Пусанские супруги

«Одна любовь. Наши губы. Одна любовь. Один дом. Только мы. Осознай это.» sweater weather x another love

Чонгук подтягивает плед, который лежит у него на плечах повыше. На улице дует невероятно сильный ветер, вдалеке океана виднеется шторм — вода плещется наплывами, волны слишком большие и опасные. Густая пена натекает на светлый берег, также стремительно быстро утекая обратно. Парень поднимает голову к небу, отмечая его невероятный тёмно-синий оттенок, с отголосками фиолетового, практически аметистового, но и чёрного, матового цветов. Небо хмурится, ожидая свой душевный разрыв, ожидая, когда с минуты на минуту градом польёт дождь, словно слёзы. Солёная влага уже течёт по щекам и Чонгук запоздало понимает, что это не волны и не дождь, а собственные слёзы. Кутаясь в плед как можно сильнее, Чонгук не имеет никакого желания вставать с крыльца и заходить в дом, закрывать дверь, прячась от начинающего накрапывать дождя. Редкие большие капли падают с неба, пока сильный ветер гоняет ветви пальм, заставляя их клониться в разные стороны. Вытирая редкие слёзы со своего лица, брюнет выставляет перед собой ладонь тыльной стороной, внимательно всматриваясь в обручальное кольцо, такое нежное и аккуратное на его ладони. Поднимая вторую ладонь и касаясь пальцами кольца, Чонгук прокручивает его по кругу, а после замирает, рассматривая свои ладони. Возраст, к сожалению, берёт своё. Они больше не те молодые двадцатилетние парни, когда каждую ночь могли проводить за учёбой, подработкой или прогулкой друг с другом или друзьями. Руки Чонгука не похожи на руки старого человека, но они уже не выглядели так молодо, как его душа. Тело стареет — это неизбежно. Возраст, к сожалению, берёт своё. И причина слёз Чонгука сейчас заключалась во многом: нет, он не жалел, что проживает и прожил свою жизнь именно так, с парнем, без детей, с обручальным кольцом и вдали от родного дома, находясь в другой стране. Находясь в другом доме. На самом деле дом Чонгука — это Чимин, поэтому парню абсолютно не важно, где он находится и почему — рядом с ним должен быть его любимый муж. И столько всего было пройдено, и сколько ещё будет прожито… Чонгук запустил пальцы в волосы, легко зачёсывая их назад и прищуриваясь, всматриваясь в далёкий край океана и неба. Чимин должен был скоро прийти, он вышел в магазин, но по пути написал Чонгуку, что сгоняет в другой, что находится чуть дальше от их дома. Не сказать, что и сам Чимин не изменился, что всё это время он оставался молодым парнем, но и его возраст брал в свои тиски, зажимая и сдавливая, причиняя боль. Чонгук всё чаще смотрел на себя в зеркало с нахмуренным выражением лица, рассматривая небольшие морщинки у глаз и рта. Его внешний вид не радовал его, не хотелось смотреть на себя и понимать, что жизнь неизбежно движется к одной отметке, когда один день станет для него последним. Чонгук не был таким уж старым, господи, Чимин часто говорил, что муж просто надумывает себе многое, но оборачиваясь назад, за своё плечо, сам Чонгук понимает и вспоминает, через что они проходили. Свадьба была самым ярким и важным моментом в их жизни, если не считать смерть Джи. Это было самым страшным и ужасным моментом в их жизни. Чимин и он сам едва пережили эту утрату. Но дни шли, года летели со скоростью света, а они всё спешили восстановиться, пожить ещё. Тэхён и Юнги расстались. Чимин не смог слушать слезливый голос друга по видеозвонку, поэтому позволил Чонгуку остаться с ним, а сам вышел на крыльцо их дома, дыша полной грудью и вдыхая свежий воздух. Тэхён рассказывал, что не может так жить, что хочет свою большую и крепкую семью, что он знает, что разбивает сердце Юнги, да и признаётся, что и сам Юнги уже около полугода дружил с девушкой, пытаясь оттянуть правду всего этого момента как можно дольше. Они мирно разошлись, пообещав остаться друзьями, хоть Чонгук в это не верил. Они обнажали тела, сердца и души друг перед другом, а сейчас любят других, живут с другими, создают свои семьи и хотят всё забыть, как сон? Думают, что не будут причинять боль другим людям, любым окружающим и самим