Мстительный дух городка Иньшэн

      Комната была совершенно невзрачной, со сквозными дырами в прохудившихся стенах, а от скрипящего пола и вовсе создавалось впечатление, что тот вот-вот развалится на части. И это — по гордому заявлению хозяина — был лучший постоялый двор на весь городок, полностью занятый орденом Лань Лин Цзинь. Глава ордена хотел выдвигаться немедля, однако после долгих препирательств со Старейшиной Илина, было решено остановиться здесь, чтобы — как тот сказал — «привести нервы в порядок», а ещё «обсудить детали». О каких таких деталях шла речь, Сюэ Ян не знал, да и не хотел знать, поэтому был даже рад, что его доставили сюда под конвоем — охрана, к слову, окружила весь постоялый двор. Он опустился прямо на пол, прислоняясь спиной к стоящей возле широкого окна кровати. Спустя несколько часов ладони начало жечь — использование заклинания с пламенем не прошло бесследно. Скинув верхнюю одежду, он осмотрел рану на внешней стороне предплечья — всего лишь царапину — а после перевёл взгляд на пропитавшуюся кровью повязку. На этот раз крови было так много, что на одежде выделялось отчётливое, почти чёрное пятно. Снимать повязку не было смысла — всё равно тут не было ни воды, ни чего-то на смену, а просить совершенно не хотелось. Сюэ Ян остекленевшим взглядом смотрел на стекающую по руке багровую струйку крови и задумчиво хмурился. В жизни он сталкивался с огромным количеством самого разного дерьма, и во всём привык искать закономерность, или хотя бы смысл. Но в этом порезе и последствиях, что тот провоцировал, смысла не было. То, что высказал Сяо Синчэнь днями ранее — это нужно, чтобы свести человека с ума — ему казалось слишком уж простым, слишком банальным для такого ритуала. Тело без сомнений ослабевало, а видения едва ли являлись благоприятным знаком, но, это должно было быть чем-то более сложным, чем-то поддающимся законам логики. Сюэ Ян открывал и закрывал глаза, думал про себя об этих призраках, пытался представить себе их присутствие, но как бы он ни старался — комната оставалась пуста. Они появлялись и исчезали совершенно внезапно, в основном по ночам, но порой и днём. Он закатил глаза и раздражённо выдохнул в темноту — всё это не имело никакого смысла. Да и — Сюэ Ян усмехнулся — какая разница, если путь у него в ближайшее время всё равно один, и едва ли предусматривает наличие головы на плечах.       Дверь скрипнула ближе к полуночи — огромная луна к тому времени уже успела пересечь половину безоблачного неба и теперь потусторонним светом струилась сквозь приоткрытое окно. Даочжан бесшумно прикрыл за собой дверь и, ступив в лунный свет, опустился неподалёку от Сюэ Яна. Тот приподнял голову без особого энтузиазма.       — И благоразумно ли пускать посетителей к опасным преступникам?       — Они тоже так думали, — сдержанно улыбнулся Сяо Синчэнь — лицо его выглядело до странности напряжённым, хоть и вёл он себя как обычно. Сюэ Яну это заведомо не понравилось. — Однако господину Вэю удалось убедить главу ордена, что ничего плохого не случится.       — А вы поладили, — поморщившись, констатировал Сюэ Ян.       — Да, он очень… необычный человек, — подтвердил даочжан с улыбкой. — В который раз убеждаюсь — никогда нельзя верить слухам, что ходят по миру. Кстати, его мать была ученицей моей наставницы. Ты знал об этом?       — Возможно, — он как-то неопределённо повёл плечами и отвернулся. Что-то неприятно и назойливо грызло изнутри.       — Жаль, мне доводилось слышать о Цансэ Саньжэнь, однако я никогда её не встречал, — продолжал Сяо Синчэнь задумчиво. — Она покинула гору и ушла в мир так же, как и я.       — Да? И что с ней в итоге стало? — не скрывая злой иронии в голосе, спросил Сюэ Ян. Он знал, что даочжан не ответит, а ещё задумался: неужели абсолютно все умники, что не могли спокойно усидеть на своей горе, заканчивали так дерьмово? Сюэ Ян усмехнулся: — В любом случае, думаю, вы здорово поболтали.       