***
Просьба Альфреда, надеть что-нибудь парадно-выходное на их свидание, немного ошарашила Ивана. И он нехотя признался, что в его гардеробе (в котором, по понятным причинам, и выбрать-то было нечего) отсутствовало нечто подобное. Альфред даже если и был удивлен, то виду постарался не подать, и сказал на это, что тогда сам организует Ивану наряд. Брагинскому пришлось не оказывать сопротивления. По очень требовательному предложению Ивана, больше походившему на приказ и уже определенно удивившему Джонса, встретились они возле школы. Честно говоря, Альфреду уже начинало казаться, что Брагинский в принципе жил в школе. Но он верно решил повременить с расспросами и выждать нужного момента, когда Ивану будет комфортнее об этом поговорить. Переодевался Брагинский в машине, которую взял напрокат Альфред, чем несказанно удивил Ивана (и породил у него кучу вопросов про водительские права и безопасность), предварительно выперев хоть и слабо, но протестующего Джонса из автомобиля, предохранившись тем самым от секса в нем, который был бы по инициативе явно не Альфреда (тот об этом явно не догадался). Когда Иван закончил и вышел из машины, то Джонс сначала слегка обомлел. С размером он прям попал, и приятного кремового оттенка костюм-двойка сидел на Иване, как влитой, подчеркивая все достоинства Брагинского. Чувствовалось, что тому в костюме было некомфортно, и он выдавал себя тем, что дергал пуговицы на рукавах. — Я уже готов ревновать тебя, — восхищенно выдохнул Альфред, без стеснения глазея на Брагинского. — Не говори глупостей, — запыхтел Иван, но было видно, что комплимент ему пришелся по душе. — Спасибо за костюм. Он чудесный. Не забудь его забрать потом. — Он твой. Для следующих выходов, — махнул рукой Джонс. — Ал, нет… — Я все сказал, — твердо прервал его Джонс, а Иван почему-то больше не посмел возразить, и он был готов согласиться, что такая твердость альфы ему весьма понравилась. Поход в театр действительно поразил Брагинского. Он редко в далеком прошлом и только с остальными ребятами из приюта попадал на детские спектакли. Так что ему несказанно понравился такой ход Альфреда. Возможно, Иван и не особо интересовался направлениями в искусстве и искусством как таковым, но, кажется, ради Джонса он мог начать изучать хотя бы те фильмы и сериалы, в которых тот снимался. После спектакля Иван так и светился, прибывая в детском восторге от произошедшего, а Джонса это очень радовало. Он еще не видел вот такого воодушевленного Брагинского, и рассчитывал на то, что происходило это не в последний раз. — Ты, наверное, тоже так можешь играть? — спросил его Иван, когда они направлялись к машине. — Ну, до такого уровня мне еще учиться и учиться, но я кое-что могу. — Ой, ну не скромничай, — подколол его Брагинский. — Я надеюсь, ты будешь стремиться к большему? — Конечно. Вообще, мне уже начали поступать предложения об участии в более крупных проектах, несмотря на то, что я еще достаточно молод. И я еще раздумываю обо всем. Плюс ко всему, я хочу посоветоваться с папой. Все-таки у него большой опыт во всей этой индустрии, и он не очень хочет, чтобы меня уволокли полностью, с руками и ногами в Голливуд. — Но старшую школу ты все равно хочешь закончить на год раньше. — Да, хоть отец сначала и не был рад такой идее. Но папа все уладил с ним, — Альфред улыбнулся, явно представив себе эту сцену, а у Ивана буквально на секунду закололо сердце от зависти, но он тут же постарался отогнать это наваждение. — Ты молодец, Ал, — сказал ему Брагинский, положив руку на его крепкое плечо. — Ты так думаешь? — повернул голову к нему Джонс и улыбнулся. — Да. — Для меня это большая честь слышать подобную похвалу именно от тебя. Ты ведь гений и стремишься к таким высотам. — Не такой уж я прям гений, — фыркнул Брагинский. — Ой, и откуда в этом милом профиле столько скромности? — с толикой сарказма и иронии спросил в шутку Джонс. — У меня вообще очень много достоинств, — подыграл ему Иван. — Я знаю, — улыбнулся Джонс и чмокнул Брагинского