Пусанские супруги

«Страх охватил меня, но я продолжаю. Моё сердце уходит в пятки, когда я подпрыгиваю, Твоя рука хватает мою руку, когда мои глаза закрываются. Ты знаешь, куда деваются все безумства?» breezeblocks — alt-j

— Да как же меня это заебало! — в сердцах выкрикнул Чонгук, со злостью хватая кружку, стоявшую на столе. Именно так начинался очередной день в их с Чимином квартире: с криков, ссор, скандалов и ругани. Чонгук уже начинал сомневаться в том, что их отношения — сказка. Она такой не была уже последний месяц. Чимин хмуро осматривает себя в зеркале, натягивая пиджак и собираясь на работу, пока на кухне бушевал Чонгук. И в какой момент всё пошло не так?.. Они стали уставать от своих отношений — вот так просто и легко вдруг поняли это. Когда каждое утро начиналось не с поцелуев, а со стычек, когда вместо добрых объятий и признаний в любви они молча разбегались по разным комнатам, словно кошка с собакой. На самом деле всё оказалось куда проще, чем они думают (и верят). Усталость. Нет, не друг от друга, усталость от их жизни. Чимин, как и Чонгук, работали наизнос, предпочитая на выходных, которые выпадали им два раза в неделю, заваливаться кипой бумаг, готовясь к очередным отчётам, и выбираясь из ямы под названием кредит — они всё-таки сделали ремонт в их уютной квартире. Только теперь пахнет не уютом, свежей мебелью и деревом, а ссорами и недопониманием. Чонгук, как и Чимин, они оба знают, что случается, когда человек весь день и весь вечер пропадает на работе. Здесь нет места развлечениям и простым разговорам о прошедшем дне, разговаривать-то и не о чем. Они оба завалены работой, вешаясь на своих галстуках и не понимая, как их жизнь зашла в такой ужасный тупик. Казалось, им не выбраться из этой ямы. Они оба хотели побыстрее избавиться от долгов, а потому брали как можно больше работы, полностью отдавая себя ей и забывая, что дома никто не ждёт с улыбкой и вкусным ужином, чистой и свежей одеждой, порядком в доме. Они встречались в спальне, когда кто-то из них уже крепко спал, слишком сильно вымотанный прошедшим днём. Разговоры скатились в самую яму, заканчиваясь просьбами зайти в магазин и купить еды. Чонгук устало поморщился, когда обнаружил на столе грязную кружку, которую Чимин за собой не убрал после завтрака. Он вскипел. Он после работы ещё и стоял около раковины, вымывая скопившуюся посуду, пока Чимин вчера успел добраться до дивана и на нём же уснуть. Он даже не дошёл до постели, отрубился на диване, не сняв одежду. Чонгуку не было его жалко — он уставал также сильно. В один миг они потеряли взаимопонимание друг к другу, а друзья перестали их узнавать. Они стали реже звонить, писать, делиться историями из жизни, стали пропадать на работе и даже дома не получается их застать. В очередной раз, когда Тэхён в освободившийся вечер заехал к друзьям, то простоял у двери долго, нажимая на звонок, когда понял, что за ней никого нет. Они чертовски сильно уставали, времени не хватало не то, что на уборку, готовку и стирку, а даже друг на друга. Это чертовски сильно бесило обоих, но они не понимали, как им нужно выбраться из этой ямы. — Я ухожу на работу, — раздражённо бросает Чонгук, кладя телефон в карман брюк и кидая взгляд на Чимина, — будь добр, закинь постельное в стирку, нам уже не на чем спать. Чимин ничего не отвечает — его слишком задела интонация Чонгука, с которой он к нему обращался. Неужели нельзя было сказать ему это мягко, не издевательским голосом? Просто попросить? Чимин нахмурился, когда услышал хлопок входной двери, а после задрал голову к потолку, тяжело выдыхая. Чертовы нервы просто на пределе. Телефон, лежащий на тумбочке, завибрировал стандартной мелодией и Чимин поспешил ответить на звонок, слушая выговор от начальства о том, что он уже как пять минут назад должен был зайти в кабинет, а ведь через двадцать пять минут они начнут совещание. Чимин был уверен, что совещание начнется через час, но услышав обратное, тут же поспешил выйти из квартиры, закрывая дверь на ключ и стремясь выйти на улицу. Очередной день проходит убийственно медленно, но дотошно и скучно. Чонгук душится отчётами, Чимин хмурится на совещании. Нет времени на то, чтобы оторваться на собственный телефон, написать пару приятных слов любимому человеку, который в последнее время стал чужим. Чимина это всё так чертовски сильно напрягает — их отношение