Сяо Синчэнь ожидаемо промолчал, только едва-заметная складка залегла меж бровями; он опустил что-то на пол, а потом протянул к Сюэ Яну руку.       — Нужно обработать твою рану.       — Была бы тут рана, — он усмехнулся, но приспустил ткань с плеча — чего уж кривить душой — получать бескорыстную заботу от Сяо Синчэня всегда было чертовски приятно.       — Нужно было раньше, — почти извиняющимся тоном произнёс тот, быстро разобравшись с порезом на плече, а потом коснувшись повязки, скрывающей последний ритуальный порез. Пальцы его ощутимо дрожали. — Оно и должно так кровоточить?       Сюэ Ян тряхнул головой, не сразу понимая, о чём речь.       — Я-то откуда знаю, — он следил, как тонкие бледные пальцы даочжана разматывают пропитавшуюся кровью повязку.       — Господин Вэй сказал, что хочет поговорить с тобой об этом ритуале. Думаю, он смог бы чем-то помочь.       — Здорово, — Сюэ Ян безучастно откинул голову на кровать. Пальцы вдруг остановились, а потом даочжан и вовсе отнял руку. Он скосил взгляд на Сяо Синчэня.       — Скажи, — начал тот неуверенно, как будто долго думал об этом, но никак не решался начать, — ты и правда хотел сделать из меня лютого мертвеца?       — Ох, это, — Сюэ Ян вздохнул почти с облегчением. Было немало вещей, о которых Вэй Усянь мог ему рассказать. И на их фоне такая мелочь, как желание сделать из даочжана лютого мертвеца, казалась совсем уж незначительной. — Пытался, конечно, пару… десятков раз. Но какая разница, всё равно ведь ничего не вышло.       — А если бы вышло?       — А если бы вышло… — задумчиво протянул Сюэ Ян, не слыша поражённого тона Сяо Синчэня. — Было бы замечательно, наверное.       — Замечательно? — переспросил тот.       — Ну, не так, как вышло в итоге, но лучше, чем ничего, согласись, даочжан.       — Ты вообще понимаешь, о чём говоришь? Что бы ты делал с этим?       Сюэ Ян пожал плечами:       — Да, может, ничего такого бы и не делал. Думаю, одного Сун Ланя хватило бы для всякой грязной работёнки, так что…       — Отвратительно.       — Ты всегда считал меня отвратительным, — Сюэ Ян подался чуть ближе с едва-уловимой улыбкой, — так что давай не будем снова об этом.       — Нет, — отрезал тот, — я имею в виду, что само такое существование отвратительно и…       — Так-так, — протянул он, широко улыбаясь.       — Я не это имел в виду, — нахмурился Сяо Синчэнь.       — Я обещаю, что буду молчать как рыба, если встречу даочжана Сун, — хихикнул он.       — Я же уже сказал, что не имел этого в виду, — тот явно злился из-за того, что повёлся на столь глупую уловку. — Отвратительным я назвал состояние, когда твой разум находится под чьим-то контролем. И… перестань уже смеяться, — он отсел и отвернулся, так, что его лицо очертили лунные блики. — С тобой невозможно разговаривать.       — Не прошло и доброго десятка лет, как он это понял…       Сяо Синчэнь заворожённо смотрел в темноту, а та, несмотря на чистый, почти призрачный свет от окна, как будто тянула к нему бесформенные лапы, пыталась схватить и присвоить себе. Сюэ Ян хорошо её понимал.       — Я и помыслить не мог, — заговорил даочжан в пустоту, — когда ты обмолвился, сказал «все те годы». Я думал… ты имел в виду что-то иное, но… Все те годы, — пробормотал он себе под нос, а потом вскинул голову, смотря на Сюэ Яна так пронзительно, что захотелось отвернуться. — Почему ты не сказал мне?       — Я сказал, — отмахнулся тот, лениво потягиваясь. — Ты слишком много думаешь, даочжан. Всё это в прошлом.       — Восемь лет?       — Что «восемь лет»? Я что, считал по-твоему?       — Почему ты не ушёл? — Сяо Синчэнь говорил с явным надрывом, хоть и пытался придать голосу ровное звучание. — Зачем понадобилось жить в городе, полном мертвецов?       — А затем, что никто ещё не смел уйти от меня вот так! — он с исказившей лицо злобой подался ближе. — Я не позволял тебе уйти, а ты ушёл! Это ты начал играть в эту дурацкую игру, так что я лишь перенял правила! Разве я не говорил тебе подняться и ответить мне? Я говорил это каждый раз перед тем, как убить кого-то. Ты не слушал, и я убивал. Лежал там, смеялся как будто. И даже своим молчанием умудрялся осуждать. Как я мог уйти? Ушёл бы — и ты заставил бы меня признать поражение.       Даочжан прерывисто вдохнул и выдохнул, крылья его носа широко раздувались, а нижняя губа еле заметно дрожала. Он определённо пытался взять себя в руки.       — Твои суждения ошибочны, — Сяо Синчэнь качнул головой. — Ничего я не выигрывал, как и ты. Как и все, кого затронула эта история.       — Если с твоего лица не исчезнет чёртова жалость, — поморщившись, начал Сюэ Ян, — то я вообще не буду с тобой говорить. Терпеть не могу жалость.       — Жалость и сожаление — не одно и то же. Я сожалею о многом, — даочжан примирительно улыбнулся, — но в моей голове не было и мысли о жалости. В любом случае, ты прав, всё это было давно. Нет смысла возвращаться к тем ужасным событиям снова и снова.       — Наконец-то здравый смысл! — подхватил Сюэ Ян. — Зачем возвращаться к тем событиям, когда теперешние им нисколько не уступают?       Даочжан усмехнулся, а потом вид его сделался серьёзным.       — Уйдём на рассвете.       — Я ослышался?       — Я сказал — уйдём на рассвете, — Сяо Синчэнь снял со спины меч и развернул обмотанную вокруг него белую ткань. — Если мы окажемся в Лань Лине — тогда ни я, ни господин Вэй, ни кто-либо ещё уже ничем не смогут помочь. Ты должен понимать, что обвинения, как господина Ле, так и тебя самого, не безосновательны.       — Ты забрал Бэйцзи Гуан?! — воскликнул Сюэ Ян почти с детским восторгом.       — Тише, — шикнул на него тот, — об этом не обязательно знать всему городу.       — Но… Как же твой меч?       — Он не так ценен — нужно же было что-то оставить вместо меча Ле Чжанмэя. Я думаю, господин Вэй подозревает это, а, скорее всего, сам хотел, чтобы это произошло. Недаром он дважды обмолвился о времени, когда стража будет сменяться, а также рассказал, где находится твой меч.       Сюэ Ян как-то неопределённо хмыкнул, но спорить не стал.       — Даочжан, — он прильнул к Сяо Синчэню, и тот всё с той же лёгкой и задумчивой улыбкой подставил ему руку под голову, — а учитель Вэй рассказал тебе о том, как я встретил их в городе И?       — Кстати об этом, — строгость его голоса отчего-то рассмешила Сюэ Яна. — Ты притворялся мной.       — Ага-а, — протянул он, а потом, заметив реакцию Сяо Синчэня, поспешно добавил: — Это было весело! Реакция людей на тебя просто бесценна! Мне перепадала уйма еды, крыша над головой, и даже деньги просто потому что я был даочжаном Сяо Синчэнем, — он посмеивался от былых воспоминаний. — Ты для них как ходячее божество! А девки-то как липли, спасу не было. Это для тебя нормально, или моё природное обаяние не давало им пройти мимо?       — Хватит, пожалуйста, — даочжан негромко, но заливисто смеялся, прикрывая рот рукой. — Я всё ещё думаю, что это довольно жутко.       — Жутко? Знаешь, что на самом деле жутко? Врезаться во всё подряд из-за повязки на глазах! Я чуть себе лоб не расшиб, пока не научился хоть немного ориентироваться, — тогда смеха это не вызывало, однако вызывало сейчас, особенно от реакции Сяо Синчэня, что всё пытался не засмеяться в голос. — Как ты ориентировался, когда… ну…       — Примерно так же, — со смехом ответил тот. — В первые месяцы чего только не случалось, даже вспоминать стыдно.       