсюда — главная цель. С остальным она разберется позже. Если, конечно, ей доведется… — Я не жду от тебя ответа сейчас. Подумай. Мы еще можем что-то вернуть, — без привычной самоуверенности сказал Клаус и, поцеловав Мари в лоб, вышел из комнаты. Ласточка почувствовала, как щеку защекотала одинокая слеза. Она любила его. Почти с первого дня их знакомства и до сих пор. Но Ягер уже переступил из-за нее через многие границы и вытаскивать ее брата он точно не станет. Хотя, возможно, если Мари и выдаст разведку… Но был ли он искренен с ней сейчас? Его холодная жестокость последних дней тоже выглядела вполне убедительно… А если она сдаст своих, что ждет ее семью на Родине? Нет, нельзя получить все и сразу. Либо жизнь Коли, либо Клаус… Выбор болезненный, но очевидный.***
Спустя час Ласточка шла по коридорам в поисках кабинета Тилике. Солдат на входе в здание подробно рассказал, в каком крыле он находится, но Мари боялась столкнуться с Ягером, ведь их кабинеты, наверняка, располагались рядом. Действовать нужно было решительно, а раз этот офицер вызвался ей помогать, пусть отвечает за свои обещания. Скорее всего его не будет на месте, но она подождет. А если встретит Клауса… Скажет — соскучилась. Раньше Ласточка с легкостью выкручивалась из подобных ситуаций. Найдя среди множества дверей нужную, девушка сделала глубокий вдох и неуверенно постучалась, затем толкнула дверь. Как ни странно, офицер был на месте. Он с серьезным лицом заполнял какие-то бумаги, но подняв голову и увидев перед собой Мари, заулыбался как-то по-глупому и заговорил: — Фройляйн Мари, вы, должно быть, ищите штандартенфюрера? Он… — Нет, гауптштурмфюрер. Я к вам, — Ласточка сделала кокетливую паузу, а затем продолжила: — Вы говорили, что я могу обратиться к вам… — Разумеется, — офицер недоуменно хлопал глазами. — Что ж… Мне нужен медицинский халат. Не думаю, что для вас это будет сложно, — сделав акцент на слове «вас» и точно заигрывая с ним, сказала Мари. — Нет, конечно… Но… — неуверенно начал было Тилике. Вероятно, он хотел узнать зачем ей понадобился халат, но Ласточка перебила его: — Прошу вас, пусть халат мне принесут до того, как придет штандартенфюрер. И он ничего не должен об этом знать. — Но я не могу скрывать от него что-либо, — замялся офицер. — Спросите у него завтра утром. Он вам «спасибо» скажет, — кокетливо подмигнула Мари и направилась на выход, затем, остановившись у двери, с вежливой улыбкой бросила: — Спасибо, Герр Тилике. Из кабинета Ласточка вышла с довольной хитрой улыбкой. Правильно говорят: наглость — второе счастье. Что ж, Клаус, сыграем по твоим правилам…