Камиль слез со стремянки и снял поясную сумку с инструментами. Всё, на сегодня хватит – скоро Нейт должен вернуться с работы. А ещё у омеги уже заныли мышцы из-за нагрузки, от которой он успел отвыкнуть за время лежания в клинике.
Он прошёлся по комнате – условной гостиной, разминая затёкшие руки и вновь любуясь вещами, заполнявшими её. Антикварные шкафы, до отказа забитые книгами; навевающее уют плетёное кресло-качалка у небольшого камина; мягкий диван с резными подлокотниками, обтянутый тёмно-коричневой кожей; красивые вазы, статуэтки и множество разнокалиберных картин на стенах – всё это Камиль ещё не успел досконально рассмотреть за неполный месяц, что провёл в доме Нейта. Во-первых, супруг по два, а то и по три раза на неделе увозил его в клинику на регулярные анализы и процедуры. А во-вторых, омега и дня не сидел без дела.
То, что доктор совершенно ничего не понимает в электрике, отнюдь не было преувеличением или желанием польстить омеге. Нейтон купил этот старинный дом, так как с первого взгляда был буквально покорён его утонченностью и исторической наполненностью. Он потратил годы, чтобы облагородить комнаты подобающими вещами и мебелью, каждому предмету было найдено эстетически верное положение внутри этого одухотворённого здания. И альфа поистине отдыхал телом и душой, возвращаясь домой. Вот только раньше бывал он здесь нерегулярно, замещая работой личную жизнь, а если и задерживался, то проводил время за чтением или написанием научных статей. Работа в этих стенах всегда была продуктивной и увлекательной, так что доктор вспоминал об обеде или ужине уже под настойчивый аккомпанемент урчащего желудка. Тогда он отправлялся в небольшой семейный ресторанчик по соседству или заказывал еду с доставкой. Словом, типичный холостяк-интеллигент.
Но вот он привёл в дом долгожданного супруга, и тот спустя час профессионального осмотра безапелляционно заявил:
— Подключим морозильную камеру, запустим стиральную машинку, врубим микроволновку одновременно с эклектическим чайником – и проводка выгорит к чёртовой матери!
Камиль произвёл нужные расчёты, помотался с Нейтом по спецмагазинам, закупая всё, что может понадобиться, а теперь целыми днями наращивал в доме новые эклектические «жилы», «вены» и «сосуды». Первым делом он снабдил необходимой мощью «сердце», то есть кухню, и теперь оно бодро «билось», регулярно согреваемое готовкой омеги для самого себя и мужа.
Но предстояло ещё много работы, чему Камиль был несказанно рад. Вынужденное безделье в больничной палате угнетало его. Энергичный по своей природе, омега соскучился по делам, по ремеслу, и сейчас энтузиазм бил из него ключом. А ещё ему хотелось вложить душу в этом дом, породниться с ним. Хотя подобная обстановка была для омеги и в новинку, он быстро почувствовал себя весьма комфортно, отдав должное утончённому вкусу Нейтона и найдя его схожим со своим. Но более всего дом понравился Камилю своим «скелетом».
Поистине необычная планировка привела его в детский искрящийся восторг! Порой он ощущал себя мальчиком в волшебном замке, обнаруживая то маленькую кладовку, то узенький коридор, выводящий на балкон, то винтовую кованую лестницу, ведущую в погребок, то деревянную лесенку с резными балясинами, которая позволяла попасть в башенку-чердак.
А в комнате на втором этаже его и вовсе ожидало волнительное открытие. Потолок там с одной стороны имел острый скос крыши и упирался в невысокую боковую стенку, в которой омега разглядел маленькую дверцу. С замирающим от предвкушения сердцем Камиль отворил её, и его ожидания оправдались – за нею пряталось небольшое помещение. В нём было сухо и тепло, благодаря чему ни паркетный пол, ни оштукатуренные стены не пострадали от времени. Взрослому, особенно альфе, там будет тесновато, а вот малышу – в самый раз! Здесь будет его тайное местечко, уютный закуток, где он сможет играть, фантазировать, прятать свои детские сокровища. Стало сразу очевидным, где делать детскую…
Камиль в задумчивости остановился и неосознанно погладил свой плоский живот. Ребёнок. Ещё один ребёнок... Омега отчётливо помнил, как на своё тридцатилетие он смирился с тем фактом, что Ники будет его единственным ребёнком. И вот сейчас, накануне тридцати двух лет, он планирует детскую комнату для второго. Мысль о том, что он будет любить ещё кого-то, помимо уже имеющегося сына, была непривычной, даже чуть странной. И тем не менее от такого альфы, как Нейтон, от своего альфы малыша ему хотелось вне всяких сомнений!