Сюэ Ян приподнял голову, утопая в лунном свете, что так красиво очерчивал лицо Сяо Синчэня. Улыбка постепенно соскользнула с его губ, и тогда весь его вид сделался задумчивым и отстранённо печальным. Он перевёл взгляд на Сюэ Яна, хотел что-то сказать — было видно, как дрогнули губы — но почему-то так и не сделал этого. У Сяо Синчэня были потрясающе красивые глаза: глубокие — казалось, в тех плескались осколки звёзд — и очень яркие, а ещё, несмотря на эту потустороннюю холодность, сам взгляд был до невозможности тёплым. И никто не был их достоин, уж точно не тот, кому те в своё время так незаслуженно легко достались.       — Что? — даочжан нахмурился с лёгкой, почти призрачной улыбкой.       — Ничего, — блаженно качнул головой Сюэ Ян, — смотрю я на тебя и думаю: может, ты и не человек вовсе, а небожитель какой? Тогда бы всё встало на свои места. Явился в этот мир, чтобы покарать меня за мои деяния.       Небожитель на это рассмеялся, а потом что-то яркое промелькнуло в его взгляде. Сяо Синчэнь был так близко, что Сюэ Ян кожей мог ощущать его горячее дыхание и прикосновение волос. Он замер, боясь пошевелиться, мысли как назло сделались ужасно шумными, почти оглушающими своей бездонной пустотой.       Сяо Синчэнь накрыл губы Сюэ Яна своими, и последние из мыслей, что ещё витали в голове, вспыхнули, обращаясь пеплом. Какое-то время он не мог пошевелиться, вдохнуть и выдохнуть, словно просто не помня, как это делается, и не чувствуя в этом ни капли необходимости. Прикосновения Сяо Синчэня были прохладными и невесомо осторожными, совсем как лунный свет, что скользил по коже — обманчиво холодный и призрачный. Пальцы даочжана очертили скулу, прошлись по виску, вплетаясь в волосы, а потом он почти мгновенно отстранился, прерывисто дыша. Те невесомые прикосновения теперь горели огнём на коже, казалось, что прожигали ту до костей, а ещё разливались тягучим, душным маревом по телу. Сюэ Ян вновь почувствовал нечто столь же яркое и острое, вызванное чем-то столь банальным, как поцелуй и пара прикосновений. Он несколько раз моргнул, чтобы прогнать морок, и, не придя до конца в себя, подался ближе, как раз в тот момент, когда Сяо Синчэнь уже собирался что-то сказать, едва распахнув губы. Сюэ Ян почти слышал срывающиеся с тех слова, но не дал им и шанса, целуя того с такой жгуче неконтролируемой силой, что сердце глухо и часто колотилось в горле, грозясь оттуда вырваться. Даочжан ответил, обхватывая его за плечи, скользя ладонями по шее, притягивая ближе, словно между ними всё ещё простиралось непреодолимое расстояние, позволил углубить поцелуй, или углубил сам — не столь важно. И Сюэ Ян отчётливо ощущал то расстояние, словно бездну, разверзающуюся под ногами, бездонную, полную отчаяния; не ухватишься — значит, неминуемо сорвёшься вниз. Горячее, рваное дыхание смешалось, слилось в единое целое, как и прикосновения, которых стало необъятно много — всё ещё недостаточно. Сяо Синчэнь сделал вид, что не заметил, с какой отчаянной, болезненной силой Сюэ Ян вжался в него всем телом, стал покрывать поцелуями шею, скользнул ладонями в волосы, вытаскивая заколку и позволяя тем, переливающимся в мертвенном свете, каскадом заструиться по плечам. С губ срывалось что-то непрошеное и лишённое смысла, но даочжан подхватывал его всякий раз и притягивал ближе, зачем-то сквозь поцелуи и тяжесть дыхания шептал, что всё хорошо. Сюэ Ян вдруг отстранился, смотря на Сяо Синчэня затуманенным, безумным — от этой совершенной красоты и растекающегося по телу желания — взглядом.       — Пожалуйста, скажи, если мне не стоило этого делать, — произнёс даочжан хрипло, немного растерянно. Сюэ Ян смотрел на его непривычно растрепавшиеся волосы, горящие щёки, алеющую ранку на губе — и когда та только успела появиться? — на протянутую к его лицу ладонь, и всё никак не мог — и даже не пытался — сформулировать и пары связных слов. Он прильнул к протянутой ладони, касаясь той губами, покрывая поцелуями до тонкого запястья, испещрённого просвечивающейся сквозь кожу паутинкой вен. Только Сюэ Ян представил, как приятно, должно быть, было бы прокусить то, заставить заструиться по белому багровую дорожку крови, ощутить ту на вкус, ладонь даочжана осторожно — словно он был чем-то уязвимо хрупким — огладила лицо, обжигая своей теплотой. Сюэ Ян потянул его за руку в сторону кровати, подальше от холодного пола.       — А Ле Чжанмэй, однако, везучая сволочь, — нависая сверху, он усмехнулся с весёлой улыбкой на губах, придавая тону как можно больше непринуждённости, чтобы не выказать ничего, что было глубже и болезненней, что грызло изнутри. — Как там говорится? Не повезло при жизни, повезёт… — Сюэ Ян прервался, так и не договорив, и готов был почти рассмеяться с того, как прекрасно и почти гневно взметнулись брови Сяо Синчэня на глупую шутку. — Да шучу я, шучу, даочжан.       — Мне не нравится эта шутка, — всё ещё легко хмурясь, выдохнул тот, и даже словно невзначай отвернул лицо, так, что губы склонившегося над ним Сюэ Яна коснулись подбородка. — Господина Ле здесь нет, чтобы говорить о нём…       — Да и слава небесам, что его здесь нет! — хихикнул он, представляя себе эту восхитительную картину. Сюэ Ян огляделся по сторонам, и немного приподнялся от того, что не вовремя начал распирать смех. — Его ещё тут не хватало.       — Что? — Сяо Синчэнь тоже приподнялся на локте. — О, — не сразу понял он и тоже скользнул взглядом по пустой комнате, — так ты даже сейчас их видишь?       — Ещё бы. Да я словно на сцене! — жалостливым тоном бросил Сюэ Ян, а потом косо взглянул в сторону выскальзывающих из тьмы призрачных силуэтов. — Хоть бы отвернулись, ублюдки, я вам тут не юаньскую драму исполняю!       Даочжан смотрел на него с удивлением, а потом рассмеялся неожиданно и заливисто, прижимая ладонь ко рту.       — Они же ненастоящие и обитают только в твоей голове.       — А сказать, что ещё там обитает? — Сюэ Ян склонился низко-низко и с улыбкой поймал смех Сяо Синчэня, обхватывая его руки над головой. Тот не только не воспротивился, но и сплёл их пальцы вместе, до боли крепко, почти спасительно. — Всё ты смеёшься, даочжан, — пряча усмешку в уголках рта, фыркнул он, заставляя белоснежное одеяние соскользнуть с не менее белоснежных, словно пронизанных лунным светом плеч, спускаясь поцелуями ниже, и чувствуя, как Сяо Синчэнь подаётся навстречу каждому прикосновению, зарывается ладонями в разметавшиеся по спине волосы.       — Неужели я виноват в том, что ты постоянно смешишь меня? — усмехнулся тот и, закинув руки на шею Сюэ Яна, потянул его на себя, увлекая в долгий, заставляющий огонь растекаться по венам поцелуй, от которого вся комната теряла отчётливую форму, расплывалась аморфными тенями. Он и помыслить не мог, что каждое из этих лёгких, пропитанных нежностью, неумелых прикосновений способны вызывать что-то такое. Что кто-то по доброй воле захотел бы прикасаться к нему так.       — Ещё как, — ответил Сюэ Ян полушёпотом, зарываясь лицом и ладонями в чужие волосы, оставляя на шее дорожку из поцелуев, смешанных с несильными укусами и только сейчас находя губами тот самый шрам, до конца затянувшийся, почти невидимый — разве что еле ощутимый на ощупь. Он надеялся, что Сяо Синчэнь, закусивший костяшки собственных пальцев, не успел заметить секундного промедления, и, несмотря на то, что хотелось иного, двинулся дальше, не заостряя на шраме внимания.       Собственное возбуждение давало знать невероятной тяжестью в паху; ткань казалась чертовски лишней и чертовски раздражающей, однако Сюэ Ян с довольной усмешкой встречал мысль о том, что Сяо Синчэнь тоже не лишён человеческих желаний. Он продолжал вырисовывать невидимые узоры на острых ключицах, ловить чужое участившееся, потяжелевшее дыхание, реагировать на каждое прикосновение и отдавать те в ответ так необъятно много, насколько хватало сил. Он спускался ниже, скользил ладонями по белоснежной, полупрозрачной коже и, когда одежды не осталось и вовсе, всё пытался понять, разрушены ли теперь границы дозволенного, а если нет — то докуда они распространяются, и как их уничтожить, раз уж на то пошло? Словно услышав его мысли, Сяо Синчэнь с неожиданной силой перехватил оба его запястья, потянул те на себя и, приподнимаясь, перевернул их обоих, теперь нависая над Сюэ Яном. Тот с жадным интересом вскинул голову, легко передавая инициативу в чужие руки из-за одного только жгучего желания узнать, куда та может завести.       