***
Какаши пришёл немного раньше, примерно за двадцать минут до назначенного времени. Арена редко использовалась шиноби для тренировок, в основном она предназначалась для проведения финального этапа экзамена на чуунина. Ирука медитировал в позе лотоса на середине арены, но как только Какаши пристроился на ступеньке одной из трибун, Ирука резко открыл глаза и обернулся, почти не меняя положения. По телу копирующего прошла мелкая дрожь: чужое спокойствие его пугало так же, как и решительность во взгляде. Хатаке путался в догадках, чего же ему стоит ожидать в конце сегодняшнего дня, однако он тешил себя призрачной надеждой на хороший исход. Три дня назад Ирука не убежал от него и не устраивал истерик, ограничившись обвинением Какаши в том, к чему он и правда был причастен. И как бы странно это не звучало, но таким учитель нравился Хатаке ещё больше. — Вы рано, — Умино встал, показательно лениво убирая руки в карманы, как обычно это делал Какаши, но в его взгляде читалось абсолютно другое. — Вы и правда хотите устроить со мной спарринг? — Именно так. — Почему не на седьмой тренировочной площадке? — Вы достаточно хорошо её знаете, в отличие от меня. Какаши молча осмотрел арену. Без ловушек, конечно же, не обошлось, но их количество определить было сложно. — Уровняли шансы? — Если можно так сказать, — в голосе проскользнула обида, — Я знаю местность вокруг деревни и примерное расположение ловушек, несколько из которых поставил лично я. Таков мой стиль боя. Хотя для такого гениального копирующего, как Вы, это, наверное, ничто. На лицо Ируки, пускай и всего на мгновение, легла тень печали, и Какаши это немного укололо: его имя идёт впереди него же. — Но я не всесилен, имейте это в виду. Какаши спрыгнул вниз, на ветку одного из ближайших к стене деревьев. С техникой сокрытия он надеялся как можно быстрее проскочить к Ируке и обезоружить его, но не успел Хатаке коснуться земли, в его сторону полетел кунай, который он тут же отразил. — Я жду, — с лёгкой наигранной улыбкой сказал Ирука. Какаши сильнее сжал рукоятку куная, тяжело вздыхая — он никогда не сражался и не тренировался с Ирукой, поэтому всё вокруг представляло собой минное поле ещё и в переносном смысле. Хатаке примерно знал, что из себя представлял учитель, прежде всего принимая во внимание его бумажную работу, однако с приходом Пятой у того появилось больше свободного времени, и он начал пропадать на тренировочной площадке. Впрочем, то, что практиковалось на полигоне, для копирующего оставалось загадкой, ведь если бы Ирука вновь почувствовал его присутствие, это лишь ухудшило бы и без того шаткое положение Какаши в его глазах. Хатаке бездумно рванул к центру, где спокойно стоял Ирука, по его действиям пытаясь понять тактику боя, но через пару шагов активировалась первая ловушка. Сюрикены летели на него чуть ли не со всех сторон. Какаши возвёл под собой земляную стену, что позволило ему избежать атаки и совершить манёвр. Оттолкнувшись от разрушающейся опоры, Какаши решил пробиться прямо к Ируке, по мере приближения изменяя свою траекторию. В ответ Умино, прочитав следующее движение с помощью вибраций в воздухе, с закрытыми глазами кинул пару кунаев, целясь не в самого Хатаке, а куда-то рядом с ним. Первый пущенный в его сторону кунай пролетел мимо, и Какаши легко увернулся, а второй ему пришлось отразить, таким образом предотвратив попадание снаряда в лоб. Третий же кунай летел сразу за вторым, и к нему была привязана взрывная печать. За долю секунды до детонации Какаши успел отскочить в сторону, бросив на