Вершина эшелона

Эрен читал множество книг, где автор описывал чувство скорби. Он прокручивал прочитанные строчки у себя в голове, пытаясь сравнить написанное с тем, что переживает сейчас сам, и понимал, что это только лишь художественные произведения, ничуть не приближенные к настоящей жизни. Герои плачут и страдают, а автор в подробностях описывает их чувства. Эрен мог лишь только горько усмехнуться и смело заявить, что враньё всё это, пожелав напоследок никому не удостовериться в правдивости написанного. Никакими словами нельзя было в достаточной мере описать скорбь. Это чувство просто невообразимо. Тоска сковывала сердце тяжёлой толстой коркой, сжимая его. Было так больно, что хотелось вырвать её из своей груди вместе с сердцем, лишь бы не чувствовать боль. Нежную кожу вокруг глаз, которая ныне была вся красная, жгло из-за частых натираний. Появилась апатия ко всему окружающему. В горло кусок не лез, не только потому что младший принц боялся повторить участь отца, но и из-за нежелания, да и просто невозможности что-либо проглотить. От одной мысли о еде начинало тошнить. Голова словно раскалывалась. Так ужасно он себя ещё никогда не ощущал. Эрен даже не знал, какая боль была сильнее: физическая или моральная, но судя по тому, как наворачивались слёзы на его глазах каждый раз, когда хоть малейшая деталь напоминала ему об отце, он делал вывод, что моральная была сильнее, да и так, что почти заглушала собой физическую. Всё произошло настолько быстро, что принц даже не успел понять, что случилось. Ему не верилось, что его отец умер. Он видел безуспешную попытку лекарей привести правителя в чувство и то, как накрывали его бездыханное тело, но поверить всё ещё не мог. В нём брезжила надежда, что короля можно вернуть, что смерть — это лишь временное явление, скоро отец вернётся. Но Эрен не хотел обманывать сам себя. Он уже достаточно взрослый, чтобы понимать, что если смерть кого-то забирает, то назад уже никогда не вернёт. Находиться во дворце стало невыносимо. Там, казалось, уже навечно поселилась скорбь, а в воздухе витал аромат её верной подруги смерти. Заплаканные лица служанок и хмурые физиономии гвардейцев только нагнетали атмосферу. Окончательно добивал портрет покойного правителя в широкой золотой рамке, что висел на стене главного холла. Было принято решение завесить изображение чёрной плотной тканью, на что Эрен запротестовал, но быстро смирился, решив, что если пронзительный взгляд отца не будет направлен на него с картины, то ему станет легче. Но легче не стало. Больше всего он боялся дня похорон. Его Высочество думал, что когда увидит тело отца в гробу, то осознание произошедшего зазвенит колокольчиком у него в голове и тогда он сможет смириться с утратой и понять, что короля уже не вернуть. Это его и пугало. Он винил в смерти Григория всех вокруг: дегустатора, не проверившего еду на наличие яда; того ублюдка, что подсыпал отраву в еду; лекарей, которым не удалось вылечить; гвардейцев, не сумевших защитить. Ну, а больше всех он винил себя. Винил за то, что не был рядом и был просто отвратительным сыном, недостойным быть членом королевской семьи. — Эрен, я хочу, чтобы ты знал, что ты не виноват, — сказала ему в ночь перед похоронами Микаса. Принца мучила бессонница, которую хоть как-то помогала скрасить фрейлина. Она заодно и помогала пережить утрату. — А ещё не бойся завтра отворачиваться, закрывать глаза и плакать. Это совершенно нормально. — Нечем уже. Всё выплакал, — ответил ей тогда Эрен. Позорно разреветься на глазах всех своих подданных ему уже не угрожало. В один только день смерти короля он пролил столько слёз, сколько наверняка не проливал за всю свою жизнь. Он был уверен, что завтра на похоронах не заплачет. Хотя кого это волнует: будет он мужественно сдерживаться или расплачется как девчонка. Про своё чувство вины он ничего говорить не стал, ведь никакие слова не смогут успокоить его совесть. Микаса, возможно, сама это понимала, но надежды хоть как-то утешить принца не теряла. Вина, лежавшая на его сердце тяжким грузом, была даже не половиной проблемы. У Эрена начиналась паранойя. Он боялся всех вокруг, кроме