в щеку. Тот остановился и стал удивленно хлопать ресницами, покрывшись прелестным румянцем. — Ну чего ты? — умилившись, усмехнулся такой реакции Джонс. — Сделай так еще раз, — на полном серьезе сказал Иван. Джонс подошел и со смачным чмоком поцеловал румяную щечку Брагинского. А тот в свою очередь клюнул Альфреда в губы, и он, не задумываясь, ответил на поцелуй, притягивая Ивана к себе за талию. — Ну что, может, перекусим где-нибудь? Из меня так и рвется желание угостить тебя чем-то дико сладким и дико калорийным, — сказал Джонс, дыша немного прерывисто после долгого поцелуя. — Нет, Ал, мне пора уже, — он подавил в себе желание воспользоваться таким прекрасным предложением, но если он заявится домой слишком поздно, то Олег снова будет лезть со своими расспросами, чего Иван категорически не хотел. — Тогда подвезу тебя до дома, — Джонс не стал настаивать на своем предложении, ведь он знал, что Иван поступает всегда так, как ему нужно. Не мудрено, что он определённо хотел продлить такие восхитительные моменты с Иваном, но, быть может, у Брагинского были какие-то очередные дополнительные задания или иные дела. Альфред лишь очень надеялся, что в следующий раз они побудут вместе дольше и что этот «следующий раз» вообще состоится. — До школы. Подозрительно сощурившись, Джонс решил возразить. — Ваня, уже темно, и даже если ты живешь недалеко от школы, я не позволю тебе ходить одному в позднее время, особенно, когда у меня под задом машина. — До школы, Альфред, — продолжал упрямиться Иван и нырнул в салон машины. Джонс сел следом на водительское сидение и угрюмо уставился на Брагинского, который умело избегал столкновения с его взглядом. — Нет. До дома, и точка. Ты думаешь, ты единственный, кто может так упрямиться? Я не тронусь с места, пока ты не назовешь мне адрес своего дома. — Прекрасно. Тогда я сам доберусь. Иван отстегнул ремень безопасности и приоткрыл дверь, но Джонс дотянулся и закрыл ее. — Выпусти меня, Альфред, иначе я закричу, — Брагинский скрестил руки на груди и с вызовом взглянул на Джонса. — Я не могу понять, что опять не так? — Джонс пытался говорить спокойно и не переходить на высокие тоны. Он действительно хотел выяснить причину таких перемен на вполне правильное предложение с его стороны, при этом еще и полностью обоснованное. — Что я опять неправильно сделал? — Ты не выпускаешь меня из машины и отказываешься выполнить мою просьбу, только и всего. — Я забочусь о тебе. Разве это так категорически ужасно, что я хочу довезти тебя до крыльца твоего дома и не волноваться о том, что ты в одиночку ходишь по темнякам, будем честными, не по самому благоприятному району? Брагинский оставил это без ответа и отвернулся к лобовому стеклу, сверля его разгневанным взглядом, казалось, в надежде на то, что оно лопнет. Конечно, в этом не было ничего плохого, и Брагинский отчетливо понимал, что закатил истерику на абсолютно ровном месте, но он также до последнего не хотел, чтобы Альфред узнал о его происхождении. Вернее, в его отсутствии. При одной мысли о негативной реакции на это у Альфреда, на глазах Брагинского наворачивались слезы. Страх все еще пересиливал разумные доводы, и Иван до последнего надеялся, что Ал сдастся, как и в остальные разы до этого, но… — Иван, я все еще тут, — до чего же Джонс, оказывается, упрямый говнюк. — Спасибо, что напомнил, а то я забыл, — съязвил Брагинский, вновь включив свои защитный механизм. — Говори адрес, Иван, не зли меня, пожалуйста, — Альфред постучал пальцами по рулю. — Иначе ночевать здесь будем. — Я не против. — Адрес, — процедил сквозь зубы Джонс, громко выдохнув. В этом бою уступать не хотел никто. Как же некстати Джонс включил своего упрямого альфу-самца. Иван прекрасно осознавал, что Альфред на этот раз не уступит. А еще он понимал, что Джонс это делал из самых добрых побуждений, а он сам преследовал более корыстные цели… Просто не хотел, чтобы открылась стыдливая правда. Здравомыслие все-таки пересилило упрямство Брагинского, и он отступил. — Езжай