себе? Лжецы. Впрочем, Намджун и Сокджин тоже не сохранили свои отношения, хоть и равнялись на близких людей. И нет, это не характеры их всех развели по разным дорогам, а жизнь. Каждый нашёл своё дело, своё хобби, свою семью. Хосок полюбил девушку с маленьким ребёнком на руках и не представлял своей жизни без неё, а Намджун и Сокджин были одиноки. Они больше не могли справляться с реалиями бытовых мелочей, не смогли каждый раз врать родителям и притворяться, что просто являются близкими друзьями. Чимину каждый раз больно созваниваться с каждым по отдельности, и так хочется собрать их всех вместе, чтобы поговорить и выпить как в старые добрые времена, но времена уже не… не такие. Жизнь не стоит на месте, и Чимин каждый день обещает себе, что будет оставаться с Чонгуком всю свою жизнь. Он не любит других людей, ему не нужна семья, если это не Чонгук. Ему не нужен никто, если это не самый любимый мужчина, с которым он привык просыпаться и видеть его, засыпая. Он привык подставлять ему свою спину, зная, что там не окажется ножа предательства. Чимин привык к Чонгуку, как к самому себе. Никаких недомолвок, никаких секретов и утаек друг от друга, всегда вместе, всегда рядом, крепко сжимая ладони друг друга, отмечая каждый праздник с содроганием сердца, ведь… Поверить сложно — им самим уж точно, как долго они смогли продержаться так, удивляясь тому, что их любовь не исчезает, не пропадает, она находится рядом с ними каждую секунду. Во взгляде, в движениях, в поступках и действиях. Чонгук устало вздыхает, кладя локти на колени и укладывая на руки свою голову, прикрывая на секунду глаза. Сильный ветер согнал с его плеч плед, заставив упасть на крыльцо позади парня. Чонгук ждал своего мужа из магазина, сидя на крыльце, сдерживая слёзы. Причина была не такой уж и страшной, не такой уж и важной или опасной, но для Чонгука это конец света, апокалипсис и смерть в одном флаконе. Он слишком уязвим для такого, слишком раним и всё никак не может принять тот факт, что больше не является тем молодым парнем. Много страхов в душе, а осознание того, что его жизнь прошла вот так вызывает слёзы. И это не слёзы горести или печали, но Чонгуку всё ещё страшно. — Любимый? — вдалеке слышится голос Чимина. Тот спокойно идёт по каменной дорожке, его обувь шлёпает, а футболка задирается от ветра. На голове Чимина кепка, а в руках большой бумажный пакет, из которого торчит румяный и наверняка хрустящий багет. Его муж. — Что случилось? — спрашивает Чимин, подходя к крыльцу их дома поближе, всматриваясь в усталое, невыспавшееся лицо Чонгука. Чонгук поднимает голову с рук, рассматривая Чимина с ног до головы, поджимая губы и представляя, как сейчас встанет со своего места, как выкинет все плохие мысли и утянет Чимина за собой, заставляя выронить пакет прямо на песок, а сам потянет мужа в сторону океана, где бушует шторм и волны, что готовы захлестнуть их. Чонгук представляет, как мягко обнимет мужа за шею, как поцелует его в губы, вдыхая родной солёный воздух, как прижмётся щекой к его челюсти и будет ощущать удары его сердца, утопая в чувстве любви. Они столько прожили, что быт должен был убить любовь, но с каждым утром, просыпаясь и посматривая на Чимина, Чонгук понимает, что никакой быт не способен убить его безгранично сильную любовь к мужу, его веру в него и обожание. Он обожает Чимина, даже просто смотря на его лицо и тело. — Вот, — слабо выдаёт Чонгук, зачёсывая волосы и показывая на некоторые крошечные прядки у корней с благородным серым цветом, — это седина. Чимин недоуменно прищуривается, делая несколько шагов ближе, пытаясь рассмотреть её и они замирают так, словно Чонгук показывает, как по его лбу ползёт змея — такое завораживающее и пугающее зрелище. — Я старый, — вновь повторяет Чонгук, чувствуя, как капли слёз собираются стечь из глаз. Чимин готов бить по губам Чонгука каждый раз, когда слышит это, поэтому он выдыхает с раздражением, словно сейчас психанёт, бросит пакет с едой и пойдёт в дом, хлопнув дверью, как делают во многих сериалах, которые они смотрят вечерами. Но это не сериал, а их реальная жизнь, Чимин воспитал