***
Доктор закрыл за ними дверь на ключ, повернулся к Камилю – тот уже успел принять свою защитную позу, подтянув колени к груди и обхватив голени руками. Да, у омеги получалось казаться резким и отстранённым в присутствии других, но когда они с Нейтоном оставались наедине, от его воинствующего настроя не оставалось и следа. И более всего Камиля пугало то, что он ну вот ни капельки не желал давать отпор этому альфе, а скорее наоборот… ох, как же это всё непохоже на него – таким себя омега не знал вовсе. Док плавно, без резких движений подошёл к Камилю, аккуратно присел рядом и, едва притрагиваясь кончиками пальцев, стал поглаживать ближнюю к себе руку омеги: от выпирающих костяшек кисти скользил к запястью, проходился по наряжённой мышце к локтю, делал круг на предплечье и тем же путём спускался вниз, чтобы снова возобновить этот осторожный подъём. — Знаешь, Нейт, а ведь раньше было проще, — тихо заговорил омега, оттаявший от столь деликатной ласки. — Ужасно тяжело, опасно, порой невыносимо, но – проще. Я выработал чёткие правила: не верить посторонним, особенно альфам; не расслабляться при посторонних, особенно при альфах; не зависеть от посторонних, особенно от альф. Я неотступно соблюдал свои установки, и это никогда меня не подводило. Напротив, я раз за разом убеждался, что это лучшая из лучших стратегий выживания, при которой мне никто не мог указывать или решать что-либо за меня. Натерпевшись от тирании отца, который одним ударом мог бы лишить меня счастья – моего Ники, я желал самоличного, сознательного управления своим телом и душой. И я его получил, следуя своим правилам и… закидываясь подавителями. Теперь я понимаю, что контроль над своею жизнью был миражом и вскоре нас ждала бы катастрофа, но тем не менее… явились вы двое – альфы! – и перевернули всё! Ничего от прежней жизни мне не оставили. Ни-че-го! А ведь было столько борьбы, столько старания… Получается, что всё жертвы оказались напрасны! Пришли альфы и всё-всё порешали, да спасли несчастненьких омежек, как в сказке, чёрт её побери! — Камиль, остановись. Не стоит даже думать, что всё было даром и исчезло бесследно. Ведь в итоге теперь есть ты сам – сильный, смелый омега да ещё и прекрасный папа, вырастивший и воспитавший чудесного сынишку. Все невзгоды, с которыми пришлось столкнуться, ты обратил себе в пользу, закалив свой дух, словно булатный клинок. И это достижение никому не дано у тебя отобрать. — Ага, зато всё остальное отобрать – не вопрос! Моего Ники, мою орбиту, ось вращения… или как там в этой твоей астрономии, пришёл и забрал один альфа, а второй… — Угу, и что сделал второй альфа? — вкрадчиво спросил Нейтон и мягко потянул колени омеги на себя так, чтобы тот опустил их вниз и развернулся к нему лицом. — Превратил меня в тряпку! — чуть обиженно выдохнул омега, глядя альфе прямо в глаза. — Ой, нет-нет, волчок. Я всего лишь доктор, а не мифический алхимик, способный превращать кристаллическую решетку металла в сплетённые волокна ткани. — Не прибедняйся: тебе удалось обезоружить меня совершенно, а я и не пытался это пресечь. — Может, я – то самое пресловутое исключение из правил, а потому тебе и не хочется бороться? — убаюкивающе проговорил Нейтон, склоняясь ближе к Камилю. — Вирус в системе – вот кто ты. — Вероятно, ты почувствовал, что со мною сможешь позволить себе быть слабым, совершать ошибки, утратить бдительность, и всё это – безо всяких негативных последствий? — полушёпотом спросил док, и теперь их лица разделяли лишь считаные сантиметры. — Деградировал до такой степени, и всё из-за тебя… — Да, волчок, я тебя тоже люблю, — тихо, но отчётливо, почти в самые губы Камиля сказал альфа. — Вот зараза! — гневливо процедил омега, вцепился в волосы на затылке Нейта, жёстко фиксируя ему голову, и с силой вонзил зубы в нижнюю губу альфы. От боли у доктора даже перед глазами вспыхнуло, но никаких попыток высвободиться он не предпринял, а только тихо застонал. Камилю стало мало просто удерживать закушенной нежную плоть, он кровожадно поёрзал по ней зубами, выдавив из неподвижно застывшего альфы жалобный скулёж. Безропотное подчинение и отсутствие должного сопротивления неоправданной жестокости подействовали на Камиля отрезвляюще: омега плавно разжал челюсти и чувственно лизнул пострадавшую губу. Последовал ещё один стон, но уже полный удовольствия. А в следующую секунду Камиль забыл как дышать: его рот был полностью оккупирован и в нём теперь по-хозяйски заправлял язык Нейта. Такой же иллюзией контроля оказалась и хватка за волосы: альфа наклонял голову как хотел, руководствуясь лишь тем, чтобы сделать поцелуй ещё более глубоким и страстным. У омеги в мыслях пронеслось нечто вроде «ну и ладно», его пальцы расслабились, закопались в волосы Нейтона и, добравшись до самой кожи, стали ласково её массировать. Альфа снова заскулил, но уже отнюдь не жалобно.10
2 мая 2020 г. в 12:10
— Привет, папуль! Эй… что-то случилось?.. — с порога осёкся Ники, увидев Камиля явно расстроенным.