к школе, потом я покажу дорогу, — недовольно пробормотал Брагинский и обиженно отвернулся к окну. Джонс на это удовлетворённо кивнул. Всю дорогу в машине отчетливо чувствовалось напряжение. Альфред изредка пытался немного разрядить ситуацию, но Иван резко обрывал все его действия. Джонс все не понимал, что такого произошло? Ведь все шло так хорошо, Иван был в таком приподнятом настроении, а потом его будто бес попутал, когда Альфред настоял на том, чтобы довезти любимого омегу до дома. Он ждал, что Брагинский сам ему все объяснит, но тот снова молчал, как партизан, еще и обиделся не понятно на что. У этого омеги явно в планах цвело желание свести его с ума. После того, как они миновали школу, Иван стал показывать проезд к своему дому. — Стой. Мы приехали, — однако после остановки он так и продолжал сидеть в машине. Альфред смерил его странным взглядом, а затем перевел его на окно со стороны Брагинского. Ничего этакого он не заметил. Обычные железные ворота к трехэтажному зданию, которое очень напоминало небольшую больницу или учебное учреждение. Джонс вновь посмотрел на Ивана, но тот все еще молчал и от нервов начал теребить кончик пиджака. — Сейчас я выйду, зайду в эти ворота, а ты просто уедешь, — вдруг выдал Иван, продолжая всячески избегать контакта с направленнымы на него голубыми глазами. — Нет. Я выйду и провожу тебя. Иван вел себя крайне странно, и это уже начинало злить Альфреда. — Как хочешь, — зашипел Брагинский, резко распахнул дверь автомобиля и хлопнул ею так, что сидение Джонса тряхнуло. Тот раздраженно выдохнул и, попытавшись успокоить бурлившее от непонимания и гнева нутро, вышел следом. Они остановились возле ворот, и тут Джонс обратил внимание на тускло просвечивающуюся табличку на них. — Ваня, это… — он шокировано уставился на Ивана. — Это… Ты здесь живешь? — Нет, я тут каникулами наслаждаюсь, — грубо ответил Брагинский, но Альфред не обратил на это никакого внимания, так как наконец-то понял всю суть такого поведения. — Можешь проваливать. — Почему я должен проваливать? Альфред собирался хоть как-то разрулить ситуацию и успокоить Ивана, но тот за словами в карман не лез и стал в истеричной манере разбрасываться гневными обвинениями. — Такому всему идеальному не резонно быть с сиротой, ладно? Это испортит твою репутацию. — О чем ты вообще? Причем здесь это? — При том, что я никто и без ничего. — Думаешь, меня это хоть как-то волнует? За кого ты меня принимаешь? Брагинский поджал губы — он не знал, что должен ему ответить. Снова. А Джонс даже не знал, как ему обороняться, но заметив панику в глазах Ивана и наставшую паузу, мягко продолжил: — Может, ты позволишь мне самому выбирать, с кем мне быть? И вообще, меня больше расстраивает то, что ты сразу не сказал мне правду. — Как ты себе это представляешь? Ох, Ал, представляешь, а я безродный сирота, живу в детском доме на попечении из фондов богатых дяденек. — Это бы ничего не поменяло в наших отношениях. И не поменяет. Я бы тогда… — Что ты бы тогда?! Начал проявлять ко мне жалость?! Носить еду из дома?! Покупать одежду бедному мне?! О нет, я знаю, ты бы прислал дохреллионную сумму на счет, и вся бы страна узнала, какой Альфред Джонс добрый человек! Альфред слегка опешил от таких нападок. А вообще нет, не слегка. Он вообще не мог взять в толк, как ему отвечать на следовавшие друг за другом вопросы еще и на разные темы. — Что плохого в пожертвованиях? — Ничего. Я не хочу жалости по отношению к себе! — Какая жалость? Какие пожертвования? Это ты вообще завел эту тему! И прекрати, пожалуйста, орать! Почему ты опять ведешь себя так? Я и слова не успел сказать, а ты уже надумал тысячу ужасных поступков с моей стороны и обиделся на них! Пыл Ивана мигом угас, и в его глазах уже заблестели слезы. — И не делай такое лицо! Мое отношение к тебе не изменилось никак после этого открытия! Я по-прежнему люблю тебя! А ты придумываешь себе страхи и, по сути, боишься лишь самого страха! Я не испытываю к тебе никакой жалости, я горжусь тем, что