Приглушенно хлопнула входная дверь – доктор Горн вернулся домой. Камиль огляделся по сторонам, проверяя, не забыл ли он чего из инструментов. Потом подошёл к большому зеркалу посмотреть на себя. Провёл растопыренными пальцами ото лба к затылку, как гребешком, укладывая тугие кудряшки посимпатичнее. Задумался, что давно таких длинных волос не носил, – уже до плеч отрасти успели. Подстричься или дальше отпускать? Вроде ему и так идёт – омега улыбнулся своему отражению. Джинсовый свободный комбинезон на лямках, под ним старая растянутая майка, ни грамма косметики, никакой укладки для волос, а всё равно он хорошенький! Очень привлекательный омега и безо всяких ухищрений и искусственных улучшений. Внешность, которая раньше только мешала, теперь радовала и дарила уверенность в себе.
В проёме двери показался силуэт Нейтона. Камиль обернулся, чтобы поприветствовать, но изумление помешало произнести ему хоть слово. Альфа был сам на себя не похож: практически не мигая, смотрел он на супруга почти чёрными широко распахнутыми глазами, хищно раздувая ноздри. Лицо с нечитаемыми эмоциями было выдвинуто максимально вперёд, насколько позволяла это сделать шея. Руки с напряжённо согнутыми пальцами выглядели так, словно альфа приготовился хватать и тащить…
Страх лизнул омегу ледяным языком вдоль всего позвоночника, но лишь на мгновенье. Его моментально вытеснило необъяснимое животное возбуждение. Ещё не осознав до конца, что конкретно происходит с Нейтом, Камиль на интуитивном уровне принял правила этой игры. Он, взволнованно задышав, так что грудь заходила ходуном, сделал опасливый шаг навстречу, словно не был до конца уверен в наличии тверди под ногами. Но даже окажись под его ступнями пропасть, упасть бы ему не дали – омега немедленно был пойман, вжат в горячее тело мужа, зашипел от жёстких пальцев, впившихся в него. Жаркое, ненасытное дыхание у его шеи окончательно расставило всё по своим местам.
— Мой запах вернулся? Я снова пахну, да?! Наконец-то мы с тобою на равных, любимый! Эй, ты хоть понимаешь, что я говорю? Ответить можешь?!
Но альфа признаков себя – образованного и воспитанного – не подавал. И без того окрыленный любовью к омеге, теперь ещё и учуяв его феромон, доктор Горн был буквально нокаутирован гормонами счастья и страсти. И это неприкрытое альфачество раззадорило и развеселило Камиля.
— Спасибо, что не стоя, — хихикая, прокомментировал он то, что его повалили на кожаный диван.
Омега изворачивался и посмеивался, когда Нейтон безуспешно пытался выскрести его из комбинезона. Не без труда отбившись от назойливых рук, он сам снял лямки, расстегнул пуговицы-болты по бокам и тут же спешно вцепился в спинку дивана – альфа рванул с него одежду за штанины что есть силы. Представив, как он позже будет описывать пришедшему в себя Нейтону его альфачьи выходки, Камиль до слёз зашёлся от смеха. Бельё на нём муж порвал – ну да и чёрт с ним! Навалился сверху и…
— Глупый альфа! Сам-то – одетый полностью! Да погоди ты, не ёрзай! Дай расстегну…
Омега не без основания опасался, что они оба могут не дотерпеть и просто так… но... вот сейчас… ближе и… да! Альфа сразу сорвался на быстрый темп и весьма жёсткие движения. Но омеге именно такой, дикий и необузданный, Нейтон сейчас и был нужен. Жаждая познать его животную составляющую, он неуёмно требовал:
— Ещё! Нейт, ещё! Сильнее!