учителя хмурый взгляд, но тот, похоже, выглядел не менее взволнованным, как если бы действительно за него переживал. Копирующий твёрдо приземлился на землю, не отрывая удивлённых глаз от Ируки. Какаши поднял на лоб свой хитай, открывая глаз, будто лишний раз показывая всю свою серьезность к происходящему. Тем не менее он до сих пор придерживался мнения, что лучше немного поддаться. Ирука нервно сглотнул, пытаясь не выдавать лёгкую панику: он ещё никогда в жизни не дрался с легендарным Копирующим. Теперь, видя источники чакры, картина в голове Хатаке начала складываться. Он двигался быстрее, минуя ловушки. Ирука кидал в него кунаи, а Какаши лишь уклонялся от них, не нападая. Затем он увидел три летящих подряд куная с печатью, наполненной чакрой. Хатаке усмехнулся: во второй раз это не сработает. Он с лёгкостью увернулся, но не заметил, как тем самым загнал себя в ловушку, ведь печати были пусты и ни одна из них не взорвалась. Ирука направил в его сторону дзюцу Катон гокакью но, опять же, не прямо, что позволило Какаши отскочить в сторону. Хатаке вновь оказался на земле и так же пристально смотрел на Ируку, скрыв шаринган. Будь убийство Умино главной целью, Какаши не тратил бы столько времени для того, чтобы просто подобраться поближе. Но если бы его задачей было похищение Ируки, то в таком случае у него могли возникнуть сложности. От осознания этого Какаши почувствовал себя настоящим дураком, недооценившим способности ведущего учителя академии. С тяжёлым вздохом Хатаке вновь открыл глаз. От его пронзительного взгляда по спине Ируки пробежал холодок. Дальше всё происходило быстро. Какаши действовал напролом, но так или иначе каждый раз попадал прямо в ловушку, пока её создатель менял местоположение. С помощью шарингана Хатаке быстро освобождался, но на время терял Ируку из виду. И хотя из ловушек было несложно выбраться, их несметное количество раздражало Какаши. В очередной раз намеренно наступая на ловушку, он не ожидал увидеть яркую вспышку света, ослепившую его на несколько секунд. Временное оглушение пускай и выбило из колеи, но оно не помешало наконец подобраться к Ируке, который явно замедлился. — Всё? — с надеждой на перерыв спросил Какаши. — Нет. Хатаке почувствовал лёгкий укол, и клон Ируки тут же испарился. Когда его зрение восстановилось, Какаши разглядел воткнутый в его бедро сенбон, с конца которого тянулась леска с уже активированной техникой Катон Рьюка; такой приём часто использовала Анко. Вновь увернувшись, он, теперь уже точно, оказался за спиной Ируки, держа Кунай у его шеи. — Вы меня убить пытались? — Но я же так ни разу и не попа-ал. — со смешком ответил Ирука, но Хатаке видел в этом лишь скрытое предупреждение. — Устали? Какаши прерывисто дышал, медленно убирая кунай от чужой шеи. Ирука не менее устало прильнул головой к плечу Хатаке, из-за большого расхода чакры не в силах твёрдо стоять на ногах. Он томно смотрел на Какаши снизу вверх. — Живым меня так легко не взять. Как раз этого вы и боялись, верно? Надеюсь, теперь это понятно. — произнёс Ирука с дежурной улыбкой, которой он встречал всех шиноби в штабе. Умино поднял взгляд на ночное небо, всё ещё не отстраняясь. — Больше не подходите ко мне. Отчёты сдавайте Котецу или Изумо… а больше нас ничего и не связывает. Какаши остолбенел. Не эти слова он хотел услышать от Ируки. — Почему? — он ещё не отдышался, и от этого его голос звучал ещё отчаянней. — Что за вопрос?! — Ирука, превозмогая усталость, отошёл от него на несколько шагов, непонимающе усмехаясь. — Говорил же, что я вас