друг к другу, стычки и ссоры. Он предпочитает молчать, копит, держит себе, впитывает, как губка, а Чонгук взрывается моментально, предпочитая сразу же повышать голос и начать ссору. Это уже доводит его до ужасного состояния, когда хочется устало сесть за стол, сложив руки в замок, подняв голову на любимого и сказать слова о том, что им нужен перерыв. Может, им действительно нужно взять перерыв в отношениях? Чимин соберёт необходимые вещи, поживёт у Тэхёна или Сокджина какое-то время, он всё равно целыми днями пропадает на работе, не будет сильно мешать. Ему бы только место, где можно искупаться и поспать, а больше и не надо. Нет… брать паузу в отношениях и на время расходиться, это ошибка. Чимин осознает здраво и понимает, что какими бы ни были их жизненные ситуации, так делать точно не стоит. Это никогда не сближает, лишь вызывает ещё больше злости, гнева, окончательно отдаляет друг от друга. Чёрт, Чимин ведь клялся сам себе, что никогда в жизни никуда не отпустит Чонгука, но прямо сейчас ему хочется придушить своего парня. Как называется эта стадия их отношений? Кризис? Быт совсем убил их любовь друг к другу? А может, они слишком слабы, чтобы противостоять такой ситуации и совсем не смогут удержать свои отношения и любовь? Сложно. Чимин каждый день пытается об этом думать, прислушивается к своим чувствам и понимает, что любые слова, которые ему адресует Чонгук — лишь способ до него достучаться и вызвать хоть какие-то эмоции. Чонгук тоже устаёт — Чимин постоянно напоминает себе об этом, но не понимает одной вещи. Зачем им двоим вдруг так усердно припекло отдать все долги и расправиться с этим, почему нельзя было заниматься этим по-очереди, чтобы быть друг другу опорой и поддержкой? Это их ошибка. Они не подумали об этом, а просто стали делать так, как велил разум. Только отчего-то разум велил поступать им так жестоко друг с другом — это непонятно. Чонгука бесило всё — от грязной посуды на столе в их кухне, до валяющихся на полу ванной носков, которые Чимин не удосужился поднять и положить в корзину с грязным бельём. Корзину, которую стоило бы уже разобрать по цветам и тканям, отправив часть вещей в машинку. Бывает, такое случается, когда наступают ужасные дни и тебя начинает раздражать буквально всё — от маленького вздоха до звука шагов. Чонгук никогда не мог подумать, что Чимин будет его раздражать. А сам Чонгук ещё и раздражался на себя из-за всего этого. Он ведь пытался как-то это исправить, поговорить, разъяснить, а Чимин лишь отворачивался, говорил о том, что хочет спать и ему слушать истерику Гука абсолютно ни к чему. Чонгук обижался, слова Чимина задевали его. Чимин обижался, слова Чонгука задевали его. И пусть так сложно было сейчас, они оба уже не понимали, как справляться с этим и что делать дальше. В конце этой недели им обоим придёт их зарплата, Чонгуку даже обещали выделить небольшую премию за то, как тщательно и старательно он проявил себя в этом месяце, выбивая место лучшего работника за месяц. Чимин надеялся, что они смогут на этой неделе расправиться с долгами и уже, наконец-то, поговорить обо всём, что их тревожит. А тревожит их многое. Чонгук бросил взгляд на часы, находящиеся на руке, отметив около девяти часов, и вышел из здания, направляясь в сторону метро. Он наверняка приедет первым домой, Чимин обычно появлялся не раньше одиннадцати. Гук устало занял свободное место, прикрывая на несколько секунд глаза, но не позволяя себе задремать. Ему не так далеко ехать и скоро вообще-то выходить, но так хотелось отвлечься на одну минутку, вдохнуть свежий весенний воздух, впитать в себя ночную влагу. Постоять несколько секунд, всматриваясь в светлое из-за вывесок небо, позволить усталости окутать всё своё тело. И только после этого направиться домой. Чонгук не позволяет самому себе опускать руки и отдыхать. Он выходит из метро и быстро идёт до дома, заходя в лифт и приезжая на свой этаж. Ключ в дверной замок, распахнуть настежь дверь, войти в квартиру. Устало выдохнуть, стянуть обувь с ног и включить в коридоре свет. Все действия Чонгук выполняет на автомате. Наверное, он ляжет спать прямо сейчас. Он слишком сильно устал. Заходя в ванную, Чонгук стаскивает с себя вещи, кладя их на корзину и наклоняется к стиралке, открывая её, чтобы достать свежее постельное бельё, которое сегодня должен был постирать Чимин. Не находя в стиральной