I will try for you

      Насколько сильно бы я не любила изыски испанской кухни, особенную остринку на кончике языка, приятное послевкусие, сидя с Тёрнерами в роскошном ресторане и наблюдая, как Элисон пыталась разрядить накалённую до предела обстановку за столом рассказами о парижской неделе мод и пучеглазой собачке Мери Лизорт, я не смогла съесть даже половину апельсинового салата, отзывавшегося сладко-кислым вкусом при каждом глотке прохладной воды. В голове до сих пор дрейфовал монотонный, ужасно спокойный голос бывшей миссис Тёрнер. Энтони изредка кидал на меня странный, с невесть откуда появившимися осторожностью и толикой недоверия взгляд, пока я рисовала маленькие облачка кончиком ложки на уже холодном гаспачо. Даже пряный аромат специй не зарождал голодные спазмы в желудке. Второй рукой я крепко держала изредка нервно подрагивающую ладонь Майкла, нежно поглаживая её тыльную сторону подушечкой большого пальца. Осторожно выглянув на него из-под спустившейся на лицо густой пряди волос, я едва сдержала порыв подскочить с этого до боли в позвоночнике твёрдого стула, увезти Майкла домой и, развалившись на пушистом ковре в гостиной, до самого утра рассказывать, похрустывая сырными начос, смешные случаи из детства, от выпадания из коляски в грязную лужу до ужина супом из металлических монеток. Всё, что угодно, только бы он улыбался. Идиотские приличия и порядки поведения в высшем обществе не позволяли даже сказать ему что-либо, тем самым перебив Элисон. Отстранённым, пустым взглядом он словно пытался просверлить дыру в хрустальной солонке, так тщательно обданной кипятком и натёртой вафельной салфеткой. В этом ресторане всё было таким. Чересчур идеальным. Бело-золотые кружевные скатерти на квадратных столиках, сверкавший чистотой хрусталь, строгий дресс-код. Бежевый, чёрный и цвет попурри. Если решишь придти с, не дай боже, сапфировой шалью на плечах, то пеняй на себя. Мне пришлось со скоростью света запихивать её в маленький клатч, дабы у Элисон не случился нервный тик. Пианист с безупречной осанкой, словно к спине под чёрным фраком привязана палка, без помарок перебегал по чёрно-белым клавишам тонкими пальчиками сложный пассаж. Серебряная посуда без каких-либо царапинок или неровностей, будто они считали её одноразовой и выкидывали после первого же использования. Мне было так не комфортно, что появилось ощущение тугой верёвке на шее. Пару раз я было порывалась наклониться к Майклу и, якобы поправляя воротничок рубашки, посмеяться с метавшего стрелы раздражения взгляда дамы средних лет, борющейся с неподатливой помидоркой, упорно убегавшей от острой вилки.       С каждым тяжёлым вздохом Майкл пытался вернуть сознанию ясность и избавиться от застлавшей взгляд обиды и ненависти. Но этот летний цветочный аромат с нотками фисташек и кокос-де-мера американских духов словно впитался в нас обоих, проносясь по обонятельным рецепторам с потоком воспоминаний. Отложив ложку на блюдце, я аккуратно выудила бумажную салфетку и пару раз стукнула кончиком ногтя по массивному перстню Тёрнера на указательном пальце, привлекая внимание. Повернувшись ко мне, Майкл сначала стеклянным взглядом обвёл замшевый клатч, лежавший раскрытым на моих коленях. Телефон так и норовил вылететь на кафельный пол, разбив не только защитное, но и оригинальное стекло. Защёлкнув магнитный замочек, мужчина провёл кончиком указательного пальца по выглядывавшей из разреза платья стрелке на капроновых колготках. Промокнув сложенной в виде пирамидки салфеткой его подбородок с оставшимся на щетине соусом табаско, я сильно прикусила внутреннюю сторону нижней губы, дабы не привлечь внимание старших Тёрнеров своей неуместной в данный момент улыбкой. Но совру, если скажу, что из моей головы не улетучилось всё, что было ранее, когда Майкл приблизился к моей шее расправить узелок на цепочке. Тёплое прикосновение влажных губ к бледной коже чуть не сорвало с моих губ довольный стон, но я смогла сдержаться, вспомнив количество гостей, обведённое красным кружочком в золотой книге, больше напоминавшей альбом для рисования, на ресепшене. Но мой организм эта информация ничуть не смутила, что было понятно по мурашкам, осыпавшим всю шею и грудь, не скрытые атласом. — Давай уйдём отсюда. Сейчас.       