ненавижу. Скáжите, что вы моя родственная душа, и поэтому мне следует любить вас и закрыть глаза на всё, что вы сделали?! Может меня иногда и называют романтиком, но точно не безумцем. Без вас я не буду одинок. В этот момент Ирука резко отстранился, и когда их взгляды случайно пересеклись, Какаши не смог пошевелиться; в чужих глазах не было названной ненависти, лишь болезненная скорбь и разочарование. Умино с досадой отвёл взгляд, быстро развернулся и, словно испугавшись, убежал с арены. Учитель вновь оставил Какаши одного, но сейчас Хатаке предпочёл лечь на землю и молча смотреть на полную луну. Надежда, которая поселилась в нём, только что разбилась. В те времена, когда он ещё только пытался отделить душу, происходящее между ними было бы для него замечательной новостью, они бы больше никогда не говорили, не виделись, не узнали бы друг друга. Но всё случилось, как случилось, и Какаши уже не мог представить, каково это — не провожать Ируку парой слов перед миссией и не ухмыляться, когда он устало хмурится, стараясь скрыть выползающую наружу страдальческую улыбку при виде плохого отчёта? Больше всего добивало то, что после сегодняшнего спарринга Какаши полюбил Ируку ещё больше.***
Какаши целый день валялся на полу своей квартиры, то и дело перекатываясь туда-сюда и провожая взглядом заходящее солнце. В таком состоянии он не мог ничего делать, да и не особо хотел. Прочитанные им строчки забывались через секунду, и ему приходилось перечитывать страницу по несколько раз, пока он наконец не сдался, громко захлопнув своё любимое произведение. Все его мысли занимал Ирука. Как тот и сказал, кроме работы в штабе их ничего не связывало, но у них было ещё кое-что общее: они оба были учителями Наруто. Какаши будто ожил. Он резко вскочил, схватил один из свитков и призвал нинкена Паккуна. Мопс в недоумении осматривал его квартиру, позже переключившись и на домашний вид Какаши. — Прошу, нет... умоляю, найди Наруто! — Какаши поклонился в пол, ударяясь лбом. — Чё? — баркнул пёс. — Ты призвал меня ради этой херни?! Как всегда, на сражения не зовёшь, а вот мелкие поручения… — Накормлю по-королевски. Всех. Повисло задумчивое молчание. — Наруто, значит, — пёс нахмурился. — На кой он тебе? — Это не для меня. Паккун принюхался к Какаши, подходя ближе. Шмыгнув, пёс ударил его лапой по макушке. Хатаке тут же поднялся, потирая место удара. — Неужели ты решил всё-таки сжиться со своей душой? — Что? — Какаши сдвинул брови. — Ну этот учитель, как его… — Ирука-сенсей. — Да-да, называй как хочешь. — пёс разочаровано фыркнул. — Ты сдался. — Он бы тебе понравился… — тихо протянул Какаши. — Несомненно. — А с каких пор ты о нём знаешь? — Не помню. Давненько ещё почуял, чисто случайно. — И не сказал? — Так никто и не спрашивал. — Паккун развернулся и прыгнул на подоконник. — Бывай. Какаши проводил мопса неодобрительным взглядом и лёг на пол, вновь погружаясь в прокрастинацию.***
В одно утро, примерно через две недели после спарринга, прямо у академии, довольно хмурая Сакура высматривала в толпе Ируку, а когда увидела его, то тут же готова была расплакаться. От такого взгляда он вмиг растерял всю свою собранность, но скоро подошёл к ней, мягко коснувшись ладонью хрупкого плеча девушки. — У меня появилось имя, Ирука-сенсе-ей! — чуть не вопя от досады сказала Сакура, показывая имя на предплечье — «Тие Накамура». — Где-то неделю назад… — Ох, Сакура-чан, — Ирука обеспокоенно смотрел ей прямо в глаза. — А в целом как ты себя чувствуешь? — Цунаде-сама взяла меня под крыло. Таблетки пью через день, но