ничего, кроме чистых носков, Чонгук морщится и спешит дойти до спальни, щёлкая выключателем. Свет заставляет поморщиться, а плечи разочарованно опуститься. Он даже не притронулся к чёртовому одеялу, простыне или подушкам. Ушёл, даже, наверное, пропустив слова Чонгука мимо своих ушей. Какого чёрта он вообще творит? Чонгук выдыхает, доходит до шкафа, натягивая шорты и футболку, зло дышит, понимая, что на место разочарованию приходит раздражение, злость и гнев. Чимину лучше не приходить в эту минуту домой, потому что Чонгук прибьёт его прямо на месте, обвинив во всех смертных грехах, которые он совершил и не совершал одновременно. Только судьба распоряжается по-другому. В этот день Чимин получает зарплату и всю её вкладывает в их кредит, который благополучно закрывает. Счастью нет предела. Он так чертовски сильно счастлив, чувствует лишь радость на душе, хоть на карте у него теперь нули, но с улыбкой на лице едет домой. В груди поселяется чувство тепла, когда Чимин думает о том, что этой ночью он отбросит все переживания, скажет об этом своему парню. Воодушевленно заходя в квартиру, Чимин скидывает обувь и стягивает пиджак, идя в сторону спальни, замирая на пороге. Улыбка медленно сползает с его лица. Чонгук раздраженно пыхтит, стягивая наволочку с подушки и бросая её на ковёр. Он застывает, замечая Чимина на пороге, а после поджимает губы и продолжает вытаскивать одеяло из пододеяльника. — Я забыл, — говорит Чимин вместо приветствия, — мне позвонило начальство утром, я опаздывал на совещание. — Ага, — безразличным, но показушным голосом, выдавливает из себя Чонгук. Чимин чувствует, что пахнет очередным скандалом — Чонгук на взводе. Он раздражённо выдыхает, движения его такие резкие, что Чимин так и остаётся, жуя очередной ком обиды. — Может, ты ещё что-то придумаешь? — поднимает голову Чонгук, смотря на своего парня, — ещё какая-то очередная отговорка? А может слова о том, как сильно ты устал? — Я и устал, — согласно кивает Чимин, едва ли сдерживаясь от вскриков, потому что всё это сидит в его глотке. Ссоре быть. Однозначно. Чонгук выдаёт такой резкий смешок, дёргает руками и проходит прямо по грязному белью, подходя к своему парню, со злостью во взгляде смотря на него. — А я не устал? — спрашивает Чонгук почти что шепотом, голос его предательски срывается, — думаешь, я вообще не устаю? Мне всё это нравится, да? Нравится приходить после этой ебаной работы в грязный дом, сидеть без ужина, убирать грязную посуду за тобой, чёрт возьми, а потом вспоминать, по какой причине я всё ещё встречаюсь с тобой! — Не смей сваливать на меня все ошибки, — говорит Чимин в спину Чонгука, идя за ним, ведь его парень развернулся в сторону окна, отходя от него, — что я могу с этим сделать? Мы изначально начали неправильно вести эти долбанные кредиты и поэтому так вышло! Хочешь меня одного сделать в этом виноватым?! — Я тут каким боком виноват, постарайся мне объяснить, — выдавливает из себя Чонгук, разворачиваясь лицом к парню и натыкаясь на его злое выражение лица, — постарайся блять хотя бы показать мне мою вину, мои действия, которые я делаю и совершаю неправильно. Хоть что-нибудь, чего бы ты не выдумал! — Какого… — Чимин морщится так, словно не узнаёт своего парня, — что ты такое говоришь? Я не хочу делать тебя виноватым и не хочу, чтобы ты делал виноватым меня. Я просто забыл про ебаное постельное бельё, — Пак кивает рукой на пол под собой и вскрикивает, пронзая Чонгука взглядом, — а ты продолжаешь и начинаешь эту ебаную истерику! — Да потому что я устал! — вскрикивает в свою очередь Чонгук, шлёпая ладошками по груди Чимина, злясь на то, что его голос дрожит от гнева и переживаний, — я, блять, устал, услышь меня уже! Ты слышишь? Слышишь хоть что-то, что я тебе говорю? — А что ты мне говоришь? — наклоняет голову Чимин к плечу, отталкивая руки Чонгука от себя, — ты говоришь только то, что тебя всё заебывает, каждый раз ходишь и ворчишь на меня, то я не там поставлю кружку, не там встану, не там вздохну! Меня тоже это заебало! Никакого понимания от тебя я добиться не могу! Чонгук зло дышит, в шоковом состоянии слушая слова Чимина. Он разочаровано вытягивает губы и изгибает брови, заламывая их. Чимин злится, сжимает руки в кулаки, а после качает головой и стягивает с себя пиджак, подходя к шкафу и открывая дверцу. Он выдыхает, не может не закончить все слова, что вылезает