Камиль выгибался, до ломоты в мышцах стискивая поясницу мужа ногами, стонал во весь голос и едва успевал отдёргивать шею от алчущих зубов. Вдруг ощущения стали острее – Нейтон явно увеличивался внутри него. Узел? Серьёзно?! Вне течки?! Да-а, альфу реально с феромонов развезло! Вот тут омеге стало страшновато. Нет, он, конечно, слышал о многодетных папочках, а также «жрецах любви», которые и вне течки отлично справлялись с узлами. Но он-то сам стал папочкой давным-давно и всего лишь одного ребёночка, а любовниками в основном были беты! Ох, как бы не хотелось такого финала – ему будет больно. Возможно, он даже травмируется, а пришедший в себя Нейт станет виниться, поносить самого себя последними словами, устроит супругу медосмотр и лечение прямо на этом диване… романтика как она есть. Но даже этим тревожным мыслям не дано было остановить нарастающее удовольствие Камиля, тем более что набухающий узел всё сильнее и неотвратимее проходился по простате. Омега, вцепившись до побелевших костяшек в лацканы пиджака доктора, завыл на одной ноте, прогнулся дугой и умопомрачительно ярко кончил. Комнату перед глазами мягко крутануло, вены заполнила чистая эйфория. Камиль как сквозь вату услышал громогласное оргазмическое «а-а-ах!» супруга, успел на это вяло подумать: «Ну всё – щас хана мне будет» и… Нейтон резко двинулся назад, не допуская сцепки. Омега облегчённо выдохнул, блаженно прикрыв глаза. Как хорошо, что в альфах на уровне подкорки прописана установка не наносить вред своим истинным!
Док приподнялся на локтях и тряхнул головой. Ему было невыносимо жарко – пот струился по вискам, рубашка прилипла к спине. Ничего пока не соображая, проморгался и уставился на мужа под собой – на его раскрасневшиеся щёки, прилипшие ко лбу чёрные кудряшки, довольную расслабленную улыбку. Он потянулся к этим губам, мягко поцеловал. Запах мяты и спелых вишен – свежесть и сладость с кислинкой, проникнув с помощью органа обоняния внутрь, прошили его по всем нервным волокнам.
— Волчонок, мой волчонок, ты пахнешь. Как же ты пахнешь, мой милый, — словно пьяный пробормотал Нейтон.
— Да, я уже догадался по кое-каким признакам, доктор Горн, — с весёлой язвительностью отозвался Камиль.
***
— Да сдвинул ты диван, сдвинул! Вместе со мной! Тянул со всей дури за несчастный комбез! Хорошо, я сообразил за спинку схватиться, а то ты меня, ей-богу, по полу на заднице бы протащил!
— С ума сойти! Прости, волчок, я вообще не в себе был. Отчётливо помню только, как входную дверь закрыл, разулся и... всё – накрыло! Шёл к тебе, как говорится, не по видимости, а по приборам. Урывками сейчас уже начинает всплывать в памяти… Горячо отожгли, м-м?!
— О да-а! А ещё у тебя узел набух…
— Что?! Я же не…
— Спокойно! Нормально – выдыхай! Ты вовремя на автопилоте вытащил, так что я целёхонький.
— Фуф… хорошо, что так. А то я, знаешь ли, неоднократно уже лечил бедняжек-омег и даже бет после того, как им не повезло нарваться на альф с гормональными сбоями.
— Всё-всё, давай не будем об этом сейчас. Я тоже успел испугаться, но то, что мы пара, явно нас и спасло. Ты, даже будучи таким невменяемым, не сделал мне ничего плохого… И я теперь, кажется, окончательно простил Алана, да и вообще расслабился на его счёт. Вы, альфы, и правда можете полностью потерять над собой осознанный контроль, но и тогда не вредите своей паре. Что скажешь – разве это не инстинкт?
— Нет, это работа более древних структур мозга, ещё в шутку говорят «думать мозжечком». Базовые витальные функции.
— Как скажете, доктор. Главное, что работает.
— Блин, у тебя вся шея красная.
— Да, ты мне всё норовил метку поставить. Но я, сам понимаешь, предпочёл отсрочить это до течки.