влюблен в такого умного и амбициозного человека, который добивается высот только своим трудом! Джонс устало выдохнул. В данный момент он злился не на себя, а на Ваню, и ему казалось это вполне обоснованным. Но когда из глаз Брагинского хлынули слезы, то у Альфреда снова скрутило живот от досады и чувства вины. — Ну вот… Сорвался и довел тебя до слез, — он потер переносицу. — Я… — начал Иван. — Мне, наверное, стоило быть более искренним с тобой. Он медленно приблизился и уткнулся лбом в плечо Альфреда. — Определенно стоило. — Не злись, пожалуйста, мне тяжело говорить об этом, правда. Вся накопившаяся злость улетучилась из Альфреда, и он лишь мягко провел рукой по чужим шелковистым волосам. — Я не злюсь. Ну, возможно, самую малость. И еще немного расстроен, ведь ты мне по-прежнему не доверяешь. — Мне… мне тяжело вот так сразу кому-то верить, пойми меня. — Конечно, милый, конечно, я постараюсь тебя понять, — начал поощрять его на разговор Джонс. — Я сожалею о том, что начал на тебя вот так нападать. Я так испугался, ведь, оказывается… Ты мне небезразличен. — Оказывается? — с легкой досадой усмехнулся Альфред. Иван поднял голову и, стыдливо прикусив губу, виновато посмотрел на него своими космическими глазами, которые от наличия влаги в них стали еще больше. Джонсу он всегда со стороны казался непрошибаемой стеной, но на деле он — очень чувствительный человек, пожалуй, даже слишком. Возможно, Брагинский и сам не догадывался о том, что тоже умеет чувствовать, так как, вероятно, не подпускал к себе никого настолько близко. Ему точно было не по себе от своих постоянных истерик — это Альфред знал, — но вся эта влюбленность так вскружила ему голову, что он запутался, перестал понимать, как себя вести и что делать. Было видно, что Брагинский и сам иногда не понимал, почему он делал то, что ставило даже его самого в тупик, причиняло боль и Альфреду в том числе. Однако Джонс не отчаивался, понимая, что их отношения и для него были в новинку. Они оба точно знали — они придут к верному решению. Может, не сегодня, не завтра, но постепенно они поймут и примут друг друга. Путем проб и ошибок, как говориться. — Быть может, ты познакомишь меня с обитателями? Легким движением Альфред заправил отросшую прядь Ивану за ухо и взял его лицо в свои ладони, вытирая мокрые щеки большими пальцами. Тот не сопротивлялся и при этом прильнул ближе, позволяя Джонсу себя касаться. — Ал, давай не сегодня. Не уверен, что хочу этого именно сегодня, — Джонс заметно приуныл. — Ты не подумай! Сейчас дело не в том, что я тебе не доверяю, скорее… — Брагинский явно пытался найти оправдание. — Ладно-ладно, я понял, — немного обиженно выдохнул Джонс. — Сколько же у нас с тобой трудностей, — грустно усмехнулся он. Но внезапно Иван прижался к нему, сжав в объятиях. — Я… Может, поедем к тебе? — неуверенно спросил он. — Ты вроде в отеле временно живешь, да? — Да, — пожал плечами Джонс. — Ты уверен в этом? Хоть предупреди своего воспитателя… — Нет. Он сам догадается. Тепло Брагинского вдруг исчезло — он юркнул в машину, а Альфред осуждающе покачал головой, подумал о том, что этого омегу сам Господь Бог не изменит, и тоже сел в машину следом.***
Они зашли в номер Альфреда и разулись. — Милый, может, ты перекусить хочешь? Заказать что-нибудь в номер? Он глядел на выпрямленную и немного напряженную спину Ивана, который замер в раздумьях, словно превратившись в каменное изваяние. — Вань, ты меня слышишь? Ты голоден? И тут Брагинский резко развернулся и жадно впился в его губы. Он потянул Альфреда за воротник рубашки в сторону кровати. Оторвавшись от его губ, Иван облизнулся и стал нетерпеливо расстегивать пуговицы на его рубашке подрагивающими от волнения пальцами. — Вань, ты чего? — взволнованно пробормотал Джонс. Но Брагинский его словно не слышал, продолжая и дальше раздевать альфу. — Вань, если ты это делаешь из-за чувства вины, то не надо, — Джонс перехватил его руки и взглянул в его глаза. Разгневанный и по-звериному одичавший взгляд ввел Альфреда