Один на миллиард

      Нейтон, услышав звуки скандала за дверью, поспешил распахнуть её. Он влетел в комнату, по инерции захлопнул дверь за собой и застыл в изумлении. Картина и впрямь была впечатляющая. Алан стоял согнувшись, держась за живот, тяжело дыша, а его скула наливалась пурпуром – явно после неслабого удара. Рядом, по-детски зажав ладошками рот, находился совсем юный омежка. Но главное не это. Главным был он! С растрепанными чёрными кудрями, взбешённый до ярко-красных щёк и ядовито-алых губ, с тёмными кругами усталости под пылающими глазами, с высоко вздымающейся грудью и судорожно сжатыми кулаками… У Нейтона даже челюсть отвисла… какой красивый! Он, врач, повидал за время профессиональной практики столько омег, но этот… этот сразил его буквально наповал!       Он почувствовал руку друга на своём плече.       — Что, умопомрачительный омега, да?! — понимающим тоном спросил Лэнд. Сразу же захотелось выдохнуть «да!», но… погодите, Алан нашёл своего истинного? свою пару?.. Нейтон в состоянии, близком к шоку, повернул к нему растерянное лицо. — Уо-у, док, спокойно! Не этот, а его сын, Ники, мой омега.       Доктор содрал с лица очки и, облегчённо выдохнув, потёр переносицу. Пронесло… Стоп – что?! «Ники мой омега»? Вот этот мальчик?!       — Ты охренел, что ли?! Ребёнок – твоя пара?!       — Ему четырнадцать, так что скорее уж подросток, а не ребёнок.       — Ты вот серьёзно сейчас?!       — Он моему сыну ещё и метку поставил, урод моральный! — взвыл праведным гневом божественно-прекрасный незнакомец.       Нейтон снова залюбовался… потом сказанное омегой дошло до сознания, и он, осатанев за секунду, всем корпусом повернулся к Алану.       — Эй! Хватит! Камиль мне уже три раза врезал, и я все три удара сознательно пропустил. А рука у него далеко не лёгкая! Не смотри, что он такой невысокий, – заехал будь здоров!       Камиль… так его зовут… очень подходит. Погоди, ты же доктор – сосредоточься.       — И что, ты полагаешь – всё?! Ты расплатился за то, что малолетнего пометил?! Правда, Ал?!       — Омега – мой! Вот я и пометил!       В голосе альфы послышались угрожающие нотки тестостеронового всплеска. Так, надо сбавить обороты, а то это добром не кончится.       — Ладно, твой омега, твой. Но зачем же сразу кусать?! Ведь он совсем юный.       — Да, согласен, — вмиг успокоился Лэнд. — Простите, так уж получилось… не совладал…       — Да вы что? оба бредите?! — закричал возмущённый омега. — Ники не может быть ничьей парой в таком возрасте! Он ещё не достиг полового созревания!       — Половой зрелости не достиг, но пубертатного периода уже вполне… — начал было док, но осёкся под испепеляющим взором Камиля. Ну да, с общепринятой точки зрения омега прав, просто он кое-чего не знает, что, впрочем, не удивительно. — Камиль…       — Райзен! Я – Райзен! Запомните это, пожалуйста, как и то, что никакого брудершафта между нами не было!       — Да, простите, вы правы, господин Райзен. А я Нейтон Горн, доктор медицины. С вашего позволения, я кое-что уточню. Алан Лэнд не обычный альфа – он является носителем уникального свойства гиперчувствительности к гендерным феромонам.       — Да что вы говорите, доктор?! Такого уникального свойства, что лично я о нём и слышать не слыхивал? — язвительно парировал омега.       — Это нормально, что вы ничего об этом феномене не слышали, ведь такие альфы, как Алан, встречаются крайне редко.       — А нельзя ли поточнее? — спросил Камиль, явно не выглядящий убеждённым.       — По моим подсчётам – примерно один на миллиард, — привычно отрапортовал Нейтон.       — Чего-о?! Это что… человек восемь на всю планету? — прищурив свои прекрасные миндалевидные глаза, поинтересовался Камиль.       — Да, в среднем в одно столетие приходится именно такое количество уникальных альф на всё народонаселение Земли, — подтвердил Нейтон, слегка прибалдевший от сообразительности Камиля, — и лично мною за ними был закреплён термин «гиперальфа».       — Звучит мало того что занимательно, но ещё и так, словно я должен взять и сразу во всё это поверить, доктор. Точно – доктор, кстати?       — Настолько точно, что могу и диплом показать и докторскую диссертацию дать почитать, как раз по теме гиперальф написанную, — подбавив в голос жёсткости, ответил Нейтон.       — Рад за вас и ваше блестящее образование, доктор. Вот только что это меняет в сложившихся обстоятельствах? — сухо и сдержанно спросил омега.       — Да то, что именно Алан и способен распознать даже в подростке своего истинного.       — Ну, раз вы так уверены в своей правоте, то, полагаю, будет не проблема подождать неделю-другую и убедиться: пропадёт метка или закрепится, — притворно спокойно произнёс Камиль.       Доктор нашёл этот довод весьма разумным, однако Алан резко возразил:       — Ага, как же! Ты сейчас схватишь Ники в охапку и умотаешь куда глаза глядят! Док, слышишь, не ведись – мы их потом, возможно, месяцами будем искать. Нельзя их отпускать, понимаешь?!       Нейтон понимал, как ничто в своей жизни ещё не понимал: Алан прав – омег из рук выпускать нельзя. Что ж, ему, как профессионалу в своей области, есть что сказать, чтобы остановить Камиля.       — Господин Райзен, вы знакомы с физиологическими процессами механизма закрепления меток истинных партнёров?       — Я, по-вашему, не знаком даже со школьной программой обучения, многоуважаемый доктор Горн?! — криво усмехнувшись, отреагировал омега.       — Нет, что вы! Простите, я некорректно выразился. Я имел в виду последние научные обоснования доказательной медицины. А школьная программа, сами понимаете, как правило, содержит весьма упрощённые и неточные данные…       — Доктор! Хватит тратить время на лишнюю, хоть и умную, болтовню, и просто скажите уже, что хотели.       — Да, вы правы. Так вот, для наглядности в объяснениях этого процесса метку часто сравнивают с прививкой, слышали, да? Да. А делают это потому, что определённая схожесть имеется: в обоих случаях речь идёт о небольших повреждениях кожного покрова и о введении в межклеточное пространство незначительного количества жидкости. В слюне содержатся фрагменты ДНК альфы, и они, попав в открытую ранку, будут распознаны иммунной системой омеги. Если альфа как половой партнёр не является генетически оптимально подходящей особью, то защитные механизмы омеги будут действовать по классике: в кратчайшие сроки уничтожат весь инородный биологический материал, а кожные покровы тут же запустят процесс регенерации. В противном же случае, если альфа окажется оптимально подходящим, то есть истинной парой, в силу вступят процессы, схожие с теми, что позволяют защитить эмбрион на ранних этапах беременности. Выражаясь без прикрас, будущий ребёнок в организме родителя по всем параметрам подпадает под такое понятие, как паразит, и чтобы маленький «гость» не был выкинут вон, иммунную систему необходимо подавить. К тому же самому приводит и факт генетической совместимости партнёров: организм омеги практически не оказывает сопротивления никакому из биологических веществ своего альфы, в связи с чем зачатие ребёнка у истинных пар происходит легко и без осложнений. Фактор метки в своей основе имеет огромное значение с точки зрения эволюционного отбора. Ведь если два идеально подходящих друг другу человека, способных произвести идеально здоровое и сильное потомство, соединились в пару, важно вывести их из зоны риска конфликтов, связанных с конкуренцией в размножении. Считается, что альфа инстинктивно стремится выбрать местом для метки шею или плечо омеги, так как эти участки для неё самые что ни на есть идеальные. Во-первых, всем видно, что омега уже занят; во-вторых, близость кровотока, лимфотока, головного и спинного мозга; в-третьих, в этом участке феромон омеги имеет особую концентрацию и, смешиваясь с ДНК альфы…       — Очень интересная лекция, доктор Горн, но не могли бы вы уже перейти к сути дела?! — не выдержал Камиль.       — Простите… что-то меня заносит сегодня. Ники, подойди, пожалуйста.       Мальчик бросил взгляд на папу и, дождавшись от того одобрительного кивка, приблизился к доктору.       — И вы тоже, Камиль, подойдите к нам, пожалуйста.       — Господин Райзен – для вас! — вновь возмутился фамильярностью старший омега.       — Да, простите. Ники… Николас, не бойся: я просто покажу твоему папе место укуса – хорошо? Итак, прошло уже более восьми часов с момента постановки метки. И что мы видим? Умеренный отёк, гиперемия кожных покровов в области поражения, следы от зубов, особенно от клыков, чётко очерчены и глубоко рельефны, а ранки подтекают сукровицей. Всё ещё подтекают – видите? Хрестоматийная картина очаговых аутоиммунных процессов, а проще говоря – не заживает толком. Его организм не сопротивляется, ясно? И пожалуйста, поверьте, ибо это мой основной медицинский профиль: ранки и далее будут плохо и долго затягиваться. И такое медленное восстановление тканей приведёт к образованию грубых рубцов. Так что мне, как врачу, не надо ждать целый месяц, по истечении коего уже совершенно любой человек сможет полюбоваться на идеальную цепочку порозовевших шрамов метки истинных.       Камиль закрыл воспалённые от недосыпа глаза и чуть покачнулся. Но тут же распахнул их вновь, почувствовав поддерживающую руку доктора у себя на пояснице. Дёрнулся в сторону, избавляясь от прикосновения, но кожа в этом месте почему-то продолжила гореть…       — Что ж, обоснование крепкое, доктор Горн, не поспоришь. Только я всё равно не намерен подпускать этого извращенца к своему сыну.       — Это с чего я вдруг извращенец-то, а?! — возмутился Алан.       — Не догадываешься, придурок?! Может быть с того, что ты к малолетке подкатил? Да ещё и пометил, хренов педофил!       — Ну конечно! — завёлся с пол-оборота Алан. — Думаешь, я только об этом и мечтал, да? О молоденьком, девственном мясце, да?! Я, я… думал – это ты! Думал, ты – мой омега, соображаешь?! Обрадовался до полусмерти: зрелый, немногим моложе тех, с кем я обычно сплю, – идеально!       — Ого! А поподробнее обо всех, с кем ты обычно спишь, рассказать не хочешь?! — взвился Камиль.       — Я не собираюсь врать или что-либо утаивать. И обязательно всё вам обоим расскажу, но только не сейчас, ладно? Всё, на чём я сейчас хотел заострить внимание, так это то, что именно ты, а не Ники, как раз того возраста, который я предпочитаю. Док, подтверди. А лучше было бы и того постарше. Я уже о ребёнке размечтаться успел! Сразу, мол, заделаем. А что теперь?! Я тебя спрашиваю: что теперь-то?! Когда у меня теперь будет ребёнок, если у меня омега – ребёнок?       — Мне тебя пожалеть, мудак?!       — Себя пожалей, идиот! Ты, я смотрю, главного не услышал! На тебе налип запах твоего неполовозрелого сына! Только потому, что вы живёте вместе, ты пропитался феромоном Ники. А своего у тебя уже нет! ноль! Это я тебе как гиперальфа говорю: ты совершенно прекратил пахнуть собой, и я в своей жизни такого ещё не встречал. Ни-ког-да!       — И что?! Плевать я хотел…       — Камиль, сколько вы уже принимаете подавители? — мертвенно-холодным тоном спросил Нейтон.       — Прекратите так ко мне…       — Сколько на подавителях, Камиль?! — грозно повторил доктор.       — С момента рождения Николаса.       — Что… четырнадцать лет? Да ты что – с ума сошёл?! Инструкцию к препарату читал?! — взревел Нейтон так, что даже стекло в единственном маленьком окошке завибрировало.       А у Алана от удивления глаза едва из орбит не вылезли: за тринадцать лет знакомства с доком он слышал от него такие децибелы впервые.       Камиль также остался далеко не равнодушным к подобному наезду – часто-часто заморгал, высоко приподнял внутренние уголки своих идеальных бровей и чуть распахнул влажные губы… В такой растерянности омега словно бы с десяток лет скинул, став почти неотличимо похож на Ники, столь же сокрушительно хрупким и убийственно трогательным. Доктор в момент растерял весь свой пыл, испытав острейшее желание заключить омегу в объятья, чтобы защитить от всего-всего на свете…       Но тут с Камилем произошла очередная метаморфоза: он резко нахмурился, будто от боли или дурного воспоминания, а его тело напряглось, словно изготавливаясь к схватке. Он вскинул на доктора глаза, в которых от