Скверная женщина

Ничего не происходит. Сначала Инга ждёт восторженно. Каждое мгновение, проведённое в камере, она считает последним. Ещё немного, и мир из чёрного превратится в золотой, а безвкусная гладкость пилюли во рту сменится сладким яблочным хрустом. У дракона нет причин выполнять её просьбу, а она совсем не должна верить ему, но Инга это делает. Потому что не верить страшно. Но ничего не происходит. Ожидание становится тревожным. Инга засыпает и просыпается. Кричит, надеется, плачет. А потом снова засыпает и просыпается, пока не перестаёт ждать вовсе. Дракон ничего ей не должен — она не его принцесса. Она вообще никто. В камере долго нет света, и Инга начинает думать, что границы её тела стёрлись, растворились во мраке. Она лишь часть темноты, по чьей-то жестокой прихоти обретшая разум. Какой-нибудь скучающий садист вполне мог провернуть такое, а потом внушить объекту свой шутки прекрасную иллюзию и наблюдать за неизбежными страданиями. Саул посчитал бы это отличным развлечением. Боль приходит во сне. Будто кто-то вонзил ладони в центр груди и рванул со всей силы в разные стороны. Инга хватает ртом холодный воздух, распахивает глаза, но тут же жмурится от пронзившего их света. Острый жар расходится волнами, тело словно вскипает, и не ясно, как с этим справится. Такая боль Инге не знакома. Она зажимает рану ладонями, но не чувствует кровь, только безупречную гладкость ткани. Не задумываясь, девушка рвёт её, освобождает кожу и сжимает снова, но и так не чувствует ничего, кроме заполошного биения сердца. Вторая попытка открыть глаза менее болезненна. Ресницы склеиваются от слёз и только. Инга наконец-то видит свою рану: огромное чёрное пятно под кожей, от которой лучами расходятся такие же почерневшие сосуды.­ — Потом будешь себя разглядывать! — голос Саула рядом резкий и злой. ­­– Смотри, а то всё пропустишь! И Инга послушно смотрит. Перед ней окно, глубоко высеченное в камне, а в нём облака и серо-голубое небо. Ничего не происходит, но слышится приглушенный расстоянием шум: свист, грохот и, кажется, рёв. Под облаками явно что-то горит, взрывается, но из окна видны только короткие вспышки и разноцветные отсветы. — Это объединённая армия северных королевств, — поясняет Саул, хоть Инга его ни о чём не спрашивала. — Пришли убивать дракона. — Зачем? Меня же отдали как раз для того, чтобы он их не трогал. — Нет, это совсем другой союз. Их у людей около десятка, может, больше. Они ссорятся и мирятся так часто, что даже я не всегда успеваю следить. Сердце пропускает удар. Инга хочет думать, что это от боли, всё ещё пульсирующей в груди, но на самом деле это не так. Ей страшно. Страшно от того, что дракона убьют, принцессу спасут, а она навсегда останется в чёртовой камере. Она пытается спросить, хватит ли этой армии, чтобы победить дракона, но слова застревают в горле. Золотая стрела пронзает облачный покров. Взмах исполинских крыльев рвёт облака в клочья, и дракон застывает над миром огромным золотым крестом. Солнце вспыхивает на чешуе, и от этой искры небо взрывается огненной бурей. Дракон снова складывает крылья, будто бы обнимая поток пламени, и ныряет вниз. У Инги перехватывает дыхание. Она забывает обо всём: о жизни и смерти, о боли и своём одиночестве. Безучастное небо пусто, но ей всё ещё видится силуэт огромного кровожадного божества, повелевающего огнём и облаками. Нет, даже целой армии не справиться с ним. — Видела? Видела? — возбуждённо спрашивает Саул и даже трясёт Ингу за плечо. — Конечно, видела, — отмерев, отвечает девушка. — Жаль, что он в себе… Перебьёт половину армии да отпустит с миром, пока ещё какому-нибудь корольку через пару поколений не вздумается посягнуть на его сокровища. — В себе? ­ — Ты бы видела, какой он, когда ему совсем крышу рвёт! Больше, наверное, раз в десять! И, конечно, злее. После того, как его в прошлый раз довели до такого, картографы не досчитались одного континента. Саул заходится смехом, а Инга понимает, что он ни капли не преувеличивает. Звуки боя постепенно стихают, и, несмотря на надежды девушки, дракон больше не появляется. Пару раз сквозь облака прорываются вспышки и столбы огня, но не более. — Что ты со мной сделал? — спрашивает Инга, когда окончательно становится ясно, что ничего интересного больше не произойдёт. — Я? — Саул карикатурно удивляется и скрещивает руки перед собой, якобы подчёркивая этим жестом свою невиновность. — И в мыслях не было. Это всё трагическая случайность! Юная принцесса, объятая чувством страха за жизнь драгоценного мужа, подошла к окну, где её настигло шальное смертельное проклятье мага-недоучки. И секунды Инга не верит в то, что какое-то заклинание могло случайно оказаться на таком отдалении от боя. Может быть, его создал вовсе не Саул, но ей в грудь оно угодило не без его участия. Боль вполне терпима, если не считать её пиков, останавливающих сердце, потому девушка не то что не злится, даже благодарна магу. Комната оказывается той же, где её в прошлый раз придавило шкафом. Наверное, тут жила принцесса. Инга от чего-то думала, что всё время она проводит в сокровищнице, но теперь понимает, как глупо это предположение. В месте, полном сквозняков и золота, комфортно может быть только дракону. Инга не знает, куда себя деть в этом пространстве, заполненном вещами, смысла которых она не понимала, потому подходит к единственному знакомому предмету — шкафу. На его полках стоят разномастные книги, какие-то странные фигурки и коробочки. Их вид рождает странные мысли — если бы в комнате самой Инги нашли хоть один подобный предмет, то она сразу бы оказалась там, где, собственно, и была. В тюрьме. В Едином Государстве частная собственность отсутствовала на уровне идеи, и желание иметь что-то своё мгновенно приравнивалось к измене Родине. Статуэтка животного с большими ветвистыми рогами будто бы жжет руки, и Инга с ужасом бросает её на пол. На мгновение ладони холодеют от того, что кто-то мог увидеть её, что рядом экран и за ней непременно придут, но вбитый в подсознание страх быстро отступает. Инга смеётся отчаянно и зло, так, что Саул наверняка позавидовал, и бросается к зеркалу. Здесь, в этом мире и в этом теле, никто не может запрещать ей. Никто не может наказать больше, чем она уже наказана. Собственная реакция злит до скрежета зубов; хочется доказать себе, что того рабского страха больше нет и не будет, потому Инга лицом к лицу встречается со своим отражением. Волосы длинные, прямые и чёрные, струятся до самого пола. Раньше Инга воспринимала их частью неудобного наряда и даже представить не могла, что у людей могут быть такие. Лицо у неё бледное, с раскрасневшимися щеками, синими глазами и будто бы нарисованными ресницами. На груди между обрывками платья огромным пауком чернеет проклятье. — Это убьёт меня? — спрашивает Инга у маячившего за спиной Саула и касается пальцем пятна. — На идиотские вопросы отвечать не собираюсь. И правда… Если смертельное проклятье до сих пор не убило, значит, не убьёт вовсе. Должно быть магия беозара справляется с наносимыми им повреждениями, но уничтожить сам источник уже неспособна. Поняв это, Инга едва не визжит от радости. Пусть и таким болезненным способом, но она сможет задержаться здесь надолго.