— Док, он опять на повышенных дозах? — поинтересовался Алан.
— Нет, по-прежнему линейно снижаем. Час назад виделись – всё хорошо было. Что-то произошло, волчок?
— Да ничего особенного, — досадливо повёл плечами омега и, помахав зажатым в руке мобильником, продолжил: — Всё, теперь я уже однозначно безработный. Моя бригада через две недели отправляется в соседний город, но, ясное дело, без меня.
— А какую функцию ты выполнял в своей бригаде? — полюбопытствовал Нейтон.
— Монтаж электрооборудования.
— Что, прям сам всё подключал?! — удивился док.
— Не-ет, — ёрническим тоном ответил Камиль, — я строил глазки альфам, и они всё делали за меня-а.
— Извини, — доктор поднял обе руки в жесте «сдаюсь», — вопрос прозвучал двусмысленно. На самом деле я хотел выразить своё восхищение. Сам-то я ничего сложнее замены сгоревшей лампочки сделать не могу, и люди, разбирающиеся в электричестве, для меня едва ли не волшебники.
— Ага, волшебники, вот только сказочке конец, — раздражённо процедил омега.
— Нашёл из-за чего убиваться! И работа эта тебе уже не нужна, — легкомысленно выдал Лэнд, но уже в следующую секунду понял, что ему хана – настолько тяжёлым, даже страшным был взгляд Камиля.
— Вот как у тебя всё просто выходит, богатенький сноб, — проговорил низким, угрожающе шелестящим голосом омега, отчего оба альфы неподвижно застыли, словно кролики перед удавом, и покрылись опасливыми мурашками. — Ну да, тебе ж не приходилось годами доказывать свою компетентность и терпеть унизительную жалость и снисходительность от больших и сильных самцов. Ох уж этот бедненький, смазливый, одинокий омеженька с ребёнком на руках! Мог бы, вообще-то, и поласковей быть, да посговорчивей, глядишь – и столько пахать, обучаясь всему на ходу, не приходилось бы, да?!
— Ками, прости, я…
— Да что ты знаешь обо мне?! Что ты знаешь о том, через что мне пришлось пройти, а?! Я родился в таком глухом городишке, где околосредневековые понятия и по сей день, небось, актуальны. Отец мой был человеком сложным и тяжёлым, а смерть папы окончательно его ожесточила… мне всего десять тогда было. Потом отец снова женился, но уже на бете, тихом и забитом. Такой, знаете, бесплатный слуга и подстилка. С родственниками я был незнаком (отец со всеми умудрился связи разорвать), так что меня даже предупредить было некому, некому позаботиться, когда меня в шестнадцать первая течка накрыла. Резко так, болезненно, неожиданно, на улице прям… я толком не понял как, не запомнил с кем… Прости, солнышко. Я это уже рассказывал, но уверен, что тебе неприятно, а может быть, и больно снова такое слушать, — отвлёкся омега на сына, который по привычке уже зарылся ему лицом в область живота.
— Нет, папочка, ты же ни в чём не виноват, — не поднимая головы, глухо возразил Ники.