людей, доказавших свою верность, вроде Леви, который, к слову, с момента смерти короля ни разу не заговорил с принцем. Он и раньше был неразговорчив, но сейчас и вовсе замолчал. Перекидывался лишь парочкой дежурных фраз со своими подчинёнными и кратко отвечал на вопросы, заданные ему. Немногословен и холоден, к работе своей стал относиться с двойным усердием: с королевича глаз не сводил и одного дольше, чем на минуту, не оставлял. Исключения составляли туалетная и ванная комнаты, но только после предварительного их осмотра. Не заметить этого Эрен не мог, и эта суровая забота согревала его душу, но ему хотелось чего-то другого. Слов с соболезнованиями и поддержкой он наслушался достаточно. Их было так много, что, завидев очередную опечаленную рожу, которая надвигалась на него, он сразу понимал, что последует вскоре, и старался смыться как можно быстрее. От всего этого легче не становилось, только тяжелее. Но ему ужасно хотелось услышать все те же банальные фразы о сожалении и слова поддержки из уст капитана. Казалось, что именно это станет его спасением, но Аккерман был непреклонен. Конечно, для человека, прошедшего не одну войну, все эти сентиментальности были не свойственны, но Эрену так хотелось, чтобы именно он был с ним рядом и поддерживал в трудную минуту. В день похорон Эрен, как и предполагал, не заплакал. Он пустыми глазами наблюдал за тем, как гвардейцы несут гроб с золотой гравировкой герба Шиганшины. Проводить в последний путь правителя собрались тысячи людей. Королева, не скрываясь, плакала, не пряча покрасневших глаз и опухших от бесконечных слёз век. Когда королевской семье и подданным дали возможность попрощаться, Эрен подошёл к гробу последним. Посмотрев на бледное лицо короля, ощутил болезненный укол в сердце. В глазах застыли слёзы, но по щекам так и не скатились. У него было, что сказать отцу, но все слова застряли в горле. Он так и ушёл, ничего не сказав на прощание. Так и прошла их последняя встреча — в молчании. Это был конец. Но похороны прошли, что означало, что страна попрощалась со своим монархом, а значит, настал черёд взойти на престол новому правителю из могучей династии Йегеров. Короне нужен был наследник, а стране — король. И никто не сомневался в том, кто им станет… В тронном зале собралось не меньше сотни человек. Почти все присутствующие тихо перешёптывались между собой, словно считали, что тем самым не нарушали тишину в зале, но весь этот шёпот сливался воедино, создавая чуть ли не оглушающий гул. Ни один человек в зале, за исключением Её Величества Карлы, не казался Эрену действительно опечаленным. Они все словно собрались на светском мероприятии, а не на процессе зачитывания завещания покойного правителя Шиганшины. Юноша и сам не понимал, что он здесь делает, ведь очевидно было, что на престол взойдёт тот, кого готовили к этому с рождения — его старший брат Зик Йегер. Эрен, плюнув на все манеры, развалился на своём троне, за что получил замечание от матери, сидящей рядом: — Сядь ровно, на тебя смотрят, — отчитала его Карла, словно маленького ребёнка. Эрен скучающе обвёл всех людей в зале взглядом. — Никто на меня не смотрит, они все заняты своими делами, — пробурчал он, даже не думая принять позу, подобающую принцу. — Я на вас смотрю, — послышался голос капитана Леви, стоящего сбоку от трона младшего принца. — Сядьте, пожалуйста, нормально. Эрен обернулся, удивлённо посмотрев на своего телохранителя, и только после этого сел ровно, выпрямив спину. — Почему так долго? — возмутился Зик, от скуки подперев голову рукой. Кронпринц уже сгорал от нетерпения услышать очевидное из завещания отца и побыстрее уйти, но глашатай задерживался. — Терпения, сынок, — ласково произнесла королева. Зик скривился. Он ненавидел, когда Карла так называла его. Никакой он ей не сынок. Обычно старший принц возражал против такого к нему обращения, но сейчас просто решил не идти на конфликт. Наконец, момент, которого все присутствующие в зале так долго ждали, настал. Дверь в тронном зале с громким скрипом отворилась, и внутрь слегка заполошно вбежал мужчина. Он остановился в центре зала и стал перебирать бумаги