в ступор. — Ты спрашивал, голоден ли я? Да, я голоден, и поэтому очень хочу своего альфу, — рыкнул совсем не по-омежьи Брагинский. — Понял. Надеюсь, ты меня не сожрать решил, — нервно хихикнул Альфред, медленно отпустив его руки, которые тут же стащили с него рубашку вместе с пиджаком и бросили куда-то на комод. — Сейчас в табло получишь. Лучше ласкай меня давай. — Надо взять на заметку, что когда мой омежка возбужден, то очень много ворчит, — пробормотал себе под нос Джонс, пока Иван заползал на кровать. — Что ты там бормочешь? — Что ты у меня самая прелестная булочка! И пробуждаешь во мне зверя. Брагинский закатил глаза, точно не поверив, и уже успел скинуть с себя пиджак и рубашку, как вдруг Альфред его завалил на спину, прижав своим весом к кровати, и начал целовать его потрясающие губы так, как никогда до этого. Их языки переплетались, в легких уже не хватало кислорода, от чего перед глазами начинало мутнеть, а они по-прежнему не могли насытиться этим поцелуем. Джонс, первым разорвав их долгий поцелуй, что, оказывается, вселил в них обоих еще больший голод, пошел влажными и тягучими поцелуями от губ вниз: покрывал яркими засосами бледную кожу на шее Ивана, вслушиваясь в его довольные мычания. Брагинский был открыт перед ним: выгибался навстречу поцелуям и мягко запускал пальцы Альфреду в волосы. У Ивана была очень чувствительная шея — это Джонс понял сразу, потому и терзал ее с особым удовольствием, вдыхая умопомрачительный омежий аромат возбуждения, исходящий от тела Брагинского. Не забыл Джонс поиграться с прелестными сморщенными сосочками и потом приступил к ласкам мягкого живота Ивана. Не глядя, он нащупал ширинку брюк омеги и расстегнул ее, чуть приспустив предмет одежды вместе с трусами к коленкам. Иван нетерпеливо елозил под ним, наслаждаясь прелюдиями. Альфред взглянул на возбуждённый небольшой, но очень аккуратный омежий член Брагинского и, не раздумывая, взял его в рот. — Ал! — чуть ли не встал на дыбы от неожиданности Иван и застонал в голос, чуть приподняв таз. Пока Джонс ласкал его языком, он полностью стянул с него брюки с нижним бельем, расставив ноги Ивана чуть шире и проводя горячими и чуть влажными ладонями по его бедрам. Поджимая от удовольствия свои милые пальчики на ногах, Брагинский метался на подушке и прерывисто дышал — он и подумать не мог, что Альфред сделает ему насколько приятно. Затем, выпустив его обласканный член изо рта, Альфред подобрался поцелуями к сжатой дырочке, из которой уже начала течь благоухающая смазка. Джонс крепко вцепился в пухлые ягодицы Ивана руками и с явным удовольствием стал их сминать в ладонях, пока его язык легонько проходился по чувствительному анусу Брагинского, пока тот прибывал на седьмом небе от наслаждения. Вообще, по мнению Альфреда, вот таким омега и должен быть: немного мясистым и даже чуть крупнее в габаритах альфы. Папочка Джонса, который, кстати говоря, был выше и немного пышнее отца, как-то говорил ему, что раз природа дала омегам такую способность, как вынашивание и рождение детей, то и вид у омеги должен быть соответствующим. То есть омега должен не только выдерживать беременность, роды, но и уметь защитить потомство и себя. Ну, ведь у более крупного омеги все-таки больше шансов, к примеру, против того же Альфреда, чем у худенького и слабенького. Еще его папочка говорил, что крупные омеги рождались и сами рожали более здоровых детей в старые времена именно в высших кругах, поэтому мол, его папа и вышел таким. Отец Джонса, конечно, с этого посмеивался и говорил, что кое-кто просто хорошо лопает французские круассаны и прочие кондитерские изделия (за что потом и получал). Альфред не знал, насколько правдивы суждения его папочки, но отчего-то засматривался на более крупных омег. Для Джонса наличие жирочка (в пределах разумного) у омеги было признаком хорошего питания и здоровья. Плюс эстетически для него они выглядели гораздо симпатичнее и очень угождали его фетишистским наклонностям в плане «надо что-то