из его нутра, словно яд, сочащийся из змеи. — Я хочу прийти в дом, хочу быть хотя бы здесь отдохнувшим, понимать, что ты тоже соскучился по мне, а всё, что я получаю, приходя домой, это твои раздражённые слова и обиду, которую я, честно, хер пойми за что получаю. — Ты не понимаешь за что получаешь её? — Чонгук наклоняется, поднимая бельё, а после замирает, резко бросая его под свои ноги и продолжая ругань, — ты, блять, не понимаешь? Эгоист! В ту нашу ссору, когда мы поставили мне брекеты и ездили на отдых, тогда мы тоже ругались, ты помнишь? Тебе ничего не нравится! Тебе нужен идеальный парень, который ничего не будет делать против твоей воли! Так вот, Чимин, я далеко не такой. Неидеальный. Я терпеть не могу, когда ты повышаешь на меня голос, когда я этого не заслуживаю! — Да ты ведь первый начинаешь! — зло кричит Чимин, со всей силы ударяя дверцей шкафа и разворачиваясь к парню, — я не успел зайти в нашу спальню, как ты посмотрел на меня таким взглядом. Таким, Чонгук! Словно я какой-то провинившийся школьник, не выполнивший поручение родителей! Ты знаешь, что я убрал бы, если бы у меня было время! — Да у тебя каждый раз нет времени! Даже убрать кружку за собой! Ты сразу же идёшь спать, а я почему должен убирать за тобой? — взрывается Чонгук гневом, едва ли не топая ногой. Они оба тяжело дышат, плюются ядом и глушат друг друга ненавистью, словно эти слова — волейбольный мяч, который они просто перебрасывают друг другу. Соседи наверняка скоро вызовут полицию на этот шум, но ни один из них не собирается молчать, каждый собирается высказать то, что глубоко сидело в сердце и жгло лёгкие. До боли. До сожалений. До слёз. Каждое слово как меч, который пронзает их, как копьё и жало, они просто зарывают друг друга, погибая здесь же, в родной спальне. — Я тебя не узнаю, — вдруг шепчет Чонгук, смотря на своего парня, поджимая губы. — Это я тебя не узнаю, — отвечает Чимин, стягивая галстук и бросая его на комод, чем вызывает новый гнев от своего парня. — Вот! Даже сейчас! Даже сейчас ты обвиняешь меня в том, что я много требую от тебя, а сам бросаешь одежду куда попало! Я не могу так больше, — ругается Чонгук поднимая наволочку, — ты спишь сегодня на диване, даже не разговаривай со мной! — Истеричка! Мозги свои остуди, — Чимин прислоняется указательным пальцем к своему виску, сильно тыча и не отрывая взгляда от Гука, — я не могу каждый день приходить домой и терпеть эти истеричные крики и вздохи, которые сидят у меня в глотке! — Я и буду таким, потому что ты меня доводишь! — Чонгук бросает наволочку в своего парня, но тот ловит её одной рукой, отбрасывая от себя, — не видишь дальше своего носа, а виноват в этом всегда я! Какого чёрта?! Ты думаешь, я здесь прислуга? Почему я должен убирать за тобой, после того, как целый день работал! Я хочу прийти в чистый дом, хочу отдохнуть, поговорить с тобой и понять, что в этом доме меня любят и ждут! — Ты сейчас переворачиваешь слова в свою пользу, — зло усмехается Чимин, — я такой плохой парень, да? Совсем не уделяю тебе внимания и любви? А ты хоть спросил бы, хоть подошёл ко мне и спросил, как у меня дела, что я делал на работе и что было со мной! Так сложно? Тебе проще беситься и кричать на меня, срываться и вываливать всё это говно, которое находится в тебе! — Заткнись! — Чонгук хватается за простынь, лежащую на полу, поднимая её и вновь кидая в Чимина, — следи за своим языком! Ты оскорбляешь меня! — А ты постоянно обижаешь меня своими словами, но я же молчу! — Какого чёрта ты молчишь и не скажешь об этом сразу? Терпилой решил себя выставить? Это я один виноват, да? Ну, просто пиздец, Чимин, ты превзошёл абсолютно, блять, всё! — Чонгук усмехается, позволяя злой улыбке появиться на своём лице. Он хлопает в ладоши, пока Чимин зачёсывает волосы назад и поднимает голову к потолку, выдыхая в него. Он так надеется выдохнуть в этот потолок весь свой гнев, чтобы плохие слова больше не вырывались из его рта. Он знает, что Чонгук всех этих слов не стоит, он, чёрт возьми, знает, что его парень устаёт также сильно, как и он. Чимин всё это прекрасно знает, но ничего не может поделать со своей яростью и своим злым языком. — Нам нужно взять паузу в отношениях, расстаться на время, — говорит Чимин, упираясь руками в пояс и качая головой, — я так больше не могу. — Так и скажи, что не любишь меня, — выдаёт Чонгук, потеряв весь запал. Он