себя сам так, что не позволит отвернуться от любимого человека, когда он плачет. А Чонгук определённо плакал, ведь его щёки были покрасневшими, как и кончик носа. Вздыхая в очередной раз, Чимин подходит совсем близко, ставя на крыльцо пакет и садясь рядом с мужем. Поднимая плед, Чимин заботливо набрасывает его на плечи мужа, а после обнимает его за плечо, прижимая к себе. Он вновь вздыхает так, словно готовится зачитать свою великую философскую речь, которая успокоит его мужа. Как это происходило абсолютно всегда. Но не спешит начать. Чонгук кладёт голову на плечо мужа, открывая глаза и всматриваясь вдаль, пока Чимин поднимает его руку, крепко её сжимая и поглаживая большим пальцем середину ладони. — Смотри, — внезапно шепчет Чимин, поднимая ладонь Гука чуть выше, чтобы ему было видно, касаясь пальцем одной линии и проводя по ней, от начала и до конца, — это линия ума, достаточно длинная. — Хм, — Чонгук хмыкает так ощутимо, вздрагивая всем телом, словно принял эту шутку, давая Чимину полное добро, чтобы он мог продолжить эту непонятную тему. — Это линия жизни, она у тебя закруглённая, как и у всех, и мне кажется, она закругляется потому что наши души после смерти вновь приобретают тела, только мы об этом не догадываемся и каждый раз забываем прошлые жизни, — шепот Чимина обжигает макушку Чонгука, но он внимательно слушает родной голос, — если бы мы помнили прошлые жизни, тогда линия жизни была бы полностью круглой, а не прерывалась, как считаешь? — Возможно, — пожимает плечами Чонгук, смотря на то, как Чимин держит его запястье и пальцами второй руки водит по линиям. — Вот эти линии обозначают связь с родителями, — голос Чимина дрожит на мгновение и он показывает свою ладонь, — у меня есть связь, линии соединяются, а у тебя… линии просто рядом, что означает, что близкой связи с родителями не было… — Это точно, — легко и грустно улыбается Чонгук, всматриваясь в свою ладонь. — А вот это, смотри, линия… она одна, — Чимин указывает на ребро ладони, проводя по линии пальцем, — это твоя судьба, твой любимый человек. У тебя одна линия, значит один человек, у меня тоже, смотри. — Мы друг у друга, — улыбается Чонгук, рассматривая ладони, а после поднимая голову к мужу, заглядывая в его лицо, — но откуда ты это знаешь? — Иногда на работе мне бывает крайне скучно, и коллега рассказала, что часто читает всю эту ерунду, связанную с линиями на руках, звёздах на небе и прочем. Мне просто стало интересно, — пожимает плечами Чимин, зажимая ладошку Чонгука в своей и поворачивая голову в его сторону. — Ты пытался меня отвлечь? — внезапно тихо спрашивает Чонгук, понимая, что его мужу это удалось. — А помогло? — улыбается Чимин правым уголком губ, чуть наклоняя голову и всматриваясь в глаза супруга, — каким бы ты ни был- — Я старый, — увереннее и чуть громче повторяет Чонгук, пока ветер развевает его волосы. — Я… — Чимин замирает, распахивая губы, собираясь сказать много чего, но замолкает. Он смыкает губы, посматривая на своего мужа, рассматривая его лицо, а после замирая на его тёмных глазах, — но глаза всё такие же. — Чимин, — Чонгук пытается вырвать ладонь из хватки и отрицательно качает головой, готовый спорить. — Такие же, — дополняет Чимин, крепко держа мужа за ладонь и не давая от себя отстраниться, — живые. Искрящиеся. Любимые. Яркие. В них жизнь и задор так и плещет, в них я вижу любовь к себе. Любовь к нашей рутине, и к нашей жизни, которую ты и я пытаемся сохранить. — Милый, — ласково шепчет Чонгук, поднимая взгляд на Чимина и замирая, видя в его глазах бушующий ураган и шторм в виде заломанных бровей и влажных глаз. — Знаешь, как больно слышать от тебя все эти слова? — с лёгкой обидой в дрожащем голосе признаётся Чимин, — слышать, как ты называешь себя старым, как закрываешься в ванне и почему-то плачешь, как не смотришь в зеркало и всё время стараешься лучше выглядеть при мне. Знаешь, как мне обидно, когда ты скрываешь всё? Знаешь, как мне больно, когда ты переживаешь? — Чимин, — шепчет пораженно Чонгук, поджимая губы, когда первая горячая слеза скатывается по щеке Чимина, задерживаясь на