Вадим

Чья-то сильная рука рывком сбросила меня с кровати, я кувырком полетел на пол, ударился головой об угол стола так, что из глаз посыпались искры, плохо соображая спросонья что делаю, поспешно отполз на коленках в угол и замер там, согнувшись, все еще не понимая, что происходит. — Ты что, петушара, вола водил здесь весь вечер, а? — услышал я сверху писклявый голосок толстяка. — Честных пацанов законтачить решил, петушара? Я увидел, как он замахнулся ногой и едва успел зажмуриться, когда моя голова отлетела в сторону от его сильного удара и стукнулась о бетонную стену. В ушах у меня зашумело, я почувствовал, как по лицу потекла струйка крови, приподнял руку, чтобы пощупать место удара, и тут же получил новый удар ногой в открывшийся живот, от которого, меня скрутило от резкой боли, и  снова оказался на четвереньках. — Буба, че за дела? — раздался откуда-то справа сонный, ленивый голос Гвоздя. — Опять беспредельничать вздумал? — Ээ… дай спать, да? — поддержал Малхаз, с еще более сильным акцентом, чем вчера. — Бля, да вы гляньте, кого вы вчера за стол посадили! — взвигнул Буба. — Я вам сразу говорил, что он супчик, а вы уши бля развесили, что он вам тут напел. Будете теперь отвечать, как вы чуму за свой стол посадили! Я скорчился на полу, боясь подняться на ноги и испуганно смотрел на его жирное, покрасневшее от злости лицо снизу вверх, пытаясь понять, что все-таки произошло. — Не кипиши, Буба, — велел Гвоздь, усаживаясь на кровати, спуская вниз ноги и растирая ладонями опухшее от сна лицо. —  Давай, разложи по делу, что за вопрос. — Вот смотри, — Буба протянул ему руку, в которой держал что-то, я не рассмотрел, что именно. — Молчан коня подогнал с утра пораньше. Не мог вчера намекнуть, паскуда. Гвоздь взял то, что ему протягивал толстяк, и я увидел, что это телефон. Еще до того, как он нажал на кнопку, я почему-то уже знал, что он там увидит. Я похолодел от ужаса и слезы хлынули из глаз. Гвоздь включил телефон, и из него донесся звук моего собственного плача и жалобные мольбы. Скорчив брезгливую гримасу, он повернул телефон к Малхазу, и мне тоже стало видно, что происходит на экране. Двое мелких пацанов держат под локти рыдающего тощего мальчишку со спутанными у щиколоток штанами, который отчаянно извивается у них в руках, жалобно умоляя сквозь слезы отпустить его. Он корчится, стискивая тонкие бедра, между которыми беспомощно мечется бледный сморщенный членик. Один из мелких выпускает локоть своей жертвы и, расстегнув ширинку, начинается мочиться на него. Тонкая струйка, от которой поднимается еле заметный прозрачный пар, ударяется в живот мальчика, разбрызгивая сверкающие капли. Моча стекает вниз по его бедрам, течет по члену, почему-то немного оттопырившемуся вперед и раскачивающемуся из стороны в сторону. Мальчик, отчаянно рыдая, падает на колени, прямо лужу под ногами, и моча льется теперь сверху на его светлую макушку. — Это ты, — спросил меня Гвоздь, поворачивая ко мне экран. — Или твой брат-близнец? Я кивнул, затравленно глядя на него и сдерживая рвущиеся наружу рыдания. — Почему же ты не предупредил, что ты опущенный человек? — спросил он почти миролюбиво, как будто бы в самом деле надеялся услышать от меня какое-то оправдание. — Я… не знал, — с трудом выдавил я прерывающимся голосом. Губы не слушались меня, кривились и дрожали от плача. — Бля, «не знал», — заорал Буба. — Прикиньте, он типа без сознания был! Он снова размахнулся и пнул меня ногой в бок, так сильно, что мне показалось, что там внутри что-то разорвалось. Я жалобно заскулил и попытался отползти подальше в угол, но он схватил меня за шиворот и швырнул грудью на стол. Навалившись на меня сверху, он больно надавил коленом на шею, прижав меня лицом к столу и начал стаскивать с меня комбинезон, с треском разрывая ткань. Перед моим сплющенным между столом и бубиным коленом лицом замаячил волосатый лобок, и толстый начавший раздуваться член опутанный синими выпуклыми жилами. Чья-то ладонь обхватила член рукой и медленно оттянула назад кожу, обнажив темно-лиловую головку, туго перетянутую розовой уздечкой, делящей ее на две вздутых половины, и провела ею по моим губам. — Открывай давай, скворешник! — раздался сверху нетерпеливый голос Малхаза. Я послушно раздвинул зубы и замер, всхлипывая, с приоткрытым ртом. Буба тем временем стащил с меня комбинезон и пристроился сзади. Он заставил меня широко расставить ноги в стороны и раздвинул мои ягодицы, больно впившись в них пальцами. Почувствовав прохладное движение воздуха на своей беззащитной попе, я сжался и задрожал. — Шире, бля! — портребовал Малхаз и залепил мне сильную оплеуху. Слезы брызнули у меня из глаз, я тоненько вскрикнул и поспешно раскрыл рот так широко, как только мог, и Малхаз просунул внутрь свой мягкий еще хуй, заполнив меня своей горячей, набухающей плотью. Я поперхнулся, с трудом справившись со спазмом в горле и стал часто дышать через нос. — Яйца тоже возьми! — велел