Один на миллиард

      — Тигрик? — удивлённо переспросил Камиль.       — Ага, — радостно подтвердил Ники.       — Но ты же сказал, что он рыжий.       — Огненно-рыжий, да.       — Тогда почему не Рыжик, например?       — Так ведь более тёмные полосочки и пятнышки есть, почти как у тигра!       — А, всё – логику я уловил.       — Тебе бы на зоолога пойти, малыш, — заметил Нейтон. — Или же ты больше к ботанике тяготеешь?       — Не знаю, — пожал плечами омежка. — Пока мы с папой с места на место переезжали, я, если честно, по некоторым школьным предметам отстал и наверстать их полноценно ещё не получается. Биология хромает больше всех, хотя она мне и нравится.       — О, я её тоже обожал, — заулыбался доктор. — Ты спрашивай, что непонятно, – я и разъяснить многое могу и книжки посоветовать.       — Ну-у… вот у меня в голове совсем не укладывается, почему я – омега, Лори – бета, а ты – альфа? И при этом Тая – девочка, в смысле самка, а Тигрик – мальчик, в смысле самец.       — А, типы размножения организмов, выходит, прогулял? Тогда уж давай для начала определимся, какие они ещё бывают. М-м?       — Э-э…       — Ну, ты только что назвал виды полового размножения, так что…       — А! Бесполое, спорами, а ещё деление бывает простое и… непростое какое-то…       — Множественное деление, а также почкование, фрагментация – и всё это разновидности вегетативного воспроизводства. Половое размножение тоже бывает разным – как минимум ты должен был слышать о партеногенезе. Но то, о котором ты сказал, является наиболее распространенной формой процесса и носит название оогамия: одна большущая и неподвижная гамета, яйцеклетка, оплодотворяется другой – мелким и подвижным сперматозоидом. Не запутался?       — Не-а, пока всё понятно.       — Отлично. Тогда ответь, как ты думаешь, почему вообще в природе так много различных типов репродукции?       — М-м, ну, планета большая, и условия обитания везде разнятся – отлично сработавший план в одном месте в другом может полностью провалиться.       — Да-да, и все вымрут. Разные варианты окружающей среды диктуют разные стратегии. Кроме того, условия могут резко измениться в течение одного только цикла жизни вида, а значит, оптимально было бы иметь определённую гибкость и способность к адаптации. А такой апгрейд способно дать только объединение геномов с его последующим комбинативным типом генетической изменчивости. Улавливаешь?       — Вроде да.       — Хорошо. Вернёмся к твоему вопросу. Как ты верно заметил, большинство из высших животных относятся к диплоидным, то есть к паре мужская и женская особи. Человечество в начале своего культурологического и интеллектуального становления было глубоко погружено в животный мир, так как занималось активным разведением и селекцией, пребывало в окружении лесов и джунглей. Наблюдая самцов и самок среди животного мира, мы, люди, закрепляли и передавали свои знания с помощью придуманных нами же слов – вот так и закрепились в человеческой речи мужской, женский и средний род. По всему выходит, что и мы, как высшие приматы, должны быть двуполыми. И если уж говорить начистоту, то в какой-то мере мы такими и были, но в очень-очень отдалённые времена, ещё до становления нас как вида.        — Серьёзно?!       — Да, все антропологи сошлись в этом мнении. Но в том-то и дело, что эволюция гоминид – это не один длинный ствол, простирающийся на миллионы лет назад, а целая крона древа с огромным количеством ветвей. Эти ветви могли развиваться независимо друг от друга – при этом одна могла зачахнуть, а вторая продолжить развитие. Они могли кратко пересечься, обменявшись генами, и навеки разойтись по разным сторонам. Но могли и схлестнуться за место под солнцем не на жизнь, а на смерть. Вот, к примеру, ты ведь слышал о неандертальцах? Судя по тому, что их гены можно обнаружить у современного человека, наши предки с ними спаривались. Но, видимо, бедняги заинтересовали нас больше в гастрономическом плане, если они исчезли с лица земли.       — Что?! Мы их съели?!       — А чего добру пропадать?!       — Фу… такими быть!       — Ну, этого уже не переиграешь. Тут главная мысль какая – было множество различных течений и вариантов развития будущего человечества. Все пытались приспособиться, выжить, а ещё лучше – доминировать. Условия были объективно тяжёлыми, и физически слабым и незащищённым самкам явно приходилось туго. Так что нет ничего удивительного в том, что природа пошла и таким путём, где все особи в популяции будут крепкими, как самцы. Стали появляться гермафродиты с ярко выраженными мужскими признаками, но внутренне сохраняющие функции женского организма. Скорее всего на первых этапах наши далёкие предки ещё сохраняли способность спариваться с самками из параллельно развивающихся эволюционных ветвей, но постепенно она утратилась, ведь органы половой системы претерпели значительные изменения, как внешние, так и внутренние. Так у прото-омеги хоть и сохранились все части мужских гениталий, однако способность к осеменению с их помощью полностью исчезла. Присущее женскому полу влагалище было преобразовано в орган, схожий с так называемой клоакой – да, неприятное словечко, так что его в подобном контексте разве что в профессиональных публикациях только и встретишь. Но это важно отметить, ведь именно на подобные изменения у прото-омег вынужденно среагировала физиология прото-альф, развив у них такую анатомическую особенность, как узел, дабы повысить шансы на зачатие в момент вызревания яйцеклетки, сопровождающееся течкой… Сынок, ты весь красный сидишь. Может, хватит на сегодня?       — Нет-нет! Я, конечно, немного смущаюсь – не без того, но это всё равно очень интересно. А как же беты?       — Поначалу все эти мутации были весьма неустойчивыми, а поэтому возникало много корреляций. А проще говоря, некоторые особи рождались полностью стерильными – мужские гениталии уже не способны к осеменению, но и матка почти не развивалась и, следовательно, не была приспособлена к вынашиванию. И казалось бы, такой признак точно не должен был закрепляться, ведь таким образом наши предки проигрывали в численности репродуктивного потомства их диплоидным соседям. Как полагаешь, что тогда произошло? Я тебе немного подскажу, уточнив, что именно благодаря прото-бетам мы выжили и развились как вид.       — Хм, в учебнике сказано: беты и по сей день выступают в качестве регулятора популяционной нагрузки, так что… этим они нас и спасли, видать, тем, что не размножались. Голодные годы?       — Умница! Именно так. Климатический сдвиг, резкое похолодание, и львиная доля кормовой базы повымерзла. Многочисленное потомство двуполых само для себя составило излишне агрессивную конкуренцию, что и привело к его массовому вымиранию. А наши предки сумели притормозить этот процесс с куда как меньшими потерями. Тем самым им удалось занять доминирующую позицию, а потом и перейти к более радикальным действиям по отношению к конкурентам…       — Что – опять всех слопали?!       — Уж как водится. После условия проживания смягчились и настал период, когда не только можно, но и нужно было спешно воспроизводиться. Именно к этому времени антропологи относят возникновение дифференциации по принципу оптимально подходящих друг другу половых партнёров, а по литературному – истинных пар. Природа учла свои предыдущие ошибки и теперь желала получить не просто много потомства, а много качественного потомства. Феромоны стали максимально информативными в плане генотипа особи. Альфы, как основные охотники, обладали более острым нюхом и быстро определяли, кому из омег они максимально подходят. Желание закрепить своё право на потомство от своей пары привело к выработке рефлекса постановки метки… ну, дальше я уже рассказывал. Как тебе – понятнее стало?       — Да! Только теперь мне уже не только ботаником и зоологом захотелось стать, но ещё и антропологом.       — Дерзай, малыш! Пойду тебе книги нужные поищу.       — Эй! Пс, господин лектор, — полушёпотом позвал Камиль.       — Что, любимый? — так же тихо отозвался Нейтон.       — Я… ну… толком не знаю, как сказать Ники о том, что мне нужно забеременеть.       — Давай я с ним поговорю как врач и всё такое, — предложил Нейтон и, дождавшись кивка в знак согласия, громко позвал: — Солнышко!       — М-м?!       — Хочешь братика?       — Да!       — Отлично. Мы в первую же течку попытаемся его зачать.       — Клёво!       — Вот, я всё уладил, — сказал доктор прифигевшему Камилю. — Обращайся, если ещё что понадобится, волчок. О, точно! Знаешь, Ники, почему я так зову твоего папу?! На самом деле я подразумеваю, что он волчица! Есть множество историй, описывающих, как отчаянно волчицы защищают своих детёнышей, выступая даже против значительно превышающих её по силе и размерам зверей. Вот именно таким я его в первый раз и увидел, когда он отвешивал люлей твоему альфе. Бесстрашный и беспощадный волчок! Красотища!       — Ну, хоть и я теперь буду знать, кому и чему обязан за прозвище, — фыркнул тем не менее польщённый Камиль.