в руках. Вскоре после всех формальностей в виде длинных речей глашатай всё же начал зачитывать завещание: — Я, король Григорий Йегер, законный правитель Шиганшины, находясь в трезвом уме и твёрдой памяти… — прочитал начало мужчина. Эрен вначале даже не вслушивался, уже наперёд зная содержание, но всё же из уважения к покойному отцу и интереса к тому, что он написал, решил послушать. Григорий был красноречив и чернил на длинное и интригующее начало завещания не пожалел. Нетерпение услышать итог витало в воздухе и накаляло атмосферу. У некоторых самонадеянных персон даже была надежда, что король решил не отдавать престол своим сыновьям, а отдать, к примеру, своему хорошему приятелю барону, который отличился во время служения своему правителю. Но все, кто был максимально приближен к королю при его жизни, знали, что… — Передаю корону, врученную мне Богом, своему младшему сыну, королевичу Эрену Йегеру, — закончил читать завещание глашатай. В один миг в зале воцарилась тишина. Все взгляды устремились на Эрена, испуганно вжавшегося в спинку трона. Присутствующие явно были шокированы. После короткого молчания поднялся гам, состоящий из сотни возмущённых голосов, бурно обсуждающих выбранного королём наследника. Зик, казалось, вот-вот взорвётся от нахлынувшего возмущения. Старший принц поднялся со своего трона и тяжёлым шагом подошёл к глашатаю, вырывая листок с завещанием из его рук. Несколько раз пробежавшись глазами по последним строчкам текста, он покраснел от злости ещё сильнее. Рассержено скомкав лист и бросив на пол, Зик вышел из зала. Ропот не стихал ни на секунду, а только, наоборот, становился всё громче. Королева, похоже, лишилась дара речи и была не в состоянии что-либо сказать, лишь растерянным взглядом смотрела на толпу аристократов. Пальцы принца напряжённо впились в подлокотник. Глупо ведь полагать, что всем просто послышалось или глашатай что-то перепутал? — Решение короля неоспоримо! — пробасил королевский советник, когда гул в зале стал особо громким. Эрена пробило на дрожь, как только он услышал содержимое завещания, и его всё больше начинало колотить. Неужели Григорий захотел передать свою корону ему, захотел, чтобы он стал правителем Шиганшины? Почему именно он, и почему так внезапно, почему не Зик, которого с пелёнок готовили стать королём? Ведь если сравнить готовность Зика и Эрена управлять страной, то младший принц просто желторотый птенец на фоне своего брата, горделивого орла. А как же его мечта сбежать на другой континент? Эрен не готов становиться королём! Он не хочет… Это худшее, что он мог унаследовать от своего отца. Многочисленные любопытные взгляды присутствующих давили на принца, и он почувствовал всё усиливающуюся панику. Он съёжился на своём троне, словно старался спрятаться. Терпеть не было сил. Хотелось встать и сбежать, но ноги были ватными. Внезапно на плечо королевича опустилась сильная ладонь, заставив вздрогнуть. Эрен обернулся и, встретившись с парой налитых свинцом и полных решимости глаз, понял, что рука эта была Леви. Этот жест был так приятен юноше, что ему даже удалось успокоиться и задышать полной грудью, несмотря на волнения в зале. Полный мужичок с аккуратно уложенными завивающимися усиками осмелился выбраться из толпы и поднять смятый листок пергамента с пола. Толпа приутихла. Забегав поросячьими глазками по строчкам завещания, написанных королевской рукой, аристократ резко оскалился. К нему следом подбежал ещё один дворянин и, вырвав лист из рук мужчины и так же быстро начал читать. — Отпрыска от второго брака на трон? Немыслимо! — возмущённо завопил дворянин, не отрываясь от чтения. — Нельзя доверять управление страной ребёнку! — заявил усач. — У этого мальчишки ещё молоко на губах не обсохло! Эрену было обидно слышать о себе такое. Ему ведь вовсе не нужен этот трон, он бы с удовольствием отдал его своему брату или вообще кому угодно! Это же его отец так решил, а не он сам. Он правда сдерживался, чтобы не сорваться и, не думая, высказать всё, что думает, но следующие слова дворянина стали последней каплей: — Это он наверняка и отравил короля, а после подделал завещание! Трон должен