устало опускает руки, чувствуя, как на глаза накатывают слёзы. Быстро смаргивая их, Чонгук не позволяет себе расплакаться, чувствуя лишь огромную боль в груди. Обида щиплет похуже свежей ранки на пальце после неаккуратного обращения с ножом. — Заткнись, — устало шепчет Чимин, прикладывая пальцы к переносице и устало растирая её, переводя взгляд на своего парня, — просто, блять, заткнись. — Я могу говорить, что думаю, ты мне этого не запретишь. — Так говори хотя бы правду! Я не говорил, что разлюбил тебя, не смей винить меня в этом желании побыть подальше друг от друга! Наши отношения заходят в тупик и я просто хочу отдохнуть от тебя! — Да? — Чонгук громко хмыкает и подходит к постели, хватая одеяло и одну из подушек, подходя к Чимину и вручая ему это, — ты спишь на диване, там и отдыхай от меня! Я с тобой больше в одну кровать не лягу! — Да хватит уже! — взрывается Чимин, отбрасывая подушку и одеяло. Первая пощёчина отдаёт болью и шоком. Чимин никогда не думал, что сможет снова, хоть когда-нибудь поднять руку на человека, которого он любит всем сердцем. Каждое слово Чонгука обжигает, обижает, хочется заставить его замолчать любым из способов. Чимин прибегнул к самому ужасному и паскудному способу. Чонгук проглатывает обиду и замахивается, ударяя Чимина кулаком в скулу. Они не просто ругаются, слова больше в ход не идут. Они не стоят на месте, спотыкаются и падают на пол. В куче грязного постельного белья и одеяла они пытается задавить друг друга не морально — физически. Чимин бьёт размашисто, открытой ладонью, Чонгук попадает коленом по животу и бьёт кулаком в грудь, пытается вырваться, а от обидных пощёчин на глазах лишь появляются слёзы. Это он, тот, кто привык отбиваться силой, а не шлепками по щекам. Это он, тот, кто привык отбиваться от пьяного отца кулаками и ногами, он привык бить в ответ в полную силу, он привык делать также больно, как сделали и ему. Он привык бить куда попало, не целясь, одаривая синяками и желая причинить как можно больше боли в ответ. Чимин не дрался, никогда не хотел обидеть и даже в пылу этой драки понимает, кто перед ним находится. Он не бьёт его, не может сжать руки в кулаки, он одаривает его унизительным пощёчинами, пытаясь привести своего парня в сознание, которое вдруг помутилось. — Хватит, — задушено тянет Чонгук, громко всхлипывая, когда от очередной унизительной пощёчины начинает болеть лицо, а слёзы стекают по вискам, попадая в уши, — хватит! — В себя приди! — кричит всё также громко Чимин, осознавая, что дрожит от пережитых эмоций. Чонгук с силой удерживает его руки за запястья, не даёт вырвать их, не хочет снова получать по лицу, как провинившийся ребёнок. Вместо этого он чувствует, как Чимин, сидя на нём и тяжело дыша, расслабляется. Чонгук отталкивает своего парня, садясь и кусая губы. Слёзы бурным потоком текут по красным щекам, словно водопад, а Чимин, смотря на своего парня, вдруг тоже чувствует неприятное ощущение в груди. — Уходи, — Чонгук подскакивает на ноги, вновь берёт в руки подушку и одеяло, впихивает в руки Чимина и толкает того к двери, на выход из спальни, — убирайся отсюда! — Чонгук, — Чимин спотыкается, слыша как позади него громко хлопает дверь. Прислоняясь к ней спиной, Чимин прикрывает глаза, чувствуя, как дрожат его ресницы, как сильно болит лицо после удара, как тянет в груди от обиды и боли. Разочаровано качая головой, Чимин идёт в гостиную. Включая свет, он бросает на диван одеяло и подушку, стягивает с тела помятую рубашку и штаны с носками, бросая одежду в кресло. Садясь на диван, Чимин упирается локтями в собственные колени, прячет лицо в ладонях и выдыхает очень тяжело и горестно. Он слышит шорох из спальни, понимает, что Чонгук, возможно, душит свои слёзы в подушке, но удивляется самому себе, когда не хочет идти к нему. Чимин понимает сразу, он не хочет идти к нему не потому что нужно извиняться, а потому что Чонгуку нужно дать время, чтобы остыть. Чимин боится, что если сейчас, увидя его, Чонгук вновь начнёт истерику. И почему-то только после выплеснувшегося гнева, Чимин не хочет сделать ещё больнее. Кусая губы и устало протирая лицо ладонями, Чимин поднимается с дивана и идёт в сторону ванной комнаты. Там он умывается под прохладной водой и перемещается на кухню, наливая в стакан холодной воды. В глотке пересохло после всех криков. Ставя пустой стакан на тумбу и упираясь