жмакать, кусать, хлопать», принося непомерное внутреннее удовлетворение. И в целом, Иван оказался воплощением всех его идеалов и фетишей. Посему Альфред и старался наслаждаться его сочной попкой, мягоньким животом, пышными бедрами по полной программе. А еще Альфред ни в коем случае не чурался того, чтобы ублажать и ласкать своего омегу в интимных местах. Ему казалось, что получаемое омегой наслаждение доставляло ему большее удовольствие, чем если бы это происходило наоборот. Джонс осознал для себя, что в сексе смысла не было, если оба партнера не получали кайф. От стонов Ивана его внутренний зверь сходил с ума, но Альфред пока еще не сдался ему, хотя голова постепенно заплывала туманом, а все чувства обострились. Брагинский недовольно выдохнул, когда ласки вдруг прекратились, а Джонс просто навис над ним, наблюдая. У Ивана по коже пробежали мурашки от лихорадочно-возбужденного взгляда Альфреда, которым он жадно рассматривал, кажется, каждый сантиметр его тела. И Брагинскому нравился этот взгляд, чертовски нравился. — Слабость моя, — прошептал томно Альфред. — Может, сладость? — И слабость моя тоже, — Джонс легонько пощекотал своим вздернутым носом щеку Ивана, а затем они снова слились в поцелуе. Иван ласково поглаживал его напряженные мускулистые плечи, тяжело вздымающуюся грудь, подкачанный пресс, переходил на поясницу и пальцами легко царапал мощную спину. Как же Альфред был хорош собой, Брагинского аж повело. — Позволишь мне… — Альфред сглотнул стоящий в горле ком. — Продолжить? Иначе я просто лопну. — Я весь твой, Ал, — шепнул ему Иван. Альфред так счастливо ему улыбнулся, чмокнул в благодарность его еще раз в губы и принялся дрожащими пальцами снимать свои брюки и белье. Джонс поймал внимательный взгляд на себе, когда наконец высвободил возбужденный член. — Вань, не бойся, я не посмею причинить тебе боли. — Да заткнись ты и дай его потрогать, — фыркнул Иван. — Тоже мне, фею нашел. Подавившись своей слюной, Альфред закашлялся, ведь он принял этот взгляд за испуг, а оказалось вот оно что — чистой воды извращенский взгляд. Он придвинулся поближе, и теплая ладонь Ивана уверенно взяла его член у основания. Брагинский аккуратно провел рукой вдоль ствола и чуть сжал пальцами узел. Альфред сначала затаил дыхание, а затем со свистом выдохнул, зажмурившись. — Тебе приятно? — словно юный натуралист, а не омега, у которого сейчас будет секс, спросил Брагинский с таким наивным взглядом, что Альфред невольно умилился. — Очень, — весело улыбнулся Джонс. — У меня странные ощущения. И мне он нравится, — кажется, Иван сам не совсем понимал, что говорил. Ну, или до Альфреда не доходила суть. — Я рад, любимый. — Ты… Ты же войдешь в меня? — он так мило хлопнул своими длинными ресницами, что у Джонса чуть сердце не прихватило. — Только если ты этого захочешь. — Прекращай уже обо всем спрашивать и беспокоиться. Хочу я, хочу тебя. Наверное, Альфреда это должно было как-то задеть, но эта колючка настолько мило бубнила и язвила, что в душе у Джонса разливались лишь тепло и всепоглощающее обожание. Хотелось схватить этот кактус и заобнимать, зацеловать, затрахать до такой степени, чтоб у Брагинского из глаз искры в виде сердечек посыпались. — Тогда устройся поудобнее, а я только презерватив нацеплю. Он хотел было встать с кровати, но Иван вцепился в его руку мертвой хваткой. — Не надо, — строго произнес он. — Если ты не болеешь, то и без него обойдемся. — Вань, тебе может быть немного не по себе от… — Я. Хочу. Без. Даже при большом желании противиться уничтожающей искре, промелькнувшей в глубине сирени, не стал бы никто, если не хотел бы быть стертым с лица земли. — Твое желание для меня закон, любовь моя, — на одном дыхании произнес Джонс вновь навис над ним, прихватив его распухшие губы. Он добрался до сжатого колечка мышц и, легонько поласкав его кончиком пальца, с небольшим напором ввел его внутрь. Иван напряженно выдохнул в его губы и сжал его палец в себе, пытаясь отстраниться. Заметив эти изменения в настроении у омеги, Джонс