Медленно, но не сильно отстранившись от меня, Майкл расстегнул ещё несколько пуговиц рубашки, стерев подушечкой среднего пальца небольшие капли пота. Посмотрев на меня уставшим, изнемождённым взглядом, мужчина вымученно улыбнулся, несильно сжав рукой мой локоть. Внутри разнеслась тупая боль, будто меня кто-то хорошенько огрел сковородой по голове. Майкла редко можно увидеть настолько понурым не после тяжёлого рабочего дня с пятью деловыми встречами и сломанной кофемашиной в офисе. Женщина, осчастливившая меня лишь одним своим поступком в декабре двадцать лет назад, сегодня сама занесла своё имя в список, именуемый как «Нелицеприятные люди, которых стоит избегать, дабы не обзавестись мигренью». Поставив мнимый восклицательный знак возле неё, я сдавленно прокашлялась в кулак и крепко сжала прижатое к моему колено Тёрнера. Выступать с импровизированной речью на сцене перед толпой визжавших в экстазе фанатов и бояться сказать пару слов лучшему другу отца и, по совместительству, отцу парня. Порой, точнее даже, чаще всего, моё поведение не поддаётся логичному обоснованию. — Мистер и миссис Тёрнер, спасибо огромное за такой прекрасный ужин и за то, что осчастливили меня своим присутствием на концерте. Мне не передать словами всю благодарность. А ваш фирменный ремохон просто изумительный. Нужно будет посетить с вами подобный показ. Ваш рассказ вызвал приятное впечатление. Но я безумно устала, а завтра уже самолёт. Вы не будете против, если мы с Майклом покинем вас сейчас?       Элисон не смогла скрыть лёгкое раздражение от того, что я перебила её рассказ о новой линейке помад «Мак». Она медленно закинула ногу на ногу и, сделав глоток шампанского, сложила руки на груди. Без сомнений, новая миссис Тёрнер идеально соответствовала образу этой семьи. Сдержанность, самомнение и гордость. Я же была «белой вороной» на их фоне, хоть и иногда могла входить в подобный образ. Энтони отложил вилку, преждевременно обтерев зубчики бумажной салфеткой. Уголки его губ медленно поднялись, а в глазах загорелись озорные искорки. Сердце пропустило удар, помутив на долю секунды взгляд. Не только из-за того, что он догадался, что мы планируем не пазлы собирать всю ночь на пролёт перед довольно продолжительной разлукой. Я увидела в нём Майкла. Сквозь частые морщинки и щетину с небольшой проседью. Младший Тёрнер словно был копией своего отца лишь с одной отличительной чертой. Эти тёмно-зелёные глаза, хоть они и сейчас застланы были туманом саднившей сердце обиды. Уже давно в голове крутилась мысль купить большую палетку с красками и палитру, чтобы, смешав нужные оттенки, найти этот зелёный. — Бегите. Это вам спасибо за незабываемое времяпровождение. Ещё раз убедился, что вы безумно талантливая девушка, Сара. Ваш отец бы гордился вами.       