нерешительности уж и след простыл, а взамен бушевало пламя негодования. Омега медленно двинулся на Нейтона, вынуждая того отступать, и зашипел змеёй:       — Давай, альфа! Давай поучи меня, как выживать в одиночку с малышом на руках! Ну? Что же ты замолчал?! Ты же наверняка лучше меня знаешь, как можно с лёгкостью отбиваться от похотливых самцов вдвое больше по габаритам тебя самого, да? И кстати, тебе наверняка будет любопытно с научной точки зрения, что даже тогда, когда вовсе перестаёшь источать феромон, это почему-то не избавляет полностью от домогательств. Но видимо, я сам виноват: если бы хотел по-настоящему, чтобы от меня отстали, – изуродовал бы себе лицо.       — Нет, что вы?! Я такого не говорил…       — Ты-то, доктор, не говорил. Однако представь себе, в моей жизни уже нашлось несколько таких советчиков!       — Папочка… — ужасаясь, тихо всхлипнул Ники.       Камиль тут же пожалел:       — Прости, солнышко! Всё это не для твоих ушей…       — Сколько бы я ни пытался представить, через что вам пришлось пройти, но уже не сумею ничего из этого исправить, — вкрадчиво, уже взяв себя в руки, проговорил Нейтон. — Тем не менее я смогу оказать вам профессиональную помощь теперь. Я заведую клиникой гендерных расстройств. Мы отлично подкованы в диагностике, лечении и реабилитации омег с различными заболеваниями любой степени сложности и запущенности. Сейчас я свяжусь со своим секретарём и попрошу подготовить для вас палату. Первые анализы возьмём уже сегодня…       — Стоп! — прервал его Камиль. — Спасибо, конечно, за заботу, но я не собираюсь ложиться в какую-либо клинику. Во-первых, у меня нет средств на подобные излишества… — Синхронные выкрики Алана «да я всё оплачу!» и Нейтона «финансы – не ваша забота!» прервали омегу, но он твёрдо продолжил: — Во-вторых, я должен оградить своего ребёнка от посягательств этого альфы. Так что я, пожалуй, лучше схожу сейчас в полицейский участок написать заявление и получить запретительный ордер на приближение этого…       — Нет, красавчик, — жутко безликим тоном прервал его Алан. — Это я сейчас схожу в участок и официально заявлю притязания на своего истинного омегу, нуждающегося в моей опеке в связи с тем, что его папе необходима безотлагательная медицинская помощь.       — Ты… — едва слышно произнёс Камиль, бледнея до синевы.       Голову словно бы плавно крутануло, в глазах потемнело, и он, вероятно, потерял бы сознание, но его вовремя поддержала крепкая рука доктора. Послышалось тревожное «эй-эй!», а щёки ощутили лёгкие похлопывания… освещение вернулось, и зрение снова сфокусировалось.       — Вы что такое оба вытворяете?! — гневно процедил Нейтон, убедившись, что омега миновал обморок. — Ты (указал он пальцем на Лэнда) угрожаешь омеге, что отберёшь у него единственное чадо, выношенное и рожденное им в муках, выращенное в трудах и лишениях! А ты (указал он теперь на Райзена) грозишься изолировать альфу от его истинной пары, которую он всю свою сознательную жизнь отчаянно ждал и искал! С тем же успехом можете взять ножи и поме́риться – кто кого! Но сперва, может быть, вы оба задумаетесь о самом Ники – каково ему будет потерять кого-либо из двух самых важных для него в жизни людей? А?!       — Ваши предложения, доктор, — устало спросил Камиль.       — У меня в клинике есть комнаты для родственников пациентов, так что я могу…       — Я Ники не отдам! Он будет жить со мной, и я о нём позабочусь, — безапелляционно возразил Алан.       — Ага, щас!       — Ты едешь в клинику, а Ники едет со мною домой – и это не обсуждается!       — Да пошёл ты!       — Оба заткнулись! — рявкнул доктор. — Алан! Выдохнул и посмотрел на меня! Отвечать на все вопросы честно, как есть! Почему ты пометил Ники, прекрасно осознавая, что он ещё подросток?       — Он попытался сбежать, и у меня от страха потерять его крышу снесло.       — Ты его целовал?       — Нет.       — Трогал как-нибудь?       — Ступни разминал, чтобы согреть. И обнял его со спины, когда мы легли спать.       — Ты испытываешь сексуальное влечение к нему?       — Я и сам этого боялся… но… нет. Сперва я полностью был сосредоточен только на мысли не упустить своего омегу и всё. А потом, когда я поставил ему метку… что-то во мне переменилось кардинально… не знаю, как описать. Просто я однозначно могу заявить, что всё, чего я теперь хочу, так это позаботиться о Ники, оградить его от всех опасностей и бед. Я жизнь за него готов положить… Камиль, прости меня за грубость и прочее, но поверь: я и пальцем его не трону! Я лучше себе руки отрежу, чем хоть чем-то ещё его напугаю или обижу.       — Полагаю, тут я могу встать на сторону Алана, — проговорил Нейтон. — Альфы не причиняют вреда своим истинным – таков закон природы. Постановка метки явно утихомирила Алана, сняв напряжение статуса пары, и теперь он, скорее всего, перешёл в режим покровительства.       — Ну-у, если вы так говорите, доктор, — ёрническим тоном отозвался Камиль, — то я, кажется, и вправду могу быть спокойным и отдать своего ребёнка этому впервые уведенному альфе. Ведь он, как истинный Николаса, скорее всего, вполне безвредно и безболезненно растлит его и…       — Я не собираюсь этого делать! — тут же перебил Алан. — То, о чём ты говоришь, Камиль, тоже вред моему омеге, да ещё какой! Я стану заботиться о нём и всё – понятно?! У Ники будет своя комната, куда я без стука и позволения никогда не войду. Даже внутренний замок на двери установлю.       — О, да ты что – целый замок?! Вот это да!       — Слушай, чего ты ещё хочешь от меня? Какие клятвы и заверения? Что и где мне подписать, Камиль?!       — Обалдеть! Да всё, что мне от тебя нужно, Алан, так чтобы ты вышел вон из моего жилья и оставил меня и моего ребёнка в покое!       — Этого не будет! — рыкнул альфа.       — Всё. Я устал. Я сутки на ногах, а у меня ещё и сына похитили. Господа альфы, покиньте помещение, или я вызываю полицию.       — Господин Райзен, я уже отослал сообщение о резервации за вами палаты. Собирайте необходимые вещи и документы. Николас поедет со своим альфой домой, а мы с вами поедем в мою клинику.       — Уму непостижимо…       — Камиль! Официальная статистика такова, что беспрерывное употребление гендерных подавителей в течение всего лишь пяти-шести лет приводит к тотальному сбою гормональных систем. Следствием этого становятся: бесплодие, целый спектр физиологических и психологических заболеваний и отклонений, появление кист и новообразований, в том числе и опухолей. И они могут быть сразу злокачественными.       — Вы… что… зачем вы меня…       — Больше всего я боюсь, что уже этим вечером по анализам могу выяснить, что вы больны… неизлечимо… Умоляю, Камиль, поехали в клинику.       — Прекратите! Вы пугаете моего ребёнка! Со мною всё в порядке и…       — Камиль, ты сегодня же отправляешься с доком на лечение. Пожалуйста, позволь альфам на сей раз позаботиться о вас обоих. Хочешь, я перед тобою на колени встану и буду лоб об пол расшибать?! Прошу! Ники нужен папа…       — Что вы несёте?! Перестаньте немедленно… Я никуда не поеду! Солнышко, иди ко мне! — на грани плача закричал омега.       И Ники подошёл с лихорадочно блестящими мокрыми глазами, схватил родителя за руку и нервно заговорил, захлёбываясь эмоциями:       — Папа, папочка, поезжай! Он хороший альфа – он мне ничего не сделает! Дом огромный, и комнат отдельных там полно. Он меня не тронет! Носки мои собственными руками стирал, представляешь?! И готовит вкусно – еды полный холодильник… Он всего лишь обнимал, причём только через одеяло… А укус почти не болит – он мне компресс холодный сделал и плакал! Извинялся и плакал, честное слово! Он меня не обидит – я абсолютно уверен, так что езжай! Ну пожалуйста, папа-а! Ты мне нужен! Папочка, вылечись! Как же я без тебя… пап?..       Содрогаясь всем телом и обливаясь слезами отчаянья, прижав к себе рыдающего сынишку, Камиль обернулся к Нейтону, бессознательно ища поддержки. Тот подошёл, обнял обоих омег за плечи и спокойно, но твёрдо произнёс:       — Всё будет хорошо, мальчики. Мы всё преодолеем, со всем справимся. Давайте, не время раскисать – надо собираться. Берите только самое необходимое…