Скверная женщина

Сон прекращается резким болезненным головокружением и забытой, казалось, болью в ноге. Всего мгновение назад Инга была Эвией, а теперь вместо ярко освещённого зала её окружает тёмная комната. Должно быть, она всё ещё лежит на полу, потому что Саул рядом с ней неожиданно высокий, и смотреть на него можно только снизу-вверх. В руке он сжимает едва поблёскивающий обруч, между плетением которого остались клочки многострадальных чёрных волос. Конечно же, маг не церемонился и сдёрнул его, ничуть не беспокоясь ни о принцессе, ни об Инге. – Я заскучал, – говорит он, – ты валяешься слишком долго. Тело снова подчиняется, можно шевелить пальцами и размять затёкшие плечи, что Инга с наслаждением и делает. Быть зрителем ей понравилось, но снова стать хозяйкой самой себе оказалось куда приятнее. Наслаждаясь ощущениями, Саула Инга не слушает, не собирается отвечать, хоть и понимает: просто так он её не оставит. Такие никогда не уходят, не получив желаемого, и не прощают сопротивления. Даже такого пассивного, как молчание. – Эвия тоже не может оторваться от воспоминаний, – продолжает маг, – только чудом не сдохла от истощения. Он, наверное, считает, что это очень забавно, и ждёт, когда Инга засмеётся, но она молчит, смотрит мимо него на большую мягкую кровать и представляет на ней принцессу, утонувшую во сне. Воспоминания у Эвии яркие и красочные, забыться в них несложно. Будь у Инги хоть одно такое же увлекательное, как бал, она бы годами прокручивала его в памяти без всякого обруча. Пленнице негде искать развлечений, кроме собственной памяти. Но башня никогда не была для Инги настоящей тюрьмой, и ей всегда находилось множество занятий: то отравление, то перелом, то покушение на убийство, а вот Эвия тут скучала, и иной радости, кроме воспоминаний о прошлой жизни, у неё не было. – Она стала бы первой драконьей женой, умершей не от его когтей, а от собственной тупости, – не унимается Саул и, не дождавшись реакции, смеётся сам. Инге всё ещё не смешно. Она слишком хорошо знает, на что можно пойти от одиночества, и продолжает молчать. Наказания за это не приходится ждать долго. Блестящий чёрный сапог с силой опускается на раненную ногу, и Инга орёт, не успев ни как следует вдохнуть, ни сдержаться. Сквозь собственные стоны и ударивший в виски пульс она едва слышит нарочито грустный голос Саула: – Ты должна развлекать меня! Не забывай об этом. Каблук в последний раз с нажимом прокручивается на щиколотке, и Инга, тяжело дыша, накрывает рану ладонью. Для чего этот жест, она не задумывается. Дань инстинкту? Глупая попытка защититься и облегчить боль? Её движение не имеет смысла, Инга знает это, но руку убрать всё равно не может. Ей необходимо сделать хоть что-нибудь, потому что за этой пыткой не будет радости, не будет дракона, и такую боль она не хочет. – Он всё ещё не вернулся в башню, да? – тихо выдыхает Инга. Саул смотрит на неё и кривится так, словно у шепота дурной запах. Фраза будто царапает его, и недоумение быстро перерастает в страх. От этого зрелища Ингу охватывает азарт, дальше она говорит громче и увереннее: – Думаешь, я не заметила? Ты появляешься только тогда, когда дракон спит или покидает башню. Едва ли он обрадуется, если я расскажу о твоих визитах. – Ты этого не сделаешь. В голосе совсем нет уверенности. Маг шипит и бледнеет не то от страха, не то от ярости, но быстро берёт себя в руки и продолжает в своей привычной издевательской манере: – Я могу убить твою подружку. Или хуже, чем убить. Возможно, она уже мертва. Или страдает. Кто знает? Ты же не хочешь слушать… – Ты этого не сделаешь, – возвращает Инга фразу, но, в отличие от Саула, в своих словах она не сомневается. – Я не знаю, что творится в этом мире, но одно мне известно точно: нет никого, сильнее дракона. А он сделает всё, что я попрошу. Ты же сам говорил мне об этом, помнишь? Саула пробирает нервным каркающим смехом, он заваливается на кровать и комкает простыни, а затем, отдышавшись, с ненавистью смотрит на девушку. – Хитрая сука. А ты не допускаешь мысли, то мы с драконом друзья и он в курсе всего, что я делаю с тобой и принцессой? Сердце Инги пропускает удар. Это слишком нелепая ложь, она о таком, действительно, не думала. Если Саул говорит правду, то всё тщетно. Вся боль, что ей пришлось перенести, вела не к свободе, а к очередной манипуляции. Верить этому невозможно. За согласием острая пропасть. – Ты права, нет никого сильнее дракона, и никто не может попасть в башню без его разрешения. Ложь. Память возвращается к