Скверная женщина

Инга находит новое развлечение: ложится на пол в центре своей камеры, вглядывается в темноту и представляет, что находится внутри огромного драконьего глаза. Она делала так и раньше, но мрак над ней всегда был пустым, бессмысленным. Не нужно фантазии, чтобы узнать, что за опостылевшим пластиковым потолком такие же камеры, над ними кабинеты и допросные, а дальше – унылое серое небо. Но чёрные глаза дракона видели мир бесконечно другим. Может, небо для него неизвестного цвета, или золото блестит иначе, или она, Инга, на самом деле прекрасна в своей крови и боли. А может, для дракона прекрасно всё на свете. Инга не знает, даже вообразить не может, но очень хочет узнать. Если бы можно было задать вопрос одним желанием – у неё бы это вышло, вот только дракон едва ли поймёт её, а если и поймёт, то разобраться в ответе не сможет уже она. От бессилия хочется кричать и плакать. Или стрелять. Если бы сотня заложников помогла Инге донести свою волю, то она взяла бы на себе эту смерть. Но такой метод бесполезен как в её старом мире, так и в новом. Солнце ослепляет Ингу раньше, чем в камере зажигается свет. Она не провела в заключении и одного цикла, прежде чем снова смогла встретится с небом и ветром. Раньше, чем закрывается рукой от солнца и начинает видеть, Инга понимает, что летит. Чешуя колет даже сквозь плотную ткань платья и перчатки, а свист ветра не спутаешь ни с чем. Внизу уже нет огромного пустого поля, окружающего башню, но её силуэт всё ещё виден на горизонте. Девушка слишком рада, чтобы удивляться, но даже сквозь восторг пробивается мысль, что это достаточно странно. Страх настоящей принцессы перед драконом настолько велик, что раньше она менялась с Ингой местами и по более смехотворным причинам, а тут самостоятельно не только залезла на лапу чудовища, но и пролетела приличное расстояние. Это плохо. Такими темпами она сможет примириться с драконом, и Инга вовсе станет не нужна. От этой мысли ярко-синие горы впереди тускнею, и полёт уже не так радует, как мгновение назад. Инга зубами сдёргивает перчатки с рук и изо всех сил вцепляется в лапу дракона, режет о чешую щёку и глубоко загоняет края пластин под кожу ладоней. Она не боится упасть, не боится острых скал внизу, её страшит только перспектива снова остаться в одиночестве. У Инги никогда не было ничего собственного, и то, что впервые стало по-настоящему личным, она не отдаст. Воздух вдруг становится пустым и даже сквозь жар драконьей чешуи пробирается холод. Дыхание невольно учащается, и Инга хмурится, раздосадованная неожиданно знакомым ощущением. В этом невероятном фантастическом мире очень неприятно встретить что-то знакомое из старой жизни: один из типов металлов в прежнем цеху приходилось обрабатывать в камерах с пониженным содержанием кислорода, потому к головным болям из-за разряженного воздуха Инга успела привыкнуть. В этом нет ничего хорошего, но от чего-то ей становится любопытно, как нечто-подобное могло случиться в открытом небе. Она смотрит вниз. Забывает, как дышать. Забывает, как думать. Мира нет. Есть только горы, невозможно высокие и огромные, а она, Инга, парит над ними. Эти исполинские монолиты были видны издалека, но всегда казались дурацкой игрушкой не тяжелее облака, и только вблизи можно было почувствовать, что они – невообразимо тяжелый сплав из камня, ветра и снега. Ослепительные вершины напоминают сокровищницу, только полную не золота, а серебра. Глаза быстро слезятся, их режет блеском, но Инга не может позволить себе отвернуться или хотя бы моргнуть. Ей кажется, что упустить хоть мгновение этого величественного зрелища преступление куда более тяжкое, чем уничтожение всего человечества, и за него будет мало просидеть в