усилил напор на его губы и стал мягкими поглаживаниями ласкать низ живота Брагинского и надрачивать его член. Брагинский постепенно расслабился и уже не был в таком напряжении, когда альфа вводил второй и третий пальцы. В какой-то момент, когда постанывания Ивана стали все менее терпеливее и все более громче от буквально трахающих его пальцев, он разорвал поцелуй и выжидающе, без лишних дерзких слов посмотрел на Джонса. Тот все понял и вынул уже совсем мокрые от смазки Брагинского пальцы. От смазки исходил потрясающий аромат, и альфу передернуло, а все волосы на теле встали дыбом. Джонс облизнулся и приставил член к влажному отверстию, последний раз вопросительно взглянув на Ивана — тот не показывал никакого сопротивления, и Альфред, кивнув самому себе, ввел головку. Пусть он и хорошо разработал Брагинского, ему все же пришлось немного постараться, чтоб, не причиняя сильной боли своему омеге, ввести набухший узел. — Ал, подожди, — Иван чуть сжал чужие плечи, и Джонс остановился, войдя уже наполовину. Брагинский судорожно набрал воздух в легкие, от чего его грудная клетка приподнялась, и тягуче выдохнул, расслабляя свои таз и мышцы нижнего пресса. И тогда уже Альфред без труда зашел до упора. Джонс опустился на локти и сам прерывисто, сквозь зубы выпустил струйки воздуха. Он наклонился к лицу Ивана и взглянул в его бездонные, немного заслезившиеся, но явно наполненные счастьем глаза. Тот же заметил, как черные зрачки заполонили всю и без того передернутую пеленой возбуждения голубую радужку Альфреда, как его руки стали грубо сминать простынь возле головы Брагинского, как от нетерпения напряглось его сильное тело. Узость Ивана начала сводить его с ума и чуть было не лишила способности здраво размышлять. Брагинскому нравился этот дикий взгляд. Кто бы мог подумать, что этот добродушный и добропорядочный альфа, может мгновенно обрести животные повадки, вогнав свой член в возлюбленного омегу. Ивана это возбуждало. Он скрестил ноги у него на пояснице и потянулся за коротким поцелуем в губы. Это был призыв к дальнейшим действиям, как понял Джонс. Сначала двигался он размеренно и медленно, отчаянно пытаясь сдерживаться и не начать брать Ивана без остатка. Останавливало его немного перекошенное от явного дискомфорта и, возможно, боли выражение лица Брагинского, который, казалось, перестал дышать совсем, он лишь цеплялся за плечи Альфреда, как за спасательный круг, но альфу не останавливал. Джонс в какой-то момент вообще перестал понимать, чей стук сердца он слышит: свой или Ивана. Он старался быть нежным, но эмоции на лице Брагинского так и не изменились. Несдержанно цокнув, Альфред выпрямил спину и, перехватив ноги Ивана чуть удобнее, тем самым слегка приподняв таз Брагинского, поменял позу и угол проникновения. Джонс вновь вошел во всю длину, а Иван наконец-то с довольным стоном выгнул спину. Альфа улыбнулся и продолжил входить так, чтоб снова задевать рудиментарную и эрогенную простату Брагинского, постепенно наращивая темп. Его чувствительную головку и узел плотно охватывали сокращающиеся при каждом проникновении мышцы нутра Ивана, и Альфред сам не заметил, как стал стонать в голос, прикрыв глаза от удовольствия. — А-ал! — жалобно донеслось до него, и он распахнул заплывшие глаза. Брагинский с надеждой глядел на него, закусив до крови губу, весь взъерошенный и раскрасневшийся, покрытый яркими пятнами засосов. Его грудь поднималась в быстром темпе, а глаза — были передернуты пеленой наслаждения и блестели драгоценными камнями в полумраке. Джонс был откровенно доволен результатом. Но чутье ему подсказывало, что Иван звал его не просто так. Омега близился к оргазму. Посему Альфред вновь начал легонько надрачивать его член. Брагинский стал мило мычать и извиваться. Джонс наклонился к нему, и Иван обвил руки вокруг его шеи, впиваясь своими искусанными губами благодарным поцелуем. Затем он разогнул шею и с громким довольным стоном кончил. Его напряженные от оргазма мышцы очень плотно обхватили член, и