в неё руками, Чимин грустно усмехается, качая головой, а после убирая стакан на специальную подставку. Дойдя до холодильника, Чимин наклоняется и открывает морозилку, доставая пакет замороженных овощей. Прикладывая этот пакет к ноющей скуле, Чимин захлопывает дверцу морозилки, сразу же подходя к столу и садясь на стул. Часы, висящие на кухне, тихо тикают, продолжая свой мерный ход. Чимин устало моргает, не переставая морщиться и шипеть. Чонгук не гремит в спальне, но оттуда доносятся его громкие отчаянные всхлипы. Чимин уверяет себя, что если пойдёт к нему прямо сейчас, то сделает только хуже. Он хочет его успокоить, правда. Хочет обнять его, заглянуть в лицо и погладить его тёмные пушистые волосы. Он хочет видеть его глаза, хочет забрать всю его боль, зацеловать все его красные щёки и отбить себе молотком руки, чтобы больше никогда в жизни не поднимать их на любимого и родного человека. Чимин вспоминает ссоры родителей. Они ссорились крайне редко, но в последнее время тоже сильно, и мама кричала также отчаянно, как и Чонгук. Только вот глава семьи Пак никогда не позволял себе поднять руку на свою жену, никогда не позволил себе замахнуться и ударить ее, толкнуть или сделать такую глупость, как сделал Чимин, полностью унизив своего парня. Его отец был выше всего этого, он был достойным человеком, а Чимин, сжирая себя из-за чувства вины, не видит в себе ни капли достоинства и уважения. До чего он докатился? Поднимать руку на того человека, которого любит? Поднимать руку на того, кто доверчиво жмётся каждую ночь и сладко сопит в шею, позволяя себя обнимать. Кто он? Чонгук правильно сказал, что не узнаёт Чимина, потому что сейчас, сидя на кухне, Чимин и сам себя не узнаёт. Кто он такой? Что он делает? Почему он вообще позволяет себе так поступать? — Блять, какое же я ничтожество, — с ненавистью выдавливает Чимин, пока сердце его обливается кровью за чувства любимого. Да, скулу жжёт. Болят отбитые почки, грудь и живот. Но лучше бы Чонгук бил сильнее, лучше бы он бил, не жалея. Хотя по его взгляду было понятно, что видит он перед собой не парня, а… Чимин прикрывает влажные от слёз глаза, не позволяя себе плакать. Вместо него Чонгук видел своего отца. Видел тирана, пьяного ублюдка, который позволял себе избивать и унижать родного сына. Он увидел морального урода перед собой, и с этим Чимин не смеет не согласиться. В своих глазах он себя таким и видит — моральным уродом, который посмел сделать больно своему любимому, посмел поднять на него руку, посмел унизить его и напугать. Меньшее, что ему хотелось — пугать Чонгука. Заставлять переживать тот же страх, что он испытывал раньше. Выдыхая, Чимин разочарованно качает головой, отбрасывая пакет с овощами на стол. Он прикрывает лицо ладонями и громко, тяжело дышит, пытаясь отдышаться. Дыхание сбивается, а в душе появляется желание добить себя, подобно психопату. Пак поднимается, выключает в комнатах свет и проходит до дивана, падая на него, утыкаясь лицом в подушку, прикрывая глаза. Вот бы проснуться и понять, что всё это — сон. Один сплошной кошмар, который длился слишком долго, чтобы заканчиваться безболезненно и быстро. В груди тянет, лицо болит, а Чимин чувствует этот диван самым неудобным на свете. Его ноги упираются в грядушку, одеяло скатывается на пол, а самому лежать невероятно тесно, так ещё и спинка дивана жёсткая. Чимин прикрывает глаза, надеясь быстрее уснуть, но даже не подозревает, какой раздрай переживает Чонгук. Чонгук устало падает на незаправленную постель и закрывает рот обеими ладонями, не видя перед собой ничего из-за слёз. Его мутит, сознание ускользает, а глотку душат рыдания, которые он пытается затолкать обратно в горло. Он чувствует себя таким виноватым перед Чимином, чувствует, что должен был прислушаться к нему, держать рот на замке и не провоцировать уставшего парня на скандал. В груди щемит от боли и Чонгук не сдерживает всхлипа, утыкаясь лицом в подушку, задушенно воя и зажимая ладони своими коленями. Что это за любовь такая, которая причиняет такую боль? Что это за любовь такая, от которой хочется скрыться, спрятаться, заглушить боль, которая впивается в тело в троекратном размере, не оставляя после себя ничего живого — одни руины. Плакать хочется сильнее, когда Чонгук понимает — заслужил. Он заслужил эти унизительные пощечины, злые слова и взгляды. Чимин был прав, он пилил