Ножевое в сердце. Я вцепилась в горячую руку Майкла, сглатывая больной комок, застрявшего в горле напоминания. Я старалась не думать, не смотреть фотографии в семейном альбоме или интервью, где он восседал в расслабленной позе в костюмах цвета индиго, не включать виниловые пластинки с классической музыкой или взрывными песнями Kiss. Как бы это грубо и черство не звучало — мне просто некогда было лежать на кровати в позе эмбриона и кусать наволочку на подушке, пока слёзы беспрестанным потоком стекали по щекам. Я пыталась не оставаться в одиночестве, потому что стоило мне оказаться одной, как сердце начинало неистово ныть и обливаться кровью. Я любила отца больше всего на свете. Да, он редко присутствовал в моей жизни. Но и я не подарок. Мы оба это осознали, но слишком поздно. — Там ужасный ливень. Пешком вы промокните до нит и сляжете с температурой и больным горлом. Вызовите такси. Возле ресепшена есть бронзовый стационарный телефон в застеклённой ретро-будке. Вот вам карточка. Проведите по специальному датчику стороной с чипом и сможете вызвать бизнес-класс. Это маленький презент за то, что наконец-то побывали в моём ресторане.       Хотелось попросить не карточку для вызова такси, а визитку того человека, который научил её так безупречно менять маски на лице. Буквально минуту назад она сидела с каменным лицом и холодным, проницательным взглядом, сжимая предплечья тонкими пальцами с кольцами, стоившими как половина моего гардероба каждое. И по щелчку пальцев Элисон дружелюбно и тепло улыбалась, чуть ли не переваливаясь через стол, чтобы быть ближе к нам. — Нет, мы прогуляемся, — впервые за весь вечер раздался голос Майкла.       Он стоял позади, мягко сжимая мои плечи. Тёрнер поражал своей способностью восстанавливать внутреннее равновесие и невозмутимость парой минут раздумий. Знаете, это звучит слишком романтично, но мне казалось, будто он пропускал сквозь прикосновение к открытым плечам до чёртиков приятное тепло. Тепло любви и заботы. Майкла можно было сравнить с тёплым шерстяным свитером. Кому-то он неприятно колется и вызывает раздражение. Другие же не могут и дня не ощущать это тепло и ласку. Из всех моих мечтаний о взрослой жизни я точно не прогадала с лучшим мужчиной. Медленно повернув к нему голову, я тихо рассмеялась, увидев в его глазах искорки детского счастья, плескавшегося подобно океану в шторм. Он и вправду хотел бежать под дождём несколько километров до пентхауса, а потом, поскальзываясь сырыми носками на мраморном полу, добираться до ванной комнаты. Взяв его за руку как можно крепче, я кивнула на прощание мистеру Тёрнеру и оставила лёгкий поцелуй на щеке Элисон. Тяжёлый груз медленно скатывался, подобно лавине с моих плеч, чем ближе мы подбирались к выходу. Я шла так быстро, ни на секунду не выпуская руку Майкла из своей, что даже не заметила, что тот врезался своими широкими плечами в половину встречных гостей или спотыкался о резные ножки стульев.       Оказавшись на улице, я подставила лицо под холодные капли летнего дождя. Волосы моментально потеряли укладку, распластавшись мокрыми полосами по плечам и спине. Растерев руками лицо, я звонко рассмеялась, увидев на ладонях смесь блестящих теней, тонального средства и пары комочков водостойкой туши. Люди, только прибывавшие на забронированные места, смотрели на меня так, словно я не стояла, наслаждаясь явлением природы, а плескалась в луже, брызгаясь грязной водой, смешанной с машинным маслом и сигаретным пеплом, в прохожих. Развернувшись на девяносто градусов, я увидела смирно стоявшего Майкла. Его взгляд был намертво прикован ко мне. Густые волосы спадали на лоб сырыми прядями. Сквозь тонкую бежевую рубашку проглядывали очертания татуировок. Где-то там, под толстой бархатистой кожей и крепкой бронёй из костей, быстро билось сердце, разнося по организму горячую кровь. Приложив ладонь к его груди и сразу ощутив накрывшую её шершавую кожу, я прикрыла глаза. Мои любимым занятием было лежать в предрассветные часы, наслаждаться холодным атласом постельного белья, слегка влажным тёплым телом, прижимавшимся ко мне, горячим дыханием, шевелившим волосы на макушке и размеренным биением любимого сердца. Эта мелодия была слаще всех мировых хитов. Мысль о том, что когда-то она останется лишь на полочке памяти, была убита в первую секунду жизни. — Спорим я первее тебя добегу до того столба! — слабо щёлкнув Майкла по носу, что капельки дождя разлетелись в разные стороны, я быстро подхватила в руки замшевые туфли-лодочки и, не обращая никакого внимания на впивавшиеся маленькие камешки в стопы, бежала к своей цели.       