состояние то же. — Сакура-чан… — Ирука обнял её немного крепче, чем следовало, — мне очень жаль. — Ирука-сенсей? — ответом ей послужило тихое сопение. — Вы-то чего раскисли? — Харуно легко отстранилась, кладя руки на его плечи и всматриваясь в опечаленные глаза. — Да так... Просто вспоминаю, как это тяжело. — он покачал головой, тем самым прогоняя нарастающую в голосе грусть. Умино заметил проходящего мимо них ученика. Он не торопился покинуть Сакуру, особенно когда она в таком настроении, однако этот мелкий паршивец постоянно опаздывал на его уроки, а это значило только одно — Ирука тоже опаздывает. — Ты прости, мне бежать надо, опаздываю. Может, зайдёшь ко мне как-нибудь вечерком? — Да, конечно, Ирука-сенсей! Удачного дня! — И тебе, Сакура-чан. Ирука помахал на прощание. Смотря на уходящую вдаль Сакуру, Умино уверенно кивнул сам себе: встреча напомнила ему о проблемах, которые принёс в его жизнь Какаши, поэтому сомнения, поселившиеся в нём после спарринга, утихли. Но в тот же вечер Хатаке появился в штабе и подошёл к нему, из-за чего Умино передёрнуло. — Я же просил… — раздражённо начал Ирука, но чужой хриплый и тихий голос его перебил. — Я встретил Наруто, — Какаши протянул ему письмо. — Это он просил передать вам. — Спасибо… — Ирука хотел забрать конверт, но Какаши крепко зажал письмо в пальцах, пристально смотря ему прямо в глаза. Казалось, он хочет что-то сказать, но сам при этом молчал. — Это всё? — Д-да, — сухо ответил Какаши, отпуская конверт и следом протягивая отчёт. В сторону Ируки он больше не смотрел. Отчёт был написан максимально хорошо, насколько это умел Какаши, и документ не был сильно помят, но всё же просрочен, правда, только на одну неделю. Какаши быстро ушёл, не задерживаясь в штабе на час-другой как обычно, сидя на подоконнике с книгой в руках. Ирука ещё долго смотрел на пёстрый оранжевый конверт и нелепо улыбался, видя на нём корявую надпись Наруто «Ируке-сенсею». — Что это было? — тихо спросил Изумо, через пару секунд после ухода Какаши. — Что? — Ирука быстро схватил конверт и спрятал его внутрь жилета. — С Какаши-сенсеем… — протянул чуунин. — Что произошло? Он всё-таки ваш соулмейт? — Что? Ну, как сказать… — Ирука осмотрелся, но никого, кроме Изумо и Котецу, рядом не было, и он нехотя ответил. — Мы оба в этом не заинтересованы. — Что? — Котецу выглядел необычно удивлённым. — Как это вообще возможно?! — Если он не хочет иметь соулмейта, тогда зачем ему это всё? — Но ведь встреча была! Вы же говорили, что «чувствовали» его. А значит, вы должны быть вместе! — Не всё происходит так, как мы того хотим. Больше я не чувствую ничего, кроме угрозы его жизни… Будто меня это волнует! — Ирука тускло усмехнулся, болезненно щурясь от своих же слов. Разговор вовремя прервал шиноби с отчётом, и чуунины тут же разбежались по местам. В этот момент лишь письмо Наруто согревало его душу. Учитель открыл письмо, только когда пришёл домой — в публичном месте он бы не смог скрыть весь поток эмоций. Ирука ещё какое-то время вновь смотрел на надпись с нежной улыбкой. Вдохнув полной грудью, он наконец решился и распечатал письмо. Почти весь лист покрывали наспех начертанные кисточкой иероглифы, которые читались с трудом, но для лучшего учителя академии расшифровка не заняла много времени. Далее шло следующее: «Учитель! Я очень по Вам соскучился! Но мне предстоит еще многому научиться, чтобы с гордостью вернуться в Коноху!!! Я в такой дали от деревни… Всё хорошо, но дело идёт медленно. Этот старикан больше занимается своей книгой, нежели моей тренировкой! Даже