его, откровенно и грубо говоря — ебал его мозги после работы и перед ней каждый божий день. Чимин дал достойный отпор ему, а Чонгук чувствует себя виноватым в том, что позволил себе отбиваться от Чимина, как от отца. Он ударил его по лицу кулаком, он оставил ему синяк. Он бил его коленями в живот и кулаками в грудь, он пытался убить его? Что это за любовь такая… Чонгук чувствует себя слабым, тряпкой и ничтожеством. Он должен был быть сильнее, умнее всего этого, но почему-то все отрицательные слова и мысли только вылетали из его губ, только сочились из него, как яд, желая отравить Чимина, желая отравить самого себя. Чонгук и отравил. Он ещё никогда так не задыхался от боли. Осознание наваливается как бетонная плита — Чонгук понимает, что не достоин любви Чимина. Он ведь за всё это время ни разу не спросил про его самочувствие, ни разу не подбодрил, думая лишь о своей работе. Он словно забыл про него, забил на него, а его парень молча глотал эту обиду, переживая в душе не самые прекрасные чувства. И сегодня, Чонгук всё ещё вспоминает ту улыбку, с которой Чимин зашёл в спальню, вспоминает скользнувшую вину в его взгляде, брошенном на бельё. Да кому оно к чёрту сдалось? Чёртово бельё! Из-за каких-то тряпок они позволили себе такую шумную и бурную ссору. В этот раз ссора была даже хуже, чем в первый. Хоть в первый раз они тоже ударили друг друга, но тогда быстро отошли и с шоком смотрели друг на друга, пытаясь понять, как они докатились до такого. Но как они докатились до такого сейчас? Чонгук сдавленно дышит, поднимает ладони, вытирая своё лицо и смотрит в потолок, медленно моргая. Как он дошёл до этого? Как их крепкая любовь, которую они бережно оберегали, дошла до этого? Друзья наверняка скажут им, что такое случается в парах. Нередко пары ругаются, скандалят и выставляют свои права. Чонгук сто раз готов ударить по своим губам, чтобы обидные слова больше не вылетали из его рта. Чтобы они больше не обижали того человека, которого он чертовски сильно любит. Любовь… Гнев и раздражение, обида, апатия — всё это спало. Померкло после одной крупной ссоры, на смену ей пришли из глубин другие чувства — та самая любовь. Он ведь любит Чимина до потери пульса, до потери сознания, готов жертвовать ради него всем, чем угодно, особенно собой. И как он отплатил Чимину за его любовь? Истериками, криками, ударами… Он слаб. Он думал, что его скандал осознанный и несёт в себе осознанное действие, а оказалось, что скандал лишь оставил характерный отпечаток разочарования к себе и боли. Он оказался таким слабым человеком, что от самого себя становилось тошно. На большой постели ему не место — ему здесь неудобно. Да, он лежит на одной подушке, на полу валяется постельное бельё, на комоде галстук, а дверца шкафа едва ли держится на одной петельке — так сильно Чимин долбанул её в порыве гнева. Наверное, если бы он этот гнев не выпустил на новую мебель, он бы одним ударом убил Чонгука. Но убил Чонгука он сам, сам себя зарыл в эту яму, сам себе выкопал могилу. Пытаясь держаться, пытаясь здраво мыслить, Чонгук сам себе говорит, что ссоры случаются. Да у какой пары не бывает ссор и мини склок, скандалов? Конечно, у них всё немного по-другому, и чувствуют они по-другому, потому что и любовь у них… своя. Своеобразная, никому непонятная, скрытая. Вытирая собственное лицо, Чонгук садится на постели, опускает ноги на ковёр и треплет запутанные волосы. Щёки стягивает после слёз, они болят после истерики, а сам Чонгук думает лишь о том, что ему нужно извиниться. В глазах снова стоят слёзы, стоит только выйти из спальни и тихо дойти до гостиной, где лежит его парень. Лежит Чимин без сна, смотря в потолок. Он замечает Чонгука, приподнимается, садясь и смотря в его лицо. Они встречаются взглядами, словно айсберг и великий Титаник. Крушение корабля наступит через 3… 2… 1. Чонгук бросается первым, спотыкается об собственные ноги и падает на колени, разбивая их, пока Чимин тянет к нему руки и кладёт ладони аккуратно на покрасневшие даже в темноте щёки. — Прости меня, — с чувством выдыхает Чонгук, морщась от подступающих слёз и огромного колючего кома в горле, — я так виноват перед тобой. Прости меня за это, я не знаю, не понимаю, как это вообще произошло. Прости меня, Чимин, пожалуйста, мне так жаль, что я посмел всё это говорить, думать, бить тебя так сильно. Мне так жаль, мне чертовски сильно