Вот она. Вот этот серый столб с отодранной местами краской. Пальцы были уже практически возле холодного металла, как массивная рука обхватила его чуть ли не возле самого красного знака со светодиодным значком человечка. Помните вот это самое чувство в детстве, когда кто-то добегал до финишной прямой буквально на пару секунд первее тебя. Словно поставили на адский огонь жестяной котелок, и он начинал закипать внутри тебя. Я гневно выдохнула, секундно стушевавшись от разыгравшегося воображения, добавившего эффектности паром из ноздрей. Но стоило мне развернуться, чтобы наброситься с обвинениями в чрезмерно длинных ногах, как я ощутила всеми позвонками холодную поверхность столба. В рот попадали редкие дождевые капли, а нос щекотали свисавшие волосы Майкла. Нет, всё-таки его глаза ближе к тёмному хвойному лесу в ночное время суток. Пересчитав кончиком указательного пальца наличие всех пуговиц рубашки и зацепившись за холодную пряжку ремня, я разожгла настоящий пожар не только внутри себя. Поверьте, в этих глазах, цвет которых для меня навсегда останется непередаваемым существующей палитрой, искры желания я буду замечать до конца жизни, даже сквозь солнцезащитные очки. Привстав на носочки и сорвав с его уст довольный смешок, я ввела мужчину в замешательство кратким поцелуем в уголок губ, вынудив глупо хлопать глазами, пока я быстрыми шагами удалялась в сторону дома.       Кружевная каёмочка спального топа беспрестанно загибалась, прилипая к влажной после ванны коже. Внутри всё до сих пор было окутано остаточной приятной негой удовольствия, после совместного купания в теплой воде с густой белоснежной пеной, светящейся тёплой гирляндой на полу и переносной колонкой на этажерке. Кожа всё ещё горела во всех местах, где он касался меня влажными мягкими губами и шершавыми подушечками пальцев. Досушив большую часть волос и оставив влажными лишь кончики, я вышла из ванной прямиком к сидевшему на краю кровати Майклу. По сгорбленной спине, лёгкому усталому прищуру, сложенным в замочек рукам и словно дерущимся между собой за место на вершине большим пальцам было понятно лишь одно. Нас ждал тяжёлый разговор. Аккуратно подойдя чуть ближе, я была осторожно притянута за кончики пальцев на твёрдые бёдра. Уже вошедший в привычку атлас спальных штанов приятно оглаживал кожу, в то время как Тёрнер выводил понятные лишь одному ему знаки на моей щеке кончиком носа. — Обещай, что мы справимся, — едва различимый в шуме машин и дождя за окном шёпот раздался где-то в волосах, пахнувших шоколадом и миндалём, возле уха.       Никогда не думала, что можно ощутить настолько быструю смены удовольствия на режущую всё живое и чувствительное боль. Сильно прикусив нижнюю губу до её сливания цветом с кожей, я уткнулась носом в горячую шею и дала волю слезам. Я плакала так сильно, что дыхание перехватывало до боли в лёгких, а руки покрылись холодным потом, впиваясь подушечками пальцев в спину Майкла. Это было последней каплей личного коктейля Молотого, который взорвался в эту ночь внутри меня. Смерть отца, арест мамы, свалившийся на меня семейный бизнес, которого я избегала всю жизнь, отвратительное ощущение себя в светском обществе, слова бывшей миссис Тёрнер, крутившиеся подобно карусели в моей голове, и расставание на месяц с Майклом. Я чувствовала как он покрывал лёгкими поцелуями мои ключицы, как сильно сжимал