окровавленному мужскому телу, распластанному на золоте. – А как же убитый мной принц? – Я смог впустить его, потому что у меня самого было приглашение. Звучит слишком стройно, слишком логично. Такому нельзя не поверить, но Инга старается изо всех сил. Саул, безусловно, уродлив, и всего слова и действия его тоже уродство. Но дракон… На него хочется смотреть. Всегда. И нельзя представить его частью чего-то мерзкого. – Вы не можете быть друзьями! – упрямо заявляет Инга. Возможно, она не знает, что такое дружба? – Да ну? Напротив. Мы, два древних существа, не можем не быть друзьями. С этим не поспоришь. Инга устало откидывается назад, упирается затылком в дверь и прикрывает глаза. Ей больно. Она устала. И нечто очень важное никак не желает укладываться в голове. Саул ничего не говорит и не делает просто так. Ему что-то нужно, и для этого он заставил её посмотреть то воспоминание о бале. Если отмести невозможное предположение, что он просто хотел научить её танцам, остаётся лишь диалог с тем мужчиной, что так нравился Эвии. Но и в нём не было ничего, кроме упоминания предыдущих принцесс. – Сколько же тебе лет? – спрашивает Инга, не особо интересуясь ответом. Ей нужно время, чтобы подумать. – Мне? – удивляется Саул и надолго замолкает, прежде чем ответить: – Около шести тысяч лет, наверное. Инга ожидала услышать большое число, но не настолько. Она даже подаётся вперёд, чтобы лучше рассмотреть мужчину. Он не выглядит настолько старым. Даже просто старым не выглядит. Хотя, Инга плохо определяла возраст. Лица, окружавшие её, почти всегда были искажены усталостью, и стоило производительности труда снизиться из-за возраста, как от человека избавлялись. Единому Государству не нужны старики. – А дракон? Ему столько же? – Конечно, нет. Намного, намного больше. Он ровесник этого мира. Такое количество времени Инга даже не может представить. Вся её жизнь относится к возрасту дракона так же, как крупица золота к целой сокровищнице. Нет теперь ничего удивительного в том, что он так много спит. С таким багажом памяти ничего интересного в реальности уже не найти. Даже имея крылья и безграничную силу, дракон такой же пленник, как принцесса или сама Инга. Её интерес веселит Саула. Его губы снова расползаются в ухмылке, а поза становится ленивой и расслабленной: он лежит на взбитом покрывале, небрежно подперев подбородок рукой. Если бы Инга вошла в комнату только сейчас, то ни за что не заподозрила бы в маге и намёка на страх. Саул ведёт себя так, словно не заметил её попытки угрожать ему, и задаёт самый невинны вопрос из возможных: – А сколько тебе лет? Ответить сразу Инга не может, потому что никогда не пыталась считать неотличимые друг от друга года. Точно она знает лишь то, что в двенадцать лет, как и все остальные граждане, впервые встала к станку. С этого события возраст можно было посчитать лишь по празднику Народного Единства, всегда проводившемуся раз в год. – На момент суда мне было, наверное, не многим больше тридцати. Потом не знаю, – после долгой паузы отвечает Инга. – Да ты старуха, – кривится Саул. – По мне все женщины старше двадцати должны добровольно ложиться в гроб, чтобы не оскорблять мир своим уродством. Саул заходится новым приступом смеха так, что падает с кровати, а Инга не может найти в его словах смысл. Уродством? Единственное уродливое существо, известное ей – это сам Саул. И ему, действительно, давно пора ложится в гроб. Что бы это ни значило. – Хорошо быть драконом, – отдышавшись, продолжает маг. – Надоела – убил. Хотя куда чаще его женщины сами сбрасываются с башни. За последнее время ты у него седьмая. Вот оно. Инга никогда не была особо умной, после обучения система назначила её на неквалифицированную работу, не требующую большой сообразительности, но теперь даже ей стало ясно, чего добивается Саул: он хочет, чтобы она верила ему, а не дракону. Ты у него не единственная. Седьмая. И это только за последнее время. Надоешь – убьёт. Не веришь мне? Вот тебе воспоминания принцессы! Не веришь им? Вот тебе ещё десяток других доказательств! – Чего ты хочешь? Зачем тебе нужно иметь влияние на меня и Эвию? – Кто управляет драконьей принцессой, тот управляет и самим драконом. Неужели до тебя ещё не дошло. Дошло. Того мужчину, оберста, забыть нельзя, и его слова не вытравить из памяти. «Напоёшь на ушко», – говорил он. «Если попросишь правильно, то дракон даст тебе всё, что угодно», – ухмылялся Саул. – И чего ты этим хочешь добиться? Ответа Инга не ждёт, да ей и не интересно. Она спрашивает просто