был достаться первенцу! Эрена затрясло от злости, а на глазах стали наворачиваться слёзы от такой обиды. Как только посмел этот толстяк обвинить его в убийстве отца?! Но юноша вдруг вспомнил, что в тот день сбегал в город и во время отравления никому на глаза не попадался. Слуги, начинающие припоминать, что даже на обеде королевича не видели, стали удивлённо переглядываться и кивать, соглашаясь с догадкой аристократа. Эрен, конечно, мог защитить свою честь, попросив Леви подтвердить то, что они вместе гуляли в то время на набережной, но Аккерман нашёл другое решение проблемы. — Не пора ли тебе закрыть своё свинячье рыло? — голос капитана был резким, властным. Мужчина опешил от такого напора, да и не только он. Все в зале были шокированы такой грубостью! — Что вы себе позволяете? Вы хоть знаете, с кем говорите? — выпалил мужичок, оскорблённый словами Аккермана. Он едва ли не задыхался от возмущения. — Мне глубоко плевать, на какой титул тебе хватило денег, — парировал Леви. — Извольте выбирать слова! — взвизгнул дворянин. — Ты только что обвинил принца в убийстве короля и ещё мне предлагаешь выбирать слова? Так яро пытаешься втоптать Его Высочество в грязь, но, может быть, именно твоя рука дрогнула над чашей с едой короля, подсыпав яд? — капитан говорил уверенно, так, словно его слова были не предположением и попыткой осадить самоуверенного аристократа, а чистой правдой. Теперь все взоры были направлены на дворянина, которому эту карту крыть было нечем, кроме нелепых отрицаний и обвинений Леви в том, что он бредит. Он вспылил и начал поливать Аккермана отборными ругательствами, не забывая напоминать о его сословии, но капитан, кажется, пропускал все слова мимо ушей и стоял с абсолютно невозмутимым лицом, словно давая аристократу шанс выговориться. Но договорить он всё же не смог. Эту тираду прервал Эрен, властно стукнул кулаком по подлокотнику трона. Все утихли. В глазах мальчишки горела ярость. Он поднялся на ноги и покинул тронный зал, как ранее сделал это его брат, не в силах больше терпеть всю эту жёлчь.

***

Весь остаток дня и вечера Эрен провёл в своих покоях, укрывшись с головой одеялом и порой тихо всхлипывая в подушку. Всё это было так неожиданно: смерть отца, его имя в завещании… Ему просто трудно было со всем этим смириться. Порой казалось, что это просто сон. Всё плохое, что с ним происходило, всегда случалось во снах, а это значит, что скоро он проснётся. Но сон этот был слишком реалистичным и длинным, что подталкивало к выводу, что всё это происходило наяву. Принц пытался представить, каким он будет в роли правителя. Что он будет делать, если война дойдёт до Шиганшины? Это же всё так серьёзно, он не справится! Осознавая то, какая теперь ответственность лежит на его плечах, у королевича начинала кружиться голова. А тяжелее всего было от того, что теперь он точно не сможет гулять со своими друзьями по городу в роли обычного сына купца. Отныне он будет сидеть в отцовском кабинете с золотой короной на голове и тяжёлой королевской мантией на плечах, решая важные политические вопросы, ответ на которые вряд ли сможет найти самостоятельно. Вот уж точно Эрен не думал, что столкнётся с проблемой такого масштаба. Периодически в дверь стучали служанки, слёзно умоляя принца поесть хоть что-нибудь, но Эрен поначалу попросту молча игнорировал их, а после стал грубо отсылать обратно на кухню. За три дня он ни разу не явился к столу, лишь один раз отведал омлет, которым чуть ли не насильно накормила его Микаса. Иногда, когда голод давал о себе знать, королевич грыз яблоки, большего не хотелось. Леви всё это время молчаливой тенью находился в покоях Эрена, охраняя будущего короля от возможных посягательств на его жизнь, отлучаясь лишь в случаях крайней необходимости, и тогда его заменял кто-либо из подчинённых, тех, кому он доверял как самому себе. Спал там же, оккупировав небольшой диван у окна, если можно назвать сном недолгую дремоту, которая моментально слетала, стоило королевичу хоть немного пошевелиться. Эрен с ним не заговаривал, и Леви хранил молчание, безмолвно наблюдая за действиями принца, однако на второй день