талию, словно боясь, что я в один момент исчезну, как делал глубокий вдох возле ямочки между ключиц. Эта привычка появилась у меня с начала наших отношений. Наносить больше всего парфюма именно на эту ямочку. Я не могла себе представить и дня без этого ласкового кота, любящего ласку и массаж головы острыми ноготками, засранца, подкладывавшего в овощной салат маленькие дольки болгарского перца, чтобы я кривилась от ненавистного вкуса. — Честно, я не верю в отношения на расстоянии, — его голос был хриплым, словно он признавался в чём-то ужасно постыдном. Майкл вновь впился взглядом в ночной пейзаж за окном, медленно поглаживая большими ладонями мою спину. — Каждый день сидеть и трястись над лэптопом или сотовым, чтобы не звонить каждые пять минут, с тревогой узнавать всё ли с тобой в порядке, не сдали ли тебя в рабство шейхам или не сбил ли тебя автобус. Сгорать от прожигающей всего тебя насквозь ревности. А вдруг она встретится с каким-то симпатичным и классным парнем, не проедающим мозги так, как я, в какой-то кофейне с безумно романтичной атмосферой для любви с первого взгляда. Вы посмотрите друг на друга и… — Милый, во-первых, мы с тобой больше не смотрим мелодрамы, — взяв его лицо во влажные из-за слёз ладони, я тихо рассмеялась в унисон с ним. Во взгляде его тёмно-зелёных глаз была скрытая просьба. Но я не могла. Не могла упустить такой шанс. В одной книге была сказана одна важная вещь: «Нельзя иметь всё и сразу.». Ради успеха в карьере, я должна пожертвовать десятком приятных моментов с Майклом. Почему мне в детстве не сказали, что сладкие мечты приносят горькую боль? — А во-вторых, я обещаю, что мы справимся. Мы будем каждый день созваниваться и разговаривать. Ты — самое ценное и важное, что у меня есть сейчас. Из какого только мы с тобой дерьма не выбирались, Майкл. Ты показывал мне свой характер, то выгоняя из дома, то устраивая скандалы. Я была убита скорбью и не хотела никаких чувств. Нас с тобой даже чуть убили однажды. И где мы сейчас? Кто мы сейчас? Мы сейчас сидим на огромной кровати, в которой провели уйму времени, совершенно в нём теряясь, и передаём друг другу огромную и чистую любовь. Ведь так? — он едва заметно кивнул, не отрывая от моего лица взгляда, наполненного гордостью и тем, что я пыталась передать в своём пылком монологе. — Ты права. Ты как всегда права. Знаешь, я наверное редко говорю это тебе. Но я так сильно благодарен судьбе за то, что у меня есть ты. Серьёзно. Не вздумай шутить про избыток мелодрам в нашем списке просмотренных фильмов, иначе в жизни тебе ничего такого больше не скажу. Ты шикарная девушка, которую я иногда не понимаю чем заслужил. Я люблю тебя, Сара О`Нил. Помни об этом всегда. А если будешь забывать, то просто поднимай правую руку перед лицом.       Медленно выудив бархатную коробочку из-под простыни позади себя, Майкл раскрыл её с глухим щелчком. Тускло поблёскивая в ночной темноте комнаты там лежал золотой тонкий браслетик с маленькой Статуей Свободы. Я вновь ощутила солёные капли на губах, тихо смеясь от сверкавшего яркими лучами счастья внутри меня. Я не преувеличиваю. Правда, были такие ощущения, что мягче не скажешь. Тёрнер всегда подходил к подаркам с педантичностью и дотошностью до мелочей. Уверена, он сидел и проверял с небольшой лупой, чтобы все колечки были одного размера. Ну, или заставил заниматься этим Дрю, пока выбирал цвет для коробочки. Защёлкнув небольшой замочек украшения, Майкл нежно поцеловал моё запястье, после чего приложил руку к своей колючей щеке, медленно потершись о холодную руку. — И я тебя, Майкл, — верхняя губа. — Грегори, — нижняя губа. — Тёрнер, — и мы вновь окунулись в омут горящих ярким пламенем чувств и ощущений, пытаясь заполнить полочку памяти в голове друг другом.