— Это ты молодец, а то было бы излишне больно. Прости, что я так… но ты пахнешь настолько изумительно…
— Прекращай уже извиняться! Сильно пахну?
— Нет, пока не на полную мощь, но мне и этого хватило. Пойдём в душ?
— Неси в душ! У меня болит всё, — пожаловался Камиль и рассмеялся.
***
— Нет, отец! Извини, но нет. И вообще – мы это уже обсуждали. Не понимаю, почему этот вопрос снова поднимается? — Алан сдерживал раздражение, выключая компьютер и всем своим видом демонстрируя, что спешит покинуть рабочее место.
— Сын! Альфа обязан стремиться к большему, быть завоевателем…
— Какой конкретно альфа?! Кому и чем обязан? В любом случае передай от меня этому несчастному гипотетическому альфе, что я могу ему только посочувствовать, – в отличие от него мои приоритеты куда как приятнее и душевнее будут. Я работу работаю со всей возможной отдачей, но только в строго определённое для этого время. А выходные, как я уже тебе ранее и говорил, принадлежат моей семье, моему омеге. Всё! Больше тут говорить не о чем!
— Но у наших партнёров нашлось время только в эту субботу!
— Значит, у наших партнёров нет личной жизни. А у меня она теперь есть!
— Но я уже договорился…
— А зачем ты это сделал, отец?! Я же предупреждал, что своих планов по твоей указке не изменю!
— Так... И что делать-то теперь?..
— А что хочешь! Вот и будет тебе наука – сам кашу заварил.
— Алан, послушай. Как деловой человек ты имеешь огромный потенциал. И теперь, обретя своего истинного, ты наконец-то сможешь полностью его раскрыть. Завтрашняя встреча станет основой для весьма перспективной сделки – зачем же отказываться?! Это того сто́ит.
— Да ни черта это не сто́ит! Я до двадцати девяти лет только и занимался тем, что раскрывал свой деловой потенциал, лишь бы лишний раз не замечать, какая пустая и одинокая у меня жизнь. В том-то и разница, отец, что ты свою пару обрёл ещё на первом курсе университета и привык воспринимать своего омегу как данность. Поэтому тебе кажется, что можно отодвинуть семью в сторонку, если того требуют дела.
— Ты преувеличиваешь…
— Ой ли?! Когда в последний раз вы с папой ходили куда-то вдвоём для собственного развлечения, а не деловых переговоров ради? Когда в последний раз были в лесу? Ведь вы же обожали раньше походы! Мы были счастливы тогда – всей семьёй. А что теперь? Стали богаче? Так мы и не были бедными. На том свете тратить деньги будем?! Мы с Эмилем выросли не разгильдяями и наследие семьи не профукаем. Нужные вложения я сделал, подстраховался, усердно работаю, а в остальном – я хочу жить, отец! Не существовать, как раньше, а жить и радоваться каждому дню со своим долгожданным омегой. Всё! Я поехал домой и тебе то же самое советую сделать. Поцелуй папу от меня. И от самого себя тоже поцелуй, но по-другому, сам понимаешь.
— Поучи меня ещё!.. Передавай Николасу привет. Приезжайте в следующее воскресенье к нам на ужин.
— Хорошо, — ответил Алан и, обняв отца на прощанье, поспешил на парковку.
Доро́гой он размышлял, как они с Ники проведут выходные. Поехать куда-нибудь для увеселительного и культурного досуга? Или к Камилю с доком в гости? Повозиться вместе в саду? Ну, или снова в лес… Пусть омежка решает, что они будут делать, но лично ему больше всего хотелось в лес.
Они исходили его вдоль и поперёк, запомнив уже все хоть чем-то приметные местечки, и по ощущениям буквально сроднились с ним. Всякий раз под сенью величественных деревьев их ждало умиротворение и чувство гармонии с этой почвой, с этой листвой, с самими собой и между собой. И каждый раз Ники, будто соблюдая некий личный ритуал, сам целовал его: тянулся, стоя на цыпочках, или забирался альфе на колени, обвивал его шею руками и трогательно-нежно касался губами его губ. Ощутив мгновенный отклик своего альфы, быстро распалялся, отчего поцелуй сразу утрачивал какую-либо невинность.