ненавистной камере даже вечность. Внизу проносятся тёмные ущелья, долины, застланные пленённым в лёд солнцем, и острые пики, цепляющие склонами распахнутую тень дракона. От скупого воздуха и эмоций Инга сделалась совсем пьяной, ей кажется, что она не чужая здесь, а часть этого восхитительного звенящего пространства, и крылья тени принадлежат не дракону, а ей. Девушка отпускает чешую и расправляет руки, словно летит, и откидывается назад. Конечно, она не падает – магия держит крепко, –  но опора эта вовсе не чувствуется, и Инга парит, не замечая, как смеётся. Горы расступаются, заснеженные долины уступают место изумрудной зелени, а ущелья сменяются извилистыми реками. Воздух меняется, становится солёным. Инга не знает, что это значит, но её потряхивает от предвкушения чего-то настолько же восхитительного. Она почти кричит, когда между измельчавшими скалами растягивается искристая полоса воды. Море. Пустое слово без образа Инга знала раньше, потому теперь её охватывает не только восторг, но и ужас от того, как мало на самом деле ей известно. Подвижный массив воды сталкивается с тяжелым статичным небом, и по поверхности расходиться блестящая рябь. Эта картина так завораживает, что попытка уложить её в два коротких слога становится бредом. Инга смотрит, не отводя глаз, потому едва замечает, как дракон опускается и садится на берег. Из-за толчка её ощутимо дёргает и, не сумев удержаться, девушка падает на спину. Золотистый песок оказывается неожиданно холодным, но она всё равно с удовольствием зарывается в него пальцами. Это не земля и не драгоценности, ощущения совершенно новые, потому Инга торопливо стягивает туфли и чулки, чтобы чувствовать больше. Она сняла бы и платье, но о том, чтобы самой разобраться с лентами и пуговицами, не стоило и думать. Дракон от чего-то не превращается в человека. Инге так многое хочется сказать ему, а он только смотрит на неё и чертит по песку лезвиями крыльев. Если бы в ней осталось место ещё для одного чувства, то она непременно разозлилась бы. Если бы в ней осталась хоть одна мысль, то она спросила бы, как и зачем оказалась здесь. Но ничего этого нет, потому Инга может только улыбаться и шептать: «Спасибо!». Море кажется густым небом, а пена – намокшими облаками. Инга подставляет ладони волнам, а после решается по колено зайти в ледяную воду. На берегу очень холодно, острые брызги морозят кожу, но ей от чего-то нестерпимо нужно коснуться того, что она видит. Босые ноги мгновенно немеют и промерзают до костей, а пышная юбка тяжелеет, от чего выйти из воды становится почти невозможно. Инга едва делает шаг и тут же путается в объёмной липкой ткани. От падения её спасают только горячие руки, внезапно оказавшиеся на талии. Дракон. Он вынимает девушку из воды и хочет отнести на берег, но та вцепляется в его ладони и пробует сопротивляться. – Оставь! – торопливо говорит она. – Если не буду мёрзнуть – могу исчезнуть! Дракон замирает на мгновение, но затем послушна опускает Ингу обратно. Холод девушке вовсе не нравится, она бы с удовольствием поддалась и позволила отнести себя на песок, нагретый горячей чешуёй, но рисковать не хотелось. Едва ли ей удастся ещё хоть раз увидеть что-то подобное и испытать настолько сильные эмоции. Море бьёт по всем чувствам. Его шум проникает под кожу и заменяет пульс. Волны накатывают, как дыхание, и оседают на языке солью. Волосы ласкают щёки, сплетаясь с ветром. И море с небом – союз бесконечной пустоты и наполненности – заслоняют собой всё. Боль. Надежду. Память. Раньше Инга будто бы была слепа и ничего не видела по-настоящему, а теперь не знала, куда смотреть. Перед ней был живой блеск воды, а позади – величие гор. – Это называется прекрасным, – шепчет дракон