Какаши-сенсей пришёл ради этой тупой книжки. Из еды я попробовал много разного, но Ичирака в моём сердце навсегда! С нетерпением жду, когда мы снова туда сходим. Не знаю, сможете ли Вы мне ответить, но как там Сакура? С ней всё в порядке? Она ведь не общается ни с какой Тие Накамура, да?» Ирука нахмурился. Откуда об этом знает Наруто? Только если он думает, что Сакура — его соулмейт, и на его руке проявилось это же имя. — Не может быть… — тихо сказал Ирука, смотря куда-то в сторону. — Не бывает таких совпадений! Душа разделена не надвое, а сразу на троих! Как?! Остальное содержимое письма Ирука не запомнил — его разум был охвачен тревожными мыслями: чувствует ли Наруто то же самое, что и Сакура? В момент рука его сжалась в кулак, и в голове крутилась лишь одна мысль: «Всё из-за Какаши Хатаке!». Ирука написал совсем маленькое письмо, которое легко влезало в карман жилета шиноби, где говорилось, что «всё у них хорошо и никаких Тие Накамура рядом с Сакурой не водится». Туда вместились ещё парочка пожеланий с успехом на тренировках и талисман на удачу, который Ирука купил давным-давно, но всё забывал вручить его Наруто. Умино смотрел на конвертик и вертел тот в руках. У Какаши было больше шансов встретить Наруто, всё-таки те два изврата на короткой ноге, и ради посещения «Ича Ича» Хатаке снова встретится с Джирайей. Какаши никогда не ассоциировался у Умино с извращенцем, поэтому думать о нём в таком ключе было не очень правильно, ведь он никогда его не домогался и ни к кому не приставал на полном серьёзе, а вёл себя довольно культурно, в каком-то роде как джентельмен. Ирука вздрогнул. Зачем он вообще об этом задумывается, если Какаши — это не лучший человек для отношений? Даже несмотря на то, что они родственные души. Ирука впился взглядом в конверт, который теперь лежал перед ним на столе. Как отдать его Какаши? Он задавался этим вопросом несколько часов, пока решение само не постучало в дверь. Ирука удивлённо выглянул — он не ждал гостей. То была Сакура, слегка взволнованная и держащая в руках пакет с разными сладостями. — Вы говорили, что я могу прийти… — робко сказала девушка, убирая выбившуюся прядь розовых волос. — Конечно! — Ирука тут же открыл дверь нараспашку, предлагая Сакуре зайти. Девушка с улыбкой зашла внутрь, смущённо прикрывая лицо рукой. — Надеюсь, Вы-то любите сладости? — А кто их не любит? — усмехнулся Ирука. — Какаши-сенсей. Он брал только самые кислые. Один раз я ошиблась и дала ему сладкую, так сенсея аж передёрнуло, и он выплюнул её, запивая водой. — Почему-то я не удивлен, — малейшее упоминание Какаши заставляло Ируку чувствовать себя некомфортно. — Вы общаетесь с ним? — Нет, но о нём мало кто не наслышан, верно? — Ирука сел за котацу, который он достал с пришедшими в Коноху холодами. — Вы правы, — Сакура села рядом. — Как считаете, будет нормально, если я спрошу о Вашем соулмейте? — Смотря, что именно ты хочешь узнать. — Ну, например, знаете ли Вы, кто он? Или может, как Вы впервые встретились? Узнали друг друга в первую же встречу или нет? — Уф, Сакура-чан — Ирука тяжело вздохнул, доставая из пакета сладкую рисовую лепёшку, — а когда ты увидела Саске, то сразу поняла, что он тот самый? — Да, сразу же! С первого взгляда. Это было так очевидно… Хотя, — она задумалась, немного виновато смотря на сенсея, — сейчас уже не помню. Что-то похожее я чувствовала и к Наруто. Это как спокойствие и шторм одновременно. — У меня не было такого. Я понял, что встретил душу, уже после смерти родителей. Наверное из-за шока я просто не обратил