подбородке, а после падая на вытянутую руку Чонгука. — Я люблю тебя, — глаза Чимина в один миг наполняются горячими солёными слезами, пока он сдерживает их всеми силами, — даже когда ты станешь совсем старым и не сможешь меня видеть, слышать, ходить самостоятельно, узнавать меня… я буду рядом. Я буду рядом, когда тебе нужна будет помощь с туалетом, или помощь с принятием ванны или еды, потому что… ты — мой. Мой мир, моя душа. Я буду рядом и буду обращаться с тобой так нежно, как с маленьким ребёнком, и ты это знаешь. — Знаю, — кивает согласно Чонгук, чувствуя, как от дрожащего голоса Чимина и его слёз начинает дрожать и он сам, — прости меня, я часто сомневаюсь в себе и пытаюсь давить этим негативом и на тебя. — Я люблю тебя, — вновь повторяет Чимин, позволяя руке Чонгука скользнуть по его шее и расположиться на щеке, ласково поглаживая влажную от слёз кожу под глазом, — какие бы не произошли обстоятельства и события, я всегда буду рядом с тобой. — Я знаю, — Чонгук кивает, вытирая пальцем новую слезу с щеки расчувствовавшегося супруга, — мой. — Старикам положено так нервничать, да? — Чимин промаргивается и улыбается, замечая, как Чонгук вдруг улыбается и начинает искренне и ярко смеяться. Его плечи содрогаются, а улыбка светится таким счастьем, пока смех вырывается из глубин его тела, Чимин не может не улыбаться, смотря на своего мужа. Только смех Чонгука внезапно переходит в самый настоящий истеричный плач, и плечи уже вздрагивают не от смеха, а рот искривляется не в улыбке. — Боже, это лишнее? Я сказал лишнее, да? — Чимин сокрушенно качает головой, вжимаясь губами в прохладный лоб Чонгука, — моя ты плакса. — Просто будь рядом, — задыхаясь, шепчет Чонгук, сжимая обеими руками футболку на груди Чимина, — ты мне необходим, как воздух. — Я никуда не уйду, — уверенно заявляет Чимин, позволяя ладоням Чонгука подняться выше по его груди и уложить их на щёки. — Обещаешь? — спрашивает Чонгук, смаргивая последние слёзы, сжимая пальцами щёки мужа, — у меня кроме тебя никого нет. — У меня кроме тебя тоже никого больше не осталось, — тихо шепчет Чимин, слова его сквозят грустью. — Спасибо, что принимаешь меня таким, — Чонгук поглаживает щёки, чувствуя, как Чимин заботливо придерживает плед на его плечах, — многие обстоятельства и люди пытаются нас разлучить с тобой. — Многие, — Чимин согласно кивает, поймав одну ладонь супруга, целуя её и прижимая к своей груди, где бешено бьётся сердце, — я никому не отдам тебя. Никому не позволю забрать тебя у меня. Как бы ни было больно или тяжело, ты — мой свет. Я никому не позволю погасить яркую лампочку моей души. — Ты сравниваешь меня с лампочкой, но не с солнцем, — Чонгук аккуратно проводит пальцами по щеке Чимина, — почему? — Солнце не такое хрупкое, как лампочка. Солнце не так сильно обжигает меня, но я могу коснуться лампочки и она обожжёт мне все руки и сердце. Солнце не такое, как лампочка, мне нужно беречь эту лампочку, чтобы никто не разбил её. Мне нужно стряхивать с неё пыль и давать ей отдохнуть, позволяя потухнуть. Лампочка находится рядом со мной, а не пропадает после заката. Я могу держать лампочку в своих руках, а солнце не могу. — Ты меня ещё никогда ни с чем не сравнивал, — улыбается Чонгук, находя во всём этом веселье, смех даже рвётся из его губ. — Могу делать это почаще, если тебе нравится, — улыбается в ответ Чимин, позволяя широкой улыбке уместиться на лице. — Мне нравится, — кивает Чонгук, на мгновение прикрывая глаза, и Чимин упивается видом трепещущих ресниц, его тёмных волос с очень малым количеством седины, практически даже незаметным. Чимин упивается и наслаждается родными губами, что растянуты в улыбку, небольшой родинкой на кончике носа и под губой, растрёпанными волосами и покрасневшими щёчками из-за недавних слёз. Чонгук вновь поднимает взгляд, смотря со всей нежностью, молчаливо прося прощение за то, что делает больно своими поступками. Чимин не планировал плакать или переживать сегодняшним днём, но он не может смотреть на боль и переживания родного человека. У него самого на душе кратер из боли, когда Чонгук чуть нахмурен или когда