Малхаз и стал растягивать мои челюсти и щеки руками еще шире, чтобы запихннуть между ними свои крупные яйца, от которых пахло мочой и потом. Курчавые волосы щекотали мои губы и щеки, мокрые от слез, я вздрагивал от спазмов, сдавливающих мое горло, изо всех сил сдерживая тошноту, поднимающуюся из желудка. — Соси хорошо, бля, петушок! — бормотал Малхаз. — Нахуй мне твой рот нужен, если ты сосать не можешь! Я стал чмокать и двигать губами, лаская ими его член и яйца, втягивая их в рот, и выпуская обратно. Малхаз блаженно застонал. Буба сзади плюнул мне между ягодиц, смочив анус и, всцепившись своими толстыми пальцами мне в задницу, так, что на ней остались лиловые кровоподтеки, с размаху равнул на себя, насадив меня на свой  возбужденный член. Я громко заорал от боли, но изо рта, заполненного членом Малхаза раздалось только несчастное жалобное мычание, и забился под его коленом. Малхаз сильно ударил меня кулаком в скулу: — Не кукарекай, петушок, бля! — я заскулил от боли. — У него тут дырища, как аэродром, бля! — разочарованно протянул Буба, ритмично хлопая своим лобком о мои ягодицы. — Как будто коня ебешь, бля! Мне, почему-то, как это ни странно в моем положении беспокоиться о таких вещах, стало ужасно обидно от такого сравнения, я заплакал сильнее, и на секунду перестал чмокать сведенными судорогой губами вокруг члена Малхаза и, кажется случайно чиркнул по нему зубом. — Кусаться, бля, черт?! — заорал Малхаз, и снова наотмашь ударил меня кулаком, впечатывая мое лицо в стол, так сильно, что у меня в глазах потемнело. — А ну, Гвоздь, дай сюда кость! Он вынул член из моего рта и, сильно сжав скулы пальцами с двух сторон, заставил задрать голову, так что мое залитое слезами лицо повернулось кверху. Буба продолжал прижимать ладонью мою поясницу, и мне было очень больно в таком положении, позвоночник сильно выгнулся, и в шее что-то хрустнуло. Я жалобно скулил и извивался, пытаясь высвободиться. Малхаз, не обращая внимания на мои крики, приставил мне ко рту протянутую ему Гвоздем костяшку домино и просунул ее между губ. — Сейчас сделаем правильую сосочку! — объявил он, и прежде, чем я успел понять, что он собирается сделать, сильно ударил по костяшке кулаком. Мой рот сразу же наполнился соленой кровью, и я почувствовал как мои губы и язык царапаются об острые осколки зубов. Я громко завопил от боли, и Малхаз снова всунул член в мой раскрытый рот. — О-о-о, другое дело, — объявил он,  удовлетворенно закатывая глаза, и начал сильно ритмично двигать тазом, насаживая мой израненный беззубый рот на член. Я рыдал и давился, чувствуя, как обломки зубов, случайно проглоченные мной, царапают в горле. Кровь, перемешанная со слюной пенилась на губах. — У тебя просто хуй маленький, — усмехнулся Гвоздь в ответ Бубе. — Ну-ка, дай я. Отпихнув его в сторону, он схватил меня за бедра, приподняв над столом, с размаху насадил на свой стояк, и начал дергать взад и вперед. Я вскрикивал при каждом движении, когда его толстый член врезался в меня, казалось, все глубже и глубже. Малхаз громко заорал и начал кончать мне в рот, заполняя его липкой горьковатой спермой с неприятным запахом. Меня затошнило, но он крепко вдавил мое лицо в лобок, не давая шевельнуться, и мне не оставалось ничего другого, как поспешно заглатывать его сперму с собственной блевотиной, чтобы не захлебнутъся. — Бля, тут реально дуплище! — объявил Гвоздь, продолжая ритмично вгонять член в мою задницу, которую он растягивал руками в стороны так сильно, что мне казалось, что она вот-вот разорвется на две половинки. — Ну-ка, Буба, дай сюда хозяйку. Если бы я понял, что он имеет в виду, то, наверное, просто умер бы от ужаса. Но тогда я не знал, что значит «хозяйка», и понял это только тогда, когда почувствовал, как член Гводя высвободился из моего зада, и вместо него в кровоточащий воспаленный анус уперлась твердая деревянная ручка швабры. Я заорал от ужаса и забился в их руках, но Буба крепко прижимал меня к столу, а Малхаз схватил обеими руками за голову и втиснул лицом в свой вонючий забрызганный спермой лобок, чтобы заглушить мои отчаянные вопли. Разорвав мышцы сфинктера, деревяшка ворвалась внутрь меня, растягивая и сминая внутренности, заполняя меня изнутри невыносимой, раздирающей болью. Я орал, срывая голос и захлебываясь слезами, мне казалось, что палка, на которую меня насадили, как поросенка на вертел, раздирает меня изнутри, я чувствовал, как она ворочается и дергается там, доставляя мне невыносимую боль при каждом движении. Мои спина и ноги, залитые кровью, спазматически дергались от судорог, которые то и дело сдавливали все мое тело, окатывая меня дополнительными волнами боли. Я не помнил уже ни кто я такой, ни где нахожусь, во мне ничего не осталось, ни страха, ни отчаяния, ни мыслей, ни воспоминаний, ничего, кроме боли. Я превратился в орущий и рыдающий кусок мяса, растянутый на столе и насаженный на шампур. В глазах потемнело и я, кажется, потерял сознание.