Единственное, что в начале настораживало Алана, это тень отчаянья и лёгкая истеричность, которые сопровождали порывы омежки к поцелуям. Страх, пережитый парнишкой в этом лесу, не желал так легко выпускать его из своих склизких лап, но пара настойчиво возвращалась сюда в любую погоду и даже несколько раз ночью. Алан обучал – Ники всё впитывал, набирался опыта. Когда он стал безошибочно ориентироваться на местности, вся горечь переживаний из поцелуя ушла – осталось чистое удовольствие.
То, что Ники явно нравилось целоваться, сделало жизнь альфы ещё более радостной. Немного погодя он решился выпрашивать эту ласку и дома. И ему не отказывали! Омежка мог чуть смутиться, покраснеть, спрятать взгляд под опущенными ресницами, но всё равно всегда согласно кивал и подставлял губки…
Алан привычно припарковал машину во дворе, заглушил мотор и спешным шагом направился в дом. Он уже успел представить себе, как сейчас зайдёт на кухню, где наверняка и найдёт омежку, хлопочущего над ужином; как улыбнётся ему, говоря «Привет!», а следом шепча «Можно?», и, получив в ответ привычный знак согласия, подхватит своего красивого мальчика, усадит на столешницу, притиснется вплотную. Несильно сжав его ноги меж своих, прильнёт к любимым устам… Ники запа́хнет ярче, сочнее, и тогда можно уже будет проникнуть в его ротик языком, похозяйничать в нём, вызвать тихий стон…
Уже на взводе альфа зашёл на кухню и… Ники там не оказалось. Но он был в доме однозначно, видимо, на втором этаже – обоняние в этом плане никогда не подводило. Алан поднялся по лестнице и сразу направился в комнату омежки, тем более что дверь в неё была приоткрыта. Ему навстречу с приветственным лаем подскочила Тая, а Ники остался сидеть на кровати, только голову в его сторону повернул.
Альфа сразу встревожился – на лице парнишки читались неуверенность, смятение и… вина? Ники заметался взглядом, нервно закусил губу, и у Лэнда застучало в висках от прилива адреналина. Что же произошло?! Алан незаметно принюхался – никаких посторонних феромонов, даже соседским мальчишкой ничуть не пахнет. Но почему его омежка сейчас такой?!
— Привет, солнышко! Что-то случилось?
Ники так ничего и не ответил, вместо этого сделал движение головой, указывая на свою кровать. Ничего не понимая и пребывая на грани паники, хозяин дома на ватных ногах подошёл ближе. Уже у самой кровати увидел за спиною омежки какой-то небольшой свёрток неравномерного рыжего цвета. Альфа поморгал, туго соображая от стресса, что конкретно он видит перед собой, но потом его взгляд зацепился за острое ушко, характерное для…
— Котёнок?!
— Можно мы его оставим? — тут же прозвучала жалостливая просьба.
В раз обессилев, Алан уселся на пол, ткнулся лбом в коленки Ники и шумно выдохнул от облегчения.
— Как же ты меня напугал, солнышко! Запомни, пожалуйста: кошечки, собачки, хомячки, птички, рыбки, змейки, хоть летучие мыши – кого угодно и сколько угодно! Заводи и разводи, как тебе хочется, – я всегда буду не против. Договорились?!
— Правда?! Кого захочу?
— Правда и кого захочешь. Я тоже животинку люблю, и в детстве у меня много кого было. А когда вырос, другие заботы стали одолевать – сам понимаешь. Ты можешь заселить этот дом всеми, кем захочешь, – он ведь твой. И я твой. Можно мне поцелуй?
Ники радостно взвизгнул и навалился на альфу, силясь уложить того на лопатки. Алан, подыгрывая, распластался на полу и был тут же осёдлан дерзким юнцом. Почувствовав, как крепко его бока сжаты коленями и ногами омежки, альфа сбился с дыхания. Мягкие ладошки обхватили его лицо, слух уловил полное тепла «спасибо!», и его губы наконец-то попали в самый желанный им плен на свете. Утопающим в неге сознанием Алан, однако, успел отметить, что его солнышко пахнет уже почти по-взрослому.