затворничества стал поглядывать всё более хмуро, а на третий даже позволил себе пару раз раздражённо цыкнуть, когда Эрен снова и снова отказывал открывать служанкам, приносившим еду ему в покои. Когда очередная девушка с подносом, полным снеди, была отправлена восвояси, Леви оставил свой пост, поручив Эрена человеку из своего отряда, и покинул его покои. Каждый раз, когда королевич оставался с кем-то, кроме ставшего привычным Аккермана, он испытывал неясную тревогу, будто становился совершенно беззащитным, хоть и был под присмотром лучших из лучших. И тем не менее каждый раз он ждал возвращения Леви и тайком выдыхал, дождавшись его появления на пороге. Сейчас же его не было особенно долго, и Эрен перебирал в уме причины и обстоятельства, которые могли его задержать, но ничего хорошего в голову не приходило, и когда в очередной раз кто-то постучал в дверь его покоев, принц от отчаяния и раздражения просто взорвался. — Луиза, клянусь, если ты ещё хоть раз… — рявкнул он, собираясь отчитать служанку по полной, но его перебил голос за дверью: — Ваше Высочество, — это был капитан Леви. Эрен моментально вылез из своего убежища из одеяла и соскочил с кровати, чтобы самому открыть дверь Аккерману. Тот стоял с подносом в руках. — Это вас прислуга подослала? — нахмурился Эрен, косо поглядывая на капитана. — Нет, это моя личная инициатива. Посчитал, что пора прекращать вашу голодовку, — строго доложил мужчина. — Пройти разрешите? Эрен хотел воспротивиться попытке капитана накормить его, настырно заявив, что не голоден, но лишь кивнул и отошёл в сторону, давая возможность пройти внутрь Леви и выйти армейцу, замещавшему Леви во время его отсутствия. Леви зашёл и опустил поднос на кофейный столик, сам садясь на диван. Принц опустился на кресло напротив капитана, стараясь выразить всё своё недовольство, но мужчина это упорно игнорировал, безмятежно разливая чай из пузатого чайника по чашкам. Помимо этого на подносе Эрен заметил лёгкий ужин, состоящий лишь из сэндвича со сливочным сыром и копчёным лососем. Королевич чуть на слюну не изошёл лишь от одного вида еды, но из вредности продолжал гнуть свою линию. Аккерман уже разлил чай и поднёс свою чашку к губам, когда заметил, что принц продолжает сидеть и упорно не замечать еду на подносе. — Почему не едите? — холодно поинтересовался капитан. — Не голоден, — коротко ответил Эрен. — Можете врать служанкам, но я на это не поведусь, — предупредил его Аккерман. — Ешьте. — Не буду! — противился королевич. Леви резко опустил свою чашку на блюдце и угрожающе посмотрел на принца, заставив его вздрогнуть. — Я понимаю, что вы сейчас переживаете не лучшие времена, но это не повод устраивать голодовки, которые могут чревато закончиться, и я вам обещаю, что если вы сейчас не поедите, то я насильно запихаю еду вам в рот, — сказал он, стараясь выглядеть спокойным, но выходило откровенно плохо. — Ладно-ладно! — постарался успокоить его Эрен, поднимая свою чашку с блюдца. — Но только немного… Принц отпил немного чая с некой опаской, но, распробовав вкус, сразу же заулыбался и замычал от удовольствия. — Как вкусно! Он недостаточно крепкий, чтобы горчить на языке, но при этом вкус яркий и терпкий, — не поскупился он на комплимент, восхищаясь. — Благодарю за похвалу, — внезапно произнёс Аккерман. Брови Эрена от удивления изогнулись. — Что? Это вы заварили его? А я уж думал, кухарки у нас не безнадёжны, — удивился юноша. — Рад, что вам понравилось. А в следующую минуту Эрен, не удержавшись, умял весь бутерброд. — А говорили, что не голодны, — усмехнулся Леви, отпивая из своей чашки. Эрен лишь фыркнул. Всё оставшееся время их чаепития прошло в неловком молчании. Неловком для принца. Капитан невозмутимо делал глотки из своей чашки и был увлечён, казалось, только напитком. После того, как чашки опустели, Леви составил всю посуду на поднос и, поблагодарив за чаепитие, собрался уходить, но королевич его остановил. — Не уходите, пожалуйста… — как-то жалобно попросил принц. — Почему? — не понял Аккерман причины внезапной просьбы Эрена. — Это приказ! — резко отозвался Эрен, стараясь вернуть себе стойкость. — Приказ? — мужчина