плачет. Никогда невозможно привыкнуть к его слезам и ранимой душе, которую он открыл и доверил ему одному. Чимин никогда не сможет не сдувать ласково пылинки с Чонгука, относясь к нему вежливо и воспитанно, никогда не сможет промолчать и не похвалить своего мужа за что-нибудь. Чонгук иногда теряется в своих мыслях и со стороны может показаться самым настоящим эгоистом, но он любит. Любит Чимина всей душой, до щемящей боли позволяя любить себя в ответ. Вжимаясь в плечо супруга лицом, Чонгук чувствует его крепкие ладони, что поглаживают по плечам и спине, прижимая к себе. Дождь накрапывает всё сильнее и сильнее, от сильного ветра пакет падает на крыльцо, из него вываливается багет и выкатывается пару яблок, скатываясь вниз к дороге. Чонгук не двигается, находя утешение в теле Чимина, Чимин и сам не спешит вставать и поднимать продукты, потому что волосы Чонгука пахнут солёным из-за ветра и океана, в его груди бешено стучит сердце, а пальцы цепляются как утопающий за спасательный круг. Тепло, крепко и так надежно. — Ты правда будешь убирать за мной, когда я начну ходить под себя? — спрашивает Чонгук спустя несколько минут, поднимая голову, чтобы посмотреть в лицо Чимина. — О, господи, — мученически тяжело вздыхает Чимин, закатывая глаза, — ты правда запомнил только это из всех моих слов? — Прости, — Чонгук продолжает смеяться, тычась носом в шею Чимина, позволяя себе наваливаться на мужа всем телом, но внезапно замирая, — ты же знаешь, что тоже можешь положиться на меня, если что? Ну, если не сдержишься или что-то такое, да? — Тема о недержании закрыта, — объявляет Чимин, потянувшись к щеке Чонгука, чтобы зажать её губами и поцеловать, заставляя своего мужа сдавленно хихикать и прикрывать глаза, — пойдём, дождь начинается. Чимин встаёт первым, подходит к дороге, забирая два яблока, поворачивается к Чонгуку, что продолжает сидеть на крыльце, придерживая плед на своих плечах. Пак ухмыляется, стоя прямо перед своим супругом, а после сгибает одну ногу в колене, наклоняясь на неё, вытягивает одну руку с яблоком вперёд, а вторую сгибает, выглядя, как древнегреческая статуя какого-нибудь известного мужчины. Чонгук заливается громким хохотом, хлопая себя по голым коленкам, пока Чимин с яблоками в руках продолжает показывать ему фигуры всех известных статуй, становясь в подходящие позы. — Хватит, — шепчет Чонгук, задыхаясь от смеха, пока Чимин выставляет яблоко вперёд и дерзко улыбается. — Сражайтесь! — Тебе не победить! — вскрикивает Чонгук, поднимая багет с крыльца и тоже подскакивая на ноги, выставляя его впереди себя, подхватывая идею Чимина подурачиться. Наверняка соседи в дальних домиках выглядывают в окно и крутят пальцем у виска, пока Чонгука держит багет, как свой меч, попадая им по боку Чимина, что внезапно вытягивается в струнку и трагично падает на песок, притворяясь мёртвым до тех пор, пока Чонгук, сдерживая смех, не подходит к мужу. Гук присаживается на корточки, всматриваясь в лицо Чимина и замечая один его приоткрытый глаз, а Чимин замирает, внезапно распахивая глаза и приоткрывая губы. Чонгук склоняется над ним, легко улыбаясь, его волосы падают вниз, а Чимин не может дышать, потому что тёмное небо со сверкающими молниями на фоне родного лица выглядит завораживающе красиво. Дух захватывает. — Ах, вы поразили меня в самое сердце, — с чувством выговаривает Чимин, не в силах перестать смотреть на родинки и родные глаза. — Вы поразили меня в самую душу, — не остаётся в долгу Чонгук, упираясь коленями в песок и наклоняясь, легонько касаясь любимых губ, сминая их и нежно целуя, — пойдём домой? Готовить ужин, смотреть тот ужасный сериал и обниматься в постели. — Такая наша жизнь, да? Она самая лучшая, Гук, — улыбается Чимин, отвечая на лёгкие чмоки, что дарит ему супруг. — Пойдём, родной, — заботливо поглаживая мужа по груди, шепчет Чонгук, ласково улыбаясь. Они оба встают с песка, отряхиваясь и подбирая продукты, заходя в свой дом и закрывая стеклянную дверь, не забыв забрать с собой пакет и плед. Чонгук включает свет, а Чимин идёт мыть руки. Вечер проходит так, как всегда. В объятиях друг друга.