Джонс понял, что сам уже скоро кончит. Брагинский выпустил его шею из объятий, упав на подушки, а Альфред стал с дикой скоростью вбиваться в уже немного расслабленное и перевозбужденное тело. С рыком он излился в Брагинского и буквально рухнул на него, сгребая в объятия. — Ал… — взволнованно шептал Иван. — Ал, милый, выйди, пожалуйста… Сцепка… Не надо… Краем уха Джонс уловил этот шепот и был удивлен, что до него дошел смысл: он испуганно подскочил и вытащил из омеги уже обмякший член, а затем чуть задержался взглядом на сжимающемся анальном отверстии и завороженно наблюдал, как из его Ванечки, его возлюбленного омеги медленно вытекает семя. — Спасибо, — устало выдохнул Брагинский и прикрыл глаза. Альфред лег рядом с ним и стал мягко водить ладонью по животу и бокам Ивана, с придыханием наслаждаясь аппетитными формами и мягкими изгибами, от плечиков по талии и до пышных бедер. А тот устало, но с явным удовольствием наблюдал за его действиями из-под густых ресниц, позволяя ему все. — Сцепка без течки — больно, да? — спросил его вдруг Джонс после продолжительной паузы. — Да, — севшим голосом ответил Брагинский. — Лучше мы с тобой насладимся ею во время моей следующей течки. Альфред широко улыбнулся, явно очень довольный таким предложением. — А я детей хочу, — вдруг выдал сияющий от счастья Джонс. Иван испуганно распахнул свои глаза и поперхнулся от таких внезапных мыслей вслух. — Ну знаешь, милый, зачать-то все горазды… — Что нам мешает? Я смогу нас обеспечить, — пожал плечами Альфред, мол, что тут думать. — Во-первых, ты ничего не забыл? Например, хотя бы школу закончить? И вообще спросить меня о том, что я хочу? Не тебе же девять месяцев это носить, а потом еще год выкармливать. Брагинский был откровенно возмущен такой наглости, но Джонса это не смутило. — А что ты хочешь? — спросил Альфред, взяв руку омеги и стал расцеловывать его пальчики. — Я хочу выучиться, — гордо ответил ему Брагинский. — А потом деток? Нет, ну Джонс просто конкретный бестактный наглец. Причем он это прекрасно понимал, но отступать не собирался точно. Чует Иван, что просто так он не отделается, хотя придержать пыл своего явно сексуально активного альфы попытается до поры до времени. — Я… — нет, ну вот как воспротивиться этому щенячьему взгляду, полном надежды и любви. — Я обещаю над этим подумать. Кажется, Джонс все-таки был рад такому ответу. Ну, или он уже что-то начал замышлять, негодяй. — А что ты хочешь, Ал? Ну, кроме детей, разумеется, — Ивана чуток передернуло при мыслях о детях. Задумавшись, Альфред перевернулся на спину и уставился в потолок. — Честно говоря, я еще не решил. Я уже как-то говорил тебе о предложениях. И сейчас я в раздумьях, потому что хочу поступить куда-нибудь на актерское или театральное. Ну, чтобы получить полноценное образование в этой сфере и выйти на новый уровень, так сказать. Возможно, я даже поступлю и параллельно подпишу какой-нибудь контракт, чтобы не терять связи с шоу-бизнесом. Тем более, я никак не хочу оставлять тебя. — Это грандиозные планы, Альфред. И куда бы ты детей-то вписал? — хихикнул Брагинский. — Да это я так. Чтобы ты был в курсе и не расслаблялся, — Иван на это закатил глаза. — Папа все равно рано или поздно потребует внуков. И там я уже не знаю, кто победит в этой битве титанов: ты или он. — Ой, ну спасибо, — фыркнул Иван и чуть придвинулся к Джонсу, уложив голову ему на плечо. Иван о чем-то задумался и стал вырисовывать какие-то линии на груди Альфреда, не заметив, как тот напрягся и задержал дыхание. — Я, наверное, совсем обнаглел, но все равно скажу. Брагинский поднял на него вопросительный взгляд в ожидании продолжения его мысли. — Хочу тебя еще. — Да ты бессмертный, я так посмотрю, — прибывая в явном шоке, сказал Иван. — Альфред! Альфред Джонс! Прекрати немедленно! — весело закричал и засмеялся Брагинский, когда Альфред без лишних церемоний снова навалился на него и стал покрывать поцелуями. Заведенного Джонса тяжело остановить. Не то чтобы Иван прямо-таки собирался…