ей в макушку, словно прочитав, о чём она думает. А Ингу от глаз до кончиков пальцев прошивает мыслью, что вот она, красота. Не просто слово, бессмысленное название чего-то далёкого, а настоящее. Прекрасное. От этого её сознание мечется между жаром и холодом. Щёки заледенели, и слёзы на них кажутся кипятком. Грудь морозит ветром, а за спиной почти раскалённая печь. Это похоже на бред, возбуждённый странной болезнью, от которой не хочется излечиться. Прекрасным зовётся то, что желаешь чувствовать бесконечно. Когда крупную дрожь не может сдержать даже кольцо горячих рук, дракон всё же вытаскивает Ингу из воды и устраивает рядом с собой на ещё не остывшем песке. Девушка сопротивляется, но вяло – она слишком замёрзла и едва может двигаться. С берега море тоже красивое, но какое-то иное, неполное. Такое же, как горы без полёта. Инга тяготится этой неполноценностью, ей хочется либо в небо, либо в воду, и близость дракона впервые раздражает её. Он тоже какой-то неправильный. Да, горячий и острый, но без голоса этого недостаточно. – Поговори со мной, – просит она, – если не скажешь, о чём думаешь, я не пойму тебя. – Я думаю о том, – послушно отвечает дракон, – что ты совсем не умеешь ходить. От неожиданности Инга давится воздухом и возмущается: – Я умею ходить! – Умеешь? Неужели? Вопрос странный. И произнесён он как-то по-особенному. Лица дракона не видно, но Инга совершенно уверена, что он улыбается. Неужели шутит? Всемогущее древнее чудовище – и шутит? Верилось с трудом, но при нём она едва ли сделала и десяток шагов. Куда чаще приходилось лежать, ползти или падать. От чего-то вспомнилось, как дракон смеялся, скусывая пуговицы с её платья. – Я не виновата, что ты меня всё время куда-то несёшь. Дракон не то фыркает как большая собака, не то снова смеётся, и подтягивает Ингу выше, так, что она почти лежит на его широкой груди. Какое-то время она просто наслаждается близостью и глубоким размеренным дыханием, а потом снова спрашивает: – Зачем мы здесь? – Эвия попросила. – Эвия?! Инга резко поднимается и поворачивается к дракону так, чтобы видеть его лицо. Такого не может быть, чтобы принцесса сама просила о чём-то. Это невозможно. Но во лжи нет смысла, а значит, всё очень плохо, и происходящее окончательно потеряло смысл. – Она была пьяна. Очень. Пришла и заявила, что хочет лететь. От нахлынувшей паники Ингу трясёт. Она вцепляется в предплечья дракона, неосторожно загоняя чешую под кожу, и пытается высмотреть в его лице хоть какую-то эмоцию. Он вроде бы спокоен, словно совсем не понимает, что если принцесса перестанет бояться, то она, Инга, больше не появится. – Не бросай меня! Зови сам! Совсем не обязательно ждать… Дракон качает головой. Нет, не позовёт. – Но почему… Инге кажется, что она кричит, когда на самом деле едва шепчет. Она и раньше понимала мало, а теперь запуталась вовсе. Дракон назвал её прекрасной, значит, он хочет, чтобы она была рядом, но от чего-то отказывается звать её. Это ведь так просто: рыкнул на принцессу, и вот она, Инга. Но дракон качает головой. – Когда ты здесь, тебе больно. Я не хочу этого. И это причина? Инга злится до нервного смеха. Да, ей холодно и больно, но это ничтожная плата за то, чтобы не гнить в своей камере. – Ну и что?! Если для того, чтобы быть здесь, а не там, нужно немного помучится – я согласна. Дракон будто не слышит. Инга говорит ещё много, но он ведётся себя так, словно она просто открывает рот, и не возражает даже тогда, когда девушка от безысходности бьёт его кулаками в грудь. Устав от бесплодных попыток продолжить разговор, Инга затихает и, когда приходит время возвращаться, молча забирается на лапу. Полёт не радует, а горы, так впечатлившие её утром, кажутся мёртвыми камнями.