едва ли не рассмеялся. — Да… — неуверенно буркнул принц, кажется, понимая, что перегнул. Он испугался, что Леви сейчас снова надолго его покинет, а ему… Нужно было выговориться. И почему-то Аккерман казался самым надёжным слушателем. Но если он собирался уходить, то, скорее всего, так и сделает. Однако Леви вернулся на своё место. Эрен смущённо отвёл взгляд, не зная, что говорить дальше. Но его глаза были красноречивее любых слов, и Леви сам всё понял. — Если вам так будет легче, можете рассказать о своих переживаниях мне, — вежливо предложил Аккерман, и в голосе его едва слышны были некие нотки беспокойства. Королевич замялся, не зная, что конкретно рассказать Леви. Его сердце изнутри разрывало столько переживаний, что по пальцам не сосчитать. О них наверняка Аккерман и сам догадывался, но было то, что Эрена действительно сильно тревожило и озадачивало. То, что ему правда хотелось обсудить с кем-то. — Последние слова отца… Он хотел, чтобы я взобрался куда-то. Но куда? На гору? Крышу? — едва слышно и неуверенно пробормотал принц. Леви задумался. Вздохнув, он помотал головой и сказал: — Ваше Высочество, вы должны понимать, что короля отравили ядом неизвестного происхождения. Мы не можем знать обо всех его побочных эффектах, поэтому, скорее всего, король был в бреду, когда говорил это. — Но как же так… — королевич печально посмотрел в окно, а потом снова на своего собеседника. — Может быть, он и завещание написал, находясь в бреду? Он же мог спутать Зика со мной? — Завещание было написано ещё задолго до убийства, — опроверг его догадку Аккерман. — Ещё три недели назад. — Откуда вы знаете? — удивлённо поинтересовался принц. — Беседовал с советником Его Величества, — пояснил капитан. Эрен огорчился. Не только тому, что ему всё же придётся занять трон по желанию отца, а потому, что король и правда наверняка был в бреду, когда говорил свои последние слова. Королевич надеялся, что если он сможет взобраться на то место, о котором пытался сказать ему отец, то сможет понять, почему именно его король захотел сделать своим преемником, но эта надежда оборвалась. На душе вновь стало так горько… Внезапно мягкие подушки дивана, на котором сидел Эрен, прогнулись под весом ещё одного человека. Капитан подсел поближе и откинулся на спинку. Он пилил взглядом стену и, казалось, не обращал внимания на принца, который вот-вот мог расплакаться от нахлынувших эмоций. — Король неспроста написал завещание ещё три недели назад и вписал туда именно ваше имя. Он что-то знал или чувствовал, — поделился предположением капитан. — Я хочу поймать и наказать ублюдка, убившего моего отца! Я его сам лично убью. Найду и убью! — лихорадочно зашептал принц. — Решительность поражает, — скептично ухмыльнулся Леви. — Что? Вы смеете сомневаться? — прошипел принц. — Нет, что вы. Ни капли, — спокойно ответил Аккерман. — Я убью его… — повторил Эрен. Его голос в очередной раз дрогнул, и мальчишка, не в силах больше сдерживаться, всхлипнул. Леви притянул его к себе одной рукой за плечи, заставляя положить голову ему на плечо. Мальчишка дёрнулся, но сопротивляться не было ни сил, ни желания. Эрен уткнулся лицом в изгиб шеи капитана, продолжая фанатично шептать что-то о мести. Капитан продолжал невозмутимо разглядывать замысловатый узор на стене покоев Его Высочества, словно не чувствуя на себе ревущего от горя и утраты принца. Рука капитана плавно переместилась с плеча принца на его слегка взъерошенные волосы, зарываясь в шевелюру и успокаивающе массируя кожу. — Пообещайте, что будете всегда рядом и поможете мне отомстить, — тяжело ворочая языком, сказал принц сквозь слёзы. Аккерман немного помолчал, словно думая над ответом, но это было не так. Ответ он знал давно и раздумья над ним капитану не требовались. — Обещаю, — заверил его Леви. Королевич не смог удержать своё желание и протянул руки вперёд, крепко обвивая шею мужчины. Аккерман опешил от такого внезапного жеста принца, но всё же опустил свою вторую руку ему на спину, поглаживая. Королевич последний раз громко всхлипнул и успокоился, блаженно прикрывая глаза. Кажется, это было именно то, чего Эрену так сильно не хватало.