внимания. — Ой, простите, — Сакура расстроенно отвела взгляд, но Ирука в ответ лишь немного грустно улыбнулся. — А Вы догадываетесь, кто Ваш соулмейт? — Вроде того. — Что?! — Сакура случайно ударила по столу. — Кто? — Это не так важно. Мы не встречаемся. — Но как?! Почему? Это же Ваша душа! — Есть причины. — А, Вы про те десять лет… Что с ним случилось? Что-то плохое? — Ха-ха, если бы! — его смешок отдавал горечью. — Это была техника, которая должна была разделить душу окончательно, полностью оборвав связь. — Но как это возможно? — Сакура не притрагивалась ни к одной сладости, полностью увлечённая разговором. — Никак. В этом и проблема. — То есть Саске-кун… — Да. Кстати… — Ирука пару раз задумчиво почесал костяшкой пальца шрам на носу, прежде чем поделиться своей теорией. — Может ты знаешь что-то о множественном делении души? — Множественном? На три и больше? — Именно. — Что касается душ… У нас вряд ли найдётся такая информация. Надо искать кого-то из клана Сэшин. Стоит спросить у Хокаге-сама, — Сакура сощуренного посмотрела на Ируку. — А что? — Я не уверен. Просто… — учитель тяжело вздохнул. — мне недавно передали письмо от Наруто. И он спрашивал о Тие Накамура и о том, как она связана с тобой. — Неужели у него тоже есть это имя? — Сакура задумчиво смотрела куда-то вглубь стола. — Но это лишь одно имя! Кто знает, что она за человек и у скольких людей её имя красуется на коже. — Ты сама говорила, что чувствовала к ним обоим примерно одно и то же. — Да, однако… — Сакура замолкла, что-то обдумывая. — Если Наруто — это единая с нами душа, может есть шанс как-то остановить то, что делает Саске-кун? Вылечить. Хотя я слышала, что если хватает чакры, то можно и узнать местоположение! Учитывая сколько чакры у Наруто, может мы… может сможем его найти! — Я даже не думал об этом… — Ирука усмехнулся. — Теперь я понимаю, почему Какаши-сенсей так лестно о тебе отзывался. Ты стала и вправду умной девушкой. Сакура смущённо опустила голову вниз, но позже посмотрела на него немного вопросительно; вряд ли Какаши говорит об этом при каждом удобном случае, а значит учитель что-то недоговаривает. — А могу я написать Наруто письмо? — Что? Да-да! Можешь тогда передать Какаши-сенсею вместе с моим? — Ну-у, — брови Сакуры поднялись вверх от неожиданно взбодрившегося сенсея. — Да, без проблем. — Спасибо. — Но почему Какаши-сенсей этим занимается? — Звёзды сошлись. Видимо фанат и автор вышли на новую ступень отношений. — Ну, другого объяснения этому явлению и правда не найти. — Может, чаю? — Ирука выглядел уставшим от этого разговора, как и сама Сакура. — Если Вам не трудно. За чаем они разговаривали о более приземлённых вещах: Сакура рассказывала о изнуряющих тренировках с Цунаде, а Ирука со счастливой улыбкой вспоминал все истории из Академии, от которых девушка смеялась, уже и не помня, что они творили на пути к становлению генинами, и в большинстве случаев сгорала со стыда по молодой себе. Но когда Харуно уже ушла домой, весёлый настрой Умино исчез. Ирука невольно стал заложником собственных воспоминаний…***