И нечёткая картинка ещё мерцала перед глазами — когда горячее дыхание опалило шею, когда тонкие пальцы коснулись до предела напряжённой плоти, проходясь вверх-вниз, неспешно, как будто изучающе, когда собственная ладонь легла на даочжанову, сплетая их пальцы поверх обоих членов, когда всего этого стало необъятно много, так, что было не продохнуть, — и после всё поплыло, теряясь в ночных силуэтах и призрачном свете, всё ещё невообразимо чистом, не жалеющем сил проливаться прямо на них, касаться кожи и волос. Так красиво и правильно. И Сюэ Ян, когда всё вокруг растворилось, а само понятие «окружающего мира» исчезло, кажется, звал Сяо Синчэня по одному только имени, приглушённо, лишь губами, так, как никогда раньше не осмеливался, но не раз желал, до отчаяния стискивая его шею свободной рукой. И от этой необъятности — где не было места и цуню, где и дыхание, и удары сердца не принадлежали кому-то конкретно, где всё вокруг растворилось и плыло, словно смоляные капли чернил в кристально чистой воде — кружилась голова. И даже мысли — если вдруг завтрашний день придётся провести в окружении ланьлинского золота, он встречал с абсолютно обезумевшей, неконтролируемой улыбкой. Сяо Синчэнь склонился над ним, целовал до отчаянного, срывающегося с губ дыхания, перебирал рукой волосы, а потом, утопая в пульсирующих, ярких вспышках, мир вокруг окончательно поплыл, то ли сгорая, то ли, наоборот, возрождаясь из серого, мёртвого пепла.       Перед рассветом небо цвело россыпью звёзд, проникая сквозь приоткрытые ставни еле различимым для глаз светом. Ещё не занялась заря, на землю не успел опуститься промозглый туман, однако ближе к утру в комнату стала просачиваться прохлада. Очень лениво приподняв голову, Сюэ Ян нащупал ханьфу даочжана и накрыл тем их обоих — одеяло было слишком далеко, чтобы за ним тянуться. Весь остаток ночи он так и не сомкнул глаз — не потому, что не хотелось спать, а потому что… Сюэ Ян опустил голову, пропуская сквозь пальцы мягкие пряди волос: Сяо Синчэнь спал так спокойно, устроив голову на его плече и закинув поверх его груди руку, словно рядом был кто-то другой, кто угодно, но уж точно не он, Сюэ Ян. И от этой мысли что-то сильно, почти беспричинно и слишком неприятно сжималось в районе груди. Казалось, что если дождаться рассвета, то тот украдёт всё это, сотрёт и вернёт на круги своя, так, как и должно быть. Он чувствовал странное волнение, граничащее с неведанным прежде страхом: что, если всё было лишь случайным наваждением, таким, что по утру хочется стереть из памяти и никогда больше не возвращаться? Или что, если дело и правда в испытанной Сяо Синчэнем жалости? Он же всегда всех жалел и, может… Сюэ Ян тряхнул головой и скривился собственным мыслям, что сегодня непрерывным потоком лезли в голову. Он думал много о чём ещё: о проклятом ритуале, о том, зачем вдруг Старейшине Илина понадобилось его отпускать, всё ведь и так уже фактически предрешено. Проведя тыльной стороной ладони по бледной, прохладной на ощупь щеке Сяо Синчэня, Сюэ Ян очертил линию подбородка и почти невесомо коснулся неплотно прикрытых губ. А потом — хоть и больше всего на свете хотелось, чтобы это место растворилось в небытие, утонуло в чём-то, куда окружающему их миру было бы не по силам протянуть руки — приподнялся и тихо произнёс:       — Скоро рассвет, даочжан, нам пора.