жаль, слышишь? Я сожалею. — Тс-с-с, — шепчет Чимин, вжимаясь губами в горячий лоб парня, чувствуя, как дрожащими пальцами Чонгук касается его запястий. Сам Чимин утыкается своим лбом в лоб парня и тихо выдыхает, — прости меня, малыш. Я не должен был кричать на тебя, не должен был поднимать руки, оторви их, они мне больше не нужны. Прости, Чонгук, у тебя не парень, а сплошное разочарование и ничтожество. — Не надо, — просит Чонгук, поджимая губы, — пожалуйста, не наговаривай на себя. Я чувствую себя таким виноватым перед тобой. — У тебя чистое сердце, доброе и открытое, большое, — шепчет Чимин, утирая пальцами скользящие слёзы по щекам Гука, который уже успокаивается только от одного голоса парня, — ты невероятно добрый и честный человек, я так счастлив знать, что ты находишься рядом со мной. Да, я эгоист, но я не хочу брать паузу, не хочу отпускать тебя от себя ни на секунду. — Я знаю, — улыбается разбито Чонгук, — я знаю, Чимин. Я тоже не хочу уходить, не хочу брать паузу. Я хочу, чтобы ты понял меня, но за своими словами не замечал, что делаю тебе больно. Мне жаль… — Мне тоже жаль, — Чимин помогает Чонгуку лечь к нему на узкий диван, сплетая ноги и смотря друг другу в глаза, — нам просто нужно было отдохнуть, каждый от своей работы, а потом спокойно обо всё поговорить. — Не смотря на всё это, мне стало легче, — доверчиво шепчет Чонгук, кладя ладошку на грудь Чимина, где отчаянно быстро стучит его сердце, — хоть мы всё обсудили таким ужасным способом, на душе всё равно немного легче. — Я понимаю, — покорно кивает Чимина, накрывая своего парня одеялом и притягивая его к себе, ютясь на одной подушке, — кричи почаще, если тебе от этого будет легче, я совсем не против. Только давай мы договоримся сразу, что так скандалы больше не будем заканчивать. Я не хотел поднимать на тебя руку, извини меня за это. — Ничего, — Чонгук на секунду прикрывает глаза, желая уже забыть о прошедшем дне, — даже после всего, валяясь здесь с тобой, я не чувствую обиды или чего-то плохого. Я совсем забыл о том, что мы — пара, почти семья, что я очень сильно люблю тебя, что чертовски сильно скучаю. — Я тоже, — согласно кивает Чимин, — в голове были одни лишь недовольства и обиды, сам не понимаю, почему всё вдруг так затуманилось. Соседи, наверное, были в шоке, когда слышали всё это. — Не плевать ли на них? — улыбается Чонгук, всматриваясь в лицо Чимина. — Плевать, ты прав, — дарит Чимин свою улыбку в ответ, — ты чертовски прав. Во всём. Я прошу у тебя прощения. — И я прошу у тебя прощения, — Чонгук тянется губами ближе к Чимину, чувствуя невероятное облегчение от поцелуя. — Сегодня я получил зарплату, — говорит Чимин, — и закрыл последний кредит. Теперь Добби свободны. — Ты серьёзно? — Чонгук приподнимается на локте, замечая лёгкую улыбку своего парня, — поверить не могу… спасибо. — Без твоей помощи я бы не справился с этим, в одиночку ничего бы не вышло, — твёрдо говорит Чимин, укладывая Чонгука обратно, сплетая свои ноги с ним и прикрывая глаза, — я люблю тебя, Чонгук. Хочу, чтобы ты это знал и никогда не забывал. Чтобы ни случилось, я чертовски сильно люблю тебя, никогда не перестану любить. Я доверил тебе своё сердце, доверил всего себя, и ни жалею об этом. Не будет ни одного дня, что заставит меня пожалеть об этом. — Я люблю тебя сильнее, — тихо шепчет Чонгук, вжимаясь лицом в шею Чимина и прикрывая глаза, — люблю так сильно, что нечем дышать, когда тебя нет рядом. Они засыпают на жёстком и неуютном диване, сплетя ноги и укрывшись одеялом, ютясь на одной подушке. Ноги Чимина всё также упираются в подлокотник, а ноги Чонгука свисают с края дивана. Они укутываются в одеяло по самые носы и дышат запахом друг друга. В разворошенной спальне всю ночь горит свет. Просыпаясь утром задолго до будильника, они расцеловывают друг другу лица, мажут губами по щекам, носам, лбам, вискам, ушам и останавливаются на губах. Смущенный Чонгук собирает постельное бельё с пола, пока Чимин прикручивает дверцу шкафа. Они бросают друг другу смущенные взгляды и обмениваются смешками после произошедшей ситуации. Не чувствуют неловкости, злости, разочарования и обиды. Им обоим стало легче, слова и объятия всегда помогают. Как бы сильно они не старались докричаться друг до друга, услышали лишь только в тишине, говоря слова шепотом, а не громким криком. Любовь не меркнет даже перед такими заскоками.