— Знаю, что не виноват. Но мой отец считал иначе. Чего я только от него не услышал в свой адрес: шлюха! опозорил! ославил на всю округу! скоро все соседи узнают и в глаза тыкать будут! Кошмар наяву… В тот день, когда он убедился, что я ещё и забеременел, то разъярился до такой степени, что поставил перед фактом: или он меня изобьёт так, чтобы я скинул, или я должен уйти из дома навсегда. Я собрал небольшую сумку вещей, а отчим украдкой сунул мне жалкую сумму денег, которую он умудрился тайком скопить. И я ушёл из родного дома, а обратную дорогу туда сознательно забыл. Но я больше никогда не был одинок: у меня был Ники, сперва внутри меня, потом у меня в объятьях… Чудо просто, что он таким здоровеньким родился и вырос, ведь я столько нервничал, переутомлялся, переохлаждался, голодал… а молоко такое жидкое было, непитательное почти да ещё и пропадало постоянно… вспоминать… вспоминать страшно…
В красивой, дорогой и комфортабельной палате плакали все: кто-то навзрыд и в голос, кто-то молча, до боли стискивая зубы и кулаки. Камиль, всхлипывая, безуспешно вытирал вновь и вновь скатывающиеся слёзы с личика сына одной рукой, а второй перебирал его тугие кудряшки. Альфы, не сговариваясь, сгрудились над ними, поглаживая омег по спинам и плечам.
— Всё, волчок, всё. Вы с Ники больше не одни против всего мира.
— Да, Ками, прости меня! И позволь мне о тебе позаботиться, пожалуйста.
— У тебя уже есть истинный, вот о нём в первую очередь и заботься! А проблемы Камиля – мои проблемы, и я, уж представь себе, и без тебя с ними справлюсь.
— Подожди-ка, док! Ками – мой будущий молодой и прекрасный тесть, и на родственных началах я имею приоритет!
— Ха! А я вообще собираюсь позвать его замуж! И Ники усыновлю! Всё ещё хочешь поме́риться приоритетами?
— Да ты сперва хотя бы согласие у них обоих получи, многоуважаемый доктор Горн, а тогда уж и ме́риться не надо будет.
Альфы синхронно повернули головы и пытливо уставились на омег. Те сидели с удивлённо приоткрытыми ртами, обалдело моргали чуть припухшими от недавних слёз глазами и шмыгали покрасневшими носами.
— Пап, а в книжках и фильмах альфы охапками цветы таскают — ерунда всё это, да?
— Солнышко, глупо вестись на повязанные бантиком мёртвые, пусть пока и красивые растения. Сплошная показуха.
— А конфеты?
— Примитивный подкуп.
— А кольцо?
— А кольцо уже есть! — встрял Нейтон. — Два кольца. В смысле, пара колец.
— Что скажешь, пап?
— Скажу, что странный он: уже кольца купил, а ведь мы даже ещё и не целовались.
— Я не странный, а профессиональный! Это называется врачебная этика!
— Ага, расставил, значит, приоритеты…
— Нет-нет, волчок! Я тебе – всё что захочешь, и как захочешь, и где захочешь… выходи за меня, а?
— Ну-у, я подумаю.
— А ты, Ники! Можно я стану твоим отцом?
— Да!
— Солнышко, а подумать?
— Пап, ломающийся омега – это тоже сопливое клише.
— Согласен, но я всё-таки маленько поломаюсь, а то буду слишком уж идеальным, и таким образом получится, что он меня не заслуживает.
— Эм, ребят, вы не могли бы на сегодня завершить визит? — прозрачно намекнул доктор.
— Не-ет. А кто тогда будет на страже твоей профессиональной этики? Ты-то, смотрю, явно собрался попрать высокое звание врача и… — Лэнд наверняка сумел бы феерично закончить свою саркастическую тираду, но от ощущения пальчиков омежки, легко сжавшихся на его запястье, вмиг онемел.
Это был первый раз, когда Ники сам его трогал, даже держал! Кожа в месте прикосновения пылала, пульсировала и вроде как перестала ему принадлежать. Альфа полностью погрузился в переживание этих новых для себя чувств и эмоций, так что лишь краем уха услышал, как все прощаются, а потом словно сомнамбула поплёлся на выход, ведомый желанной «привязью».