Ирука снова стал просыпаться ночью в холодном поту, в недавно опустевшей родительской квартире. Кошмары не давали ему покоя, но на сей раз ему снились не разрушения Конохи, и даже не смерть собственных родителей. Девушка, не на много его старше. После пробуждения он никогда не мог восстановить образ незнакомки, разве что помнил её короткие каштановые волосы. Вспышку, сопровождаемую тысячью криками птиц. И её губы, тихо шепчущие чьё-то имя. Просыпаясь, Ирука каждый раз с испугом смотрел на дрожащие руки; ему казалось, что чья-то ещё тёплая кровь окутывает его пальцы. Но через какое-то время это прекратилось, и Умино перестал обращать внимание на эти сны. Тогда Ирука и не подозревал, что разделяет одни и те же кошмары с новоиспечённым АНБУ, который в день нападения Курамы оттащил его от ещё тёплых тел его родителей, — Какаши Хатаке. Через два года, средь бела дня, Ирука скривился от боли на улице, будто что-то внутри пытались разрезать тупым кунаем. Тринадцатилетний Ирука старался игнорировать это как мог, пока тупая боль не сказалась на его физической усталости. Никто этого почти не замечал, ведь Ирука как обычно отшучивался, но когда у него уже не хватало сил не то что на тренировки, а на обычное существование — очевидно, что игнорировать дальше это стало не возможно. Данный недуг можно было только облегчить, но не вылечить. Снотворное приходилось принимать каждый день, позже к нему добавилось успокоительное, которое изготавливалось почти исключительно для Ируки. Это позволило ему не замечать те внутренние терзания, которые могли сломить его окончательно. Умино ходил по очень тонкой грани. Может, если бы его родители были живы, преодолеть всё это было бы гораздо проще. Хотя о них он уже почти и не думал, ему просто был нужен тот, кто сможет хоть ненадолго вытащить его из этого состояния, в котором хотелось только мертвенно лечь и плакать, ожидая того самого «завтра», которое наконец принесёт ему спокойствие. Из этого положения его вытащил Третий. Чужая вера в него, слабого шутника, особенно от главы деревни, наделяла Ируку невероятной решимостью; Умино всегда считал, что это живое чувство и было волей огня. Тяжело было избавиться от маски шута, правда Ирука и не особо пытался. Но зато больше у него не было времени на малейшее проявление слабости. Теперь его жизнь — это служба на благо Конохи, пост которой он принимает с честью. Настало время, когда он готов пожертвовать относительно безмятежным существованием ради спокойствия не только всех жителей родной деревни, но и своего внутреннего. Все муки ушли на задний план: тревожные мысли о соулмейте больше не могли всунуться в плотный график «ученика штаба», как его начали называть в шутку. Ирука кое-как поднялся до чуунина и забросил цель двигаться дальше, тренируясь уже для удовольствия и самозащиты. Убийство — это последнее чем Ирука, готов был заниматься, к тому же Коноха пускай и нуждалась в силе, но ещё больше ей нужна была стабильность и люди, готовые разбираться с бюрократией, и Ирука с радостью принял этот пост. К двадцати годам он уже гордо носил негласную должность секретаря Третьего Хокаге. И эта гордость к своей должности, своему призванию полностью закрывала всю ту неотданную любовь, которая вот-вот была готова разорвать его. Возможно, это и стало причиной неожиданного назначения Ируки на должность преподавателя Академии. Хокаге лучше знать, где нужны люди, поэтому с лёгким негодованием «почему я?» Ирука всё же вышел на работу. Он был счастлив впервые за долгое время. Ему нравилось тратить накопленную заботу на подрастающее поколение Конохи. Но Наруто стал тем человеком, который полностью вернул учителю то, о чём Ирука уже и думать забыл. Семья. Любовь. И то душевное спокойствие, которое последнее десятилетие ему давали лишь таблетки. Правда если бы не Какаши Хатаке, который советовал присмотреться к Наруто, ничего бы этого не произошло. Тот, кто неосознанно причинял ему страдания, подарил ему... покой? Сейчас Ирука не мог сказать ничего, кроме «иронично», и нервно усмехнуться.