так, не надеясь, что маг раскроет ей свои планы. Но Саул с удовольствием отвечает, в очередной раз подтверждая своё безумие: – Я хотел бы умереть, но мне невыносима мысль, что без меня может произойти что-то забавное. Потому было бы очень любезно с твоей стороны уговорить дракона уничтожить этот мир вместе со мной. – Дракон может уничтожить мир? – Дракон может всё. И моя скромная просьба далеко не придел его возможностей. Смотреть на Саула совершенно не хочется. Весь разговор Инга избегала прямого взгляда, цепляясь то за небрежно вывернутую кисть, то за вздёрнутые уголки губ, но теперь заставила себя посмотреть в глаза. Блеск в них странный, рассеянный и острый, такого ей не доводилось видеть ни у кого и никогда. Наверное, для такого выражения лица нужно прожить не меньше шести тысяч лет. Что оно означает – не ясно, и это первая эмоция мага, которую Инга не смогла прочитать. До этого всё было просто: скука, ярость, отвращение, веселье. Саула легко представить истинным гражданином, занимающим высокую административную должность. Впервые Инга думает о том, что многие в её реальности так же уроды без всякой сверхъестественной силы и вечной жизни. Пока Инга размышляет, Саул что-то вдохновенно вещает о древних людях, сражающихся с дикой природой, и милосердных богах, подаривших им в помощь магию. Интересного в этом мало, и без того рассеянное внимание девушки скользит между незнакомыми именами и витиеватыми фразами, выделив лишь главное: дракон – воплощение магии этого мира. – Чем больше развивается человеческая цивилизация – тем меньше в ней рождается магов. Люди сами справляются со своими проблемами и, по мнению богов, помощь им уже не нужна. Во времена моей молодости дар не был редкостью, из магов состояли целые армии, а сейчас вокруг одного единственного формируется отряд обычных солдат. Убожество. Этому миру и так скоро конец, а я прощу тебя лишь немного его ускорить. – Как он выглядит, этот конец? – всё же проявляет интерес Инга. Пока Саул говорит – она в безопасности, рана под ладонью уже почти не ощущается и, если ничего не случится, скоро затянется вовсе. – Всегда одно и тоже… – резко поскучнев, протягивает Саул. – Люди развиваются, изобретают всё новые способы убийства друг друга, пока процесс войны не сведётся к простому нажатию кнопок с обеих сторон. И в тот момент, когда человеческая цивилизация почти уничтожит сама себя, прилетает дракон. Он стирает все плоды прогресса и откатывает остатки человечества обратно к пещерам и копьям. И так будет вечность. Или пока дракону не надоест. – Ты это видел? – О, да… Я уже имел удовольствие пережить один цикл и больше не хочу. Это невыносимо скучно. – Я буду счастлива, если ты, мразь, помучаешься подольше, – выплёвывает Инга, не сдержавшись. В одно движение оказавшись возле девушки, Саул хватает её за остатки волос и дёргает наверх с такой силой, что её лицо оказывается напротив его, а ноги едва касаются пола. Инга успевает только коротко вскрикнуть и перехватить копну у основания. – Ты же убийца, – тихим вкрадчивым голосом продолжает Саул, – ну чего тебе стоит сделать то, что я хочу? Какая разница: пара сотен или пара миллионов? Это ведь даже не твой мир. Уничтожишь здесь всё, а сама вернёшься домой. И я, быть может, даже вытащу тебя из твоей клетки. От этих слов с Ингой происходит то, что объяснить она не может. Мысли как ледяные волны накатывают на песок реальности и отступают, оставляя её в полном смятении. На такое предложение надо соглашаться! Едва ли будет другой шанс. Но губы от чего-то не двигаются, язык присох к нёбу, а из лёгких испарился весь воздух. Не верить таким, как Саул – это инстинкт, берущий верх над здравым смыслом. – Не хочешь, значит? – хмыкает маг и разжимает пальцы, позволяя девушке снова сползти вниз по двери. – Но всё равно сделаешь. Ярость его исчезла так быстро, что Инга не успела ни испугаться, ни задуматься над тем, что он предложил ей. Эти скачки настроения и манеры речи сбивали с толку, однако, не скрывая главного: Саул врёт. Будь его дружба с драконом правдой, то в этом разговоре не было никакой надобности. – А что ты предложил Эвии? – неожиданно для себя спрашивает Инга. – Она пожелала вернуть свои волосы. Эта дура так орала, когда увидела, сколько ты отрезала… Настолько изумительного визга от неё не получал даже дракон. Инга закрывает лицо ладонями и всё-таки делает то, чего Саул от неё добивался: смеётся. Высоко. Невесело. Нервно. И не может остановиться даже тогда, когда оказывается в темноте своей камеры.